… о российской эмиграции, русском языке и русском мире

"Русский мир" - этот не новый, но привлекательный концепт появился в отечественном политическом и научном языке сравнительно недавно. В академическом плане речь идет о феномене российской диаспоры, актуализировавшейся с эпохой горбачевской либерализации и с открытием России для внешнего мира и внешнего мира для России. Вопрос о российской диаспоре обрел драматическое звучание после распада СССР, когда образовалась новая диаспора уже не столько за счет эмиграции в позднем СССР и после его распада, сколько по причине изменения границ и сокращения территории исторического российского государства.
Появление метафоры "Русский мир" (а это, бесспорно, метафора, требующая пояснения) сопровождается в языке российских политиков и экспертов фантастическими цифрами и рискованными сравнениями типа что больше: Русский мир или Россия. Поэтому необходимо ответить на некоторые вопросы. Например, каков смысл категории "Русский мир" и в чем ее значимость для России? Как формировался этот мир и каковы его перспективы? Что лежит в основе отношений российского общества и государства с Русским миром?

СМЫСЛЫ РУССКОГО МИРА
Разговор о Русском мире необходимо начинать с российского народа. Это он создал самое обширное государство и входит в число десяти самых крупных по численности народов. У нашего государства много выдающихся достижений, и вклад его в мировую цивилизацию и культуру более чем примечателен. Далеко не всем государствам и народам удается породить феномен глобального размаха, который можно было бы назвать "миром", трансгосударственным и трансконтинентальным сообществом, которое объединено своей причастностью к определенному государству и своей лояльностью к его культуре. Такими мирами обладают, наряду с Россией, только Испания, Франция и Китай. Возможно, в какой-то степени и Ирландия вместе с Великобританией.
"Мир", или диаспора, - это не просто сумма эмигрантов, выехавших с территории исторического государства в разные эпохи и в разные страны. Это близкие, но не совпадающие явления. Само по себе большое число выехавших не гарантирует возникновения за рубежами родины родственного внешнего мира. Почему более корректно говорить, что российский (а не русский) народ породил Русский (а не российский) мир, хотя эмиграция из России и те, кто когда-то был частью России, имеют столь же многоэтничную природу, как и собственно российский народ?
Потому что, во-первых, в диаспоре теряется этническая актуальность. Мигранты воспринимаются принимающим обществом как культурно одинаковые выходцы из определенной страны. С давних пор выходцы из России называются русскими, это прилагательное от названия страны, и не более того. В самой же России этнические различия среди россиян остаются более значимыми. "За рубежом мы все русские, а дома уже разные".
Во-вторых, диаспора становится именно русской диаспорой, а не просто миграцией потому, что она осознает и воспроизводит свое единство во внешнем мире на основе главной культурно отличительной черты - русского языка. Утратившие эту черту, как правило, теряют свою принадлежность к Русскому миру. (Литовские татары, иорданские черкесы или косовские адыги не есть часть Русского мира, хотя они есть часть исторических российских соотечественников за рубежом и по Федеральному закону "О государственной поддержке соотечественников" и по Программе содействия добровольному переселению соотечественников в Россию имеют право на поддержку государства. Равно как ассимилировавшийся в языковую и социальную среду других стран потомок русских или евреев, выехавших из России до или вскоре после революции 1917 года, также не может считаться частью Русского мира.)
Зато бесспорной частью Русского мира являются те, кто выехал из страны в разные исторические периоды и сохранил знание русского языка, а вместе с ним - в разной степени лояльность и привязанность к России. Русские липоване в Румынии - выходцы из Российской империи, продолжающие играть в КВН на русском языке. Бывшие жители СССР, выехавшие в страны Европы и Америки, составляют часть Русского мира, даже если по своему этническому происхождению они не только русские, но и армяне, грузины, украинцы. Хотя их родственные корни находятся сегодня не только в России, но уже в новых независимых государствах.
Связь с Россией в смысле лояльности и привязанности остается третьей важнейшей чертой Русского мира, но эта связь может быть изменчивой и иметь противоречивые смыслы и направленности. Здесь главное - сам факт ощущения связи и отношение к России, будь это потомки русских эмигрантов, сохраняющие Форт Росс в Калифорнии, или же борцы против "кремлевских режимов", окопавшиеся в Лондоне.
Как же быть в таком случае с этничностью, когда под Русским миром подразумевают 25 миллионов русских в постсоветских государствах и несколько миллионов в дальнем зарубежье? Что касается более давних (досоветских) времен и более отдаленных стран выезда россиян, то в этом случае этничность трудно определить как главную отличительную черту Русского мира. Собственно русские (великороссы) были в явном меньшинстве и, возможно, остаются таковыми в дальнем Русском мире. В этом случае определяющими были опять же язык и вера - принадлежность к Русской православной церкви. Но в более поздние (советские) времена и в ближнем мире, где этничность стала уже частью выученного культурного багажа и политическим языком, русские - это главное отличие Русского мира. Хотя к Русскому миру можно относить и часть нерусских, особенно выехавших в Израиль в составе смешанных семей евреев, сохраняющих русский язык как основной и тесную связь с Россией. Но все ли русские могут быть его частью, скажем, в Латвии и Эстонии, где они стояли в 1989 году вместе с прибалтами в людской цепи с требованием независимости, а сейчас проголосовали в эстонском парламенте за закон о сносе памятника советскому солдату? Таким образом, вопрос о русской этнической принадлежности так же важен для поздних (советских) волн эмиграции, как православие было важно для более ранних. Для постсоветских эмигрантов и для тех, кто никуда не уезжал, а от кого "мигрировали" границы собственной Родины, доминирующими факторами остаются язык, религия и гуманитарно-политические связи с Россией. Последние гораздо более актуальны в ситуациях дискриминации и попыток принизить статус или унизить русских или "русскоязычных" со стороны "титульных" этнонационалистов стран бывшего СССР.
И все же сам по себе Русский мир есть реальность, и все ее проявления значимы для России.
Россия за последние полтора века была мощным поставщиком эмиграции, а значит, и потенциальной диаспоры, хотя не все выехавшие из России - это диаспора. В дореформенной России наблюдались интенсивная пространственная колонизация и преимущественно религиозная эмиграция (русские старообрядцы). И хотя переселенцы XVIII - первой половины XIX века почти все оказались в составе расширяющейся России, часть их поселилась в Добрудже, вошедшей в состав Румынии и Болгарии с 1878 года, и на Буковине, отошедшей в 1774 году к Австрии. Еще раньше, в 70-80-е годы XVIII века, имел место отток более 200 тысяч крымских татар в пределы Османской империи. В европейской части Турции (Румелии) в начале XIX века проживали 275 тысяч татар и ногайцев. В 1771 году примерно 200 тысяч калмыков ушли в Джунгарию.
В пореформенные десятилетия пространственные движения населения значительно увеличились. Свыше 500 тысяч выехало в 1860-1880-е годы (в основном поляки, евреи, немцы) в соседние государства Европы и небольшая часть - в страны Америки. Особенность этой волны эмиграции в том, что она не привела к образованию устойчивой российской диаспоры, еще раз подтверждая тезис, что не каждое переселение на новое место ведет к образованию диаспоры. Причина здесь в том, что по своему этническому, религиозному составу и социальному статусу эта эмиграция уже (или еще) была диаспорой в стране исхода, а более позднее появление "настоящей исторической родины" (Польши, Германии и Израиля) исключило возможность выстраивания диаспорной идентичности с Россией.
Другими причинами того, что ранняя эмиграция из России не стала базой для образования диаспоры, могли быть характер миграции и историческая ситуация в принимающей стране. Это была отчетливо неидеологическая (трудовая) эмиграция. В ее среде было недостаточно представителей интеллектуальной элиты и этнических активистов, которые взяли бы на себя труд политического производства диаспорной идентичности.
В последние два десятилетия XIX века эмиграция из России резко возросла. Уехало примерно 1 миллион 140 тысяч человек, в основном в США и Канаду. Особую группу составили мухаджиры - жители преимущественно западной части Северного Кавказа, покинувшие территории своего проживания в ходе Кавказской войны. Они переселились в разные регионы Османской империи, но больше всего - на Малоазиатский полуостров. Их численность, по разным источникам, колеблется от 1 до 2,5 миллиона человек. Мухаджиры составили основу для черкесской диаспоры, которая в момент происхождения не была российской, а стала таковой уже после включения Северного Кавказа в состав России.
Есть основания полагать, что в ряде стран эта часть переселенцев осознавала и вела себя как диаспора: действовали ассоциации, политические объединения, существовали печатные органы и солидарные связи, предпринимались меры по сохранению культуры и языка. Вклад страны-донора в сохранение этой диаспоры был минимальным, особенно в советский период. Не только осуществлять связи, но даже писать о мухаджирах в научных трудах было почти невозможно. По причине исторической давности и изоляции от родины черкесская диаспора или таяла, или оставалась обычным иммигрантским населением, подвергавшимся местной интеграции и ассимиляции. Ее актуализация произошла в последние годы именно под воздействием родины, когда в СССР, а затем в России осуществлялись глубокие трансформации.
Новая родина вспомнила о диаспоре раньше, чем сама диаспора - о родине. Наличие соотечественников (соплеменников) за рубежом помогало советским людям осваивать внезапно открывшийся для них внешний мир. Новые формы деятельности, например предпринимательство, порождали надежды на "богатую диаспору", члены которой могут помочь в серьезном бизнесе. Мифические миллионы эмигрантов, якобы готовых вернуться на свою историческую родину, могли поправить демографический баланс и пополнить ресурсы для тех, кто, пребывая в меньшинстве, задумал образовать "свое" государство в ходе "парада суверенитетов". Первыми захотели добавить к своей численности зарубежных соплеменников абхазы. За ними последовали казахи, чеченцы, адыгейцы и некоторые другие группы. В целом же случай черкесской диаспоры, скорее, свидетельствует о том, что исторически давние миграции и изоляция от родины редко создают устойчивые и полнокровные диаспоры, как бы на этот счет ни фантазировали энтузиасты "зарубежья" в самой стране исхода.
Возможно, аналогичная ситуация сложилась бы и с другой частью (преимущественно восточнославянской) эмиграции из России конца прошлого века, если бы периодически не происходила ее мощная подпитка в последующее время. В первые полтора десятилетия XX века эмиграция из страны еще более усилилась. До Первой мировой войны Россию покинуло около 2,5 миллиона человек, переселившихся в основном в страны Нового Света. Всего примерно за 100 лет с начала массовых внешних миграций из России выехало 4,5 миллиона. Можно ли считать эту массу выходцев из дореволюционной России диаспорой? Наш ответ: конечно, нет.
Во-первых, территориально почти всех эмигрантов того периода поставляли Польша, Финляндия, Литва, Западная Белоруссия и Правобережная Украина (Волынь), и тем самым Россия создавала диаспорный материал в значительной мере для других стран, которые исторически возникли в последующие периоды. Да, многие из эмигрантов культурно были русифицированы и даже считали родным языком русский, но невозможно ближайшего соратника Гитлера Альфреда Розенберга считать представителем русской эмиграции, хотя он был выходцем из Литвы и лучше говорил по-русски, чем по-немецки.
Между тем современные политические спекуляции историков позволяют создавать подобные конструкты. Так, радиостанция "Свобода" посвятила одну из передач книге американского историка Уолтера Лакера "Российские корни фашизма", где как раз случай с гитлеровскими соратниками из российской Прибалтики был положен в основу конструкции происхождения фашизма в России! При этом выражение "российские корни фашизма" (Russian Roots of Fascism) в неточном обратном переводе как "русские корни фашизма" оказалось откровенно провокационным.
Во-вторых, этнический состав эмиграции также повлиял на ее судьбу в плане возможности стать именно российской диаспорой, то есть частью Русского мира. В числе российских эмигрантов в США 41,5 процента составляли евреи. Погромы и сильная дискриминация евреев в России, а также их нищета обусловили длительно сохраняющийся глубоко отрицательный образ родины, который удерживается в групповом сознании евреев до сих пор. Успешная интеграция этой части эмигрантов в американское общество (не без проблем и дискриминации вплоть до середины XX века) также обусловила быстрое забывание "российскости", а тем более "русскости".
Из 4,5 миллиона эмигрантов из России только около 500 тысяч считались "русскими", но на самом деле это были также украинцы, белорусы, часть евреев. Перепись США 1920 года зафиксировала 392 тысячи русских и 56 тысяч украинцев, хотя это завышенные цифры, так как среди них были представители многих этнических групп, особенно евреев. Таким образом, всего за годы дореволюционной эмиграции Россия поставила 4,5 миллиона человек в качестве диаспорного материала для разных стран, из которых не более 500 тысяч были русские, украинцы и белорусы. Кто из многочисленных потомков этих людей ощущает сегодня свою связь с Россией, сказать трудно.

***
ИДЕНТИЧНОСТЬ И ЛОЯЛЬНОСТЬ
Исторический отсчет традиционной российской диаспоры начинается позднее в связи с миграционными процессами после 1917 года. Размер так называемой белой эмиграции определить трудно (примерно 1,5-2 миллиона), но ясно одно: впервые подавляющее большинство эмигрантов составили этнические русские. Именно об этой категории можно говорить как о манифестной (в смысле жизненного поведения) диаспоре с самого начала возникновения этой волны мигрантов. Именно этот момент стал рождением Русского мира.
Элитный характер мигрантов, а значит, более обостренное чувство утраты родины (и имущества), в отличие от трудовых мигрантов "в овечьих тулупах" (известное прозвище славян-иммигрантов в Канаде), обусловили более устойчивое и эмоциональное отношение к России. Именно эта эмиграция-диаспора вобрала в себя характеристики Русского мира (язык, православие, идентичность), в том числе и производство параллельного культурного потока. Именно эта эмиграция не имела никакой другой конкурирующей родины, кроме России. Именно к этой эмиграции в последнее десятилетие оказались больше всего направлены симпатии страны исхода. Ностальгией оказалась охвачена не столько диаспора, сколько ее современные отечественные потребители, желавшие увидеть в ней некую утраченную норму, начиная от манер поведения и заканчивая "правильной" русской речью. На наших глазах историки сконструировали миф о "золотом веке" русской эмиграции, с которым еще придется разбираться с помощью новых, более спокойных прочтений.
Но не стоит забыть, что "белая эмиграция" сохранилась и потому, что продолжала получать пополнение в последующие исторические периоды. Из почти 9 миллионов пленных и вывезенных на работы во время Второй мировой войны к 1953 году вернулось около 5,5 миллиона человек. Многие были убиты или умерли от ран и болезней. Однако не менее 300 тысяч "перемещенных лиц" остались в Европе или уехали в США и другие страны. Правда, из этих 300 тысяч только меньше половины были вывезены с территории СССР в его старых границах. Не только культурная близость со старой эмиграцией, но и идеологическое сходство в отторжении (точнее, в невозможности возврата) СССР предопределили более интенсивное смешение этих двух потоков, а значит, поддержание языка и мизерных послесталинских связей с родиной (после Хрущева).
Не менее идеологизированной была небольшая, но политически громкая эмиграция из СССР в 1960-1980-е годы в Израиль, США, затем в Германию и Грецию. В 1951-1991 годах из страны выехало около 1,8 миллиона человек (максимально в 1990-1991 годы - по 400 тысяч), из них почти 1 миллион евреев (две трети - в Израиль и треть - в США), 550 тысяч немцев и по 100 тысяч армян и греков. Эмиграция продолжалась и в последующие годы, но несколько меньшими темпами. Сколько российских соотечественников живет в дальнем зарубежье? Сама цифра - 14,5 миллиона выехавших - мало что говорит, ибо более двух третей жили на территориях, которые включались в состав Российской империи или СССР, а сейчас не являются частью России. Восточнославянский компонент в этом населении был невелик до прибытия основной части "белой эмиграции" и "перемещенных лиц". После этого русских выехало мало. В целом русских в дальнем зарубежье - около 1,5 миллиона человек, в том числе в США - 1,1 миллиона. Что касается лиц, имеющих "русскую кровь", то их в несколько раз больше.
Большой вопрос: как и кем считать представителей других этнических групп? Выходцы из России создали основные этнические общности в двух странах: в США 80 процентов евреев - это выходцы из России или их потомки, в Израиле не менее четверти евреев - выходцы из России. Этнический состав, культурный багаж и установки эмигрантов были разными, и поэтому не все из них составили Русский мир, хотя многое здесь остается дискуссионным. Формально российские евреи и немцы совершали акт воссоединения или возвращения на историческую родину, но, по сути, это был отъезд русских по культуре людей. Давние эмигранты-евреи адаптировались в новых обществах, многие потеряли язык и какую-либо связь с Россией, в том числе и эмоциональную. Потомки Голды Меир, рожденной в Киеве и ставшей впоследствии премьер-министром Израиля, едва ли могут быть отнесены к представителям Русского мира, как и сотни встреченных мною американцев и канадцев русско-еврейского происхождения, дедушки и бабушки которых приехали из России. Но далеко не все евреи "воссоединились" или "вернулись", и тем более далеко не все евреи отвергли Россию. Перестройка и открытость страны позволили не отвергать ее. Недавно выехавшие израильские евреи контролируют во многом деловые связи между двумя странами. Сохраняется мощное русскоязычное информационное поле.
Русский мир - это не просто статистическое множество мигрантов из России. Это одна из форм культурного поведения и идентичности, то есть ощущения лояльности и избранного служения. Если из общего числа исторических выходцев из нашей страны и их потомков исключить тех, кто полностью ассимилировался, не владеет русским языком, считает себя французом, аргентинцем, мексиканцем или иорданцем и никакого чувства связи с Россией не испытывает, все равно число "соотечественников за рубежом" остается не только большим, но и трудноопределимым по "объективным" характеристикам. Тем более если эти характеристики относятся к сфере самосознания и эмоционального выбора. (Скорее, проблему для государства создал закон, предусматривающий выдачу "удостоверений соотечественников" по всему миру.) Диаспоры в их традиционном значении могут превышать население стран исхода, и у России в силу исторических обстоятельств суммарная эмиграция была действительно многочисленной, как и у ряда других стран (Германия, Великобритания, Ирландия, Польша, Китай, Филиппины, Индия и др.).
Слабость общепринятого определения диаспоры состоит в том, что оно основывается на миграции людей и исключает другой, менее распространенный, случай образования диаспоры - перемещение государственных границ, в результате чего культурно-родственное население оказывается в двух или в нескольких странах, никуда не перемещаясь в пространстве. Так создается политическая метафора "разделенного народа" как исторической аномалии. И хотя "неразделенных народов" история почти не знает (административные, государственные границы никогда не совпадают с этнокультурными ареалами), эта метафора составляет один из важных компонентов идеологии этнонационализма. Однако эта важная оговорка не отменяет факта образования диаспоры в результате изменения государственных границ. Проблема в том, по какую сторону границы появляется диаспора, а по какую - "основная территория проживания". С Россией и русскими после распада СССР, казалось бы, все ясно: здесь "диаспора" однозначно располагается за пределами Российской Федерации. Хотя эта новая диаспора (в прошлом ее не было вообще) тоже может быть исторически изменчивой, и вариант самостоятельной "балто-славянскости" вполне может заместить нынешнюю пророссийскую идентификацию данной категории русских.
Однако обратимся к главной проблеме Русского мира. Действительно, самый грандиозный момент в его истории с точки зрения масштабов и смыслов произошел после распада СССР. Это был геополитический катаклизм (насчет "катастрофы" нужно разбираться с учетом мнения большинства ее участников). Он коснулся прежде всего русского народа. Если "титульные" народы бывших союзных республик обрели отдельную государственность, которую истолковали как свою исключительную собственность, тогда для них это никак не катастрофа. Убежденные российскими спецами, что Россия-де вымирает, люди в ее городах замерзают, а государство россияне построили криминальное, большинство нетитульных граждан новых стран, включая и русских, приняли эти страны как свою родину и стали лояльными гражданами или жителями, стремящимися получить гражданство новых стран.
Недостаточная правовая культура, наглость титульных национализмов (государство - это "мы"), явная поддержка "мировым сообществом" массовых нарушений прав человека, особенно политических и языковых, неумелая поддержка со стороны России позволили реализовать грандиозную историческую манипуляцию с лишением базовых прав населения с "неправильной" этнической принадлежностью. Вместе с низведением этой части населения до категории "национальных меньшинств", а не народов-партнеров (как, например, в Великобритании, Бельгии, Испании, Канаде, Финляндии) был жестоко наказан и язык большинства или почти половины населения ряда новых стран. Половина налогоплательщиков в Латвии, Украине, Киргизии, Казахстане, Молдове не смогли добиться права, чтобы новые государственные бюрократии разговаривали на их языке. Такую узурпацию этноязыковых прав в политических целях (прежде всего, дистанцировать новые страны от России) мир смог принять и даже спонсировать исключительно по идеологическим и геополитическим расчетам, ибо никакое право не могло это оправдывать.
Что случилось с "новым Русским миром", который возник после 1991 года? Приведем данные о количестве русских в сравнении с последней советской переписью 1989 года.
Сразу оговоримся: то, что я называю "новым Русским миром", не ограничивается только этническими русскими, как и в случае с дальними мирами. Безусловно, к Русскому миру по языку и демонстрируемой связи с Россией относятся представители других национальностей, включая даже часть представителей титульных национальностей, многие из которых никакого другого языка, кроме русского, не знают и связывают свою судьбу с Россией. К Русскому миру относятся не только русские духоборы, оставшиеся проживать в Богдановском районе Грузии, но и те карабахские армяне, которые не знали армянского языка и переехали в Россию, которая им ближе. К Русскому миру относится значительная часть русскоговорящих белорусов и украинцев, православных и русскоговорящих гагаузов в Молдове, русскоговорящих татар Литвы и многие другие группы. Но основу нового (ближнего) Русского мира составляют русские.
Распад СССР дал им три варианта жизненной стратегии: ассимиляция в титульную культуру и язык, отъезд в Россию и отстаивание равного статуса в новом сообществе. К великому сожалению, большинство специалистов и политиков рассматривали только первые два варианта - самые неестественные с точки зрения рациональных человеческих выборов и самые труднореализуемые.
Мы видим, что общее число русских ближнего Русского мира заметно сократилось - почти на 7,5 миллиона человек (на 29,4 процента), хотя в Россию их переехало примерно 2,5-3,5 миллиона и около 0,5 миллиона эмигрировали в дальние страны. Куда делись не менее 3,5 миллиона русских людей, прежде всего в Украине? Отсюда уехало в Россию около 0,5 миллиона, а число русских сократилось на 3 миллиона. Или в Казахстане, откуда уехало около 1 миллиона, а число русских сократилось на 2 миллиона?
Если тупо считать данные переписей, как поступают украинские историки при подсчете жертв голодомора, тогда в Украине произошел голодомор русских числом не менее 2,5 миллиона. Ведь из 3 миллионов исчезнувших 0,5 миллиона можно сбросить на превышение смертности над рождаемостью, то есть на естественную убыль населения, которая у русских была примерно такой же, как и у украинцев.
Однако дело обстояло не так. Сокращение числа русских в Украине произошло прежде всего в результате смены идентичности гражданами (главным образом, людьми смешанного происхождения или из смешанных семей) с русской на украинскую. Это не была ассимиляция в ее классическом виде, ибо записавшиеся украинцами сочли это более комфортным и политически выгодным в независимой Украине, при этом не теряя знания русского языка и оставаясь людьми смешанной или двойной идентичности. Аналогичная массовая перезапись, но только из украинцев в русские произошла на Украине между переписями 1926 и 1937 годов, дав бездумным и политически ангажированным историкам зачислить несколько миллионов украинцев в жертвы голода 1932 года.
В Казахстане на сокращение численности русских перезапись не могла оказать такого воздействия, ибо русскому записаться казахом гораздо труднее по ряду обстоятельств - не та степень этноязыковой, религиозной и даже фенотипической близости. Но в Казахстане перепись проходила в 1999 году в разгар казахского национализма и ожидания получения решающего демографического большинства казахами, которые уже имели подавляющее большинство в структурах власти и в других общественных сферах - кроме промышленного производства. Перепись населения проводилась при явном игнорировании русских, и недоучет среди этой части граждан был гораздо выше, чем среди казахов.
Однако сейчас массовый отъезд русских прекратился, и экономическое состояние страны внушает большие надежды. Русские пытаются закрепить свои права и свой статус, но их уже фактически нет. Русскому языку в некоторых постсоветских государствах придумали межумочный статус "языка межнационального общения". В реальности - это язык домашнего общения ряда руководителей новых государств и значительной части политической элиты. Русский язык - это наказанный язык в ближнем Русском мире. Причем наказанный не за провинности, а за великую модернизационную миссию, которую он выполнял и будет выполнять на территории бывшего СССР еще десятилетия.
В соответствии с реальной языковой ситуацией и международно признанными языковыми правами людей русский язык должен обладать официальным статусом в тех странах, где хотя бы для трети налогоплательщиков это основной язык знания и общения, то есть родной язык. При выработке стратегии в сфере сохранения и поддержки русского языка в странах бывшего СССР нужно исходить из того, что данные советских и постсоветских переписей содержат радикально заниженные цифры о носителях русского языка в этом регионе. Руководствуясь международно-правовыми нормами и заботой о русском языке, Россия не должна снимать вопрос об официальном двуязычии для ряда стран бывшего СССР (Казахстан, Украина, Латвия, Молдова, Кыргызстан). Если равностатусность за русскими не будет признаваться, тогда Россия должна поддерживать обе формы внутреннего самоопределения культурно отличительных групп: экстерриториальную через федерализацию ряда постсоветских государств, где есть более или менее гомогенные ареалы проживания русских, или экстерриториальную культурную автономию. Возможна стратегия поддержки ирредентистских (воссоединительных) вариантов, но она несет большие политические риски и реально может быть осуществлена только применительно к Абхазии и Южной Осетии при инициативе последних.

ДИНАМИКА И ИМИДЖ
Нам нужен Русский мир для России, а не Русский антимир или "другой Русский мир". Поэтому иногда я задаю себе вопрос, в каком варианте российской политики идентичности более заинтересована русская диаспора в Украине, Латвии или в Казахстане: в формировании сложной идентичности на основе российскости или в утверждении представления о России как о русском государстве? Ответ зависит от того, что есть "русская диаспора" по своему статусу и по составу в той или иной стране бывшего СССР и какую идентификационную стратегию она выбирает.
В Эстонии и Латвии как более состоятельных в гражданском отношении обществах (не без политического и националистического иезуитства), похоже, общегражданские принципы рано или поздно будут брать верх и для местных "некоренных", то есть русских диаспор в расширительном смысле. Вариант эстонское(tm), российскости, латвийскости более предпочтителен, а свою этническую идентификацию они могут строить действительно на "конгломератной" основе, как, например, балтославянскости (этот вариант уже вполне обсуждаем среди диаспорных активистов). В Украине и Казахстане, где этнонационализм только крепчает и где подавляющее число членов российской диаспоры - это этнические русские, русский этнический вариант может оказаться более предпочтительным. Русских в Украине не беспокоят самочувствие и интересы венгров или поляков в стране проживания или чувства и интересы татар или чувашей в России. Их беспокоит сохранение собственной русской идентичности через политику русскости в России. Вот почему для Русского мира в Эстонии и Латвии отправным является принцип российскости, а для Русского мира в Украине может быть более значимой русскость.
Диаспоры могут иметь сильную заинтересованность в том, как внешняя политика родного государства влияет на будущее этого государства. Диаспорам небезразлично, какая политика осуществляется правительствами стран исхода: укрепляет ли она безопасность и благополучие их родины или, наоборот, оказывает разрушительное воздействие. Это важно для диаспор, ибо во многих случаях сохраняется расчет на возможность переезда в родную страну, если условия в стране пребывания будут ухудшаться, а в стране исхода - улучшаться. Присутствует и символический интерес - иметь в качестве родины благополучную страну с позитивным имиджем, чтобы лучше поддерживать и отстаивать собственную идентичность перед вызовами ассимиляции в стране пребывания. "Да, мы из России, только и можно делать здесь настоящую математику, а все американцы - это же тупис", - говорили мне русско-еврейско-армянские мальчики, работающие в Силиконовой долине. "Если на улице в руках у ребенка футляр со скрипкой - значит, он из наших, советских", - сказала мне в Иерусалиме эмигрировавшая в Израиль сотрудница моего института. И это ли не диаспоральный стиль поведения в отношении родной страны или страны исхода?
Работа на благополучие и на позитивный имидж родного государства - это наиболее распространенный и, казалось бы, вполне естественный вариант поведения диаспоры. Но это далеко не всегда так. В случае с Россией поражает феномен: почему многие выехавшие из страны в разное время и по разным причинам более или менее едины в скептическом или даже в отрицательном отношении к родине? Если речь идет о политических миграциях времен революции и Гражданской войны, сталинских репрессий или брежневских гонений диссидентов, то здесь можно найти аргумент в несогласии с режимом и его политикой. Но почему подобное отношение сохраняется, когда нет репрессий, а страна исхода сделала очень много для выехавшего (дала образование, стартовый капитал, богатую историю, культуру и язык)?
На наш взгляд, здесь имеет место воздействие общественной среды и политики принимающей страны. Имидж России и россиян остается непривлекательным и намеренно таковым сохраняется (не без помощи отечественных экспертизы, СМИ и политиков). Сохраняется отчасти по инерции "холодной войны", отчасти из-за неизжитой потребности иметь большого врага и угрозу как средство консолидации собственных обществ. Россия выполняет для многих стран роль такой большой внешней угрозы, или же эта возможность держится про запас... Диаспора реагирует на эту ситуацию и выбирает вариант негатива, а не позитива в отношении к России. Иногда от этого проигрывает, но чаще выигрывает, ибо в стране пребывания такая позиция поощряется работой, грантами и сочувствием, а в стране исхода не наказывается. Человек может "поливать" Россию открыто или трудиться на академической, радиовещательной и прочих нивах по развенчанию России, но, возвратившись, встретить вполне хороший прием и даже стать героем. Ибо отрицание России в моде и в самой России.

Валерий ТИШКОВ, директор Института этнологии и антропологии имени Н.Н. Миклухо-Маклая РАН.
«Родина», 11 октября 2007 года