… о повышении рождаемости, конкуренции за деньги и возможно недоборе роста ВВП

Во сколько обойдется России эксперимент по повышению рождаемости

Этим летом по лагерю движения «Наши» у озера Селигер бродила девочка с ведерком презервативов и раздавала их всем желающим. Из сопроводительных листовок можно было узнать, что кроху зовут Юля, ей пять лет и она — «осознанный ребенок», чьи родители тратят на ее воспитание больше $700 в месяц. Далее перечислялись основные статьи расходов и давался совет: не рожайте детей, если вам это не по карману.
Тот, кто запустил малолетнего провокатора в лагерь прокремлевской молодежи, сильно завысил стоимость содержания ребенка в России: $700 — это ежемесячные расходы на пятилетнего ребенка обеспеченных родителей в Великобритании (данные опроса, проведенного по заказу розничной сети Woolworths). Но постановка вопроса абсолютно корректная. Родители всегда стоят перед выбором между уровнем жизни и количеством детей. Такой же выбор стоит и перед Россией. Попытка увеличить рождаемость с помощью материальных стимулов может увенчаться успехом, а может и нет. Единственное, что можно сказать с уверенностью, — это очень дорогая затея. Настолько дорогая, что об объявленной правительством цели — стать пятой экономикой мира к 2020 г. — придется забыть. Посвятив себя детям и работая на отдаленное будущее, россияне должны будут смириться с тем, что через 15 лет они будут как минимум на 20% беднее, чем могли бы, а экономика страны — на $1 трлн. меньше.

«Он был вообще против завета плодиться и размножаться, потому что, как он говорил, человеческие существа «раз в 1000 глупее и ничтожнее, чем они думают».
Курт Воннегут. Фокус-покус

СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ
Все очень тревожно. К концу 1990-х коэффициент фертильности (число детей, которых рожает женщина за свою жизнь) упал в России до катастрофических 1,17. В 2007 г. он, вероятно, повысится до 1,35. Проблема в том, что этот уровень тоже катастрофический: он на треть ниже, чем необходимо для простого воспроизводства населения. По прогнозу Института демографии Высшей школы экономики, в благополучном 2007 г. детей родится меньше, чем три года назад. Дело в том, что с начала 2000-х рожают «дети» советской программы стимулирования рождаемости и антиалкогольной кампании. Скоро их сменит когорта родившихся в 1990-е. Это поколение куда малочисленнее: в 1987 г. в РСФСР родилось 2,5 млн. младенцев, а в 1997 г. в РФ — вдвое меньше.
Правительство клянется переломить ситуацию. В официальной программе развития страны до 2020 г. есть слова о «стабилизации численности населения на уровне не ниже 140 млн. человек в 2015-2020 гг.». Откуда возьмутся дополнительные люди?
В принципе женщины не против того, чтобы помочь стране детьми. Исследования кафедры демографии факультета социологии МГУ показывают, что россиянки хотели бы иметь в среднем 1,91 ребенка. Это все еще ниже порога воспроизводства, но намного выше реального уровня фертильности. Приблизить реальную рождаемость к желаемой самими женщинами можно, свидетельствует опыт стран Скандинавии, Центральной и Восточной Европы. «Эффект дают меры, снижающие издержки семьи по рождению и воспитанию ребенка, — говорит Марит Ронсен из отдела социальной политики Статслужбы Норвегии. — В Скандинавии это были отпуска по уходу за ребенком для родителей, единовременные выплаты, система субсидируемых государством детских учреждений». В Норвегии оплачиваемый отпуск получает не только мать, но и отец. А государство компенсирует семьям 55% расходов на услуги частных детских садов и 75% — государственных. «Очень важно, чтобы качество субсидируемых услуг было высоким, за этим следили особенно», — подчеркивает Ронсен. Для России с ее обширной, но сильно запущенной системой государственных дошкольных учреждений это уточнение очень актуально. У нас на одного сотрудника детского сада в среднем приходится 10 дошкольников (в летний период отпусков — 15). В Скандинавии — 4-5 детей, при этом зарплаты воспитатели получают тоже не российские. Семейная политика в некоторых странах дает возможность и льготного приобретения жилья. В ГДР обратили особое внимание именно на жилищный вопрос: семья получала льготный кредит на кооперативную квартиру, с рождением каждого ребенка сумма выплат уменьшалась. Многодетные семьи практически избавлялись от необходимости выкупать квартиру, это за них делало государство. Таким путем рождаемость в Восточной Германии за пять лет удалось поднять почти на треть.

ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ
Государственное стимулирование рождаемости стоит очень дорого. Страны, добившиеся заметного роста рождаемости, тратили на это как минимум 2,5% ВВП в год, кое-где траты доходили и до 4% ВВП. Для сравнения: в 2007 г. Россия истратила 2,6% ВВП на национальную оборону. Но и астрономические затраты дают, как правило, только временный эффект. В некоторых странах рождаемость взлетала, а потом падала ниже уровня, который был до программы стимулирования (самый яркий пример — Швеция). Граждане спешат воспользоваться льготами, но общее число детей не увеличивают. Государство тратит огромные деньги просто на то, чтобы сместить календарь рождений.
Одно из исключений — Дания, где рождаемость значительно выросла, да так и не падает вот уже 20 лет. В Норвегии рождаемость тоже стабилизировалась на уровне выше исходного. Эти страны не делали ничего особенного, разве что тратили на семейную политику чуть больше остальных.
Где нашлись деньги? Щедрые датчане и норвежцы незадолго до активизации демографической политики начали получать дополнительные доходы от экспорта ресурсов, добытых на шельфе. И тем не менее даже там вынуждены были увеличивать налоги. В Швеции начало кампании по увеличению фертильности совпало с экономическим кризисом, но там налоги даже снижались (хотя они и остались на самом высоком в Европе уровне, 55% ВВП). Зато внешний долг Швеции вырос за 10 лет почти вдвое. Кроме того, вдвое сократились расходы на поддержку престарелых.
Чрезмерное налоговое бремя сдерживает экономический рост. Отрицательно воздействует на экономику и быстрый рост рождаемости. Скандинавские программы поддержки рождаемости принимались в 1980-х. К концу десятилетия экономический рост в этих странах замедлился до 1%. В начале 1990-х началась рецессия. В 1990-1993 гг. экономический рост в Дании колебался около нуля, в Швеции ВВП снижался примерно на 1% в год. В других государствах Европы, по данным ОЭСР, за тот же период экономика росла на 1,5% ежегодно, в США — на 1,8%. В итоге скандинавам пришлось снизить налоги (и сократить программы поддержки рождаемости), после чего их экономика ожила и в конце 1990-х росла вполне американскими темпами. «Нельзя точно сказать, в какой степени причиной кризиса стали семейная политика и повышение налогов, а в какой — накопившиеся в экономике дисбалансы, — говорит Яакко Киандер из хельсинкского Института экономических исследований. — Но семейная политика сыграла определенную роль».

НАШ ПУТЬ
В России до недавнего времени на семейную политику и стимулирование рождаемости тратилось примерно 0,2% ВВП, говорит Сергей Захаров из Института демографии ВШЭ. С введением дополнительных стимулов вроде материнского капитала и увеличения выплат по уходу за ребенком этот показатель возрастет, но все равно останется ниже 1% ВВП. Валерий Елизаров, руководитель Центра по изучению проблем народонаселения МГУ и один из авторов концепции демографического развития России, надеется добиться роста фертильности до 1,65-1,7 к 2015 г. На такой рывок выделяемых средств не хватит. Италия и Испания тоже собрались было проводить политику стимулирования, но поскупились: как и Россия, они готовы были потратить не более 1% ВВП и в результате не добились ничего. Разумно предположить, что стабилизировать фертильность на уровне 1,65 в России получится, только если у нас реализуется датский сценарий, а датчане тратят на семейную политику 3,8% ВВП в год.
У нас сокращением затрат на стариков деньги на демографическую политику не достанешь — напротив, нефтяную заначку планируется использовать для решения неминуемых в обозримом будущем проблем пенсионной системы. И вообще, крайне сложно решить, из каких источников должен субсидироваться проект повышения рождаемости. Очевидный, казалось бы, ответ — стабфонд, точнее говоря, Резервный фонд. Но его средств (10% ВВП) хватит на 3-4 года стимулирования. И в дальнейшем у нас уже не будет «подушки безопасности» для латания бюджетных дыр, которые разрастутся до огромных размеров.
Чтобы подвести под детородную политику солидную финансовую базу, в любом случае придется проводить фискальный маневр. Теоретически есть три варианта: перераспределение госрасходов в пользу демографической политики, наращивание государственного долга или повышение налогов. Первый вариант сугубо умозрительный: демографический дивиденд, который страна сможет пожинать через 20-25 лет, когда на рынок труда поступят «дополнительные дети», — это, так сказать, общее благо, его бенефициары одновременно все и никто. Поэтому трудно представить, откуда возьмется сплоченная группа, способная одолеть в бюджетном торге куда более мощные группировки, претендующие на деньги налогоплательщиков. Коалиция производителей памперсов и воспитателей детских садов против бенефициаров гособоронзаказа или аграриев: кто выйдет победителем из этой схватки — вопрос совершенно риторический. По тем же соображениям трудно представить победу «демографов» в схватке за дополнительные ресурсы, полученные путем наращивания госдолга: в России слишком много желающих хапнуть деньги из казны со ссылкой на «хроническое недофинансирование в 1990-х». Но даже если предположить чудесный с точки зрения нормальной политэкономии исход, победа «любителей детей» в схватке за долговое финансирование будет не столь безобидной для экономического роста (и благосостояния граждан), как кажется на первый взгляд. Это правда, что отношение госдолга к ВВП опустилось до 10%. Если взять за основу сценарий, при котором ВВП растет на 6% в год, а госдолг — на 3,5% ВВП, через пять лет это отношение увеличится до 22,5%. Такой уровень, казалось бы, ничем не угрожает макроэкономической стабильности: в Европейском союзе безопасным считается уровень 60% ВВП. Однако министр финансов Алексей Кудрин настаивает на том, что России, с ее сырьевой экономикой и тяжелой кредитной историей, противопоказан госдолг выше 20% ВВП, и к его аргументации грех не прислушаться. К тому же у политики наращивания госдолга есть серьезный побочный эффект: она повышает стоимость заимствований для российских граждан и компаний и тормозит экономическую экспансию частного сектора. А учитывая зависимость российских корпораций от внешнего финансирования, такой курс чреват еще и непредсказуемыми потрясениями: представьте себе, насколько сильнее трясло бы российские финансовые рынки этой осенью, если бы в условиях глобальной нехватки ликвидности на деньги инвесторов претендовали не только наши банки и корпорации, но и Минфин. Так что шведский путь — стимулировать новые рождения путем наращивания долга — это и нереалистичный, и опасный вариант. Тем более опасный, что его риски (и издержки) не так-то легко просчитать. Остается третий вариант — увеличение налогов. Он, конечно, крайне неприятный, но его хотя бы легче просчитать.

А КАК ЖЕ ВВП?
Насколько «новая демографическая политика» затормозит российскую экономику? Негативный эффект будет складываться из двух главных факторов — увеличения налогового бремени и сокращения предложения на рынке труда. По расчетам Института экономики переходного периода, сокращение экономически активного населения на 0,5 процентного пункта ведет к cнижению темпов роста ВВП на 0,7 процентного пункта. Доля женщин фертильного возраста в экономически активном населении России составляет около трети. Если вдруг, паче чаяния, фертильность удастся довести до 1,9 (этот уровень называют желаемым сами женщины), то за 15 лет дополнительные потери из-за роста числа декретных отпусков (в среднем два года на ребенка) составят 5% ВВП. Если фертильность окажется на более реальном уровне в 1,65-1,7, то мы потеряем 2,5-3% ВВП. Правда, если у нас будут введены декретные отпуска для отцов, как в Скандинавии, этот показатель теоретически может увеличиться больше чем вдвое. В Норвегии, например, отпусками пользовалась треть отцов, и у нас при таком сценарии общие потери приблизятся к 7% ВВП.
Повышение налогов окажется куда более вредоносным. Далибор Рохак из пражского Института экономических исследований, обобщив данные по множеству развитых и развивающихся стран, пришел к выводу, что рост налогового бремени на одну десятую ведет в среднем к сокращению прироста ВВП на 1,2-1,4 процентного пункта в год. России, если она хочет заработать демографический дивиденд в отдаленном будущем, придется повышать налоговое бремя как раз на такую же величину (сейчас оно составляет 34% ВВП). Таким образом, накопленный негативный эффект за 15 лет составит 20-23% ВВП. Если приплюсовать сюда потери от сокращения предложения на рынке труда, совокупные издержки потянут на 22,5-30% ВВП. Примерно на столько же меньше будет доход среднего россиянина.
Этот сценарий поставит крест на обещаниях правительства вывести к 2020 г. российскую экономику на пятое место в мире с ВВП равным $4,5 трлн. В принципе это возможно, о чем заявили недавно эксперты Deutsche Bank. Но при реализации «новой демографической политики» (неважно, удачной или нет) этого достигнуть точно не удастся. В лучшем случае размер нашей экономики будет $3,5 трлн — даже если все остальные карты лягут так же удачно, как написано в правительственной программе развития до 2020 г.
Означает ли это, что рождаемость поддерживать не надо? Ожидание демографического дивиденда, который начнет капать через четверть века, — это вопрос веры. С таким же успехом можно вкладывать деньги в акции термоядерной электростанции. Ее, может быть, построят (но лет через 20-30), а может, и нет. Для начала нам нужно честно признать, что декларируемые правительством цели — пятое место по ВВП к 2020 г. и быстрый рост рождаемости — взаимоисключающие. Тут уж надо определиться, что мы максимизируем: доходы или сбережения (в виде будущих плательщиков демографического дивиденда). И чур не требовать гарантий, что поддержка рождаемости принесет ожидаемые плоды.

Александр КИЯТКИН. «Smart Money», 12 ноября 2007 года