|
Для цитирования: Карачурина Л.Б.,
Мкртчян Н.В. Население центров и глубинки в России, Украине и Белоруссии
//Демоскоп Weekly. 2016. № 699-700. URL: http://demoscope.ru/weekly/
2016/0699/tema01.php
|
|
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями:
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| Население центров и глубинки в России, Украине и Белоруссии[1]
* |
 |
|
|
Над темой номера работали
|
 |
 |
|
Лилия
КАРАЧУРИНА[2]
|
Никита
МКРТЧЯН[3]
|
|
Зачем изучать поляризацию пространства и расселения
Прошло более двух десятилетий с начала независимого
развития трех стран – России, Украины и Белоруссии. Проблемы расселения
и демографического развития стран становились предметом многих исследований,
но сравнительных межстрановых работ за этот период немного. В рамках
данной статьи мы проводим сравнительное исследование на уровне так
называемых «малых территорий» - городов и административных районов.
На сегодня это самый нижний иерархический уровень, на котором сопоставления
возможны с точки зрения доступности статистических данных.
На этом уровне нас интересуют вопросы общей динамики
населения и трансформации в картине расселения за период, прошедший
с последней Всесоюзной переписи населения 1989 года. Для описания
и анализа этих процессов мы рассматриваем изменения в контексте
центро-периферийного градиента, действующего внутри отдельных регионов
(краев, областей, республик). В ходе анализа мы тестировали следующую
гипотезу: в каждом регионе динамика численности населения малых
территорий зависит от степени их удаленности от регионального центра.
Подобная методика уже применялась для России. В данном случае нас
интересует, действуют ли центро-периферийные градиенты применительно
к динамике расселения на Украине и в Белоруссии, каковы общие черты
указанных процессов и в чем кроются ключевые межстрановые сходства
и различия.
Численность населения – один из наиболее динамичных
и доступных для исследования параметров, оказывающих влияние на
все основные параметры расселения. В те периоды, когда население
растет равномерно, это влияние как бы затушевывается, становится
малозаметным, а монотонный демографический фон создает особенно
благоприятные предпосылки для проявления других факторов. Сейчас
сложилась иная ситуация.
Так же, как и во многих странах Восточной Европы, долговременные
тренды смертности и рождаемости, наблюдаемые в бывших европейских
республиках СССР в течение всего ХХ века, к началу 1990-х годов
привели к депопуляции[4]. Она
затронула как городское, так и сельское население; хотя и в разной
степени – но большинство регионов России, Украины и Белоруссии.
Почти случайным образом начало депопуляции совпало по времени с
распадом СССР и тяжелым трансформационным кризисом, затронувшим
все постсоциалистические страны. На постсоветском пространстве эти
трансформации сопровождались кратковременным всплеском миграций
как между странами, так и внутри них - между отдельными их регионами.
Получила развитие ранее фактически запрещенная эмиграция в страны
Запада. Впоследствии объемы миграций – как международных, так и
внутристрановых сократились, но во многом это снижение стало следствием
развития разных форм временной миграции, трудно поддающихся статистическому
учету[5].
В целом миграция (приток или отток) приобретала все
большее значение как компонент динамики численности населения территорий
всех уровней – от странового до городского и районного (NUTS-3).
При этом пространственное положение малых территорий (например,
их близость или удаленность от крупнейших городов, государственных
границ, курортных зон) может стирать границы в динамике численности
населения городов и сельской местности.
Какой бы уровень мы не рассматривали, миграционные процессы
не только способствуют динамике населения путем его перераспределения
между отдельными регионами и поселениями, но и, в силу селективности,
ощутимо меняют возрастную структуру населения. Особенно значимо
это влияние на длительных промежутках времени. В СССР наиболее активное
сокращение сельского населения затронуло Центральные районы России,
в 1959-1985 годах оно составило 44%. На Украине за тот же период
сельское население уменьшилось на 21%, в Белоруссии на 7%[6].
Так как сокращение населения являлось результатом «вымывания» молодежи,
оно способствовало ускоренному старению населения и распространению
депопуляции[7]. С другой стороны,
миграция молодого энергичного населения в города, где имеются учреждения
профессионального образования и относительно широкий рынок труда,
способствует омоложению возрастной структуры населения и улучшению
общей демографической ситуации в них. Эти процессы не уникальны
для рассматриваемых постсоветских стран, схожим образом внутренняя
миграция влияет на население Германии[8],
Чехии[9], Швеции[10].
Параллельно демографическим изменениям получали новое
звучание процессы урбанизации. В отдельных проявлениях этого процесса
постсоветские страны не успевали не только за странами Запада, но
и за Восточной Европой. В частности, процесс субурбанизации, получивший
развитие в США и Западной Европе в 1960-1970 годы[11],
во многих восточноевропейских странах начался позже[12],
а в России, на Украине и в Белоруссии пока получил лишь точечное
развитие[13]. Кратковременный
тренд переселения горожан в сельскую местность[14],
имевший место в начале 1990-х годов, просуществовал недолго (в Белоруссии
отрицательный баланс миграции городского населения не был зафиксирован
и в этот период, отмечалось только снижение миграционного прироста[15]).
Миграционная убыль городского населения не была значительной по
объему и не являлась сигналом зарождавшейся субурбанизации, а была
следствием острой ситуации в городской экономике. Впоследствии кризис
сельского хозяйства, недостаточность финансирования сельской местности,
реструктуризация сети учреждений социальной сферы стали факторами
дальнейшего оттока населения из сельской местности, который продолжается
до настоящего времени.
Что касается субурбанизации, то в отличие от Восточной
Европы, этот процесс пошел в европейских странах бывшего СССР очень
специфически. Так, в отдельных местностях Польши, Чехии, Венгрии
обрушение социалистической модели способствовало деконцентрации
расселенческой сети и развитию малоэтажной пригородной субурбии.
Анализ современной польской модели, выполненный Купичевским[16],
связывает «акселераторное» развитие субурбии вокруг Варшавы в 1993-1994
годах с созданием «эмбрионального среднего класса с доходами, сопоставимыми
с доходами среднего класса в Западной Европе и подобными стремлениями
и образцами потребления», что «увеличило спрос на высококачественное
жилье в приличных условиях окружающей среды». На рост численности
населения сельских общин в 30-и км зоне от границ Будапешта в 1990-1997
годах указывают работы Brown and Schafft[17]
и др.
В бывших республиках СССР тоже произошло формирование
среднего класса, который предъявлял спрос на загородное жилье. Однако
в подавляющем большинстве это было «второе» жилье, дача, рассматриваемая
как параллельное жилье (по выходным дням)[18].
Соответственно, с точки зрения официальной статистики, эти люди
остались жителями, например, Москвы или Киева, а не пополняли собой
население Московской или Киевской областей. Таким образом, происходила
не вполне та деконцентрация расселенческой сети, которая имела место
в европейских странах. Этот «постсоветский» вариант дачной субурбанизации,
не влияющей на численность населения пригородов, наблюдается не
только в рассматриваемых странах, но и, например, в Эстонии[19].
Тем не менее, в исследовании по Московской агломерации отмечено
сосредоточивание населения в непосредственной близости от Москвы[20].
Отметим, что процессы движения населения между городами и пригородами
трудно поддаются изучению, фактическое население часто не соответствует
официальной статистике, это же отмечают и исследователи в восточноевропейских
странах[21].
Рост городов и концентрации населения приводит к формированию
пространственной структуры типа «центры – периферия». Со времен
появления модели[22], она
модифицировалась и усложнилась[23],
однако, базовые позиции остались неизменными. Центр и периферия
находятся в сложных взаимодействиях, чем мощнее центр, тем сильнее,
интенсивнее и протяженнее все его связи с окружающей территорией,
тем полнее он осуществляет «контроль территории». Одновременно,
чем крупнее центр, тем больше он выкачивает из окружающей территории
различные необходимые ему для развития виды ресурсов, в том числе
население. Центры и периферию можно наблюдать на разных иерархических
уровнях: глобальном, общестрановом (межрегиональном), внутрирегиональном.
Современные европейские исследования акцентируют внимание на общестрановом
уровне, выделяя отдельные значимые ядра и анализируют поведение
периферии по отношению к ним[24].
Наши предыдущие исследования по России[25],
работы по США[26], по Центральной
и Восточной Европе[27] показали,
что в условиях сильной поляризации пространства центро-периферийную
концепцию продуктивно использовать по отношению к анализу динамики
численности населения на внутрирегиональном уровне. Наследие советской
модели организации и управления территориальным развитием для современных
России, Украины и Белоруссии по-прежнему ведет к тому, что центры
регионов выступают центрами организации территории. За очень редким
исключением, региональные столицы – это самые крупные по численности
населения и мощности экономики города. Пространство вокруг них –
ближняя и дальняя периферия. Показателем периферийности может служить
физическая удаленность от регионального центра, выраженная расстоянием.
Без сомнения, расстояние – это не единственное, что дифференцирует
территорию и делает пространство «ухабистым»[28].
Но оно хорошо измеряется и косвенно диагностирует время и риски,
требуемые для его преодоления, а также - в условиях иерархически
построенного пространства (как было в СССР и остается в постсоветских
республиках) – наличие и плотность линейной инфраструктуры.
* - Авторы выражают признательность С.Г. Сафронову (географический
факультет МГУ имени М.В.Ломоносова) за идеи и рекомендации, высказанные
при работе над исследованием.
[1] Текст подготовлен на основе
статьи: Karachurina, L. and Mkrtchyan, N., 2015: Population change
in the regional centres and internal periphery of the regions in
Russia, Ukraine and Belarus over the period of 1990-2000s. In: Szymanska,
D. and Chodkowska-Miszczuk, J. editors, Bulletin of Geography. Socio-economic
Series, No. 28, Torun: Nicolaus Copernicus University, pp. 91–111.
DOI: http://dx.doi.org/10.1515/bog-2015-0018
[2] Карачурина Лилия Борисовна
– доцент кафедры Демографии НИУ ВШЭ.
[3] Мкртчян Никита Владимирович
– в.н.с. Института демографии НИУ ВШЭ.
[4] Демографическая модернизация
России, 1900-2000. Под ред. А.Г. Вишневского. М.: Новое издательство,
2006. с.491-497.
[5] Моисеенко В.М. Внутренняя
миграция населения. М.: ТЕИС 2004, с. 238.
[6] Население СССР за 70 лет
/Отв. ред. Л.Л. Рыбаковский. М.: Наука, 1988 с. 48.
[7] Зайончковская Ж.А. Демографическая
ситуация и расселение. М.: Наука, 1991. С.67.
[8] Swiaczny, F., Graze, Ph.,
Schlomer, C., 2008. Spatial Impacts of Demographic Change in Germany
— Urban Population Processes Reconsidered //Zeitschrift fur Bevolkerungswissenschaft.
33 (2):181-206. DOI: http://dx.doi.org/10.1007/
s12523-009-0010-9
[9] Vobecka, J., 2010. Spatial
dynamics of the population in the Czech Republic, 1989-2007. Ph.D.
Thesis. Charles University in Prague: Faculty of Science: Department
of Demography and Geodemography; Universite de Bourgogne in Digon:
UMR INRA – AgroSup Digon. P.21
[10] Amcoff, J. and Westholm,
E., 2007. Understanding rural change: Demography as a key to the
future //Futures, 39 (4), pp. 363–379. DOI: http://dx.doi. org/10.1016/j.futures.2006.08.009
[11] Vining, D. and Pallone,
R., 1982. Migration between Core and Peripheral Regions: a Description
and Tentative Explanation of the Patterns in 22 countries //Geoforum.
13 (4): 339-410. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/0016-7185(82)90031-8;
Champion, A,G. (ed.), 1989. Counterurbanization: the changing face
and nature of population deconcentration. London. p.233
[12] Szymanska, D., Grzelak-Kostulska,
El., Holowiecka, B., 2009. Polish towns and the changes in their
areas and population densities //Szymanska, D. and Grzelak-Kostulska,
E. editors, Bulletin of Geography. Socio–economic Series, No. 11,
Torun: Nicolaus Copernicus University, pp. 15-29. DOI: http://dx.doi.
org/10.2478/v10089-008-0018-2; Illner, M., Alois, A., 1994.
The regional Aspect of Post-Communist Transformation in the Czech
Republic //Sociologicky casopis/Czech Sociological Review 2(1):
107-127; Kupiszewski, M., Durham, H., Philip, R., 1998. Internal
migration and urban change in Poland //European Journal of Population
14: 265-290. DOI: http://dx.doi.org/10.1023/A:1006058712865;
Andrusz, G., Harloe, M., Szelenyi, I. (eds.), 1996. Cities after
socialism: Urban and regional change and conflict in post-socialist
societies. Oxford: Blackwell.
[13] Махрова А., Нефедова
Т., Трейвиш А. Московская область сегодня и завтра: тенденции и
перспективы пространственного развития М.: Новый хронограф, 2008.
Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Теория «дифференциальной урбанизации»
и иерархия городов в России на рубеже ХХI века //Проблемы урбанизации
на рубеже веков /Отв. ред. А.Г. Махрова. - Смоленск: Ойкумена, 2002.
с. 71-86.
[14] Нефедова Т., Трейвиш
А. Российские городские системы в зеркале эволюционных теорий урбанизации
//Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографический
сборник. - М.: ОГИ, 2001. С.171-196; Прибыткова И.М. Урбанизация
в Украине на пороге XXI века //Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии
в 1990-е годы /Под ред. Ж.А. Зайончковской. М.: АдамантЪ, 1999.
с. 143-158; Петракова Ю.Н. Миграция в Беларуси //Основные вызовы
демографической безопасности: сходства и различия в Молдове и Беларуси
/Отв. редакторы: Палади Г.А., Шахотько Л.П., Гагауз О.Е. - Кишинев:
Штиинца, 2010. с. 246-270
[15] Шахотько Л.П. Урбанизация
в республике Беларусь //Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в
1990-е годы /Под ред. Ж.А. Зайончковской. М.: АдамантЪ, 1999. С.
101-112
[16] Kupiszewski, M., Durham,
H., Rees, P., 1998. Internal Migration and Urban Change in Poland
//European Journal of Population 14: 265-290. DOI: http://dx.doi.org/10.1023/A:1006058712865
[17] Brown, D. and Schafft,
K., 2002. Population deconcentration in Hungary during the post-socialist
transformation //Journal of Rural Studies. 18(3): 233-244. DOI:
http://dx.doi.org/10.1016/S0743-
0167(01)00046-8
[18] Нефедова Т.Г. Российские
дачи как социальный феномен //SPERO. Социальная политика: экспертиза,
рекомендации, обзоры, № 15. Осень-зима 2011. С. 161-172.
[19] Raagmaa, G., 2003. Centre-Periphery
model explaining the regional development of the informational and
transitional society /43rd Congress of the European regional science
association (ERSA) Jyvaskyla, Finland, August 27-30, 2003. URL:
https://www.jyu.fi/ersa2003/cdrom/papers/503.pdf
[20] Ioffe, G. and Zayonchkovskaya,
Z., 2011. Spatial shifts in the population of Moscow Region //Eurasian
Geography and Economics. 52 (4): 543-566. DOI: http://dx.doi.org/10.2747/1539-7216.52.4.543
[21] Steinfuhrer, А., Bierzynski,
А., GroBmann, К., Haase, А., Kabisch, S. and Klusacek, Р., 2010.
Population Decline in Polish and Czech Cities during Post-socialism?
Looking Behind the Official Statistics //Urban Studies. 47
(11): 2325-2346. DOI: http://
dx.doi.org/10.1177/0042098009360224
[22] Friedmann, J., 1972.
A general theory of polarized development //Growth centers in regional
economic development, ed. N. M. Hansen. New York: The Free Press.
[23] Richardson, H., 1973.
Regional growth theory. New York: John Wiley; Todd, D., 1974. An
appraisal of the development pole concept in regional analysis //Environment
and Planning. A 6: 291-306 и другие работы.
[24] Vinuela, A., Vazquez
Fernandez, E., 2012. From the periphery to the core: direct and
indirect effects of the migration of labour //Review of Regional
Research: Jahrbuch fur Regionalwissenschaft, Vol. 32, Issue 1: pp
1-18. DOI: http://dx.doi.
org/10.1007/s10037-011-0059-5.
[25] Карачурина Л.Б., Мкртчян
Н.В. Изменение численности населения административных районов и
городов России (1989–2010): центро-периферийные соотношения //Вопросы
географии /Московский филиал ГО СССР /Русс. геогр. об-во. Сб. 135:
География населения и социальная география /Отв. ред. А.И. Алексеев,
А.А. Ткаченко. М.: ИД «Кодекс», 2013. С. 82-107.
[26] Partridge, M., Rickman,
D., Ali, K. and Olfert, M., 2006: Does the New Economic Geography
Explain U.S. Core-Periphery Population Dynamics? Canada Rural Economy
Research Lab Working Paper, available at: http://www.crerl.usask.ca/research/New_Economic_
Geography.pdf
[27] Degorski, M., 2006.
Editorial spatial structure – some problems of the Core and Peripheral
regions in Central and Eastern Europe. In Europa XXI. 15. Regional
periphery in Central and Eastern Eupore. Ed. Komornicki, T. and
Czapiewski, K. Warszawa: Stanislaw Leszczycki Institute of Geography
and Spatial Organization, PAS, pp.5-7
[28] Новый взгляд на экономическую
географию. Доклад о мировом развитии – 2009. М.: "Весь мир", 2009.
|
