… об иноэтничных мигрантах в России и Москве

Размышления о том, чем живут мигранты с юга и как к ним относятся коренные жители

Разговор о «гостях с юга», о «понаехавших» к нам азербайджанцах, армянах, грузинах, таджиках и представителях прочих национальностей, у нас либо неминуемо влечет за собой констатацию дремучей ксенофобии русского народа, который не понимает счастья жить бок о бок с работящими представителями других культур, либо превращается в суровый плач на тему «русских людей обижают». Причем и те, кто борется за спасение «добрых мигрантов» от русского народа, и те, кто денно и нощно спасает сам русский народ от мигрантов, которые убивают, насилуют, захватывают и уничтожают, —все они в последнее время так заняты борьбой друг с другом, что почти ничего не говорят ни о самих мигрантах, ни о реальном отношении к ним коренных жителей.
Потому мы и решили попробовать поговорить с разными людьми и хоть немного понять, чем живут «гости с юга» и как к ним относятся наши соотечественники. Разумеется, эти разговоры с жителями крупных городов (Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Перми, Нижнего Новгорода) не претендуют на полноценное исследование, но как первичная информация к размышлению вполне годятся.

Пусть живут нашей жизнью
Итак, возможно, русские люди ужасные ксенофобы — во всяком случае, так говорят правозащитники и даже некоторые профессора и члены Общественной палаты, но на поверку оказывается, что к мигрантам как таковым они относятся хоть и настороженно, но вполне нормально. Типичный ответ на вопрос об отношении к мигрантам: «если они живут нашей жизнью и по нашим законам, то с чего бы мне их не любить» — или еще более интересный: «русские настолько разные, что иногда оказывается, что иной кавказец мне даже и ближе иного русского». Об этом же говорят и социологические опросы: по данным ФОМ, неприязнь к инородцам испытывают только 21% населения, а 75% никаких таких эмоций не имеет. Причем число испытывающих неприязнь в течение последних лет неуклонно падает (в 2002 году было 32%), а тех, кто не испытывает, — наоборот, растет (в 2002 году было 65%).
Настороженность, впрочем, есть, и имеет она глубокие корни. «Очень хорошо помню это страшное ощущение, когда идешь вечером домой через рынок и слышишь этот вызывающий смех, сплошь нерусскую речь, перемежающуюся русским “эй, ыды суда” (а потом опять смех), видишь этих людей… Ты уже не в своем городе, и ты уже здесь никто, а вот стоят новые хозяева города: наглые, скалящиеся, чуждые тебе и твоей культуре, обозленные. И буквально кожей ощущаешь, что прихлопнут они тебя, если надо будет, и не заметят даже. Идешь и жмешься, бочком, бочком к своему дому к своей квартире и думаешь, что вот пройдет немного времени, и дом твой тоже будет их домом, а квартира твоя — их квартирой», — это воспоминание человека вполне либеральных воззрений, который до сих пор морщится при слове «патриот» и национализм воспринимает как проявление низших человеческих наклонностей. Шок от внезапного наплыва агрессивных инородцев, совпавший со сломом российского социума в середине 90?х, был столь велик, что эти воспоминания до сих пор во многом определяют отношение к мигрантам. Впрочем, и сами мигранты тоже говорят о тех временах как о жестокой войне за существование, когда русские были для них скорее добычей: «Когда я приехал в Москву, первое, что мне сказал мой односельчанин, который уже год здесь жил: русские слабаки, и мы должны этим пользоваться. Мы и пользовались, а что — нам надо было выживать в чужой стране, в чужом мире».
Другое дело — и в этом главная ошибка русских националистов, — что русские оказались куда сильнее, чем о них думал односельчанин нашего собеседника. Стоило только немного наладиться русскому социуму, как ситуация коренным образом изменилась. Рынки, казавшиеся тогда средоточием жизни, ушли далеко на второй план, на их месте образовались торговые центры; нерусской речи почти не стало — то ли «они» язык выучили, то ли тише стали; смех вызывающий куда-то исчез. Оказалось, что вместо завоевания России «кавказцы» всего лишь заняли свои ниши (вполне их устраивающие), а предложенный им русский миропорядок оказался для них привлекательней, чем война всех против всех.
Битву за свою страну и свои города русские выиграли без кровавых драм, сумев навязать приезжим свой порядок и ценности. Но ценности эти крайне важны, и терять их никто не хочет. Отсюда и настороженность, отсюда и жесткое требование ограничения миграции. Отсюда и опасение по поводу определенных наций, которые, по мнению населения, наиболее деструктивны и наименее способны к ассимиляции. В частности, наибольшие опасения сегодня вызывают чеченцы и цыгане (еще недавно в этом списке были и азербайджанцы, но сегодня ситуация меняется в сторону большего доверия).

Итак, чего же мы хотим от них?
Во-первых, никто из опрошенных не ответил «чтобы убирались к себе домой». Ничего похожего на «Россию для русских» в буквальном смысле. Ответы были куда интереснее. Общее требование простое и, в общем, очевидное: «чтобы они жили здесь по нашим законам, государственным и социальным». Что еще? «Чтобы ни количественно, ни качественно не слишком бросались в глаза. Чтобы они были отдельными людьми, какой угодно национальности, а не национальной группой». Механизм простой: чем лучше говорит по-русски кавказец, тем лучше к нему относятся, чем чаще общается не только со своими соплеменниками, тем меньше его считают за инородца. То есть основное требование — ассимиляция.
Межнациональный мир воспринимается не как мультикультурное смешение народов, а как уважение других народов и их представителей, но на основании приоритета русской культуры и русского языка.

Чего хотят они
Но у проблемы две стороны — есть еще и сами мигранты. Что думают они, чего хотят? Как оказалось, основная масса хочет примерно того же: ассимиляции и встроенности в русский миропорядок.
Мигрантская среда неоднородна, и не столько по национальном составу, сколько по отношению к своему пребыванию в России. Собственно, есть три группы, весьма различные по своему статусу.
Первая — те, кто видит свое будущее только в России. Это группа состоит как из тех, кто приехал в Россию еще в советское время, так и из тех, кто перебрался к нам в 90?х. Многие приезжали сначала именно на заработки, но постепенно прижились здесь и в итоге перевезли сюда свои семьи (часто без родителей, которым регулярно отправляют деньги). Многие завели семьи в России, в том числе женившись на русских, и именно здесь родили своих детей (любопытный монолог одного молодого азербайджанца: «Жениться на русской — это у нас очень престижно, а если с квартирой, даже в Подмосковье, так и вовсе все будут завидовать, а главное, все называют потом своих детей русскими именами — это тоже считается круто»).
Вторая группа — те, кто ориентирован на дальнейшую жизнь в России, но еще крепко связан с родиной, имеет там семью. Жизнь вне семьи и дома их отчасти тяготит, а потому, если им долгое время не удается устроиться в России — так, чтобы иметь возможность устроить здесь свой дом и перевести семью, они уезжают домой. Многое здесь зависит от обстоятельств — регистрации, отношений с милицией.
Третья группа — те, кто приезжает сюда только на заработки и воспринимает свою российскую жизнь как временную. Среди азербайджанцев, армян и грузин таких сегодня не так много. Зато очень много среди таджиков, которые часто приезжают в Россию на сезон, а иногда только на несколько месяцев.
Итак, основная масса мигрантов свое будущее видит как будущее в России. Но если в 90?х возможности определялись в основном принадлежностью к общине соплеменников, которые помогали, защищали, подстраховывали, то сегодня для полноты реализации и успеха этого мало. Реальные возможности дает только ассимиляция. Диаспора по-прежнему является важным тылом и важной помощью, но если ты полностью завязан на диаспору, то твои возможные заработки и социализация сужаются до торговли (причем на низших позициях), частного извоза (причем только в определенной точке и в рамках района, а часто и одного маршрута — до метро или железнодорожной станции), авторемонта (технические должности) и работы в ресторане (на кухне — печь лаваш, делать кутабы, готовить шашлык и проч.). Причем отношение к соплеменникам в самих диаспорах жестко завязано на степени ассимиляции. Чем более ассимилирован к русской жизни член национального сообщества, тем больше уважения и влияния он имеет. К тем же, кто общается только со своими, относятся как к низшему сорту, и это тоже подталкивает к ассимиляции.
Вот несколько весьма показательных рассказов:
— Приехали брат с женой, я им квартиру снял, договорился, чтобы их на рынок работать взяли. Прошло полгода, а они как выучили дорогу от дома до рынка, так по ней и ходят. Брат еще жалуется: поговорить, в нарды поиграть не с кем, все бегают, суетятся. Ну, тут я вспылил: «А что ты хотел. Здесь не Баку, здесь либо ты живешь русской жизнью, либо так и будешь на рынке на подхвате работать».
— Мы теперь даже дома перестали говорить по-армянски. Я свою дочку за оценки не ругаю, но когда она получила тройку по русскому языку, я ей устроил скандал. Русский она должна знать на пять, чтобы писать и говорить лучше, чем сами русские.
К ассимиляции подталкивает и особенность расселения мигрантов. В крупных городах (в малых городах и селах Юга России ситуация иная) нет национальных кварталов. Мигранты почти равномерно распределены по всем районам и растворены среди местных жителей. Разумеется, в той же Москве есть районы, где больше мигрантов (в частности, Отрадное, Царицыно, Пражская, район ВДНХ) и где меньше (Юго-Запад), но отличия эти не превращают одни районы в «кавказские», а другие в «белые». Немного сложнее ситуация с общежитиями (особенно при бывших советских фабриках и заводах), но районов, где компактно расположены сразу несколько общежитий, в наших городах почти нет, к тому же многие из них уже начинают сносить и перестраивать.
Другое дело, что и преувеличивать силу ассимиляции не стоит. Совсем отрываться от своей культуры и своих соплеменников большинство мигрантов не собирается. Их сила и конкурентное преимущество по-прежнему в общности и связи друг с другом. Лишь немногие готовы совсем раствориться в русской жизни, основная же масса ориентирована на ассимиляцию при сохранении национальных связей.

Диаспоры
Как мы уже говорили, роль диаспор сегодня велика, но не тотальна. Если в середине 90?х именно «кучкование» было главной силой выходцев с Кавказа, то сегодня это только один из ресурсов, который заметно помогает, но уже не определяет всей жизни. Чем помогает? Прежде всего, речь идет о помощи на первом этапе — приезжающим оказывают помощь в поиске жилья, обзаведении всем необходимым, часто в первое время помогают ссудами (с расчетом «вернешь, когда дела пойдут хорошо»). Впрочем, не только на первом этапе: как нам рассказал один из представителей армянской диаспоры, когда он прогорел в бизнесе и остался много должен, то ему не только помогли расплатиться, но и устроили на хорошую работу, чтобы он мог без особых проблем вернуть долги. Вообще про армянскую диаспору рассказывают, что там никому не дают совсем опуститься и помогают даже тем, кто уже несколько раз прогорал и не возвращал долги.
Едва ли не важнее первоначальной финансовой помощи система поддержки соотечественников, позволяющая снизить издержки при ведении бизнеса. Если русскому предпринимателю, чтобы открыть кафе, надо иметь весьма значительный первоначальный капитал (в том числе на взятки, на пробивание разрешений и тому подобное), то для выходцев с юга эти расходы берет на себя диаспора (где-то «проплачено за всех», где-то есть иные механизмы взаимодействия с чиновниками). Для большого бизнеса эта система не работает, тут другие деньги и другие рычаги влияния, но для малого работает, и даже очень эффективно. Что, в общем, играет на руку и обывателям: снижение издержек ведет к меньшим ценам и большему разнообразию (многие из русских, с которыми мы говорили, весьма доброжелательно относятся к кавказскому мелкому бизнесу и считают его очень полезным).
При этом важно понимать, что диаспоры не однородны. Сообщество выходцев с Кавказа в крупных городах оказывается гораздо мозаичнее и разнообразнее, чем мы об этом привыкли думать. Монолитная диаспора —иллюзия. И у каждой нации свои особенности отношений в диаспоре.
Азербайджанцы. Бакинцы держатся обособленно, выходцы из деревни — тоже («кучкуясь» в основном по селам), еще более обособленны таты — горские евреи (их, кстати, сильно не любят остальные азербайджанцы).
«На рынках бакинцы не торгуют, на рынках торгуют сельчане, они невежественны и ничем другим не могут заниматься, а потом, насмотревшись на них, вы говорите про нас, что мы “чурки”» — это слова молодого человека модно, но не очень дорого одетого, действительно хорошо говорящего по-русски. «Азербайджанцев в Москве нет, есть горские евреи. В самолете Баку-Москва я почти не слышу тюркской речи. В основном иранская. На языке иранской группы говорят таты», — рассказывает азербайджанский ученый. Таксисты-азербайджанцы тоже очень любят порассуждать о татах: «Что вы, какие азербайджанцы — на рынках торгуют только горские евреи». О «евреях», «держащих» тот или иной рынок (ресторан, торговый центр), таксист рассуждает с той же неприязнью, что и русский об «олигархах».
Армяне. Для самой Армении деление на ереванских, карабахских и провинциальных армян весьма значимо. Но в России армяне стараются держаться вместе вне зависимости от происхождения. Ереванские армяне лучше адаптированы к русской жизни, более интеллигентны, лучше знают русский язык. Карабахские жестче, грубее, агрессивнее. Но здесь, в России, эти различия постепенно стираются, и сегодня сами армяне не всегда могут сразу отличить ереванского армянина от остальных.
Грузины. Наименее сплоченная группа. Это отчасти связано с большой внутренней национальной раздробленностью (сваны, кахетинцы, гурийцы, имеретинцы и т.д.). Собственно, полноценной грузинской диаспоры так и не образовалось. Но нет и особых национальных общностей. Да и расселение грузин по России наименее равномерно: их довольно много в Москве и Санкт-Петербурге и почти нет на Юге России. Грузины, в отличие от азербайджанцев и даже от армян, активно стали переезжать в Россию еще в 70?х, а потому едва ли не половина нынешней диаспоры — это те, кто укоренился в России задолго до развала СССР и жил здесь чаще всего лучше среднего уровня. Однако в 90?х многие из них пережили тот же социальный слом, что и другие жители российских городов, и имели серьезные проблемы с адаптацией в новых условиях («понты те же, что и раньше, а возможности их реализовать не было»). Между теми грузинами, которые приехали в 90?х, и теми, кто уже жил к тому времени в России, отношения весьма натянутые. Вторые считают первых «понаехавшими» и агрессивными, первые косо смотрят на вторых из-за того, что у них сразу были квартиры, машины, влиятельные друзья.
Дагестанцы. Они разделены на весьма сплоченные национально-территориальные группы (аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки, но стоит отличать горских и равнинных аварцев и даргинцев) и при этом неплохо ассимилированы.
Таджики. Наиболее завязаны на свою диаспору, точнее, это даже не диаспора, а такая организация жизни с бригадирами и рабами. Чаще всего на работу нанимают не столько конкретных таджиков, сколько просто 10 (40, 100) таджиков. Они постоянно меняются по воле бригадира и по одному ему ведомым причинам. Те, кому удалось выйти из этой системы, практически оторваны от своих соплеменников и выживают самостоятельно, почти лишенные помощи.

Мифы и реальные проблемы
Однако, несмотря на все вышеописанное, совсем благостной картины не получается. Проблем с межнациональными отношениями немало, только они не укладываются ни в парадигму «русских людей обижают», ни в парадигму «варварская ксенофобская страна».
Вот так описал главную проблему один из наших собеседников: «Если где-то подрались между собой русские — это обычное хулиганство. Если же подралась группа армян с группой русских — это межнациональная бойня. Об этом напишут газеты, причем пусть одни будут говорить про бедных армян, на которых напали русские фашисты, а другие про обнаглевших инородцев — безразлично, мы все оказываемся заложниками ситуации, где именно межнациональный аспект становится ключевым». Примерно о том же говорит другой наш собеседник, азербайджанец: «Мы помогаем своим, и если нападают на одного из нас, то за него вступятся десять соотечественников, но в этом есть и минус: часто бытовая ссора из-за этого перерастает в столкновение, которое становится не частным, а межнациональным. Так это недавно случилось в Бирюлеве, где из-за мелкой ссоры заварилась такая каша, которую с трудом удалось расхлебать».
Впрочем, надо сказать, что кроме перечисленного значение имеет и большая эмоциональность, резкость реакций и агрессивность представителей кавказских народов, особенно молодежи. Тут ассимиляция не всегда помогает —проигрывая сверстникам по каким-то иным параметрам, кавказцы часто возмещают это жесткостью, а порой и жестокостью. Другое дело, что, как сказал один из наших русских собеседников, «русские часто ведут себя не менее агрессивно, только это приписывается их личному характеру, а не национальному».
Другой, тоже весьма серьезной проблемой являются отношения кавказцев с женщинами. Тут играют роль и субъективные факторы, и объективные. Объективные — это то, что среди мигрантов женщин меньше, чем мужчин (у таджиков и вовсе соотношение 5:1). Многие мужчины, оказавшись вдали от семьи и своих жен, естественно, проявляют повышенный интерес к женскому полу. На это накладывается и типичная для некоторых групп кавказцев (не национальных, а скорее социальных — наименее адаптированных) привычка к форсу перед соплеменниками, выражающаяся в хамских выкриках типа «эй, девушка, иди сюда». В итоге и без того невысокий престиж этих групп приезжих среди женщин оборачивается весьма резонным раздражением, причем не только у них, но и у их отцов и мужей. Отсюда и миф о мигрантах-насильниках, который оснований под собой имеет не много (по официальной статистике, основная масса насильников все-таки люди славянской внешности и национальности), однако весьма распространен. Более того, очевидно, что при несколько иных обстоятельствах миф этот может вполне обернуться реальностью. Во всяком случае, большинство девушек вечером предпочитают не садиться в машины к гражданам с кавказской внешностью.
Ну и пресловутая «наглость» гостей столицы. То, как «кавказцы» водят машину, стало притчей во языцех, и каждый, кто регулярно ездит по улицам крупных городов, завидев разбитую «трешку», лезущую во все дырки, проскакивающую на красный свет и поворачивающую из третьего ряда, может уверенно сказать, что за рулем кавказец, и не ошибиться. Такая джигитовка характерна не только для вождения. И причина ее не только в природной горячности, но и в отсутствии полноценного контакта с окружающей реальностью («мы у себя так ездим, говорим, общаемся») — по мере ассимиляции «наглость» частично проходит и становится менее вызывающей. Однако еще не ассимилированная часть нередко вызывает своим поведением серьезное раздражение, причем не только у коренных жителей, но и у своих более обстоятельных соплеменников. Впрочем, и русские постепенно стали воспринимать все это скорее как «национальный колорит» и в большинстве случаев склонны не свирепеть, а усмехаться или, по крайней мере, ухмыляться.

Количество и качество
В последнее время нас все активнее убеждают в том, что без массового наплыва новых мигрантов России не выжить. Ссылаются на демографические проблемы, на нехватку рабочих рук. Параллельно появляется масса желающих научить наконец русских толерантности и внедрить в их головы мысль, что русский мир — это вредная химера и чем скорее мы с этой химерой расстанемся, тем лучше. А главное, делают они это столь настойчиво и безапелляционно, что нет-нет, да и заподозришь за всем этим чей-то злонамеренный заказ.
Ситуация же видится совсем иной. Сегодня в России худо-бедно, но установилось межнациональное равновесие. Полезное всем — как коренным жителям, так и мигрантам. Русский мир устраивает всех, и «понаехавшие» в 90?х граждане других государств сегодня вполне готовы вписаться в него. Однако ассимиляция — процесс долговременный и не такой уж стабильный. В любой момент — изменение социально-экономической ситуации, изменение национальных пропорций — он может повернуть вспять.
Сегодня в России около 2 млн. азербайджанцев, 1,7 млн. армян, около 800 тысяч грузин и примерно 500 тысяч таджиков. К этому нужно прибавить еще несколько сотен тысяч китайцев (в основном на востоке страны), корейцев и вьетнамцев и не забывать про то, что Россия — и без того многонациональная страна. Нагрузка на 155?миллионное население немалая, особенно если учесть, что основная масса мигрантов сосредоточена в крупных городах (во многих она достигает 7–8% населения). Но с этой нагрузкой сегодня русский мир и русская культура справляются. Они готовы ассимилировать эту массу. Но что будет, если эта масса начнет стремительно расти? Как поведут себя те, кто уже начал процесс ассимиляции? Сегодня для армян, азербайджанцев и прочих приезжих с юга жизнь в русском мире представляется выгодной и привлекательной, но если начнется давление на них и на русский мир со стороны новых мигрантов, если социальные пропорции начнут нарушаться, что будет тогда?
Простая формула межнационального благополучия: чем спокойнее ситуация (чем меньше социальное давление), тем меньше необходимость жесткой связи с соплеменниками и тем больше привлекательность ассимиляции — сегодня работает, и неплохо. Но по этой же формуле появление массы новых мигрантов, иной ментальности и иной культуры непременно приведет к драматическим последствиям.
Толерантность — действительно важная вещь, но служить она должна национальному миру, а не развалу социальных и культурных связей. В сегодняшней же ситуации движения к ассимиляции и сглаживания межнациональных противоречий любые истеричные призывы к толерантности суть провокация и действия по разрушению межнационального мира. Стоит обрушить нарождающийся (возрождающийся) русский миропорядок — сразу обрушится вообще любой порядок. И от этого будет хуже не только русским, но и всем тем мигрантам, которые связали свою судьбу с нашей страной.

Николай СИЛАЕВ, Андрей ГРОМОВ. «Эксперт», 28 августа 2006 года

Количество граждан «некоренной» национальности» в столице стремительно догоняет численность русскоязычного населения

 Каждый год в Москву приезжает огромное количество людей, мечтающих стать "столичными жителями". И иностранцев - значительно больше, чем выходцев из российской глубинки. Интересно, но попытки сосчитать таких "гостей" до известной степени условны. Официальная статистика, если и дает ответ, то весьма поверхностный. Так сколько нас здесь: этнических и новых москвичей?

ВСЕ ФЛАГИ В ГОСТИ К НАМ
По статистике доля русских составляет пока 84,5 процента из 10,4 миллиона "сосчитанных" жителей столицы. Соответственно представителей других национальностей - не более 2 миллионов. Однако статистические данные отражают четкую тенденцию: численность иноязычных мигрантов с каждым годом возрастает. Только количество зарегистрированных "немосквичей" в 2005 году увеличилось на 1 миллион 137 тысяч человек.
По этим же данным, в Москве проживают представители более 160 национальностей. При этом между двумя переписями населения - соответственно 1989 и 2002 годов, китайцев стало больше в 35 раз, вьетнамцев - в 14, таджиков - в 12, чеченцев - в 7 раз, ингушей - в 6, азербайджанцев и молдаван - в 5 раз и так далее. Речь идет только о постоянном населении без учета временных трудовых мигрантов.

ПАРНИ ИЗ БАКУ
Статистика утверждает, что в Москве проживает около 100 тысяч азербайджанцев. А вот исполнительный директор Всероссийского азербайджанского конгресса Эльдар Кулиев убежден, что эти данные сильно занижены: "Всего в России сейчас примерно 2 миллиона азербайджанцев, из которых каждый второй - в Москве".
Основные места расселения пришельцев из закавказской республики: ЮВАО, ЮАО, южная часть ЦАО. В остальных столичных округах скопления проживающих азербайджанцев отмечаются лишь на окраинах города.
Почти каждый второй азербайджанец в Москве - предприниматель. Обычно это представители мелкого бизнеса, обслуживающие розничные и мелкооптовые рынки.

ТАТАРСКИЕ СЛОБОДЫ
"В Москве проживает не менее 850 тысяч татар, - сообщил "Труду" директор татарского культурного центра Энвер Хусаинов. - Большинство из них родились в этом городе и считают себя коренными москвичами".
"Новые" татары селятся в центре - это по традиции Замоскворечье, Марьина Роща и район Мещанских улиц. Во второй половине прошлого века татары начали обустраиваться на южных и юго-восточных окраинах города, где возводили ведомственное жилье индустриальные гиганты, привлекавшие рабочих "по лимиту".

БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ
По переписи 2002 года украинцев в столице не менее 255 тысяч человек. Но заместитель руководителя диаспоры Людмила Мельник уверена: "Украинцев в столице живет как минимум вдвое больше, чем показала перепись".
Их много на Арбате, в Тропареве-Никулине, на Тверской и Обручевской улицах. Служащие и рабочие селятся на западной, северо-западной и юго-западной окраинах города, а в последнее время и в ЮВАО с его дешевым жильем. Во времена СССР украинцы чаще прописывались в западной части города и в центре.

ТАДЖИКИСТАН В ЧЕРКИЗОВЕ
"По нашим подсчетам, до 6 процентов всего сельского населения Таджикистана находится в Москве, - рассказал председатель таджикского национально-культурного центра "Нур" Бокшо Лашкарбеков. - Большинство из них не ставят целью переселяться в Россию, а работают здесь вахтовым методом".
Таджики, как и молдаване, трудятся в основном на стройках, хотя немалая их часть работает на рынках и в сфере бытовых услуг. Пользуются спросом рабочие руки из Средней Азии и в столичном ЖКХ. Они неприхотливы в быту и готовы работать за минимальную зарплату. Поэтому руководители "коммуналки" особо и не скрывают, что лучшего дворника, чем таджик, не найдешь.
Таджикская "столица" в Москве - это Черкизовский рынок и его окрестности.

ГОРОДСКИЕ АРМЯНЕ
По переписи 2002 года армян в Москве около 170 тысяч человек. Но и вице-президент Союза армян России Вячеслав Галустян убежден, что цифра сильно занижена: "Официальные данные о количестве армян никак не соотносятся с реальным положением дел. Нас в Москве не меньше 500 тысяч".
Богатые армянские общины расселились в Замоскворечье, на Якиманке, в районе Тверской улицы, проспекта Мира, "Сокола" и "Аэропорта", в ЗАО и ЮЗАО. Менее обеспеченные живут в Чертанове, Орехове-Борисове, Люблине, Царицыне, Текстильщиках и Кузьминках.

ЧАЙНА-ТАУН
Китайское землячество, по разным данным, насчитывает от 30 до 100 тысяч человек. Состоит в основном из молодых мужчин до 40 лет (около 70 процентов), половина холостяки. 40 процентов московских китайцев торгуют на рынках, около 20 - работают в сфере услуг (центры китайской народной медицины, косметологии, гостиницы и рестораны).
Внутренняя жизнь китайской общины в Москве предельно закрыта для посторонних и строится по своим жестким правилам: с клановостью, внутренними разборками и криминальной составляющей. Почти 70 процентов китайцев живут в гостиницах и общежитиях.
Вьетнамцев в Москве сегодня более 30 тысяч человек. В основном не имеют официального статуса и регистрации. Заняты в сфере полулегальной рыночной торговли ("челноки") на "вьетнамских рынках". Многие из них приехали еще в 1980 годы прошлого века для работы по контрактам в текстильной промышленности. Как и китайцы, вьетнамцы донельзя криминализированны и проживают кланово ("вьетнамские слободки") поблизости от "мест работы", в основном в общежитиях. Между вьетнамцами и китайцами часто происходят стычки, связанные с борьбой за сферы влияния.
Такова ситуация лишь с наиболее крупными и известными диаспорами на территории столицы. Москва - город многонациональный, и численность представителей других народов здесь стремительно догоняет количество русскоязычного населения.
Наверное, это демографическая закономерность. Но вывод напрашивается однозначный: необходимо учиться жить рядом друг с другом. Поскольку другой вариант - мы вместе наблюдали недавно на Черкизовском рынке: самодельная бомба, взрыв, 11 погибших. Среди пострадавших китайцы, вьетнамцы, таджики, белорусы. И только по счастливой случайности в этом перечне не оказалось русских.

ЭТНИЧЕСКИЙ КРИМИНАЛ
Из выступления перед депутатами Государственной Думы заместителя министра внутренних дел Александра Чекалина:
- В последние годы число преступлений, совершенных иностранцами, выросло в 2,5 раза. И 90 процентов из них приходится на выходцев из стран СНГ. Только за 2005 год приезжие совершили в Москве около 32 тысяч преступлений... На сегодня не существует единой эффективной базы данных по въезжающим в Москву иностранцам. Как нет и жесткого регистрационного учета. Все это порождает массу структур, которые не безуспешно подменяют официальные органы за соответствующую плату. А поскольку "нелегалы" не платят налогов и пошлин, они наносят колоссальный ущерб и столице, и стране в целом. В результате ежемесячные убытки от "нелегалов" составляют миллиарды рублей и сопоставимы с расходами на социальную политику.

СПРАВКА "ТРУДА"
Известно, что половина "новых москвичей" посылает часть заработанных денег на родину. Суммы - от 50 до 160 и более долларов в месяц. Во многих странах СНГ эта статья составляет значительную часть валового национального продукта или национального дохода. В среднем гражданин Азербайджана отправляет ежемесячно домой 167 долларов, Молдавии - 144, Армении - 126, Украины - 118, Грузии - 91, Узбекистана - 82, Кыргызстана - 61, Таджикистана - 56. Денежные переводы мигрантов составляют 20 процентов ВВП Грузии и 30 процентов ВВП Молдавии.

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Владимир Замуруев, заместитель председателя Комитета межрегиональных связей и национальной политики города Москвы:
- Если бы мигранты перебирались в Москву постепенно, они бы не имели особых проблем вхождения в общество. Но, приезжая большими массами в короткое время, увы, безболезненно в столичном социуме "раствориться" они не могут. При этом прогноз демографической ситуации таков, что с каждым годом число москвичей нерусской национальности будет только увеличиваться. Приезжают новые люди, рожают те, кто уже успел осесть здесь. И категорически не хотелось бы допустить анклавного расселения этнических общин в Москве наподобие американского Гарлема. Если мы начнем отгораживаться друг от друга, ни к чему хорошему это не приведет. "Старым москвичам" нужно добрее относиться к "гостям". Но и те, в свою очередь, должны учиться нашим обычаям и культуре.

Михаил ЗАЙЦЕВ. «Труд», 30 августа 2006 года

Национальные диаспоры и уроженцы: как мы друг к другу относимся

Пароль - "мигранты", отзыв - "понаехали тут!". В любые времена, хоть царские, хоть советские, хоть нынешние, столица российского государства никогда не была стопроцентно русской.
Всегда в нее вливались потоки разнообразных "инородцев", которые с болью или с боем, во втором или третьем поколении постепенно становились "коренными москвичами". Их никогда не встречали с распростертыми объятиями - впрочем, обойтись без их рабочих рук столица тоже обычно не могла.
Об отношении коренных москвичей к мигрантам написано и сказано много, порой даже чрезмерно. Гораздо меньше известно о том, что, собственно, происходит внутри разных национальностей в Москве и так называемых анклавов внутри города. Ученые Института социологии РАН провели солидное по масштабам и во многом уникальное исследование. Они сделали то, что, пожалуй, практически никогда не приходило в голову коренным москвичам, - попытались понять, чем живут и кем себя считают их соседи-мигранты, какие ценности они исповедуют и что значит для них - приезжих - "наша Ма-а-асква".
Особо отметим: опрос вели только среди легальных мигрантов. Оценивать число "нелегалов" социологи не стали намеренно - слишком много на этот счет спекуляций, не подкрепленных точной статистикой.
Москва, как известно, порт пяти морей и большая деревня, приют для ста народов. Ста - не ста, но согласно данным переписи населения 2002 года, среди примерно 10 миллионов москвичей 85 процентов - русские, а дальше в порядке убывания следуют украинцы (2,5 процента), татары (1,7), армяне (1,2), азербайджанцы (0,9), белорусы (0,6), грузины (0,5) и др.
Как явствует из данных исследования ИС РАН, среди сегодняшних москвичей пропорции родившихся в Москве и приезжих распределяются так. 60 процентов русских - уроженцы столицы и 40 - приезжие (в том числе 15 - так называемые "новомигранты", осевшие в городе за последние 19 лет). Среди татар - 45% те, кто родился в Москве, 55% - приезжие, "новых" - 10 процентов. Среди украинских мигрантов 22 процента живут в столице с 1986 года и позже. Армян-уроженцев Москвы 24 процента, мигрантов - 76% (26% - новые), у азербайджанцев цифры соответственно 14-86-50. 22 процента грузин родились в Москве, а из 78 процентов грузин-приезжих 34 - новоселы.
Мигранты разных национальностей сильно отличаются друг от друга. Хотя бы, например, по возрасту. Русские переселенцы 18-49 лет составляют в своей группе мигрантов 23 процента, 30-49 лет - 39 процентов, от 50 и старше - 38 процентов. Зато среди азербайджанцев преобладают люди молодые (52 процентам из них от 30 до 49 лет), причем в основном это мужчины. Людей с высшим образованием среди русских мигрантов 36 процентов (это даже выше среднемосковского 31 процента жителей, вообще имеющих вузовский диплом). Среди мигрантов-украинцев таких людей 29 процентов, у татар - 20, у армян - 36, у грузин - 32, у азербайджанцев - 13.
Цифры вполне объяснимы. "Выдавливание" русскоязычных граждан из "Нового зарубежья" или стран - бывших республик Союза привело к тому, что многие из них (в основном квалифицированные специалисты) в итоге осели в Москве. А для молодых активных граждан титульных национальностей этих республик столица стала лучшим местом, где можно найти работу. В каких профессиональных сферах заняты московские мигранты? Среди русских, живущих в Москве менее 10 лет, 44 процента заняты физическим трудом (средняя во втором или третьем поколении для москвичей этой национальности - 32%). По 23 процента относят себя к специалистам высшей и средней квалификации, 10% - руководители и предприниматели. Среди коренных русских москвичей физический труд не в почете, им заняты лишь 28 процентов, зато чем-то руководят 15 процентов. Русские - это "самые типичные москвичи", национальное большинство. Это к их традициям должны притираться мигранты. А сами-то они - довольны ли своей жизнью? "Все не так плохо и можно жить", - сказали социологам 21 процент русских-москвичей, половине "жить трудно, но можно терпеть", для 24 процентов их бедственное положение "невыносимо".
Социальное положение этнических украинцев в столице практически такое же, как и у русских.
Славяне - они славяне и есть: "этнической дистанции" между ними практически не видно. Да и 76 процентов столичных украинцев считают русский родным языком, три четверти владеют им лучше, нежели ридной мовой, а две трети их детей по-украински практически не говорят. Только 23% на вопрос "кто вы?" гордо отвечают "украинцы!" - остальные причисляют себя к "россиянам".
Среди татар, переселившихся в Москву более 20 лет назад, 63% по сию пору добывают свой хлеб в буквальном смысле "в поте лица". А вот те, кто приехал в столицу после 1986 года, уже не шли в рабочие или дворники. Среди них сейчас лишь 32 процента заняты физическим трудом, а специалистов - почти две трети.
Эта группа мигрантов живет в столице на правах "своих", неприязни к ней не высказывали даже экстремистски настроенные молодежные группы, не говоря уж о более мирном населении. Русский язык для большинства московских татар родной, а в укладе жизни вполне уживаются этнокультурные традиции с принятыми в Москве стандартами поведения.
Все, по их словам, весьма неплохо у 53 процентов и более или менее - у 42. Крайне недовольны жизнью лишь 5 процентов. При этом лучше всего себя чувствует молодежь до 30 лет - в этой группе счастливчиков почти две трети.
Одна из быстро растущих и достаточно легко адаптирующихся диаспор столицы - армянская. Между переписями 1989 и 2002 годов число армян-москвичей выросло втрое (конечно, сыграли свою роль землетрясение и война с Азербайджаном). Армянские мигранты, приехавшие в Москву, были, как правило, молодыми (до 80 процентов - моложе 30 лет) и чаще всего мужчинами. По сравнению с коренными москвичами - русскими, украинцами, татарами - их оказалось сравнительно немного в системе управления, но зато в большом количестве они заняты в сфере культуры, в "квалифицированных группах умственного труда". Армяне-мигранты сравнительно легко вливались в московскую жизнь. Большая часть из них приехала в столицу из Азербайджана и Грузии, где они учились не в "национальных", а в русских школах, свободно владели русским языком (половина считала его родным) и чувствовали себя "гражданами Союза". Тесной связи именно с Арменией у них, по сути, не было - две трети армян-москвичей там практически никогда не бывали и 90 процентов не имели никакого желания менять Москву на Ереван.
В социально-демографических чертах московских грузин много сходства с армянами. Подавляющая часть их столичной диаспоры - новые, "постсоветские" мигранты. Правда, грузин в Москве существенно меньше, чем армян. Большая их часть оценивает свою жизнь в столице положительно - особенно по сравнению с той ситуацией, которая сложилась в современной Грузии. Но по родине они скучают достаточно сильно, хоть и "не хотят вернуться к прежним временам".
Большинство грузин-москвичей свободно говорят и думают на русском языке, но две трети сохранили хорошее знание родной речи. Правда, в отличие от старших, лишь треть молодежи свободно говорит и размышляет по-грузински.
Как и армяне, московские грузины вполне терпимо относятся к смешанным бракам: так, у трех четвертей грузин и трети грузинок супруги были русскими.
Самый резкий контраст с коренным населением Москвы представляет собой азербайджанская диаспора. По переписи 1989 года в Москве их было лишь 21 тысяча, сейчас - около 100 тысяч, то есть примерно 1 процент населения столицы. Опередив по численности евреев, белорусов и грузин, они стали в последнее время более заметными. При наличии довольно сильной, но малочисленной прослойки интеллигенции в массе своей азербайджанцы-мигранты принадлежат к относительно менее образованной части столичного населения. Только 13 процентов из них имеют высшее образование. Верующих-мусульман среди них даже больше, чем среди татар (71 процент). Эта этническая группа как никакая другая ревностно хранит "свои" традиции. В частности, больше половины женщин не работают - ведут домашнее хозяйство, не поощряются межнациональные браки и т.п. Значительная группа представителей этой диаспоры сохраняет тесную связь с Азербайджаном и мечтает туда вернуться. Заметно больше людей, чем в других этнических группах, не отказались от азербайджанского гражданства.
Правда, делают выводы социологи, позиции азербайджанцев в Москве в ближайшем будущем должны измениться. Молодежь получает образование в российских школах и вузах, уже 85 процентов столичных азербайджанцев считают, что свободно владеют русским языком. Как отметили социологи, в Москве азербайджанцы постепенно начинают преодолевать даже застарелые традиционалистские предубеждения: большинство опрошенных считают, что необходимо "воспитание уважения между народами Азербайджана и Армении".
И все-таки говорить о "диаспорах в целом" - все равно что мерить среднюю температуру по больницам. Ученые-социологи нашли особый ракурс для взгляда на диаспоры: мигрантов разделили на тех, кто хотел бы в будущем остаться в Москве, и людей, приехавших в столицу ради временного заработка. Отличия оказались разительными.
Так, например, среди московских азербайджанцев, которые хотят навсегда остаться москвичами, почти половина (48 процентов) имеют постоянную работу, завели собственное дело 34 процента. Лишь 6 процентов работают от случая к случаю и 11% - временные наемные работники. Совершенно иначе дела обстоят у тех, кто рассматривает Москву как своего рода Клондайк или перевалочный пункт. 44 процента имеют лишь временную работу, только 28 процентов - постоянную. Собственное дело есть у 22%, а 6 процентов перебиваются случайными заработками.
Соответственно эти люди оценивают и свое материальное положение: 22,5% ориентированных на жизнь в Москве ни в чем себе не отказывают, а у 34 процентов вызывает затруднения лишь покупка дорогих вещей. Среди "временщиков" каждому пятому (27 процентов) хватает денег только на еду, а 44% в состоянии купить только то, что крайне необходимо.
Большинство тех, кто планирует остаться в Москве навсегда (82 процента), приняли такое решение самостоятельно. Больше половины из них (53%) хотели бы видеть своих детей и внуков москвичами. Во второй группе половина приехала по собственной воле, а другую, чуть меньшую часть (49%) "уговорили родственники". Ровно в десять раз меньшее количество таких опрошенных готовят детям "московскую судьбу".
В отношениях с городом любовь и ненависть, оказывается, во многом взаимны. Меньше трети азербайджанцев, "ориентированных на постоянную жизнь в столице", не в состоянии примириться с московскими традициями, а 45% считают, что в русском городе надо жить согласно русским обычаям и традициям. Зато во второй группе нетерпимых больше половины, а соблюдать московские нормы готовы лишь 25 процентов. Среди временщиков вчетверо больше тех, кто гордо заявляет: "Только слабые и трусливые люди соблюдают все законы и правила!" - и нарушают их, если считают нужным (11 процентов против 2,4% в первой группе). При этом согласились с утверждением "спокойно и достойно можно жить только среди своих" 9% "потенциальных москвичей" и 48 процентов временных мигрантов-азербайджанцев.
Только четверть мигрантов - убежденных москвичей хотела бы жить по соседству со своими земляками. Среди временщиков так думают больше половины. Половина "постоянных" - за то, чтобы селиться среди давно живущих в Москве людей, 22 процентам все равно, в каком районе жить. Терпимость распространяется даже на самое что ни на есть святое - на детей. Треть азербайджанцев, готовых остаться в Москве, ничего не имеют против того, чтобы их дочь вышла замуж за русского (хотя ислам подобные браки с иноверцами мусульманкам категорически запрещает). Однако лишь 12 процентов "временщиков" допускают до своего сознания такую мысль.
Социологи не поленились выслушать и коренных ма-а-а-сквичей... Как выяснилось, "неприязнь слепа": они часто даже не подозревают, кто перед ними - азербайджанец, армянин, таджик, грузин, чеченец... Все мигранты для них на одно лицо, и вникать в этнографические или культурные тонкости жители столицы не собираются. Участникам фокус-групп прочли отрывки из статей в прессе, где описывались обычаи и традиции азербайджанцев, и предложили угадать, о какой национальности речь. Стенограмма обсуждений пестрит редкостными по степени несуразности, но очень узнаваемыми перлами. "По-моему, они все одинаковые, я их не различаю". "Разница между грузинами и армянами - чё-то в отношении с родственниками". "Те фамилии, что на "-ян" - это армяне, а на "-идзе" - грузины. А Джафаров? На "-ов". Русская фамилия". "Я их всех не люблю, потому что они пристают ко мне всегда". "Грузины - они с достоинством. Они песни поют. А армяне все как один врачи, для них в институтах даже группы специальные создают". И так далее.
И, конечно, не обошлось без классической социологической ловушки. Разным группам русских москвичей прочли текст газетной заметки о драке, перестрелке и убийстве в боулинге. Только в первый раз арестованным "героям" статьи дали славянские фамилии Котенков и Коростелев, а в другом назвали их Алиевым и Гейдаровым-оглы.
Реакция слушателей была принципиально разной. В первом случае, высказывая свои эмоции, оценивая услышанное, участники фокус-группы рассуждали в основном о том, что "нечего в общественном месте разборки устраивать": "Идите за заборчик и там выясняйте отношения". Участников перестрелки называли максимум "быдлом". Главным приоритетом была безопасность тех, кто к криминалу непричастен. Во втором случае сразу же зазвучали "ксенофобски окрашенные" выражения. "Приехали чурки нерусские и мочат кого попало", "у них в крови эти разборки", "пусть в свою страну едут и там друг друга перебьют" и т.п.
Хорошее есть слово - "толерантность". Жаль, никак его с иностранного языка на московский говор не переведем.

Комментарий
Что мешает мигрантам освоиться
Результаты исследования этнических групп Москвы "Российской газете" комментирует руководитель проекта профессор Института социологии РАН Леокадия Дробижева
Российская газета: Леокадия Михайловна, судя по хронике происшествий последнего времени, ксенофобия и нацизм, которыми "больно" российское общество, перешли в открытую и крайне опасную форму. На кризис и дефолт это не спишешь. Тогда в чем дело?
Леокадия Дробижева: От ксенофобии и страхов на ее почве не свободна ни одна страна, даже самая благополучная. Государство тут не все может сделать. Особенно в России, где "государственное самосознание" (то есть политическая воля лидеров страны и официальная политика) далеко не всегда были тождественны общественным представлениям и ценностям. У нас еще в 1992 году не более пятой части населения той же Москвы называли себя "россиянами". Лишь к началу ХХI века эта цифра дошла до 80 процентов. У той проблемы, что люди не чувствуют себя "гражданами единой страны", испытывают разного рода фобии и этническую неприязнь, есть ряд причин. Кроме исторических причин (в России не было реального гражданского общества, способного изживать такие болезни) сказались и разочарование в реформах начала 90-х, подорванная уверенность в завтрашнем дне, ревность и зависть к успехам (пусть даже воображаемым), которых достигли люди из иных этнических или социальных групп. Среди новых мигрантов, которые прибыли в Москву после распада Союза, было много людей с "мобильными" жизненными установками. Они достигали успеха в непривычных и не престижных для местных русских жителей сферах (в сервисе, в мелкооптовой торговле и пр.). Они проявляли солидарность друг с другом, что тоже раздражало старожилов. Другие приезжие от безысходности брались за любую тяжелую работу за грошовую оплату, и симпатий у москвичей не вызывали. Кроме того, массовое недовольство усугубили и действия ряда местных властей. В условиях невыплаты зарплат, экономических кризисов, угрозы терроризма было крайне удобно "перевести стрелки" недовольства на приезжих, прежде всего с Кавказа и из Средней Азии. По данным ВЦИОМ, теперь "Левада-центра", в 1993 году около трети русских утверждали, что "в социальных бедствиях России виноваты нерусские". В 2004 г. таких стало 42 процента.
РГ: Кто же они, наши "новые ксенофобы"?
Дробижева: В советское время подобные установки демонстрировали в основном люди пожилые, малокультурные и плохо обеспеченные. Сейчас мы констатируем, что социальные и демографические группы - носители националистических идей - сильно изменились. Понижение статуса людей, их "опускание на дно" общества порождает у них чувства обиды и ущемленности. Это касалось как интеллектуалов, которые никак не могут приспособиться к требованиям сегодняшнего дня, так и квалифицированных работников физического труда, не нашедших для себя адекватного места. В среде молодежи ксенофобскими настроениями заражена значительная группа учащихся ПТУ или рабочих, которые видят богатство только в кино или на московских улицах, а сами живут в ободранных окраинных хрущевках или в деревенских домах в Подмосковье. "Этнический негативизм" проявляет и часть управленцев, бизнесменов, номенклатуры и политиков - особенно тех, кто чувствует себя неуверенно. От них постоянно слышны требования "забыть об этнокультурных (национальных, как раньше говорили) особенностях и быть просто гражданами России".
РГ: Но разве это так уж плохо - "быть россиянами"?
Дробижева: Стремясь противостоять такому русскому национализму, как исповедует, например, лимоновское РНЕ, исследователи говорят о необходимости сформировать в России "гражданскую нацию" и "гражданский национализм" в значении переживания за судьбу граждан страны, но не превосходства над другими. Нельзя понимать это упрощенно. В стране, где русские составляют доминирующее большинство, особенно важно строить отношения, основанные на взаимопонимании. Насильственная "русификация" иных народов принесла горькие плоды еще в царские времена. "Мы все - россияне" - эта фраза несет в себе совершенно иной смысл. Люди любой национальности - и русские, и другие - дорожат своей культурой, языком, обычаями, традициями. И в потере этой неизбежно будут винить других - власть, соседей, внешних и внутренних врагов... Вопрос сохранения своей идентичности у различных национальностей - дело столь же деликатное, сколь и естественное.
РГ: Своеобразия в образе жизни лучше всего, наверное, сохраняются в так называемых анклавах (или, грубее, - гетто), где селятся представители одной национальности. Но москвичей вовсе не радует однажды обнаружить на месте Китай-города Чайнатаун...
Дробижева: Этнические анклавы существуют во многих крупных городах. Но опыт США и других стран, переживших в разное время наплыв иммигрантов, свидетельствует: такие анклавы в большинстве случаев рассасывались, когда целью приезжих становилось не просто "заработать деньги и вернуться на родину", а остаться в данной стране навсегда. Более устойчивыми оставались китайские и японские анклавы.
Прежние волны миграции, которые изучали ученые, были в основном волнами переселения людей. Современные потоки - скорее "прокачка" целых групп разных культур через определенные, наиболее экономически благополучные территории. Это непрерывный процесс, и для обслуживания таких потоков (как показывает пример тех же парижских пригородов) формируется целая инфраструктура. При этом местные жители становятся здесь "помехой". Анклавы могут быть, потому что только в них для мигранта создается своего рода "буферная зона" перед враждебным к нему городом. Проблема лишь в том, чтобы они не слишком мешали принимающей стороне - в нашем случае - московскому сообществу.
РГ: И что же, властям надо озаботиться расселением таких гетто?
Дробижева: "Административный ресурс" тут важен, но недостаточен. Все гораздо сложнее и тоньше. Как показали наши исследования, надо плотнее и лучше взаимодействовать с теми мигрантами, которые по-настоящему хотят стать москвичами, видят в этом городе будущее для своих детей, готовы - пусть даже не сразу - принять и разделить базовые ценности местного населения. Однако на словах власти высказывают пожелания "сделать все, чтобы люди приезжали и работали", а на повседневном уровне выстраивается несметное число барьеров. В результате даже те приезжие, кто хотел бы "интегрироваться" в московскую жизнь, сделать этого практически не всегда могут. Между тем в сознании мигрантов, готовых остаться в Москве навсегда, как показали опросы, очень сильна убежденность, что "Москва - русский город и надо жить в соответствии с его обычаями".
РГ: Но не будем идеалистами: не слишком-то получается это у них...
Дробижева: А вот здесь должны сыграть свою роль мы - общественность, ученые, журналисты, представители властей. Не надо вопреки очевидности отрицать в Москве "русскую" культурную среду, которая, конечно же, испытывает, влияние глобализирующегося общества, но все же сохраняет своеобразие. Когда иммигранты не понимают, "по каким правилам в городе идет игра", если вокруг все зыбко и неопределенно, они пытаются найти устойчивую опору, воспроизводя на новом месте привычные для них отношения и культурные ценности. На мой взгляд, дело не только "в них", а и в нас. Пока Москва сама себя не поймет и не приведет в порядок, пока москвичи останутся разобщенными буквально "на атомы" - вряд ли можно надеяться, что мигранты перестанут в ней быть "чужими". Сейчас есть две тенденции. Одна - в ответ на "взбунтовавшуюся этничность" перестать говорить о ней. Даже не называть этническую принадлежность, например, торгующих на рынках или даже нарушивших общественный порядок на основе этнической неприязни - они просто преступники. Другая, наоборот, не забывать, даже подчеркивать, что ты русский, поляк, азербайджанец. И то, и другое, на мой взгляд, крайность. Важно не допускать дискриминации людей по национальному признаку. А иной раз сказать о добрых поступках русских, украинцев, татар даже полезно. Ведь бывает, что они совершают их не только потому, что являются добропорядочными гражданами своей страны, но и хотят, чтобы о них, как о представителях их национальности, было представление как о достойных людях.

Справка "РГ"
Проект был выполнен в рамках среднесрочной целевой программы "Москва многонациональная: формирование гражданской солидарности, культуры мира и согласия" Центром исследования межнациональных отношений Института социологии РАН (руководитель проф. Дробижева Л.М.) при участии советника РАН, чл.-корр. Арутюняна Ю.В. В ходе исследования были опрошены более 3 тыс. респондентов - представителей пяти основных этнических групп - русского большинства, татар, азербайджанцев, армян, грузин. Мигранты, вошедшие в эти группы, имели официальную регистрацию.

Екатерина ДОБРЫНИНА. «Российская газета», 30 августа 2006 года