… о языке вражды и ксенофобии в России

Мало нам настоящих врагов — преступников и террористов, мы воюем еще и с вымышленными: иноверцами и инородцами. И в минувшем году перешли от оскорблений к погромам

На прошлой неделе в московском Доме журналиста прошла конференция “Язык вражды и ксенофобия”. Журналисты и социологи обсуждали доклад Информационно-аналитического центра “Сова”, который уже пятый год подряд мониторит российские СМИ на предмет ксенофобии. Из последнего этапа мониторинга следует, что ксенофобских высказываний в газетах и на телевидении становится все больше, высказывания эти все жестче, а осуждают ксенофобию все реже.

Механизм вражды
Языком вражды директор Информационно-аналитического центра “Сова” Александр Верховский и его заместитель Галина Кожевникова называют публичные и агрессивные высказывания, адресованные людям иной национальности или иного вероисповедания. Проявления языка вражды, по мнению исследователей, бывают “жесткими”, “средними” и “мягкими”. “Жесткие” проявления — это, во-первых, призывы к насилию, во-вторых, призывы к дискриминации, в-третьих, завуалированные призывы к насилию и дискриминации (дескать, турки в 1915 году резали армян и правильно делали), в-четвертых, призывы не допустить закрепления той или иной национальной или религиозной группы в том или ином населенном пункте (дескать, нечего строить мечеть в “православном” городе). “Средние” проявления языка вражды — это высказывания, подвергающие сомнению общепризнанные исторические факты насилия и дискриминации (дескать, холокоста не было), приписывание исторических преступлений той или иной этнической или религиозной группе (дескать, мусульмане всегда насаждали ислам огнем и мечом), утверждения о криминальности той или иной этнической группы (дескать, цыгане — воры), обвинения той или иной этнической группы в попытке захвата власти и негативном влиянии на общество или государство (“евреи захватили всю нефть и банки”) и, наконец, отрицание гражданства (“нечего чеченцам приезжать к нам в Россию”). “Мягкими” проявлениями языка вражды исследователи считают утверждения о неполноценности той или иной этнической или религиозной группы (“казахи тупые”) и утверждения о моральных недостатках той или иной группы (“евреи жадные”). Цитирование явно ксенофобских высказываний и текстов без осуждающего комментария Верховский и Кожевникова тоже считают “мягким” проявлением языка вражды. И, дабы не множить проявления языка вражды, я спешу заявить, что все расхожие высказывания, приведенные мною в скобках, цитируются здесь в качестве примеров отвратительного ксенофобского бреда.
На протяжении последних пяти лет центр “Сова” мониторит 13 печатных средств массовой информации и восемь телевизионных программ на предмет обнаружения в них языка вражды. За один месяц 2002 года мониторинг обнаружил в прессе 368 ксенофобских высказываний, и всплеск ксенофобии объяснялся терактом во время мюзикла “Норд-Ост”. В 2003 году мониторинг обнаруживал в СМИ 185 ксенофобских высказываний в месяц. В 2004-м — 175 ксенофобских высказываний, и это был год Беслана. В 2005 году крупных терактов в России не было, и уровень языка вражды в СМИ упал до 94 ксенофобских высказываний в месяц. В 2006-м тоже никакого крупного теракта не было, однако же мониторинг выявил 156 ксенофобских высказываний в месяц.
Неутешительный вывод заключается в том, что теперь мы уже не нуждаемся во внешних факторах вроде войны или международного терроризма, чтобы питать свою ксенофобию. Мы продуцируем язык вражды сами и сами создаем поводы для языка вражды.

Как раскручивается вражда
По словам Александра Верховского, общество, СМИ и власть как бы раскручивают язык вражды и помогают друг другу терпимо относиться к ксенофобии. Стихийная ксенофобия находит отражение в милицейских сводках. СМИ часто цитируют эти сводки дословно. Вот, например, сообщение одного федерального агентства: “Проверены часто посещаемые места Ленинского района Иркутска на предмет выявления выходцев Северного Кавказа, незаконно находящихся на территории России”. Элементарная журналистская небрежность на всю страну транслирует мысль о том, что Северный Кавказ якобы не является территорией России, и гражданам России, живущим на Северном Кавказе, якобы нужно особое разрешение, чтобы находиться в стране. Таким образом люди получают от СМИ как бы разрешение на ксенофобские мысли и мысли превращаются в действия. Бытовой конфликт в Кондопоге, например, воспринимается участниками как конфликт межнациональный. Начинаются погромы, в ответ на которые политики тоже позволяют себе ксенофобские суждения. Глава Карелии Сергей Катанандов, например, публично заявляет, что собственность может быть перераспределена по этническому принципу: “По нашим сведениям, у выходцев с Кавказа здесь всего несколько фирм, — говорит Катанандов. — Основные ресурсы находятся в руках местных предпринимателей, но если это не так, то будем поправлять местные власти”. В короткие сроки транслируемая СМИ расистская риторика становится общим местом, и вот уже президент Владимир Путин на заседании Совета по национальным проектам дает распоряжение руководителям субъектов Российской Федерации “принять дополнительные меры по совершенствованию торговли на оптовых рынках в целях защиты интересов российских товаропроизводителей и населения, коренного населения России”. Речь идет всего лишь о работающих на рынках иностранцах, но один из федеральных телеканалов монтирует эти слова со сказанной в совершенно другом контексте фразой про Кондопогу, и получается, что президент говорит о защите коренного населения России от чеченцев. Которые, выходит, коренным населением не являются. Таким образом, вражда между местными и приезжими становится национальной враждой, и язык вражды выходит на новый виток.

Результат вражды
Директор Центра экстремальной журналистики Олег Панфилов считает, что достаточно было президенту один раз упомянуть о “коренном населении”, чтобы националисты восприняли это как легитимацию национализма.
Национализм, кажется, действительно стал легитимным. Конференция “Язык вражды” демонстрирует, что теперь о нем снисходительно рассуждают приличные люди. Президент Института национального проекта “Общественный договор” и профессор МГУ Александр Аузан считает, что национализм — это не болезнь, а симптом.
“Всплеск национализма, — говорит Аузан, — вызван распадом империи. В условиях падения престижа страны, в условиях давления миграционных потоков национализм выражает попытку самоидентификации народа. Как во Франции 50-х годов фашизация общества близка и возможна. И только в очень сложном процессе диалога можно избежать фашизации”.
Иными словами, профессор Аузан предлагает приличным людям вести диалог с нацистами, дабы избежать фашизма, — мысль, которая еще пять лет назад показалась бы бредом, а сейчас не кажется.
Профессор ВШЭ и ведущий телеканала “Культура” Александр Архангельский говорит: “Национализм содержателен. Хорош он или плох — другой вопрос, но он содержателен”. По мнению Архангельского, национализм содержателен в отличие от всей остальной российской политической жизни. И в “Русском проекте”, дискуссионной площадке, затеянной партией “Единая Россия” накануне выборов, опасно, по мнению Архангельского, не то, что партия власти заигрывает с националистической идеей, а то, что “единороссы” способны выхолостить любую идею — даже национализм.
Глава Центра этнополитических и региональных исследований Эмиль Паин считает, что всплеск национализма в России свидетельствует о “модернизации страны через традиционализацию”.
“Как Оливер Кромвель в Англии, — говорит Паин. — Он сражался за чистоту веры и, вероятнее всего, понятия не имел, что делает буржуазную революцию”.
Паин настаивает, что в стране, где народ не является хозяином в политическом смысле, народу приходится компенсировать свое бесправие желанием доминировать хотя бы над национальными и религиозными меньшинствами. И если я правильно понимаю Паина, национализм может стать как очередным шагом на пути к фашизму, так и очередным шагом на пути к демократии.

Причины вражды
После конференции мы сидим с Верховским и Кожевниковой в кафе, и я спрашиваю:
— Язык вражды проявляется повсюду. Агрессивные высказывания позволяют себе политики по отношению к оппонентам, сотрудники коммерческих корпораций по отношению к конкурентам. Дискриминация распространена по отношению к бездомным и инвалидам. Почему вы исследуете язык вражды только в отношении национальных или религиозных групп?
— Потому что, — отвечает Верховский, — есть отличие вражды политических партий или коммерческих корпораций от национальной или религиозной вражды. Конкурирующие компании и конкурирующие партии существуют на самом деле, бездомные и инвалиды тоже существуют. А этнических и религиозных групп не существует.
— Как это?
— Это вражда по приписываемой идентичности. Если националисты ненавидят мусульман или кавказцев, то они ненавидят не только тех, кто считает себя мусульманами или кавказцами, но и тех, кого сами же националисты причислили к мусульманам или кавказцам. Враждебность русских и кавказцев основана на предположении, что есть этносы, и этносы — как люди. На самом деле этносы сконструированы умозрительно. Если вы спросите “кавказца”, кто он, он, вероятнее всего, сначала скажет, что предприниматель, потом скажет, что спортсмен, потом — что филателист, и только в десятую очередь вспомнит о своей принадлежности к одному из народов Кавказа. Вражда существует по большей части между “профессиональными кавказцами” и “профессиональными русскими” — теми, кто взял на себя право выступать от имени русских и от имени кавказцев, тогда как кавказцы и русские не давали никому такого права“.
— Что же такое язык доброжелательности в отличие от языка вражды? — спрашиваю я.
— Язык доброжелательности, — отвечает Верховский, — обращен к человеку, а не к группе.
Я спрашиваю, как преодолеть вражду.
— Я думаю, — отвечает Верховский, — надо множить социальные связи. Я думаю, национальная и религиозная вражда возникает потому, что людям проще обратиться к воображаемым социальным связям, чем создать реальные. Человеку нужна множественная идентичность. Когда человек, кроме того, что он русский или кавказец, станет еще работником компании, членом благотворительной организации, членом родительского комитета в школе, членом кондоминиума, членом спортивной команды, враждовать будет сложнее.

Валерий ПАНЮШКИН. «Ведомости», 16 февраля 2007 года