… о новых веяниях в иммиграционной политике Европы

Почему Европе не стать халифатом

События на итальянском острове Лампедуза кажутся лишь отголоском потрясений пылающего Востока. Однако решительность Европы, которая, не задумываясь, выслала нелегальных мигрантов, буквально затопивших крохотный остров, находящийся на полпути от Туниса к Сицилии, заставляет говорить о новой националистической идеологии, которая зарождается в странах ЕС.
Многих наблюдателей в разыгравшейся на Лампедузе драме поразила ее развязка. Ведь массовая депортация нелегалов для толерантной Европы - акт неслыханный. Ранее жесткие действия европейских стран по отношению к мусульманам воспринимались в арабском мире в штыки. Здесь можно вспомнить истерию вокруг карикатур на пророка Мохаммеда, реакцию на запрет паранджи во Франции и строительство минаретов в Швейцарии. Лидеры мусульманских стран готовы были превратить в международный скандал любую попытку европейцев остановить исламизацию континента; ни о каких массовых депортациях не могло идти и речи.

КРАХ "МУЛЬТИКУЛЬТИ"
Теперь, когда арабский мир погрузился в хаос, Европа не преминет перейти от слов о провале мультикультурализма к решительным действиям. А ведь еще недавно казалось, что нападками на французских цыган окончится (по сути, не начавшись) долгожданный националистический демарш. Теперь же становится очевидно, что лидеры европейской тройки - Ангела Меркель, Дэвид Камерон и Николя Саркози - не просто сотрясали воздух, выступая с жесткими исламофобскими речами. Депортация беженцев с Лампедузы представляется первым шагом Старого Света в новую политическую реальность. О привычном формате взаимоотношений между коренным населением и пришлыми мигрантами-мусульманами можно забыть.
Политкорректная Европа постепенно уходит в прошлое. Демографические изменения, в результате которых существенно возрастает доля мусульманского населения ЕС, вынуждают многих политиков отказаться от доктрины толерантности. Еще совсем недавно невозможно было себе представить, что помешанные на правах человека европейцы не захотят предоставить убежище людям, спасающимся от войны. Лампедуза - поворотный момент в европейской истории, который стал возможен в результате мировоззренческого сдвига, когда концепция мультикультурализма из непреложной истины превратилась в многолетнее заблуждение.
Секулярный пафос плюрализма с самого начала оказался несовместим с той системой ценностей, которую принесли с собой иммигранты. Общество продолжало оставаться моноидентичным: лишь носители европейского сознания могли рассчитывать на успешное существование. В конце концов, массовой практикой среди приезжих стало погружение в ислам: таким образом они пытались компенсировать свою социальную несостоятельность. Западный истеблишмент еще на самых ранних этапах всесторонне поддержал эту тенденцию, и политика толерантности до определенного времени успешно подменяла проблему преодоления социального неравенства борьбой за равноправие культур. Так мультикультурализм выродился в планомерную фетишизацию европейского ислама. Толерантность из доктрины многообразия жизненных позиций трансформировалась в плюрализм религиозных и этнических артефактов. Даже вопрос о статусе женщины в исламской среде, слишком спорный для массовой дискуссии, отошел на второй план перед простой дилеммой: быть или не быть парандже на улицах западного города.
Алармисты, не первый год кричащие об исламизации, видят в этом собственную заслугу: находясь в идеологическом загоне, они сумели донести до масс страх перед перспективой физической смерти Запада. Конечно, "прозрела" Европа не за одну неделю. Пропаганда нетерпимости в европейских СМИ велась уже очень давно.

ВОЛНА ИСЛАМОФОБИИ
Во Франции сотрудники "Комитета против исламофобии" подсчитали: начиная с 2003 года в периодических изданиях в среднем выходит по две статьи в день, посвященные мусульманскому фундаментализму. Отдельного внимания заслуживает стиль освещения терактов в Лондоне и Мадриде и таких преступлений, как убийство Тео Ван Гога в Голландии и покушение на Курта Вестергаарда (автора карикатур на пророка Мохаммеда), - все эти трагедии прочно ассоциируются у коренного населения с "исламом как таковым". Повсеместное распространение мусульманской религии делает угрозу еще более осязаемой. В итоге страх и желание противостоять исламизации континента окончательно завладевают сознанием европейцев.
Под нужды электората активно перестраивается и европейский политический класс, причем этот процесс идет уже несколько лет. Лагерь исламофобов постоянно растет, пополняясь "прозревающими" общественными деятелями. Не желая передавать бразды правления набирающим силу националистам, умеренные лидеры модернизируют либерализм. Они натужно переформатируют его для защиты традиционной идентичности и, продолжая говорить об открытости западного общества, запрещают ношение хиджаба. Истеблишмент усердно поддерживает амплуа хранителя объективных демократических ценностей. Способ избран довольно простой: симметрично навешивая ярлык экстремизма как на мусульман, так и на ультраправых, Запад символически уравнял неугодных последователей ислама с радикально настроенными неофашистами. Однако идеология умеренных исламофобов тускнеет от нескончаемых "Поймите нас правильно: мы бесконечно разделяем принципы всеобщего равенства. И вместе с тем..."
Кстати, со слов сострадания начала свою речь перед собравшимися на Лампедузе нелегалами и новоиспеченный лидер французского Национального фронта Марин Ле Пен. До сих пор вынужденная двойственность ее позиции смущала националистов. Поэтому появиться там, где начинаются депортации, было с ее стороны сильным жестом: фактически Ле Пен отождествила себя с высылкой нелегалов. И хотя сегодня предвыборные расклады вряд ли повлияют на сложившийся националистический тренд, важным остается вопрос о том, кто поведет крупные европейские державы в мир без мультикультурализма.

ИСЛАМСКИЕ "БАУНТИ"
Ранее гарантией совпадения классовых и конфессиональных границ служила ментальная неготовность мусульман к участию в широкой политической и общественной жизни. Однако со временем в Европе появилось множество исламских организаций, получающих мощную финансовую поддержку как от европейских властей, так и от государств, экспортирующих рабочую силу. До поры до времени они вписывались в общую канву проекта плюралистичной Европы. Когда же исламом пресытились, и разговоры о толерантности перестали восприниматься всерьез, мусульманские ячейки начали искать новые ресурсы для того, чтобы оставаться на плаву. К середине "нулевых" годов отчетливо наметились контуры союза леворадикалов и политически активных иммигрантов. Лидеры исламских организаций от идеологических баталий перешли к борьбе за социальную справедливость. Не допущенные к легальным рычагам власти, они превратили мечети в площадки обсуждения острых социальных вопросов и вывели тысячи сторонников на улицы, демонстрируя свой огромный потенциал. С каждым годом все сильнее ощущалась их готовность потеснить автохтонные элиты.
Однако европейский политический класс не испытывал желания поделиться с ними реальной властью. В этом смысле показателен пример расправы над запрещенной в 2010 году влиятельной организацией "Ислам для Соединенного Королевства", члены которой выступали против боевых действий в Ираке, проводя массовые мероприятия в память о погибших мусульманах. Казалось бы, причем здесь экстремизм? Но любой симбиоз ислама и политики сегодня уже под запретом.
Немногочисленный слой мусульман, сделавших политическую карьеру в период господства мультикультурализма, уходит в прошлое. Иммигранты вновь рискуют оказаться обезглавленными. Исламофобия, вооруженная либеральными лозунгами, - лучшее средство для того, чтобы навешать ярлыки и наложить запрет на деятельность неподконтрольных мусульманских организаций. Поэтому говорить о радикальной смене идеологического курса не приходится и, скорее всего, не придется. Механизмы скрытого апартеида прекрасно зарекомендовали себя в эпоху мультикультурализма, и менять их ни к чему. Можно и не хоронить окончательно концепцию толерантности, а заставить ее работать на белого человека и традиционную европейскую культуру.
Формально упрекнуть высшие слои западного общества в ксенофобии или замкнутости нельзя: даже среди депутатов Европарламента встречаются этнические мусульмане. Однако в реальности деятельность иммигрантов ограничена строжайшими ментальными и культурными барьерами. Политики, олицетворяющие мультикультурализм фактом своего присутствия во власти, в последнюю очередь представляют интересы исламского населения Европы. Это функционеры с выхолощенной нейтральной идентичностью. Чего стоит хотя бы Джем Оздемир, который возглавил немецкую парламентскую партию "Союз 90. Зеленые", или Ахмед Абуталеб, ставший мэром Роттердама. Бельгийские мусульмане дали таким политикам аллегоричное прозвище "Баунти": черные снаружи, белые внутри; их присутствие в системе никоим образом ей не угрожает. И когда европейский истеблишмент норовит ограничить права мусульманского населения, вместо того чтобы отстаивать их исламские организации, все чаще возвращаются к своему привычному амплуа религиозно-культурное лобби. Перспективы политического "взросления" европейских мусульман становятся все более туманными. А слабые попытки "развеять мифы" о враждебности ислама разбиваются о стену тотального непонимания.

ЛОВУШКА ДЛЯ МУСУЛЬМАН
Исламофобия, постепенно охватывающая все европейские страны, оправдывает "либеральные репрессии". Под демократичным соусом интеграции фактически проводится политика ассимиляции пришлого населения. Судя по всему, со временем в странах ЕС установится модель отношений с исламом, действующая по принципу маятника, крайними точками которого станут сверхтолерантность и национализм. Элита начнет навязывать обществу движение от одной точки к другой, загоняя мусульман в ловушку. В определенный период иммигрантов будут подталкивать к борьбе за собственную идентичность, чтобы впоследствии обвинить их в фундаментализме, враждебности и нежелании жить по-европейски. Это позволит сохранить цивилизационную гомогенность и монопольное положение европейских национальных элит.
Либеральное "закручивание гаек" не станет для мусульман поводом к консолидации. Во-первых, они утратили столь необходимую для этого политическую поддержку со стороны исламских государств. Во-вторых, нельзя забывать о неоднородности европейских мигрантов. Приезжие объединяются в общины не по религиозным, а по национальным или этническим признакам. Диаспоры весьма замкнуты и зачастую конкурируют между собой, пусть и не на высоких ступенях социальной лестницы. Перспектива мусульманского объединения перед лицом общей беды маловероятна. Иммигранты, скорее всего, откажутся от общемусульманского в пользу этнического и национального, ведь именно национальные диаспоры помогали им удерживать определенные социальные ниши. Турки вряд ли допустят марокканцев в подконтрольную им сферу мелкой розничной торговли. Сложно представить себе, что иранцы (кстати, наиболее интегрированные из мусульман) согласятся потерять свои преимущества в знак солидарности с выходцами из Египта. Накаляет атмосферу еще и тот факт, что большинство европейских государств коренным образом пересматривают механизмы распределения всевозможных дотаций. А ведь именно пособия служили основным источником дохода для многодетных мусульманских семей.
Со временем мусульмане лишатся и своего главного козыря - демографического. Европейцы прекрасно понимают: претензия на пересмотр социальных границ во многом базировалась на неиссякаемой мощи миграционных потоков и все увеличивавшемся естественном приросте мусульманского населения. Националистический поворот создает предпосылки к тому, чтобы у иммигрантов исчезла уверенность в грядущей демографической победе.
У Запада не осталось причин как принимать на своей земле иммигрантов, так и держать опостылевший мусульманский балласт. Ни на внешнеполитической арене, ни внутри самой Европы никто не одернет за рукав и не напомнит о соблюдении принципов равенства и мультикультурализма. События на острове Лампедуза стали своего рода сигналом, знаменующим начало парада специфических европейских национализмов нового типа. Они вооружены всеми возможными инструментами скрытой дискриминации, обладают идеально выверенной идеологической подоплекой и, главное, готовы действовать жестко, практически тоталитарно, сохраняя при этом гуманистическую риторику.

Кирилл ТУЗОВ. «Однако», 25 апреля 2011 года