… о настоящем и будущем населения Европы

Слухи о 'вымирании европейцев' оказались несколько преувеличены

Европейским странам приходится бороться с двумя стихийными силами мирового масштаба: словно атмосферное давление, они 'меняют погоду' - незаметно преобразуют общество и основы государственной политики. Одна из них - глобальное потепление, меняющее погоду в буквальном смысле. Вторая - демография.
Между этими двумя явлениями есть много общего. Их легко распознать, но трудно понять. Оба рождены сложным сочетанием различных сил и малозаметных факторов. Оба за счет незначительных, казалось бы, изменений, оборачиваются далеко идущими последствиями. Повышение температуры на планете на один градус, или падение рождаемости на один пункт кажется мелочью, но в результате за 100 лет климат на Земле станет невыносимо жарким, а численность и состав населения радикально изменятся.
Однако если все богатые страны принимают меры по борьбе с климатическими изменениями, то четкой демографической политики нет ни у одной из них (на то есть свои исторические причины). И точно так же, как все мы жалуемся на погоду, но ничего не предпринимаем, Европа сетует на демографические тенденции, и ничего не делает, чтобы их переломить. Что ж, в данной статье мы попытаемся продемонстрировать, что пессимистический настрой в данном случае больше не оправдан. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что население Европы вновь начало расти. Однако давний процесс его сокращения, похоже, достигает своего предела, а в некоторых странах рождаемость даже начала увеличиваться.
На первый взгляд подобный вывод кажется странным. В 1957 году, когда был подписан Римский договор, ставший точкой отсчета для создания Евросоюза, в каждой из 27 нынешних стран ЕС коэффициент фертильности превышал 2,1. Сегодня этим не может похвастаться ни одна из них. (Коэффициент фертильности - средний показатель количества детей, которых рожает женщина за свою жизнь; уровень 2,1 обеспечивает воспроизводство, т.е. стабильную численность населения).
Общепринятое мнение состоит в том, что, как выразился обществовед Огюст Конт, живший в 19 веке, 'демография - это судьба', а значит из-за постоянного сокращения рождаемости Европа обречена. Американские эксперты - от ученого Уолтера Лакера (Walter Laqueur) до консервативного публициста Марка Штейна (Mark Steyn) - утверждают, что Европа быстро превращается в бесплодный, стареющий, слабеющий континент. Они считают, что о растущем количестве стариков придется заботиться (хорошо или плохо) слишком малочисленному экономически активному населению, дополняемому толпами беспокойных мигрантов. Сочетание сокращения рождаемости, роста средней продолжительности жизни и массовой иммиграции ляжет непосильным бременем на систему здравоохранения, пенсионного и социального обеспечения, что вероятнее всего обернется масштабными потрясениями.
Против этого мрачного прогноза можно привести несколько аргументов. Во-первых, сам по себе рост населения - явление не всегда позитивное, а его сокращение, соответственно, тоже нельзя воспринимать однозначно негативно. Во-вторых, в краткосрочной перспективе прямой связи между изменениями численности населения и уровня благосостояния не существует: в Японии и Южной Корее уровень рождаемости еще ниже, чем в Европе. Наконец, есть и другое возражение: картина неуклонного падения численности населения Европы, которую нам рисуют, попросту неверна, а точнее - верна лишь наполовину. Дело в том, утверждает Йитка Рихтаржикова (Jitka Rychtarikova) из Карлова университета в Праге, что воспринимать Европу как единое целое в демографическом плане уже нельзя. Сегодня существуют 'две Европы'.
Первая - знакомая нам Европа с низким уровнем рождаемости и сокращающимся населением. Здесь коэффициент фертильности не достигает и 1,5: составляющие ее страны оказались в 'демографической ловушке'. Дуга низкой фертильности протянулась от Средиземноморья через Центральную и Восточную Европу, включая как давних членов ЕС, так и 'новобранцев'. Вторая, 'неожиданная Европа' - это зона роста рождаемости и численности населения. Она расположилась на пространстве от Скандинавии до Франции. Входящие в нее страны выбираются из 'демографической ловушки': коэффициент фертильности для них составляет в среднем около 1,8 - не слишком высокий показатель, но выше, чем раньше - а в некоторых государствах даже достигает магической черты воспроизводства.
В том, что в различных странах демографическая ситуация развивается по-разному, нет ничего удивительного - так и должно быть. Странно другое: что они так четко сгруппировались в две категории. И вот этот феномен требует объяснения.
В послевоенные годы в богатых странах по всему миру наблюдались, в общем, одни и те же тенденции. Скрепы традиционной семьи слабели. Число работающих женщин увеличивалось. Люди все больше искали радости и счастья не в семье, а поодиночке. Подобная трансформация общества, охватившая, помимо Европы, также Америку и Восточную Азию, обернулась 'демографическим плюсом' (увеличением трудовых ресурсов), а также явлением, которое можно назвать 'всеобщей задержкой'. Люди начали позже заканчивать учебу, позже начинать самостоятельную жизнь, позже вступать в брак, позже заводить детей. И жить они тоже стали дольше.

Зона низкой рождаемости
Этот процесс охватил всю Европу, но в разных регионах он проходил с разной скоростью. В Скандинавии и на северо-западе континента он носил поэтапный и последовательный характер. В Средиземноморье, Центральной и Восточной Европе процесс шел рывками. Там традиции 'крепкой семьи' сохраняла католическая церковь при поддержке военных диктаторских режимов. Она поощряла браки и рождение детей, и негативно относилась к одиноким матерям и работающим женщинам. Все это оттягивало переходный период. Затем, когда диктатуры рухнули (или, как в Италии, послевоенные политические потрясения сошли на нет), преобразование общества пошло головокружительными темпами: страны одна за другой брали барьер модернизации. Они разбогатели, построили демократию. Культурная жизнь расцвела пышным цветом. И целое поколение женщин решило отложить рождение детей на потом. В Италии и Греции коэффициент фертильности снизился до 1,3. Демографический плюс превратился в демографический минус.
Посткоммунистические страны Центральной и Восточной Европы пришли к тому же 'конечному пункту', но другой дорогой. При коммунистах предприятия зачастую обеспечивали многодетным семьям бесплатные ясли и детсады, а также дополнительные пособия. Но вместе с этими режимами ушла в прошлое и подобная социальная политика. В сочетании с экономической нестабильностью это привело к тому, что показатели рождаемости в посткоммунистических странах рухнули ниже средиземноморского уровня.
Но это еще не все. Мы объяснили, почему в конкретный исторический период детей рождалось меньше - но почему рождаемость сохранялась на низком уровне? В конце концов, вряд ли можно предположить, что какая-нибудь супружеская пара решает отказаться от второго ребенка исключительно из-за падения Берлинской стены. События громадного политического значения с точки зрения демографии могут представлять собой лишь кратковременный сбой, от которого страна рано или поздно оправится.
Не исключено, что так и случится. У женщин, которым в момент падения Стены было 20, репродуктивный возраст еще не закончился. Возможно, рождаемость вернется к прежнему уровню. Но гарантий здесь никаких нет. Так, в Германии низкая рождаемость наблюдается уже больше четверти века. А это значит, что 'чрезвычайно' низкий коэффициент фертильности может сохраняться десятилетиями. Конечно, как указывает Майкл Тейтелбаум (Michael Teitelbaum) из нью-йоркского Института им. Слоуна, Германия, возможно, - вообще нетипичная страна в демографическом плане. Там низкая рождаемость наблюдалась и в 1920-х годов, когда в большинстве других стран ситуация выглядела по иному. Однако есть и другие причины, заставляющие сомневаться в гипотезе о 'возвращении на круги своя'.
У женщин из стран Средиземноморья, которые в период бурных перемен в регионе были подростками, репродуктивный возраст уже заканчивается. Коэффициент рождаемости там повысился, но ненамного. Так что нет особых признаков, что в зрелом возрасте они инициировали хотя бы небольшой 'бэби-бум'.
В Италии женщин, вообще не имеющих детей, не больше, чем во Франции и Швеции, где коэффициент фертильности гораздо выше. Однако матерей, родивших лишь одного ребенка, там можно встретить чаще. Еще нагляднее эта тенденция проявляется в России, где треть матерей имеет только одного ребенка. Одно из вероятных объяснений заключается в том, что итальянки и россиянки, оказавшиеся между 'молотом и наковальней' семейных обязанностей, унаследованных от прошлого, и нынешних социальных условий, ограничивающих возможность сочетать работу с воспитанием детей или отдать их в дешевые дошкольные учреждения, уступают 'давлению среды', сводя размер семьи к минимуму - одному ребенку. Переломить подобную тенденцию, вероятно, нелегко.
Кроме того, по некоторым признакам, европейские женщины рожают меньше детей, чем им бы хотелось. В результате опроса, проведенного еэсовской социологической службой Eurobarometer, выяснилось, что женщины, уже воспитавшие своих детей, хотели бы иметь в среднем по 2,3 ребенка. Реальный же коэффициент фертильности для них составил 2,1. Возможно, в своих ответах они лукавят. Но и объективные данные позволяют предположить, что разрыв между желаемым и реальным количеством детей существует.
Подобный факт не может не тревожить. По мнению г-жи Рихтаржиковой, женщины постоянно откладывают рождение следующего ребенка на потом - пока не оказывается уже слишком поздно. Это может быть связано с медицинскими, социально-экономическими или личными причинами. Однако в любом случае результатом может стать дальнейшее снижение коэффициента фертильности.
Когда это произойдет, могут измениться и социальные стереотипы - к примеру, нормой для женщины станет один ребенок, а то и вовсе ни одного. В Германии более четверти молодых женщин не имеют детей - это необычно высокая цифра. По данным одного исследования, немецкие женщины хотели бы иметь в среднем 1,75 ребенка - это гораздо ниже уровня воспроизводства. В ходе другого опроса выяснилось, что 20% молодых женщин (и еще больше молодых мужчин) в Германии отсутствие детей вполне устраивает. Это полностью контрастирует с результатами практически всех предыдущих опросов, которые показывали, что традиционный идеал 'два ребенка в семье' сохранялся независимо от происходящего в стране. Похоже, по прошествии четырех десятков лет молодые немцы решили отказаться от неравной борьбы за поддержание этого идеала.
Другими словами, страны с чрезвычайно низким уровнем рождаемости могут провалиться в 'демографическую яму'. В ответ на конкретное изменение ситуации женщины начинают избегать деторождения. Коэффициент фертильности снижается. Низкая рождаемость сохраняется дольше, чем ожидалось. Рождаемость падает до аномально низкого уровня. Это приводит к изменению социальных норм, и появлению новых типов семьи: в Италии и России речь идет о высоком проценте семей с одним ребенком, в Германии - о чрезвычайно большом количестве бездетных взрослых.

Свобода, равенство, потомство
Однако ни одна страна не обречена на подобную участь. За последние несколько лет около десяти государств сумели не только ее избежать, но и переломить тенденцию к снижению рождаемости. Первопроходцем в этом отношении стала Франция.
В июле прошлого года французское статистическое управление обнародовало новые демографические прогнозы. С 2005 по 2050 год население страны должно увеличиться на 9 миллионов, а затем его численность стабилизируется на уровне 70 миллионов человек. К этому моменту, если население Германии и дальше будет сокращаться, Франция займет по численности населения первое место в Западной Европе.
Если прогноз оправдается, речь будет идти о событии исторического значения. Вплоть до наполеоновской эпохи Франция была крупнейшей по численности населения страной Европы (там проживало до 20% европейцев), и занимала по этому показателю третье место в мире. Таким образом, прогнозируемый рост должен покончить с двухсотлетним помешательством Парижа на отставании по численности населения от восточного соседа. Поскольку для Франции одним из стимулов к европейской интеграции были именно эти опасения, ее 'демографическое возрождение' может обернуться для Европы серьезнейшими политическими последствиями.
Франция - одна из трех стран ЕС, где коэффициент фертильности превышает магический уровень воспроизводства (компанию ей составляют Дания и Ирландия). Было бы естественно предположить, что причина этого феномена - в большом количестве иммигрантов-мусульман, для которых характерны многодетные семьи. Поскольку во французской официальной статистике религиозная принадлежность не учитывается, проверить эту гипотезу довольно трудно. Однако место рождения родителей в стране регистрируется, так что размер иммигрантских семей определить можно, и анализ, проведенный Лораном Тулемоном (Laurent Toulemon) из Национального института демографических исследований, на первый взгляд, подтверждает указанное предположение. Он выяснил, что у иммигранток коэффициент фертильности действительно выше - 2,5 против 1,65 для уроженок Франции. Однако, поскольку иммигрантки составляют лишь двенадцатую часть женщин репродуктивного возраста, на общий показатель по стране это влияет в незначительной степени.
Однако г-н Тулемон установил и другой любопытный факт: иммигранты гораздо чаще заводят ребенка в первый или второй год после переезда во Францию, чем позднее. Похоже, молодые женщины тянут с этим решением, пока не окажутся на французской земле. С поправкой на этот 'бэби-бум' в первые годы после переезда пожизненный коэффициент фертильности для иммигранток составит 2,2 - т.е. будет ненамного выше среднего показателя. Получается, что иммиграция оказывает на уровень рождаемости меньше влияния, чем может показаться.
Возможно, конечно, что в увеличение фертильности (по крайней мере во Франции) вносят в свою лепту мусульмане-иммигранты во втором и третьем поколении, т.е. родившиеся уже на ее территории. Нельзя исключать и такую вероятность - даже если во Франции рост рождаемости и не связан с иммиграцией, в других странах ситуация может обстоять по-иному (по британским данным, в 2005 году на долю матерей, рожденных за пределами Британии, приходилось 21,9% от общего количества родившихся детей; для сравнения, в 1996 году - лишь 12,8%). Тем не менее, данные в пользу этой гипотезы отрывочны и не позволяют предположить, что вклад иммигрантов в общее повышение рождаемости, по крайней мере, во Франции) особенно велик.
Конечно, как и Германия, Франция в демографическом плане нетипична. Она первой из стран мира пережила хроническое сокращение численности населения - оно началось еще в конце 18 века. Если бы с 1800 года уровень рождаемости в стране был бы равен британскому, во Франции сейчас жило бы 150 миллионов человек - больше, чем в России. Кроме того, французы традиционно поддерживают государственную политику стимулирования рождаемости - другие европейцы подобные меры отвергают, возможно, потому, что они в свое время активно проводились нацистами. Правительство Франции и сегодня награждает многодетных матерей медалями. Аргументируется это следующим: французская культура - одна из величайших в мире, поэтому, чем больше будет французов, тем лучше.
Но Франция в этом отношении не уникальна. По официальным прогнозам, население Британии к 2050 году должно увеличиться на 15%, или на 9 миллионов. В Швеции прогнозируется двадцатипроцентный рост населения. Отчасти это связано с иммиграцией и увеличением продолжительности жизни, однако, по словам Дэвида Коулмена (David Coleman), демографа из Оксфордского университета, свою роль здесь играет тот факт, что женщины рожают больше детей в зрелом возрасте, что 'почти компенсирует резко сократившееся количество детей у молодых женщин'. Именно с этим связывались надежды - пока, похоже, не оправдывающиеся - на изменение ситуации в Средиземноморье и Восточной Европе.
Если принять во внимание 'поздних' детей, выясняется, что в 16 странах Европы с общим населением в 234 миллиона человек коэффициент фертильности сегодня составляет 1,8 или выше. Для половины из них он равен 2,0. Таким образом, несмотря на панику вокруг 'неизбежного' падения численности населения, в некоторых странах Европы она растет, и довольно существенно. Это - редкие исключения из правила, согласно которому, чем богаче становится страна, тем ниже там уровень рождаемости.
В чем причина? Очевидного ответа на этот вопрос не существует. Во Франции государство поощряет рождаемость, в Англии такая политика не проводится. Для большинства стран со значительным коэффициентом фертильности характерны высокие налоги и уровень соцобеспечения (Франция, Нидерланды, скандинавские государства). Но к этой же категории относится и Германия, где рождаемость падает уже не первое десятилетие. В то же время Ирландия не соответствует модели 'государства всеобщего благосостояния', а ее население растет. Может быть, в Ирландии и Франции свою роль играет католическая церковь, выступающая за многодетные семьи? Вряд ли, ведь Италия и Польша - тоже католические страны.
Наверняка, конечно, что-либо утверждать трудно, но наиболее правдоподобное объяснение заключается в том, что в некоторых странах найден удачный баланс между личной жизнью и работой, что позволяет родителям воспитывать детей, не поступаясь карьерой, и это способствует повышению рождаемости. Если это объяснение справедливо, то получается, что медали для многодетных семей, которые раздает французское правительство, - не главное. Куда важнее, что во Франции существует превосходная, субсидируемая государством система дошкольных учреждений, которым матери без опасений доверяют своих отпрысков.
И гарантированный декретный отпуск - тоже еще не все, иначе в Германии, где он весьма велик, детей бы рождалось гораздо больше. Факты говорят о том, что дело здесь, скорее, в целом ряде мер, порой отвечающих иным социальным задачам, но стимулирующим рождаемость в качестве побочного эффекта. Среди них - создание гибкой системы образования (чтобы родители могли вернуться к учебе после рождения детей), гибком рабочем графике, и, если принять во внимание опыт Скандинавии, - акцент на гендерном равноправии.
То есть речь идет об изменении не только политического курса, но и системы ценностей. На севере Европы иметь 'незаконных' детей не считается зазорным (во Франции это слово с 2005 года запрещено использовать в официальных документах, в Швеции 55% детей рождается вне брака). Однако в средиземноморских странах, и среди мусульман, живущих в Европе, этого, в общем, не случилось. В странах с высоким коэффициентом фертильности к работающим матерям не просто относятся терпимо: им создают стимулы для возвращения к труду, и настаивают, чтобы работодатели держали их должности вакантными.

Плодитесь и размножайтесь (хотя бы немного)
Все это не означает, что Европа сбросила демографические кандалы. К 2050 году общее население ЕС должно сократиться на 7 миллионов. Так называемый 'коэффициент поддержки' (соотношение между работающими и пенсионерами) сокращается по всему континенту. Кроме того, как отмечает г-н Коулман, доля Европы в общей численности населения планеты к 2050 году уменьшится с нынешних 21 до 7%. Даже ее демографические достижения относительны. Коэффициент фертильности 1,8 все равно не дотягивает до уровня воспроизводства.
Тем не менее, даже небольшие изменения уровня рождаемости и пенсионного возраста могут значительно облегчить бремя падения численности населения. Увеличив возраст ухода на покой всего на год-два, можно сохранить финансовую состоятельность пенсионной системы. При нынешних тенденция в Италии к 2050 году на каждого пенсионера будет приходиться всего 1,4 работающих. Во Франции и Британии 'возрастная пирамида' будет выглядеть куда благоприятнее - по два с лишним работника на пенсионера.
Эта картина разительно отличается от ситуации в другой богатой стране, переживающей демографический рост, - США. В Америке дискуссии во многом сосредоточиваются на роли брака и традиционной семьи в создании здорового общества. В Европе, напротив, относительно высокий уровень рождаемости наблюдается только в тех странах, где много детей рождается вне брака, а женщины активно участвуют в трудовом процессе. Государства, пытающиеся сохранить традиционные семейные узы, переживают резкое падение фертильности.
Европейцы лишь начали двигаться по пути к оздоровлению. По сравнению с Америкой даже самые благополучные в демографическом плане страны континента имеют скромный коэффициент фертильности и высокую долю иждивенцев. Но если у Европы и есть демографическое будущее, то образцом для него должны стать Британия, Франция и Скандинавия, а не США.

"The Economist", 18 июня 2007 года
Перевод с сайта: ИноСМИ.Ru