… о демографических и миграционных проблемах России

Кто будет работать в России через двадцать лет и как подготовиться к жизни в новых демографических условиях

Россию давно уже пугают старением и вымиранием. Чаще всего эти прогнозы обсуждаются с геополитической точки зрения: не захватит ли нас Китай или Америка? Что делать с огромными пустеющими территориями? Как потерять население, но не потерять вес на международной арене? А есть вопросы не столь глобальные, но для обычных граждан России куда более насущные. Как изменится российский рынок труда, если нас станет меньше? Какая нагрузка ляжет на более молодых и активных людей, к какой жизни им готовиться? Надеяться ли на миграцию? И наконец, так ли страшно все это на самом деле?
На эти вопросы Slon попросил ответить известных российских демографов. А из большого массива демографических и экономических прогнозов мы выбрали все самое важное, что касается рынка труда в далеком – но быстро приближающемся – 2030 году.

Чем грозит России старение населения?
Почему в вымирании России нет ничего страшного?
Как можно подготовиться к демографическим изменениям в России?
Есть ли альтернатива мигрантам?
Сможет ли Россия интегрировать мигрантов?

Сергей Захаров, заместитель директора Института демографии НИУ ВШЭ
В ближайшие десятилетия структура населения России будет совершенно иной, однако наши институты совсем не подготовлены к этому. Каждый третий гражданин будет пожилым, а это предполагает совершенно другую структуру социальных и политических отношений.
1. Понятно последствие для выборов. В электоральной совокупности пенсионеры будут лидировать. Поэтому их законные интересы будут представлены. А интересы молодых людей будут все меньше и меньше учитываться.
2. Старение населения предполагает другую структуру потребления и другую среду обитания. Россия к этому совершенно не готова. Я пока не вижу серьезных подвижек в этом отношении. А нужно изменять всю селитебную зону обитания наших городов, сел и так далее. Это потребует огромных экономических инвестиций и политической воли.
3. Пределы повышения пенсионного возраста упираются в то, что будет возрастать – причем резко возрастать, очень быстро возрастать – число людей, которые не смогут себя обслуживать. Кто будет ими заниматься? Свободными людскими ресурсами, которые можно было бы бросить на эту сферу, Россия располагать не будет. Достаточно высокообразованное российское население не будет выносить утки и менять памперсы пожилым людям. Возлагать решение этих проблем на семью тоже нельзя, ведь тогда мы подрываем возможность экономической активности этих взрослых трудоспособных людей.
Понадобятся огромные институциональные изменения для адаптации к этим фундаментальным изменениям в жизни общества. Тут мы можем учиться у развитых стран, потому что они меняют и стандарты, и законы, наращивают систему социального обслуживания. Есть разные подходы, но они это ощущают, они к этому готовятся. Решение еще не найдено, но они ищут. В нашей стране я пока такого не вижу.
Другой момент – семейная политика. Семья сегодня другая. Изменились модели демографического и брачного поведения. Все меняется, а наша семейная политика формируется исходя из представлений прошлого века. Мы до сих пор считаем, что проблема рождаемости заключена в том, что у людей недостаточно доходов, чтобы иметь детей. Конечно, это тоже имеет место, но проблема гораздо серьезнее.
В редких странах семейная политика ориентируется на стимулирование рождаемости, потому что провоцирование рождаемости имеет гораздо больше отрицательных моментов, чем положительных. В таком случае люди принимают решение о рождении детей, не опираясь на собственные силы, возможности, умения и желания, а ориентируясь на патернализм государства, которое будет вынуждено оплачивать все больше издержек на рождение и воспитание детей. Семейная политика, ориентированная на изменение условий жизни, возможности совмещать семейные и трудовые дела, гораздо более перспективна, чем прямое стимулирование рождаемости.
Также в других странах редко ставятся во главу угла чисто количественные параметры демографического развития. Речь идет о фундаментальной, качественной стороне семейных отношений, воспитания и образования детей, здравоохранения и прочего. Здесь есть не только опыт отдельных стран: есть решения в рамках ЕС, Европарламента, Совета Европы, ООН, в конце концов, которые мы игнорируем вообще либо смотрим свысока. Вроде как «нам эти страны не указ». Сейчас очень модно это: «Мы сами по себе и сами знаем, что нам делать». Тем временем многие процессы, которые происходят в России, имеют много общего с другими странами. Опыт стран, которые пытаются на них ответить, должен учитываться. Наивно думать, что мы очень сильно отличаемся.

Евгений Андреев, ведущий научный сотрудник Центра демографических исследований РЭШ
По последнему прогнозу Росстата (средний вариант), население России в начале 2031 года будет меньше, чем сегодня, на 1,5 млн человек. На мой взгляд, хотя сокращение численности населения кажется неприятным явлением, ничего страшного в этом нет.
Во-первых, в 1950–1984 годах население России было даже меньше, чем прогноз на 2031 год. Во-вторых, население Германии и некоторых других европейских стран тоже сокращается. И ни неудобства для населения, ни беспокойства для правительства это не приносит. Скорее может создать проблемы быстрый рост населения, особенно если причина его – активная иммиграция. Думаю, что американское правительство не радует значительная иммиграция испано-говорящих людей.
Вот старение населения – серьезная проблема. Значительную и нетрудоспособную часть общества потребуется не только обеспечить всем необходимым, очень многим потребуется каждодневный уход. Я не знаю, как эта проблема решается или будет решаться в Китае, где форсированный переход к однодетности бесконечно обострил ее. В России к 2031 году по тому же среднему варианту прогноза будет без малого 20 млн стариков в возрасте 70 лет и старше (14% населения). Забота о здоровье пожилых становится национальной проблемой.
Нет оснований считать, что Россию ожидает убыль населения во все времена. У государства есть возможность прекратить сокращение населения и обеспечить его рост сегодня – это разумная и эффективно регулируемая иммиграция. В отсутствии иммиграции раньше или позже даже население США начало бы убывать. Среднее число рожденных детей на 1 женщину там много больше, чем в России, но недостаточно для замещения поколений. То же относится и к Франции и Швеции, где самый высокий уровень рождаемости в Западной Европе. Таким образом, возможность изменить ситуацию есть. Я допускаю, что в обозримом будущем могут произойти события, которые приведут и к некоторому повышению рождаемости.
Я думаю, что обычный человек не заметит, что живет в стране с сокращающимся населением. А что это население стареет, скорее всего, заметит. Я достаточно много общался с жителями Германии, их вопрос убыли населения совсем не тревожит. Но один практический вывод напрашивается. Мне кажется, еще более важной задачей каждого человека становится забота о своем здоровье, чтобы в старости минимально зависеть от общественных институтов.

Валерий Елизаров, руководитель центра по изучению народонаселения экономического факультета МГУ
Я думаю, что те, кто отвечает за разработку наших стратегий, должны готовиться к демографическим сдвигам и заняться их серьезным изучением. Людям, которые обсуждают демографические изменения, сильно не хватает демографической грамотности. Нужен демографический всеобуч для всех уровней управления: для страны в целом, для субъектов федерации, муниципалитетов. Люди, которые работают в сфере управления, должны понимать, как происходят демографические изменения, что зависит от политики, что не зависит. Например, как прошлое влияет на формирование возрастных контингентов.
Иллюстрацией слабой компетентности в области демографии может служить дефицит дошкольных учреждений. Причина проста: органы управления разных уровней даже не видели происходящих демографических изменений. Они не видели, что решения надо было принимать не скоропалительно в 2010–2012 годах, а тогда, когда пошел рост рождаемости. Рост начался с 2000 года, минимальное число рождений было в 1999 году. Понятно, что раз увеличилось число рождений, то по достижении детьми возраста 2–3 лет будет резко увеличиваться спрос на дополнительные места в детских садах. Все это можно было на уровне субъектов федерации легко просчитывать, эти проблемы предупреждать и решать.
Мы же дождались того, что очередь выросла до двух миллионов, стала огромной государственной проблемой, мешающей многим женщинам вернуться на рынок труда, получать дополнительный доход в семью, а тем самым снижать свою бедность и, может быть, создавать условия для рождения следующих детей. Таким образом мы очень сильно ударили по семье. А все дело в обычной безграмотности. Когда не хватало 100–200 тысяч мест, а в конкретном регионе не хватало двух-трех детских садиков, а не ста, как сейчас, наверное, эту проблему можно было решать. Когда не хватает двух миллионов мест – это другая ситуация. То же относится к реформе образования, здравоохранения, пенсионной реформе, армейской реформе. Везде демографический фактор должен учитываться грамотно.
Для бизнеса снижение численности населения – это прежде всего снижение спроса. Население – это люди, которые покупают, потребители. Кроме того, это люди, которые создают товары и услуги для других потребителей и прибыль для работодателя. Конечно, работодатель заинтересован в здоровой, образованной и мобильной рабочей силе. Поэтому социальная ответственность бизнеса – быть партнером государства и активно участвовать в формировании и реализации демографической политики. У бизнеса должен быть к этому стратегический интерес. Особенно для того бизнеса, который осознает, что пришел надолго. Тем же, кто ощущает себя временщиками, совершенно не важно, что будет в России через 5 или 10 лет.

Ольга Вендина, ведущий научный сотрудник Института географии РАН
Сегодня Москва конкурирует за мигрантов, оставаясь не самым лучшим местом для жизни. При той степени разрушения связей, существовавших между Россией и странами СНГ, людям чем дальше, тем больше будет безразлично, куда ехать: в Москву или другой мегаполис. Если ситуация будет менее благоприятной, то мигранты, которые едут к нам, скорее всего, поедут в другое место. В Европу, в Штаты – мало ли мест, где экономическая ситуация лучше, а отношение более толерантное? А мы будем их заманивать примерно так, как мы сейчас заманиваем русских эмигрантов в «Сколково» в надежде, что они вернутся сюда работать.
Та же Германия эти проблемы ощущает в полной мере. Берлин, несмотря на всю миграцию, ситуация это город, теряющий население и не очень пивлекательный для мигрантов. Франкфурт пока еще привлекательный. Мы сейчас находимся в ситуации наибольшего благоприятствования, которую мы воспринимаем как ситуацию наибольшего неблагоприятствования.
Альтернативы миграции нет. Единственная альтернатива – сокращение смертности. В России очень высока смертность в молодых, трудоспособных возрастах. Среди людей трудоспособного возраста процент умерших может достигать 30%. Снижение смертности за счет изменения отношения россиян к жизни может снизить потребность в мигрантах, но не убрать ее полностью. Чтобы поддерживать постоянную численность населения в трудоспособных возрастах, нужно порядка полумиллиона мигрантов каждый год. А мы получаем тысяч по 150 ситуация 200, и то при благоприятной ситуации. Если люди перестанут пить водку и станут лучше относиться к своему здоровью, то потребность в миграции может быть сокращена, скажем, вдвое или втрое.
Как правило, квалификация иммигрантов в России намного выше, чем уровень той работы, которую они выполняют. И так во всем мире. Это касается, к примеру, русских мигрантов в США. Очень мал процент тех (может быть, 10–20%, не могу сказать точно), кто находит работу по своей специальности с соответствующей квалификацией. Остальные имеют квалификацию, но работают на менее квалифицированной работе. А дети, которые проходят натурализацию и так далее, уже работают по специальности. Для детей мигрантов возможностей меньше, чем для местного населения: меньше и финансовых возможностей, и социальных связей. Но в принципе у детей есть шансы. Опыт других стран показывает, что довольно большая часть эмигрантского населения может довольно успешно интегрироваться.
Предыдущая волна мигрантов – 90-е годы, начало 2000-х – это была очень квалифицированная волна, это были люди с высшим образованием. Сейчас многие мигранты из тех, которые работают нянями или на садовых участках, – люди с высшим образованием. Они не могут найти в России работу по специальности в том числе из-за своего неурегулированного статуса. А вот в последней волне мигрантов выросла доля лиц, которые приехали из сельской местности и имеют только школьное образование.
То, что крупным городам нужны квалифицированные кадры, – это иллюзия. Крупным городам нужны неквалифицированные кадры. Город – это машина, которая производит человеческий капитал. Люди сюда приезжают сельские, необразованные, провинциальные, а через десять лет они уже обретают определенный лоск, город их обкатывает. Это касается и детей, которые получают образование, и той системы наращивания человеческого капитала, которой обладает город. То есть городу все время, если выражаться образно, нужно человеческое сырье, которое он мог бы трансформировать в качественный человеческий капитал. Если этого не будет, то университеты опустеют, школы будут закрываться – просто потому, что город не воспроизводит сам себя.
Поддержание сколько-нибудь стабильной численности населения происходит в основном за счет мигрантов. Город постоянно предъявляет спрос на неквалифицированную рабочую силу, поэтому здесь всегда будут для нее рабочие места. Чем богаче город, тем выше будет спрос на низкоквалифицированный труд. Потому что те задачи повседневной жизни, которые сейчас решаем сами, мы получим возможность, зарабатывая больше денег, переложить на кого-то, кто будет нас обслуживать. Считать, что через двадцать лет город будет состоять из одних интеллигентов или просто обеспеченных людей, достаточно наивно.
Ситуация при хорошем сценарии развития будет такой же, как сейчас. При неблагоприятном сценарии город будет испытывать страшный дефицит рабочей силы. Наступят последствия, описанные выше, вплоть до закрытия школ, университетов и всего того, что связано с производством человеческого капитала. Все зависит от того, насколько благоприятной будет: а) экономическая ситуация и б) социально-психологическая ситуация.

Никита Мкртчян, ведущий научный сотрудник Института демографии НИУ ВШЭ
Мигранты в России сейчас вполне могут претендовать на квалифицированные рабочие места. Все зависит от их желания и возможности учиться. Мигранты из стран традиционного зарубежья, скажем, из стран ОЭСР, на эти рабочие места и претендуют. Причем они имеют конкурентные преимущества перед россиянами по многим позициям. Если же речь идет о массовых мигрантах из стран СНГ, то нужно сначала ответить на вопрос: а нужно ли им претендовать именно на квалифицированные места?
За 90-е годы в Россию приехало множество людей (конечно, в основном русских); и они не находятся сейчас на положении тех мигрантов, которые в Западной Европе сидят на пособиях по безработице. Многие, кто рассчитывал на себя, а не на государство, прекрасно интегрировались. Я считаю, что и впредь многие мигранты могут интегрироваться, если им будут даны минимальные возможности легализации.
Пока же у нас миграционная политика по-прежнему рассчитана на прием достаточно ограниченного числа временных мигрантов. Хотя в «Концепции миграционной политики до 2025 года» прописано, что нам нужна постоянная миграция, но реально ничего для этого не делается. Внятных новых каналов натурализации и получения гражданства не создано. Старые работают плохо или вовсе закрываются. Упрощенка по получению российского гражданства для многих категорий мигрантов фактически свернута. Если закрыли эту возможность постоянной иммиграции, надо предусмотреть новую: чтобы достойные люди, которые хотят разделять определенные наши базовые ценности и имеют возможность обеспечить себя в России, могли приехать и жить здесь. При этом законодательство нужно менять постоянно, так как миграционная сфера очень динамична. То, что работало прекрасно десять лет назад, сейчас уже не актуально.
Я надеюсь, что Россия через несколько десятилетий в плане положения мигрантов не будет похожа на Европу. Там действует модель суперсоциального государства, которой в России нет и, может быть, и не будет. В Европе ты платишь огромные налоги, при этом рынок труда жестко зарегулирован и так далее. Избыточная социальная помощь – это тоже вред как для собственных граждан, так и для мигрантов. Мы можем пойти по американскому, а не европейскому пути.
Мы видим сейчас, что наши миграционные доноры такого огромного числа мигрантов, которое необходимо для роста населения России, дать просто не могут. Нам тогда придется открываться для стран, из которых у нас мигрантов никогда не было. Это такие страны, как Пакистан и Индия. Но нужно ли это и сможем ли мы интегрировать мигрантов из таких культурно далеких от нас стран?
Рост населения нам в перспективе не грозит. Нам бы, дай бог, стабилизацию обеспечить долгосрочную.

Георгий НЕЯСКИН, Антон ШИРИКОВ. «Slon.ru», 10 июня 2013 года