… о региональной экономике и населении

Нерыночные решения вновь доминируют в политике российских властей

Советская плановая экономика занималась «размещением производительных сил», развивая пространство по разумению властей. Были и успехи, но издержек было явно больше – рыночная цена многих решений оказалась запредельной. Однако термин «размещение» оказался живучим, нерыночные решения вновь доминируют в политике российских властей. Возрождаются затратные геополитические мегапроекты освоения ресурсов Крайнего Севера и востока страны, для политического пиара создаются «потемкинские деревни» олимпиадного Сочи и инновационного Сколкова. Увы, нет понимания рыночных законов и в запросах россиян. Населению важнее всего рабочие места возле дома, в каком бы медвежьем углу этот дом ни находился. А если рабочие места не создаются, власти обязаны помочь, подстегнуть нерадивых работодателей. Все хотят расширения или хотя бы сохранения экономического пространства, а оно в России сжимается, потому что живет по объективным экономическим законам, нравится это нам или нет.

Концентрация экономики и конкурентные преимущества регионов
В региональной науке давно доказано, что пространственное развитие всегда неравномерно. Бизнес выбирает территории с конкурентными преимуществами, которые позволяют снизить издержки или максимизировать прибыль, а такие преимущества есть не везде. Существуют две группы преимуществ. Первые созданы природой, это богатые природные ресурсы, плодородные земли, выгодное географическое положение. Вторые обусловлены деятельностью общества, к ним относятся агломерационный эффект (выгоды от пространственной концентрации людей и экономической деятельности), высокий человеческий капитал, эффективные институты (нормы и правила), развитая инфраструктура. Именно эти преимущества снижают зависимость от природных факторов и ускоряют модернизацию. Однако в России человеческий капитал сокращается, а слаборазвитая инфраструктура и немодернизированные институты остаются сильнейшими барьерами экономического развития.
Экономика страны концентрируется на территориях с конкурентными преимуществами, прежде всего агломерационными. За 1998–2008 годы валовой региональный продукт (ВРП) двух крупнейших агломераций страны – Москвы с Московской областью и Санкт-Петербурга с Ленинградской областью – вырос в 2,4–2,7 раза в реальном выражении, а в среднем по стране – в 2,1 раза. Развитие Москвы и Санкт-Петербурга стимулировалось не только объективными агломерационными преимуществами, но и институциональным фактором – концентрацией штаб-квартир государственных монополий и крупнейших сырьевых компаний. С опозданием, но все-таки начали быстрее развиваться крупные региональные центры, особенно города-миллионники. Сохранили экономический отрыв ведущие регионы добычи и переработки экспортных ресурсов, в первую очередь нефтегазовых. Регионы новых нефтедобывающих проектов (Сахалинская область и Ненецкий АО) стали чемпионами экономического роста. Более высокими темпами роста выделяются также приморские регионы на главных путях глобальной торговли, но только те, которые имеют дополнительные преимущества. Так, в Ленинградской области выгоды приморского положения дополняются агломерационным эффектом (близости к Санкт-Петербургу), Калининградской области помогает режим особой зоны (институциональный фактор), а Краснодарскому краю – целый комплекс преимуществ: от агроклиматических и более развитой инфраструктуры до федеральных вливаний в будущую Олимпиаду.
Ресурсные преимущества в виде обеспеченности нефтью, газом, алмазами и другим сырьем, идущим на экспорт, в 1990-е годы помогали регионам выжить, а в начале 2000-х годов – быстрее развиваться. Но роль ресурсных преимуществ ослабевает под влиянием институционального фактора, то есть новых «правил игры». Всевозможные «вертикали» стягивают доходы от экономической деятельности по добыче сырья в федеральный бюджет и в штаб-квартиры крупнейших компаний, которые расположены в Москве и Санкт-Петербурге. Доходит до смешного: 10% всей добывающей промышленности России статистически приписано к Москве, в основном это добыча нефти и газа. В 2005–2008 годах при фантастическом росте цен на нефть доля главного региона нефтедобычи – Ханты-Мансийского автономного округа – снизилась с 7,8 до 5,6% суммарного ВРП регионов страны, а всей Тюменской области – с 12,3 до 9,2%. Зато доля Москвы выросла с 20,4 до 24,6%, в столице сконцентрирована четверть всей экономики страны. Очевидно, что это статистический блеф, созданный управленческой сверхцентрализацией как специфическим российским институтом. Для сравнения: доля Санкт-Петербурга в экономике страны выросла с 3,7 до 4,1%, во вторую столицу так и не удалось перевести штаб-квартиры самых крупных российских компаний.
Другое ресурсное преимущество – плодородные почвы и благоприятный климат – приводит к концентрации сельскохозяйственного производства в степных и лесостепных регионах, способствуя росту производительности труда. Концентрацию агросектора усиливает и агломерационный фактор – близость к рынкам сбыта крупнейших городов. В результате агропромышленный сектор быстрее развивается на юге и в пригородах. В периферийных зонах и в регионах с неблагоприятными агроклиматическими условиями сельское хозяйство убыточно, сокращаются обрабатываемые земли и поголовье скота. Проблему «сжатия» аграрного пространства можно смягчить всевозможными дотациями и льготами, но платить за это придется бюджетам регионов, и тогда меньше средств останется на социальные цели. Заплатят и потребители, ведь господдержка всегда повышает цену продукции.

Зависимость от нерациональных преимуществ
Десятилетие экономического роста (1998–2008 годы) показало, насколько велика роль объективных конкурентных преимуществ и барьеров. Медленнее всего росла экономика Дальнего Востока из-за барьеров плохой инфраструктуры, удаленности, холодного климата и, как следствие, удорожания экономической деятельности (таблица 1). Реализации преимуществ приморского транзитного положения Дальнего Востока мешает не только плохая инфраструктура, но и немодернизированные институты, проще говоря – живучесть «бандитского» капитализма. Отставали от среднероссийских темпов роста все внутриматериковые территории – Сибирь, Поволжье и Урал, это следствие удаленности и высоких транспортных издержек, а также усилившейся централизации сырьевых доходов. Быстрый рост экономики Северного Кавказа обусловлен эффектом низкой базы и огромными трансфертами из федерального бюджета. С помощью масштабных вливаний удалось слегка сократить экономическое отставание слаборазвитых республик, но такие подпорки не обеспечивают устойчивого развития. В отличие от республик крупнейшие регионы Юга (Краснодарский край и Ростовская область) росли быстрее благодаря реальным конкурентным преимуществам – почвенно-климатическим ресурсам, высокой плотности населения, близости к путям глобальной торговли, более развитой инфраструктуре. Тенденции опережающего роста экономики Центра и Северо-Запада в основном обусловлены лучшей динамикой двух крупнейших агломераций страны, а также Калининградской, Белгородской и Калужской областей. У остальных регионов дела шли неважно.
В ходе нового кризиса развитие регионов стало еще сильнее зависеть от объективных барьеров и от институциональных преимуществ, не всегда экономически рациональных. Рост экономики Северного Кавказа в 2009 году был обеспечен помощью из федерального бюджета: в период кризиса трансферты регионам увеличились на треть, а слаборазвитые республики зависят от трансфертов в максимальной степени. Росту экономики Дальнего Востока помимо трансфертов помогли увеличение добычи нефти и газа на Сахалине, а также рост инвестиций госмонополий в строительство нефтепровода на восток и инвестиций из федерального бюджета в подготовку саммита АТЭС во Владивостоке. В 2010 году экономические показатели Дальнего Востока опять улучшились, так как Приморский край получил 10% всех инвестиций федерального бюджета, направленных в регионы. Вопрос только в том, будет ли экономический рост устойчивым после завершения саммита АТЭС в 2012 году и окончания строительства нефтепровода.
В отличие от других стран, институциональные преимущества российских регионов обеспечиваются не более качественными правилами игры, а сверхцентрализацией и ручным перераспределением трансфертов на основе политических предпочтений федеральных властей. Они могут и дальше строить грандиозные планы, стимулировать развитие регионов трансфертами и бюджетными инвестициями, но без опоры на реальные конкурентные преимущества устойчивого роста не получится. Экономика России будет концентрироваться на более конкурентоспособных территориях с конкурентными преимуществами, как это происходит во всем мире.

Концентрация населения
Перепись 2010 года стала «холодным душем» для тех, кто верит в победные реляции о росте рождаемости на 25%. Население 3/4 регионов продолжало сокращаться из-за естественной убыли и миграционного оттока. Быстрее всего депопулируют дальневосточные и северные регионы, причем не только из-за миграционного оттока. Их население стареет, возрастает вклад естественной убыли. С той же скоростью теряют население более обжитые, но депрессивные и сильно постаревшие регионы с высокой естественной убылью и миграционным оттоком (Псковская, Кировская, Курганская, Костромская области и др.). Обитаемое пространство сжимается: население Дальнего Востока за восемь лет сократилось на 6%, Сибирского и Приволжского федеральных округов – на 4%.
Одновременно усиливается пространственная концентрация населения. Можно сомневаться в точности учета динамики численности населения Москвы (на 11% за 2002–2010 годы) и Московской области (на 7%), но крупнейшая агломерация страны несомненно растет. Сохранился рост населения в нефтегазодобывающих автономных округах Тюменской области (на 3–7%) благодаря омоложенной возрастной структуре, но это затухающий процесс. Положительную динамику демонстрировало и большинство республик Северного Кавказа, хотя данным о стремительном росте населения Дагестана и Чечни (на 15% и более) вряд ли стоит доверять. Территориально концентрируется и сельское население, в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах суммарно проживают почти 27% всех сельских жителей страны.
Миграция вносит немалый вклад в процесс концентрации. Население голосует ногами и стягивается в две крупнейшие агломерации федеральных городов. В 2006–2009 годах почти 60% чистой миграции (разницы между прибывшими и выбывшими) в России приходилось на Московскую агломерацию, еще почти 20% – на агломерацию Санкт-Петербурга с Ленинградской областью, остальное размазывалось тонким слоем по стране. Помимо агломерационного имеет значение и институциональный фактор. В Белгородской области благодаря активной политике региональных властей коэффициент миграционного прироста в 3–5 раз выше, чем в соседних регионах, что позволило увеличить численность населения области за период между переписями 2002 и 2010 годов. Фактор благоприятного географического положения не менее значим. Привлекательность теплого юга в северной стране очень велика, поэтому население Краснодарского и Ставропольского краев росло благодаря мигрантам, хотя власти этих регионов всячески противодействовали миграционному притоку.
В результате – динамика населения регионов объясняется не демографической политикой властей, а экономическими факторами, формирующими миграционные тренды, и унаследованной возрастной структурой населения, влияющей на рождаемость и смертность. Демографическая картина демонстрирует устойчивую концентрацию населения и сжатие обитаемого пространства.

Политические и социальные риски сжатия пространства
В российских условиях процесс концентрации экономики и населения неизбежен, это объективное следствие различий конкурентных преимуществ регионов, а не «извращение» догоняющего развития. Попытки сравнивать Россию с развитыми странами, где уже видны процессы деконцентрации населения и его перетока за пределы крупных агломераций, поближе к природе, некорректны. Уровень развития инфраструктуры в России пока не позволяет жить далеко от мест приложения труда и работать в режиме удаленного доступа, поэтому население еще долго будет стягиваться в крупные города и пригородные зоны.
Неравномерность развития регионов – риск, с которым можно и нужно работать. Никто не отрицает необходимости смягчения региональных различий, но следует понимать границы возможностей такой политики. Даже в развитых странах ЕС, выделяющих огромные средства на поддержку менее развитых регионов, территориальное неравенство не сокращается. В странах догоняющего развития – Китае, Бразилии, Индии – сознательно стимулируется развитие регионов с конкурентными преимуществами для ускорения развития всей страны. И в России модернизация неизбежно будет опираться на конкурентные преимущества регионов. Это означает, что отток населения из регионов Крайнего Севера продолжится, численность жителей северных регионов все еще избыточна для эффективной ресурсодобывающей экономики. Периферийные зоны более обжитых регионов также будут терять население. Традиционные аграрные функции сельской местности будут постепенно замещаться другими, менее трудоемкими – рекреационными, логистическими и др. Процесс замещения функций весьма болезненный, но его можно и нужно стимулировать.
Попробуем спокойно разобраться и с геополитическими рисками, например с ожидаемым притоком китайцев в депопулирующие регионы Дальнего Востока. Вряд ли россиянам известно, что почти треть населения Владивостока в 1920-х годах составляли китайцы и корейцы. Отсылки к историческому прошлому в переполненном фобиями обществе не помогают. Российские власти также действуют в традиционном ключе и пытаются стимулировать миграции на Дальний Восток. Получается плохо и дорого. Охранительная геополитика победила здравый смысл и в других проектах. Есть иллюзия, что запугивание толпами китайцев по ту сторону границы поможет политической мобилизации россиян. Задача рациональных экономических решений не ставится, хотя восточным регионам России необходима пока еще недорогая китайская рабочая сила. Ее приток нужно регулировать и даже стимулировать, ведь для самих китайцев гораздо более привлекательны миграции не в Россию, а в крупные города Китая с быстро растущим уровнем оплаты труда.
Проблема деградации экономики и социума периферийных территорий – самая тяжелая. Нужно ли поднимать «медвежьи углы»? Что важнее – дальнейшее усиление перераспределительной политики государства в пользу периферий или поддержка мобильности населения деградирующих территорий, помощь в перемещении к местам работы? Готового рецепта нет, каждому региону придется искать свой баланс приоритетов с учетом местных условий. Но в любом случае приоритетны инвестиции государства в человеческий капитал для роста конкурентоспособности населения, и в инфраструктуру., сокращающую экономическое расстояние. Попытки заставить бизнес инвестировать в слаборазвитые, депрессивные регионы и периферийные зоны обречены, он не может работать в убыток. Мировой опыт показывает, что льготы и преференции бизнесу за работу в менее благоприятных условиях и в зонах риска дают только временный эффект.
Итак, идея равенства прекрасна, но пространственного равенства не бывает. Не стоит отчаиваться, мудрые китайцы нашли оптимальный алгоритм, который можно использовать и в России. Сначала стимулировалось развитие регионов с наиболее выгодным приморским географическим положением, а затем – удаленных провинций, где также делается ставка на развитие мест с локальными конкурентными преимуществами (крупных городов, транспортные узлов и др.), чтобы ускорить развитие всей провинции. Таким путем идет диффузия инноваций и расширяется зона ускоренного роста. Но удастся ли перевести этот рецепт с китайского на русский?

Динамика роста ВРП в реальном выражении, в процентах к 1998 г.

Наталья Васильевна ЗУБАРЕВИЧ - директор региональной программы Независимого института социальной политики
«НГ-сценарии», 24 мая 2011 года