… о людских потерях в Чеченской войне

Сергей Максудов восполняет не самый большой, но самый позорный пробел в отечественных общественных науках - отсутствие корректных данных о людских потерях в чеченском конфликте
Приведенный в книге разброс существующих оценок потерь производит сильное впечатление. Правозащитники из "Мемориала" еще в начале первой войны насчитали 25 тысяч погибших мирных жителей Грозного и, экстраполировав эти данные на всю Чечню, стали говорить о 50 тысячах погибших. Это, правда, не помешало им порой - в англоязычных текстах - утверждать, что в двух войнах погибло 250 тысяч человек. Ту же цифру называли и лондонский сиделец Ахмед Закаев, и президент Ичкерии Аслан Масхадов (после Беслана он говорил, что 250 тысяч погибших включают в себя 42 тысячи чеченских детей). Спикер парламента Чечни Духваха Абдурахманов однажды сказал, что погибли 200 тысяч человек, а пропали без вести 300 тысяч. Автор книги "Чеченцы и русские: победы, поражения, потери" отмечает: где есть 200 тысяч погибших, там должны быть около 600 тысяч раненых - это среднее соотношение для боевых действий, - а значит, каждый чеченец должен быть либо ранен, либо убит.
Максудов весьма убедительно критикует методику подсчета, предложенную "Мемориалом". Сам он оценивает военные потери чеченцев приблизительно в 20 тысяч человек, исходя из сделанных на основе переписи 2002 года в Чечне оценок убыли мужского населения и данных о количестве вдов. Еще 8 тысяч человек составили потери мирного населения. Примерно таковы же - 25-30 тысяч человек - его общие оценки потерь военнослужащих и милиционеров, жертв терактов и погибших русскоязычных жителей Чечни.
Но этим книга не ограничивается. Демографическое исследование по сравнительно узкой теме потерь в результате конфликта выросло в большой труд по истории взаимоотношений между чеченцами и русскими, чеченцами и российским государством, чеченским национализмом и российским обществом. Если кому-то эти вопросы казались закрытыми с окончанием второй войны и установлением худого мира, то Максудов ставит их вновь, взрывая все привычные способы рассуждать на тему "Россия и Чечня".
Известно, что при Дудаеве и Масхадове Чечню покинуло подавляющее большинство русских. Против 300 тысяч в 1989 году перепись 2002-го зафиксировала в республике всего 20 тысяч русских. Максудов сравнивает это с судьбой еврейского населения Германии при нацистах, где порядок цифр оказался схожим. И задается вопросом: как случилось, что русские, жившие на территории современной Чечни 400 лет, освоившие ее равнинные районы в междуречье Терека и Сунжи задолго до чеченцев, составлявшие большинство жителей Грозного еще перед Великой Отечественной войной, были в одночасье лишены своей родины, своего имущества, а иногда и жизни?
От тех или иных преступных посягательств в фактически независимой Чечне пострадал каждый второй русский. Потери русских от насилия со стороны их соседей-чеченцев составили в 1990-е годы от 4 до 8 тысяч человек. При Дудаеве и Масхадове стихийно столкнулись поголовно вооруженное и чувствующее свою безнаказанность чеченское население и население русское, безоружное, привыкшее полагаться не на родственников и автоматы, а на защиту закона и государства - и своим государством брошенное на произвол судьбы.
Такое стало возможным благодаря чеченскому национализму и чеченскому же общественному сознанию, ставящему на первое место родственные связи, привыкшему презирать закон, незнакомому с понятием личной моральной ответственности. Максудов отмечает, что даже чеченские либералы не готовы допустить, что "свои" могут быть в чем-то неправы, и отказываются видеть разницу между рассуждениями о чеченской проблеме Солженицына и Жириновского.
Парадокс: трагическая история чеченского народа в XX веке - депортация, две войны - стала для чеченского национализма историей успеха. Произошли рост численности этноса, его расселение на новые территории - в Грозный, на Надтеречные земли, превращение Чечни в моноэтническую республику, чего не было еще двадцать лет назад, полное замещение чеченцами должностей в государственном аппарате. "Но эти фантастические успехи обернулись совершенно неожиданно катастрофой. Добившись долгожданной независимости, жители Чечни оказались в царстве анархии. Допустив изгнание из домов, городов и сел своих соседей, разрушение инфраструктуры, разрушение природной среды, уничтожение социальной системы жизнедеятельности, чеченцы остались у разбитого корыта национального самоутверждения, обиженным на всех, не умеющим ни работать, ни жить в современном обществе народом", - пишет автор.
Таких рассуждений ждешь обычно от русского националиста или государственника. Но Максудов, в прошлом советский диссидент, неоднократно повторяет в книге, что Чечня - отрезанный ломоть и ее следует отпустить. Мнение, послужившее идейной базой для обеих войн (отделение Чечни может повлечь за собой распад России), он считает абсурдным: ведь при распаде СССР мы оставили несопоставимые с Чечней территории, но Россия не распалась. Грозный, который в конце 1994-го - начале 1995 года штурмовали федеральные силы, он сравнивает с "Норд-Остом", "где на костях несчастных жертв выясняли отношения чеченские сепаратисты и русские государственники". Наконец, Максудов не снимает с русских их части моральной ответственности за две кровавые войны в Чечне, хотя прямо говорит, что именно российская армия не допустила превращения Чечни в Афганистан или Палестину.
Но книга написана не ради этих политических выводов, на окончательной справедливости которых Максудов, кстати, и не настаивает. Ее финал оказался по-хорошему открытым. Послевоенное урегулирование в Чечне предполагало, что неудобные вопросы следует замять, дабы не мешали политической линии. Максудов, во-первых, доказывает, что замять все равно не получится, а во-вторых, дает урок разумного, доказательного и этически выверенного обсуждения "необсуждаемого".

Максудов Сергей. Чеченцы и русские: победы, поражения, потери. - М.: Международный институт гуманитарно-политических исследований, 2010 - 457 с. Тираж 1000 экз.

Николай СИЛАЕВ. «Эксперт», 30 августа 2010 года