… о стабильном электоральном интересе к националистам

Советский человек был интернационалистом. Теоретически. До тех пор, пока на выборах не начали по-настоящему считать голоса.

Практика показала теории увесистый кукиш. Получилось больно, по живому. ЛДПР в 1993 году набрала 23 процента, и писатель земли русской, Юрий Карякин, в отчаянии выдохнул в телеэкран: "Россия, ты одурела!"
Кажется, чего проще: от столкновения с реальностью рухнул теоретический образ страны, который жил в голове либерального писателя. Кто больше виноват: страна или писатель? Если, допустим, спросили меня, я бы ответил, что писатель. Потому что учился на естествоиспытателя, а там довольно просто: раз твоя красивая гипотеза не подтверждается эмпирикой, значит, кончай выпендриваться и предлагай новую, которая фактам не противоречит.
Парадокс в том, что эмпирические наблюдения над политиками и прочими властителями дум показывают, что у них все ровно наоборот. Особенно у бывших советских. Если реальность противоречит их представлениям, тем хуже для реальности. Вот мы ее щас в бараний рог свернем и перевоспитаем! Для ее же пользы!
Правда, в процессе изучения приходится расстреливать, подделывать выборы, фальсифицировать экономику, демографию и историю, а также репрессировать по национальному признаку адыгов, балкарцев, евреев, западных украинцев, ингушей, калмыков, карачаевцев, корейцев, крымских татар и греков, латышей, литовцев, поволжских немцев, поляков, чеченцев и эстонцев (прошу прощения, если кого забыл). Но ради воспитания нового счастливого и свободного поколения людей, ради укрепления братской дружбы советских народов разве это вопрос?
Да, если б не эта демократия и гласность, мы бы так и жили в дивной гармонии между теорией и практикой. Как сегодня в Чечне, где настоящего интернационалиста Рамзана Кадырова на праймериз поддержали 100 процентов участников. И никакого национализма и связанных с ним конфликтов.
А так выходит, что начиная с 1993 года доля националистически озабоченного электората в РФ остается примерно постоянной и колеблется в пределах 20-25 процентов. Откуда только взялся? Не из СССР же.

Заколдованная цифра
На выборах в Госдуму 1995 года у ЛДПР всего 11,2 процента. Вроде в два раза меньше, но если добавить Конгресс русских общин (4,3 процента), "Державу" (2,6 процента) и еще почти десяток совсем мелких партий с более или менее националистической риторикой ("Мое Отечество", "За Родину!", "Блок С. Говорухина" и др.), опять получится 22 процента.
К выборам 1999 года на сцену выходят два новых игрока, подтянувших большие деньги, большой административный ресурс и грамотные политические технологии. Что автоматом подразумевало умелую игру на национальных чувствах. Одного игрока звали "Отечество — вся Россия" во главе с патриотами Лужковым и Примаковым, другого — "Единство" во главе с патриотом Путиным. Они заняли тогда соответственно третье и второе места (13,3 и 23,3 процента), безжалостно присвоив и разделив большую часть националистического электората. Бедному Жириновскому с его партией тогда досталось лишь 6 процентов. КРО (0,6 процента), "Российский общенародный союз" (0,4 процента) "Русское дело" (0,2 процента) и прочая патриотическая мелочь вместе не собрали и 2 процентов. То был самый бедный для националистического сектора цикл. Оно и понятно: молодого подполковника ФСБ Путина на патриотизме точно не обскачешь.
В 2003 году сектор переживает возрождение до прежних размеров. ЛДПР — 11,5 процента, "Родина" — 9,0 процента плюс оставшиеся за порогом "Единение" (1,2 процента), "За Русь Святую" (0,5 процента), "Великая Россия — Евразийский Союз" (0,3 процента), "Истинные патриоты России" (0,3 процента), "Объединенная Российская партия "Русь" (0,2 процента) — а в сумме опять дают чуть более 22 процента.
Прямо как заколдовано. Впрочем, надо иметь в виду, что Путин не перестал быть патриотом и мачо, а его избиратель не перестал этим восхищаться. Следовательно, патриотическая генерация 2003 года настроена жестче, чем предшественники. Бывший патриот Путин для них уже скорее чужой, чем свой. Центрист, почти что либерал... Иными словами, к середине нулевых годов весь спектр политических сил сдвинулся в сторону национализма, и при этом в нем опять обозначился сегмент с более жесткой артикуляцией национал-державных требований. Что характерно, все в тех же численных пределах — около четверти голосующего населения.
Но на этот раз для возбуждения национальных чувств пришлось всерьез пошуровать в головах избирателя политтехнологическим инструментом. Два православных витязя — Дмитрий Рогозин и Марат Гельман — на пустом месте выстроили элегантную кампанию по защите косы Тузла в Керченском проливе от посягательств жадных хохлов. Марат Гельман в ту пору отвечал за аналитику на Первом канале и свое дело знал туго. Буквально за две-три недели была раздута крепкая кампания о пяди священной русской земли, на которую покушается коварный Крым.

Ветер при полном штиле
Прелесть в том, что в хрущевские времена, на момент передачи Крыма Украине, о. Тузла принадлежал Крыму. Это известно всем, кто интересовался историей вопроса. Данный факт признавали в МИДе России и в картографическом ведомстве. То есть, юридически говоря, вообще вопроса нет. Раз Верховный Совет с подачи Хрущева принял решение о переподчинении всего Крыма Украине, значит с тех пор все приписанные к Крыму земли и воды по закону стали украинскими.
Кажется, и обсуждать нечего. Но на то и политтехнологии, чтобы в головах избирателей гудел ветер при полном штиле. Были использованы два юридически бессмысленных, но эмоциональных резона. Во-первых, с точки зрения морфологии морского дна коса (на то она и коса, то есть намытая волнами песчаная подвижная гряда) некогда примыкала к нашей русской Тамани. Во-вторых, об этом со слезой вспоминают кубанские и таманские старожилы.
Ну да. В каменном веке Британия примыкала к Франции, а Берингийская суша соединяла нашу Сибирь с их Аляской. Более того, Аляска и юридически в свое время была нашей. Ну и что? С точки зрения международного права это вообще не довод. Однако бывают ситуации, когда нужны не доводы, а поводы. Наполеон объяснял экспансию тем, что север Европы сложен грунтом, принесенным речной водой из Франции. И, следовательно, должен принадлежать французам.
Вот и Дмитрий Рогозин за два месяца до выборов затеял строить к Тузле спасительную дамбу с таманского берега. За счет бюджета Краснодарского края, не за свои же! А Марат Гельман со своей стороны заботился, чтобы дня не прошло без ТВ-репортажа о том, как продвигается геополитическая стройка. Патриотический избиратель разогревался расчетливо и неотвратимо. Вот Дмитрий Олегович в плаще и ботфортах (ну, допустим, в сапогах) напряженно вглядывается сквозь ноябрьскую морось в недружественный берег. Что там ждет добра молодца — уж не пуля ли лихого западенца?! А вот с того берега ему навстречу пялится в военный бинокль одетый в камуфляж президент Украины Кучма в окружении своих генералов. Кучма на действия с таманского берега не может не реагировать — его и так националистическая украинская пропаганда замучила обвинениями в зависимости от Москвы.
Напряжение нагнетается с каждым днем, достигая пика к дню выборов. Наконец, вот оно, начало декабря 2007 года. И желанные 9,02 процента партии "Родина". Назавтра же эпопея свернута, осветители уехали, вереница мощных грузовиков с щебенкой исчезла. Тузла, казацкие старожилы со своими воспоминаниями забыты. Деньги списаны, стратегическую дамбу потихоньку размывают волны...
Патриотический электорат не любит вспоминать, как его развели на мормышку по имени Тузла. Зато партию "Родина" и лично Д.О. Рогозина еще как любит. А что? Настоящий мужик, за Отчизну горой. Путин от него в восторге.
И Ельцин, когда надо было подсобрать голосов, тоже был горой. Помнится марш-бросок на Приштину, а также начало первой чеченской войны. И генерал Лебедь тоже. Не говоря уже о Путине и Жириновском. Тут что ни персонаж — воистину гора. И что характерно, всем хватало и хватает места в широком и добром сердце нашего патриотического избирателя.
Спрос на националистическую риторику будет всегда, потому что всегда есть люди, которым мила простая теория, возлагающая ответственность на кого-то чужого. Чужим, в зависимости от теории, может быть кто угодно. Буржуй в сталинской России или еврей в гитлеровской Германии... Может быть кавказец. Или американец (плюс еврей, плюс буржуй). Как показывает опыт Тузлы, может быть и хохол, который еще вчера был последним православным братом перед лицом американца-буржуя-еврея. Новость в том, что при некоторых сюжетных поворотах (в зависимости от теории) теперь братом может оказаться даже и еврей, если с другой стороны наблюдается некто с зеленой повязкой на голове и поясом шахида.
Тут только успевай поворачиваться. Вчера мы ни за что не хотели отпустить чеченцев на волю, щедро наматывая на гусеницы их и свои кишки (как любил снимать такую героическую натуру патриот А.Г. Невзоров!), зарабатывая контузии и паранойю, а сегодня, помолодев духом, кричим: "Ну-ка, давай-ка, у...вай отсюда!" И тонко чувствующий параноидальную логику масс Д.О. Рогозин опять тут как тут: "Очистим Москву от мусора!"
К массам, как к объективной реальности, у меня претензий нет. Претензии исключительно к вождям-теоретикам, которые этой объективной реальностью манипулируют. Предлагая, как исстари принято в популистских теориях от Ленина до Гитлера, от души рубануть топором там, где надо действовать не скальпелем даже, а лазерной хирургией.
Постсоветская действительность России, как и постимперская действительность веймарской Германии, опасна не тем, что массы плохи, а тем, что культура политического менеджмента ниже плинтуса. Готова на любое свинство для сохранения власти. Как говорил, кажется, Геббельс, "в каждом человеке сидит свинья. Наша задача, сделать так, чтобы она хрюкала как можно громче и желательно по нашей команде".
Не так уж глупо. Свобода, не ограниченная культурой, есть свобода для свинских чувств и деяний. Она пьянит. Она возбуждает. Дарит ощущение силы и принадлежности к сильному стаду. Более всех она нравится тому, кто управляет процессом, воображает себя демиургом, ставит перед массами задачи, вдохновляет и указывает на очередную цель.
От этого нет противоядия — кроме культурных ограничений. Если культурные ограничения сорваны, как резьба, нация скользит вниз и вниз под победное гиканье пастухов, познавших силу простых и грубых решений.
Когда говорят, что интересы русского большинства ущемлены, я склонен согласиться. Действительно ущемлены: эмпирика убеждает. Ущемленным чувствует себя любой, кто стоит в очереди, когда мимо проходит кто-то блатной, очень часто "из чужих". Большинство ущемлено в пробке, когда ее бесцеремонно раздвигает некто с мигалкой. Большинство ущемлено, когда оно сталкивается с большой и малой бюрократией, когда фальсифицируют выборы, делят рынки или нарезают на дорогих иномарках, врубив свою национальную музыку.
Но та же эмпирика показывает, что ущемленному большинству подсовывают фальшивые решения. Из поколения в поколение подставляя новые образы врага, но не меняя сути отношений между пастухом и стадом.
Ведь на самом деле ущемленное большинство проигрывает вовсе не только как национальная группа. Да оно и не есть национальная группа. В пробке и в очереди маются не только русские и не только бедные. Тут что-то иное. Мне кажется, я могу предложить объяснение. Или одно из объяснений.

Закон для своих
Когда закон попран и не одинаков для всех, когда сама власть дает пример неисполнения общегосударственных правил (неважно, от неумения или от нежелания) — общество утрачивает социальный скелет, каноны жизни. В таких условиях преимущество переходит к малым группам, сохранившим внутри себя необходимый набор правил поведения. Чаще всего со стороны это выглядит как земляческие или национальные группы. Они своих где надо отмажут, а где надо накажут. У них действует свой неписаный, но понятный свод правил. Им не интересен и не нужен официальный закон Российской Федерации, потому что они твердо знают, что их групповой закон и сильнее, и функциональнее. Если попался на поножовщине — надо бежать к какому-нибудь Вахе, он скажет, какому менту сколько дать и через кого, чтобы замяли... А если сбил кого-то на машине, то бежать надо уже к какому-нибудь другому знающему человеку. Главное, все очень конкретно и понятно. Потом группа тебя накажет, в соответствии со своим неписаным уставом заставит отработать и загладить грех, но уже в интересах группы, а не в интересах государства или населения Российской Федерации.
Да, но ведь точно так же устроены и другие группы, сложившиеся вовсе не по национальному признаку! Группа чекистов. Она поможет своему открыть бизнес, она его защитит, если он проколется, она продвинет его по карьерной лестнице — и все в обход общих законов, в обход бытовых представлений о справедливости. Группа бандитов. Их внутренние понятия тоже строже и эффективнее, чем официальный закон. С чисто организационной точки зрения они, как чекисты, живут помимо и над лохами и искренне презирают их за попытки следовать никчемному государственному канону. Они свободны от общего канона, потому что у них есть свой. А группа спортсменов, еще с советских времен заточенная на достижение победы любыми средствами?
Если обернуться на недавнее прошлое, мы увидим явное торжество такой корпоративной солидарности над солидарностью общегражданской и государственной. Власть и собственность делили корпорации силовиков, партийной номенклатуры, теневиков, спецслужбистов, бандитов, спортсменов и — не в последнюю очередь — национальных диаспор.
Отсюда выбор: воевать с этими группами "особых интересов", позволяя манипулировать своим сознанием и замыкаясь на все новых и новых образах врага, или задуматься о том, почему общий закон, закон для всех так немощен и неэффективен. Почему простой человек, который не входит в одну из корпораций и не знает дороги к Вахе, подполковнику из ФСБ, влиятельному раввину или "смотрящему", остается один на один со своими проблемами?
Потому что "понаехали тут" или потому что государство, вместе с его огромным аппаратом существует тут не для людей, не для местного населения, а для какой-то иной, более возвышенной и менее связанной с интересами налогоплательщика задачи? Например: для воплощения в практику замечательной теории научного коммунизма; для построения светлого будущего; для расширения влияния мировой социалистической системы. И бог знает, для чего еще. Но точно не для того, чтобы сделать мою конкретную жизнь более удобной, безопасной и человеческой.
Пока у нас будет такое "не-для-нас-государство", я вместе со всеми буду обречен завидовать и злиться на тех, у кого есть альтернативная рамка существования и которые поэтому обладают преимуществом. Только не рассказывайте мне, что в СССР все было иначе, что милиционеры меня защищали, судьи уважали, а добрые профсоюзы спасали от безработицы.
Пока мы с этим не разберемся, условный Жириновский будет стабильно собирать свои 12-15 процентов, а пристроившийся ему в хвост условный Рогозин добирать еще 8-10. И все вместе с властью будут рассказывать бодрящие истории о том, что кругом враги, что необходимо сплотиться, подняться с колен и укрепить государственные устои... для того, чтобы группы влияния и корпорации, причастные к государственному строительству, получили и разделили меж собой еще больше неконтролируемых ресурсов.

Дмитрий ОРЕШКИН. «Огонек», 26 сентября года