… о демографических проблемах России на глобальном фоне

Пока решение демографических проблем мы видим в финансовом стимулировании рождаемости и возвращении к ценностям прошлого, ситуация будет только ухудшаться

Майское ежегодное обращение Владимира Путина к Федеральному собранию, в котором президент назвал демографию самой острой проблемой России, стало одним из самых заметных обращений к теме демографии в современной Европе со стороны главы государства. Пожалуй, можно вспомнить в этой связи лишь Жака Ширака, проявлявшего внимание к проблеме населения, в Восточной же Европе Путин и вовсе оказывается единственным лидером, так прямо и решительно поднимающим этот вопрос и предлагающим практические административные и финансовые меры по стимулированию рождаемости. Так как стоит нам оценивать и какие надежды возлагать на предложенные меры? Позволят ли они разрешить затяжной демографический кризис, в котором находится Россия?
По сути, никакой особой причины для повышения рождаемости у населения не появилось. Динамика рождаемости - все же показатель, отражающий скорее ментальные и психологические (или же медицинские) процессы в обществе. В отношении же процессов экономических и политических, как практически повсеместно показывают исследования в различных странах, такие показатели, как рождаемость, количество разводов, развитие или упадок института семьи, демонстрируют индифферентность. Резкое изменение экономических факторов или политической ситуации может спровоцировать резкие изменения в динамике демографических показателей в том случае, если соответствующая тенденция уже существует. Например, распад СССР, сопровождавшийся экономическим, политическим и социальным кризисом, несомненно повлиял на резкое снижение рождаемости в 90-х, но произошло это в уже сложившихся условиях дезинтергрирующегося института семьи, кризиса психического и репродуктивного здоровья, нездорового климата в сфере межличностных отношений в обществе. Уже тогда нетрудно было предсказать, что в независимости от того, как будет складываться ход политических и экономических преобразований, Россию ожидал мощнейший демографический и социальный кризис. Да и миф об "удовлетворительной" рождаемости в советское время был основан на высокой доле национальных меньшинств в общих показателях рождаемости по Российской Федерации. Самое резкое сокращение рождаемости произошло именно в тех регионах, где эти меньшинства составляли простое или подавляющее большинство населения. Рождаемость у этнического русского населения сократилась в гораздо меньшей степени. Но сказать, что именно на тот момент сыграло здесь большую роль - экономические и социальные потрясения либо просто тот факт, что и находящимся на более ранней стадии социального и демографического развития народам "подошло время" переходить на следующую его стадию - очень трудно. Очевидно, что все факторы сыграли свою роль.
Так или иначе, средняя рождаемость на Северном Кавказе сегодня примерно такая же, как в Европе в целом. За исключением Чечни, Ингушетии и Дагестана, где рождаемость немного превышает уровень простого воспроизводства, все остальные народы Кавказа имеют рождаемость ниже соответствующего показателя в североевропейских странах и Франции.
Кстати, по результатам исследования, проведенного факультетом социологии МГУ, улучшение материального положения в качестве фактора, имеющего значение для повышения числа детей в семье, гораздо чаще упоминалось жителями Северо-Кавказского региона нежели жителями других областей РФ, следовательно, именно на Северном Кавказе мы можем более чем где бы то ни было рассчитывать на некоторый эффект от введения финансового поощрения рождаемости. В остальном же максимум, на что можно рассчитывать, - это кратковременное повышение рождаемости, то есть волна, появляющаяся вследствие реализации отложенных "до лучших времен" рождений. Другими словами, меры вроде единовременных постановлений правительства по стимулированию рождаемости подвигнут женщин, откладывавших рождение одного или двоих детей по причинам финансовой неустроенности, завести их уже завтра, но это вряд ли как-то отразится на конечном количестве детей, ими рожденных. То есть планируемые установки на количество детей будут реализованы в краткосрочной перспективе, но сами эти установки не изменятся, так как не испытывающие психологической и социальной потребности в детях вообще или же в большем их числе не бросятся строить семьи исключительно ради пособия (здесь мы не говорим, естественно, о маргинальных группах вроде практикующих попрошайничество, использующих детей для организации доходного бизнеса). Иначе сегодня мы бы имели повышение рождаемости и в Италии, и в Германии, поскольку размер детских пособий в этих странах значительно выше, чем запланировано в России.

Дело не в деньгах
Гораздо большую роль в динамике демографических процессов играют такие нематериальные показатели, как ценность семьи, уважение и престиж, связываемые в обществе с этим институтом, степень участия обоих родителей в воспитании детей, количество разводов, средняя длительность брака, число матерей-одиночек, репродуктивное здоровье. А со всем этим, как мы знаем, ситуация в России уже на протяжении длительного времени просто катастрофическая. Один из основных двигателей в динамике рождаемости - так называемая потребность в детях (официально используемый в науке, но, очевидно, скорее психологический показатель, проще говоря, желание иметь семью и воспитывать детей), а это именно то, на что финансовые меры как раз и не смогут повлиять, поскольку они никак не отразятся на причинах кризиса.
С другой стороны, мы видим, что в случае России социальные патологии не позволяют реализовать потенциал даже тех, кто хотел бы иметь здоровое потомство. Даже если взять только масштабы неестественной смертности и учесть тот факт, что вследствие образа жизни (наплевательское отношение к собственному здоровью, размах насилия, врожденные патологии) бесплодных женщин в России ежегодно становится на 200 тысяч больше, то надо признать, что попытки стимулировать рождаемость без должного внимания вначале к смертности, здоровью, темпам распространения различных социальных патологий сравнимы с попытками плевать против ветра.
Тем более что для динамики населения коэффициент воспроизводства нацией самой себя куда важнее, чем собственно коэффициент рождаемости. При высокой рождаемости высокая неестественная смертность будет гасить эффект от роста рождаемости, а в некоторых регионах России для того, чтобы "переплюнуть" такую смертность, потребуется уровень рождаемости, равный пакистанскому. Не стоит и говорить, что эта цель нереальна. Финансовая помощь, если и рассматривать ее как меру по стимулированию рождаемости, в любом случае является помощью в реализации существующего потенциала, который на данный момент из-за отсутствия материальных условий не реализуется. Но что делать, когда не остается и потенциала? К тому же уже сейчас с большой долей вероятности можно предположить, что материальное стимулирование рождаемости в нынешних социальных условиях приведет к росту числа матерей-одиночек, детей в неполных и неспособных воспитать их семьях. То есть усугубит и без того очень серьезную проблему, более всего способствовавшую деградации института семьи, росту насилия и социальных патологий.

Россия на переправе
В демографической истории большинства стран можно выделить некоторые закономерности демографической динамики и особенности, обусловленные совокупностью социальных, экономических и исторических факторов. В целом в Европе наиболее высокие показатели рождаемости демонстрируют по большей части как раз те государства, которые первыми вступили в стадню демографического перехода и сегодня являют примеры, так сказать, самого "прогрессивного" устройства семьи и организации социальной поддержки этого института - это в первую очередь скандинавские страны, а также Великобритания, Франция, Ирландия, Нидерланды. Все эти нации обеспечивают свое воспроизводство более чем на 80% - показатель ниже желаемого, но гораздо лучший, чем у остальных государств, и, главное, в последние десять-пятнадцать лет вполне стабильный или растущий. Любопытно, что в начале 80-х, в самый разгар демографической "перестройки" в скандинавских странах, коэффициент рождаемости там был примерно таким же, как сегодня в России.
Эти страны во многом завершили переход к современному типу семейного и общественного устройства. Отличает их и высокая степень осознания важности защиты семьи, охраны репродуктивного здоровья, повышенное внимание к правам человека, проблемам защиты детей, равных прав родителей на воспитание ребенка.
Россия же представляет собой своеобразный феномен: общество, которое раньше других вошло в стадию демографического перехода, но которое до сих пор из него не вышло; более того, не наблюдается и никаких признаков позитивной динамики преодоления переходной стадии. То есть Россия давно прошла стадию тех изменений в социальной структуре общества, которые привели к разрушению традиционного представления об институте семьи и, как следствие, к резкому падению рождаемости, но никакой отчетливой динамики следования по пути стран, уже завершающих "переправу", тут все еще не наблюдается.
Одна из основных причин такого положения дел в том, как большинство воспринимает происходящие в обществе изменения. Основные силы, концентрирующие внимание на проблемах демографии, не слишком заинтересованы в укреплении ценности семьи и детей, они больше нацелены на оправдание и обыгрывание популярных комплексов, страхов и мифов. Потребности людей, необходимые для того, чтобы они захотели создавать семьи, заводить детей, здоровье этих людей мало кого интересуют. Весь комплекс причин, приведших к кризису, и возможности выхода из него практически не рассматриваются. Основной упор в обсуждении темы семьи и демографии делается на геополитическую и экономическую нужду иметь прирост населения - любым способом. Основные тенденции - либо сводить все к финансовому аспекту, либо призывать к возврату в прошлое, сопротивлению прогрессу, модернизации общества и его институтов.
Семейные ценности при таком подходе противопоставляются ценности прав человека. И это тупиковый путь, так как желание иметь детей возникает или не возникает у конкретных современных людей, которые живут в современном мире, ориентированы на личное благополучие и ощущают себя самостоятельными личностями. Что совершенно не исключает осознания обязанностей по отношению к обществу в целом, только механизмы этого осознания работают уже совсем не так, как в традиционном обществе.

Третий мир и демографический переход
Кто-то может резонно задаться вопросом: как же тогда быть со странами третьего мира. Ведь там-то при совершенно нечеловеческих, ужасающих условиях существования, при торможении реформ в области политики народонаселения рождаемость на первый взгляд не дает оснований задумываться о демографическом кризисе.
Но не стоит забывать, что, во-первых, распространенное представление о третьем мире как о зоне стремительного роста населения и запредельной рождаемости безнадежно устарело. Ибо сегодня самое быстрое падение рождаемости в мире наблюдается в странах Азии, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке, в Северной Африке - в тех государствах, которые вступили в стадию демографического перехода, потому что и им пришла пора эту стадию проходить. Причем в большинстве стран этот процесс проходит гораздо динамичнее, чем он проходил в Европе. Для примера: Иран - одна из пяти исламских стран, где фертильность (способность зрелого организма производить потомство) на данный момент ниже уровня простого воспроизводства - прошел путь снижения рождаемости от шести детей на женщину в начале 90-х до двух - сегодня. В Саудовской Аравии за тот же период общий суммарный коэффициент рождаемости снизился с 5,8 до 3,9 детей на женщину, в Омане - с 6,5 до 3,7, в Пакистане - с 6 до 4,2, в Марокко - с 3,8 до 2,7, в Алжире - с 4,2 до 2,5, в Азербайджане - с 3 до 1,78 соответственно. Надо ли говорить о том, сколь неблагоприятно на структуре общества и экономической ситуации скажутся подобные резкие изменения в возрастной пирамиде, когда представителей младших поколений вдруг внезапно окажется намного меньше, чем старших.
В Европе доселе подобное происходило лишь в результате массовых войн. Параллельно с падением рождаемости в этих странах идут социальные и культурные изменения, неизбежно сопровождающие демографический переход. И именно страны, лучше других адаптирующиеся к реалиям демографического перехода и модернизации общества, наиболее благополучно и плавно проходят через эти процессы - в отличие от тех, которые упорно цепляются за привычные нормы и политику и отказываются отвечать нуждам времени. Так, реформы, проводимые в Марокко Мохаммедом IV, во многом позволили оздоровить общую демографическую ситуацию, затормозить слишком резкое падение рождаемости. В Алжире же, напротив, отказ от внимания к проблемам семьи, молодежи, детей, здравоохранения и попытка вернуться к жестким установкам прошлого посредством введения традиционного семейного кодекса Муддавана в 1984 году обернулись кризисом института семьи, падением рождаемости.
Среди государств, уже давно вступивших в стадию демографического перехода, самая низкая рождаемость наблюдается в наиболее "традиционных": в Европе это бывшие страны соцблока, а также Греция, Италия, Испания; в Азии - Япония, Южная Корея, значительно ниже минимального воспроизводственного уровня рождаемость в Таиланде, Шри-Ланке. В ближайшие пять-восемь лет, по прогнозам специалистов, рождаемость опустится ниже уровня воспроизводства в Индонезии, Бирме, Вьетнаме, Монголии.
Стоит отметить, что широко распространенное убеждение, будто бы рождаемость напрямую связана с исповедуемой населением религией (в частности, речь идет о том, что народы, исповедующие ислам, имеют большее количество детей в семьях, чем представители других религий), на практике не имеет безусловного или хотя бы веского подтверждения. Тип воспроизводства, репродуктивные установки, социальные и семейные нормы отдельной нации скорее определяются не вероисповеданием как таковым, а уровнем демографического, экономического и социального развития.

Как раньше уже не будет
Примечательно, что общей характеристикой отношения к демографическим проблемам в таких странах, как Россия, Греция, Япония, Корея, Грузия, Югославия и так далее, является ориентация на возвращение к утерянным ценностям, а не на движение вперед. То есть общество и власти в этих странах видят выход из демографического кризиса не в конкретных мерах по повышению репродуктивного потенциала своего общества, не в стимулировании интереса к созданию семьи и решении назревших проблем, не в устранении несостыковок новой и старой ментальностей, а в простом и радикальном возвращении к "добрым старым" мифам и понятиям. Но этим они лишь усугубляют кризис перестройки общества, вязнущего в переходном периоде, поскольку так, как было раньше, уже не будет, и это необходимо понять. Предположения, будто призывы к возврату в прошлое, к сопротивлению демократизации и модернизации существующих установок в обществе способствуют сохранению и укреплению семейных и общественных ценностей, глубоко ошибочны. Подобные эксперименты, случающиеся в рамках ограниченных сообществ вроде сект, закрытых движений и поселений, даже в этой замкнутой среде обычно недолговечны. В масштабах же целой нации попытки вернуться в прошлое уже не раз имели катастрофические последствия. Общество перешло на другой уровень, изменилось психологически и генетически. Оно не может жить так, как живут находящиеся на более ранней стадии развития народы или как оно само жило сто лет назад. И нельзя ожидать, что сегодня население будет готово размножаться и нормально функционировать в тех же условиях, в каких оно жило прежде. Требования, предъявляемые сегодня людьми к необходимым условиям жизни, безопасности, здоровья и возможностям самореализации, отнюдь не являются следствием избалованности, как считают некоторые. Они просто отражают развитие и эволюцию общества, которое начинает уделять больше внимания правам и уважению к индивидууму, сохранению человеческого достоинства, возможности полноценного развития как отдельного человека, так и всех членов общества, с шансами если не равными, то гарантирующими хотя бы изначальное уважение к каждому из них.
Можно только приветствовать стремление общества стать здоровее, сильнее, продвинуться в развитии. Конечно, всегда есть опасность пойти по худшему пути, начать в процессе перехода терять себя, терять лучшее в своем самосознании и моральных устоях, терять четкое осознание направления, в котором идешь. Переход общества к новой модели всегда неизбежно приносил и ряд негативных изменений. В процессе развития и постоянной модернизации мы многое приобретали, но что-то и теряли. Однако здесь вопрос скорее в сохранении позитивного баланса, в попытках минимизировать с помощью сознательных усилий возможные негативные последствия при стремлении реализовать все возможные позитивные аспекты демографической и социальной модернизации. И преграды на этом пути ни в коем случае не означают, что надо повернуть вспять. Поскольку сам демографический переход, смена существующего уклада и установок в обществе не столько даже позитивны, сколько неизбежны. Через это пройдут все народы вне зависимости от того, какой политический и религиозный курс они ныне проводят.
История ясно доказывает: ничто, никакая экономическая или политическая практика, навязывающие сохранение прежних установок в обществе, этой его перестройки избежать не помогут. Максимум, что они могут, - оттянуть момент вступления в новую фазу или замедлить скорость движения нации на этом пути, но лишь с негативными последствиями для нее самой, делая переходный период - по определению кризисное, "смутное" время - еще более болезненным, длительным и тяжелым.
Перестройка общества вовсе не означает неизбежного краха института семьи, это означает лишь, что общество будет строить взаимоотношения внутри себя на основе этих новых принципов - в том числе семейные отношения, гендерные отношения, как случалось уже не раз в процессе перехода от одного типа общества к другому. Но важна сама готовность и способность этого общества справляться с естественными трудностями перелома и адаптироваться к новому типу. Стремление к самореализации, к обеспечению приемлемого уровня соблюдения фундаментальных прав все возрастает, и задача тех, кого волнует благополучие и процветание института семьи, заключается не в попытках подавить это стремление, объявив его разлагающей и вредной тенденцией, а в том, чтобы превратить семью в одну из престижных и уважаемых составляющих этой самореализации, этого модернизирующегося уклада. И если подрастающее поколение будет и дальше видеть отсутствие уважения в собственных семьях, насилие по отношению к себе, к другим членам своей семьи, к окружающим, то самым закономерным для него будут антисемейные, антиобщественные настроения, а вовсе не восторженный энтузиазм в создании новых семей и в заведении большего числа детей, пусть хоть все политики и общественные деятели с благостными минами лицемерно взывают к ценностям семьи и говорят о "великом биологическом предназначении" или о "великой цели" спасения нации.

Не человеческие ресурсы, а люди
Так что же насчет оценки демографами демографической политики государства? На первый взгляд наши с ним позиции совпадают, трогательное единодушие налицо: все мы заботимся о сохранении и приумножении человеческих ресурсов. Однако на деле становится ясно, что имеют место некоторые нюансы, а именно: одни делают ударение на слове "ресурсы", другие - на слове "человеческие".
Иными словами, если наша цель сегодня приумножить ресурсы, цинично выражаясь, "мясные", то есть нам нужно просто заселить пустующие территории неважно кем, неважно, насколько больным, нищим, криминализованным, опустившимся, необразованным и нежизнеспособным будет это население, неважно, какие гетто появятся на этих территориях, то тогда ставку действительно можно делать на увеличение количества любой ценой. Тогда можно нацелиться всеми средствами на простое, почти принудительное или лишь финансово поощряемое умножение ресурсов, но это не будет повышением человеческих ресурсов, и это не приведет к оздоровлению общества в целом. При отсутствии стремления исправить катастрофическую ситуацию с насилием в обществе, описанную в моей предыдущей статье (см. "Эксперт" N15 (509) от 17 апреля 2006 года), такое приумножение ресурсов если и будет происходить, то за счет снижения "человеческого" компонента в них - количество за счет качества. А это вряд ли сделает Россию более здоровым, сильным, стабильным, цивилизованным, жизнеспособным обществом. Не говоря уже о том, что пока все известные попытки искусственно или принудительно повысить рождаемость под лозунгами "нам нужно больше воинов/верных/своих" неизменно оканчивались неудачей.
Не стоит понимать все вышесказанное лишь как негативную оценку послания президента Путина. Его предложение является позитивным шагом уже по двум причинам: во-первых, важно, что подобная цель на уровне главы государства была заявлена в качестве первоочередной. Это официально объявленный курс, а значит, уже многое. Во-вторых, финансово-экономические меры ни в коем случае не являются вредными или бесполезными. Просто они достигнут своей цели лишь в отношении очень узкой категории общества, вряд ли существенно изменив общую тенденцию, так как в основе последней лежат несколько другие причины и закономерности, которые сегодня все так же остаются практически без внимания. Но люди не одноклеточные существа, и им недостаточно создать подходящую температуру и влажность для стимулирования размножения. Человеческое сообщество, не испытывающее моральной потребности в детях и не имеющее в наличии элементарных возможностей воспитать их в соответствии с наличествующими на данный момент понятиями о нормальном укладе существования, здоровое воспроизводство себе не обеспечит. Затяжной демографический кризис - это отражение нездорового состояния общества, в нем пребывающего. Посему пути реального выхода из демографического кризиса лежат в несколько иной плоскости, нежели только финансовой.

Маргрет САТТЕРУЭЙТ (Британский демограф, профессор). «Эксперт», 25 сентября 2006 года