… о российском рынке труда в кризис

Как рынок труда отреагировал на кризис

Как отреагировал российский рынок труда на драматический спад экономической активности в 2008–2009 годах? Насколько эффективными оказались меры государственной поддержки? Что ждет нас «за поворотом», после того как экономика заработает в нормальном режиме? Эти вопросы подробно анализирует Ростислав Исаакович Капелюшников — один из лучших в России специалистов по рынку труда. Данная публикация — первая часть его работы. Вторая, заключительная, часть будет опубликована в следующем номере журнала.
C первых же месяцев вхождения российской экономики в кризис повсеместно зазвучали пессимистические предсказания, каких потрясений следует ожидать на рынке труда. Многие эксперты, включая зарубежных, с уверенностью заявляли, что Россия обречена на глубочайший провал в занятости и эскалацию открытой безработицы. Чаще всего называлась цифра 15% — до такой отметки, согласно господствовавшему мнению, в 2009 году должен был вырасти уровень общей безработицы. Учитывая, что до начала кризиса он составлял около 6%, это предполагало скачок примерно на 9 процентных пунктов. Реализация подобного сценария означала бы достижение общей безработицей исторического максимума. Ведь даже абсолютный пик, на который она вышла в начале 1999 года, был ниже — 14,6%.
Стоит добавить, что эти катастрофические прогнозы высказывались тогда, когда по поводу масштабов предстоящего падения экономики не было еще никакой ясности и оно оценивалось максимум в 4–5%. Можно лишь догадываться, насколько усилился бы апокалипсический настрой их авторов, будь им заранее известно, что на самом деле экономический спад окажется намного глубже.
Ссылки на опыт 1990-х, когда, несмотря на глубокий и затяжной трансформационный спад, России удалось избежать сверхвысокой безработицы и обвального падения занятости, отвергались как несостоятельные. Утверждалось, что за 2000-е годы в российской экономике произошли настолько глубокие структурные и институциональные изменения, что теперь кризисное приспособление на рынке труда будет протекать в ней в тех же «стандартных» формах, что и в большинстве других стран.
Не меньшую тревогу наблюдателей вызывало и то, что всплеск отрытой безработицы может породить волну массовых протестов и привести к дестабилизации общей социально-политической обстановки. Судя по всему, именно такими представлениями руководствовалось и российское правительство, разрабатывая специальные меры по смягчению ситуации на рынке труда.
Насколько оправдались эти катастрофические ожидания?

Занятость: без признаков обвала
Известно, что в 1990-е годы российский рынок труда реагировал на негативные шоки не столько сокращением занятости, сколько сжатием рабочего времени и снижением оплаты труда. Поменялся ли этот алгоритм приспособления? Действительно ли временная и ценовая подстройка уступила место количественной — в форме резкого сброса занятости и быстрого роста открытой безработицы? Ответы на эти вопросы можно получить, проанализировав динамику ключевых индикаторов рынка труда. Нужно оговориться, что все они подвержены сильнейшим сезонным колебаниям, отсюда высокий риск ошибки принять сезонные изменения за кризисное падение. Поэтому в дальнейшем анализе мы будем оперировать не только исходными, нескорректированными данными, но и данными, очищенными от влияния сезонных факторов.

График 1. Кризис прервал 10-летний тренд роста занятости

Начнем с общего числа занятых. В 2009 году оно снизилось по сравнению с 2008 годом с 70,9 до 69,4 млн. человек, то есть на мало заметные 2,2% (график 1). По данным обследования населения по проблемам занятости Росстата (ОНПЗ) за апрель 2010 года, в настоящее время в российской экономике занято 68,9 млн. человек. Сезонно скорректированный показатель чуть выше — 69,2 млн., что почти совпадает с аналогичной оценкой по состоянию на конец 2006 года. Можно сказать, влияние кризиса на занятость ограничилось тем, что он ликвидировал нарост, образовавшийся в течение сверхбума 2007-го — первой половины 2008 года.
Менее благоприятно складывалась ситуация с занятостью в корпоративном секторе экономики (в организациях и на предприятиях со статусом юридического лица). В 2009 году число занятых сократилось в нем на 3,5% по сравнению с 2008 годом (еще более сильное падение наблюдалось в промышленности — 8%). Если сокращение общей занятости приостановилось уже в середине 2009-го, то стабилизация занятости в корпоративном секторе была достигнута позже, лишь в первом квартале 2010 года. Расхождение между темпами сброса рабочей силы во всей экономике и в корпоративном секторе означает, что, несмотря на глубокий экономический кризис, занятость в некорпоративном (неформальном) секторе как минимум не уменьшилась, а как максимум даже возросла. Расширение неформального сектора позволило частично абсорбировать рабочую силу, которая высвобождалась с предприятий формального сектора. С одной стороны, это свидетельствует о том, что неформальная занятость, как и раньше, остается эффективным амортизатором даже сверхсильных шоков на рынке труда. С другой стороны, отсюда следует, что кризис способствовал дальнейшей деформализации структуры занятости российской экономики.

Безработица: ниже прошлых пиков

График 2. После кризисного скачка общая безработица несколько снизилась и стабилизировалась на отметке 6 млн. человек

Общее число безработных в 2009 году увеличилось с 4,9 до 6,9 млн. человек по сравнению с 2008 годом; прибавка, таким образом, составила около 2 млн. Сопоставив динамику изменения безработицы с динамикой изменения занятости, можно сделать вывод, что кризис практически не сказался на численности экономически активного населения: сокращение занятости целиком ушло в рост безработицы, тогда как отток из занятости в экономическую неактивность был почти нулевым. В 1990-е годы ситуация, напомним, была иной: углубление трансформационного спада сопровождалось параллельным нарастанием как безработицы, так и экономической неактивности. По данным ОНПЗ за апрель 2010 года, в настоящее время безработица (определяемая по методологии МОТ) охватывает 6,1 млн. человек (см. график 2). Сезонно скорректированный показатель чуть ниже — 6,0 млн. человек, что примерно соответствует ситуации, наблюдавшейся в начале 2005 года.

График 3. Норма общей безработицы стабилизировалась на отметке 8%

Уровень общей безработицы повысился в 2009 году по сравнению с 2008 годом с 6,4 до 8,4%, то есть на 2 п.п. (напомним, некоторые эксперты прогнозировали скачок в 9 п. п.) По данным ОНПЗ, в апреле 2010-го он составлял 8,2%. Сезонно скорректированный показатель был немного меньше — 7,9%, что близко к аналогичным оценкам начала 2005 года (см. график 3). Анализ сезонно скорректированных данных показывает, что в период кризиса пик общей безработицы пришелся не на первый, как следует из исходных данных, а на второй квартал 2009 года, когда она вышла на рубеж 8,8%. После этого в показателях общей безработицы наметился понижательный тренд, под действием которого она потеряла более 1 п. п. Сезонно скорректированные данные позволяют также сделать вывод, что показатели занятости и безработицы следовали за показателями выпуска с запаздыванием примерно в один-два квартала. Ухудшаться они стали позднее, чем начался спад производства, но и стабилизировались позднее, чем стало восстанавливаться производство.

График 4. Динамика зарегистрированной безработицы не всегда определяется экономической конъюнктурой

Более драматичные изменения в период кризиса наблюдались в показателях регистрируемой безработицы. В апреле 2010 года на учете в государственной службе занятости (ГСЗ) состояли 2,2 млн. безработных, что приблизительно на 1 млн., или на 70%, превышало их число в октябре 2008 года (см. график 4). Уровень регистрируемой безработицы достигает сейчас 2,9%, тогда как до начала кризиса он удерживался в пределах 1,6–1,7%. Однако при интерпретации этого, на первый взгляд, сильнейшего рывка необходимо учитывать несколько обстоятельств. Во-первых, наблюдавшийся в кризисный период уровень регистрируемой безработицы оставался ниже его пиковых значений, датируемых первой половиной 1996 года, когда он вплотную приблизился к отметке 4%. Во-вторых, по международным меркам российский уровень регистрируемой безработицы в любом случае выглядит как исключительно низкий. Как и раньше, он остается в несколько раз ниже показателей, характерных для большей части других постсоциалистических стран. В-третьих, резкое увеличение числа обращений в ГСЗ на старте кризиса было связано не только с ухудшением ситуации на рынке труда, но и с существенным повышением пособий по безработице и расширением доступа к их получению в начале 2009 года. В-четвертых, в российских условиях регистрируемая безработица была и остается во многом рукотворным феноменом. Ее динамика всегда определялась не только объективной ситуацией в экономике, но также организационными и финансовыми возможностями ГСЗ, отвечающей за поддержку безработных.
Когда эти возможности расширяются, регистрируемая безработица начинает быстро идти вверх независимо от того, что в это время происходит на рынке труда. Наблюдения показывают, что, начиная с первой половины 2009 года, ее показатели обрели полуавтономную динамику, лишь отдаленно связанную с динамикой показателей общей безработицы.

Не увольнения, а сворачивание найма

График 5. Кризис вернул уровень вакансий к нормальному уровню

Как ни странно, но даже в условиях кризиса в российской экономике продолжал поддерживаться сравнительно высокий уровень вакансий. В марте 2010 года, по данным отчетности предприятий, он составлял 1,6%, то есть находился примерно в той же области значений, что и в 2006–2007 годах (оценки по семи ведущим секторам российской экономки, по которым Росстат публикует месячные данные). По сути, экономический кризис лишь срезал на кривой вакансий горб, наросший в конце 2007-го — первой половине 2008 года (см. график 5). Поддержание уровня вакансий на столь высокой по историческим меркам отметке можно рассматривать как обнадеживающий сигнал.
Показатели движения рабочей силы позволяют лучше понять, за счет каких факторов в условиях кризиса шло сокращение занятости. Парадоксально, но коэффициент выбытия работников в экономически провальном 2009 году был даже несколько ниже, чем в экономически вполне благополучном 2007-м: 30,5% против 31,3%. Аналогичные оценки по промышленности — 32,6% против 33,0%, по обрабатывающим производствам — 34,2% против 33,6%. Как видим, вопреки многочисленным катастрофическим прогнозам кризис не вызвал сколько-нибудь заметной активизации выбытия рабочей силы: ее отток с предприятий оставался практически таким же, как в докризисный период.
Совершенно иной была динамика приемов на рабочие места. Если в 2007 году коэффициент найма составлял 31,0%, то в 2009-м — 26,2%, то есть был на 5 п. п. меньше. Еще более разительным оказывается этот контраст для промышленности — 31,3% в 2007 году и всего лишь 23,3% в 2009-м. В обрабатывающих производствах коэффициент найма вообще упал на неправдоподобно огромную величину — с 32,1% в 2007 году до 22,7% в 2009-м, то есть почти на 10 п. п.! Можно сказать, что сброс занятости в российской экономике был осуществлен практически целиком за счет сворачивания найма при сохранении прежней интенсивности выбытия. Это указывает на уникальную особенность российского рынка труда: поскольку оборот рабочей силы на нем всегда был исключительно высоким, то для сокращения численности персонала предприятиям вовсе не обязательно прибегать к активизации увольнений — им достаточно лишь на какое-то время заморозить наем.

График 6. Кризис не привел к существенным сдвигам в структуре мотивов увольнений

Не менее парадоксально для ситуации глубокого экономического кризиса выглядела и структура выбытия рабочей силы (см. график 6). В 2009 году увольнения по собственному желанию составили 61% от общего числа выбывших работников, увольнения по соглашению сторон — 9%, увольнения по сокращению штатов — 7%, увольнения по другим причинам — 23% (оценки по семи ведущим секторам экономики, по которым Росстат публикует месячные данные). Это не сильно отличается от структуры выбытий в 2007 году. Тогда на долю добровольных увольнений (включая увольнения по соглашению сторон) приходилось 75% от общего числа выбывших работников, на вынужденные увольнения — 4%, на увольнения по другим причинам — 22%. Еще более поразительно, что в кризисном 2009 году, как и в докризисном 2007-м, массовые увольнения составляли мизерный 1%, что было эквивалентно 0,3–0,4% от среднесписочной численности персонала. Это означает, что даже в кризисной ситуации российские предприятия продолжали, насколько возможно, избегать вынужденных (тем более массовых) увольнений, используя для оптимизации численности персонала иные, окольные средства и методы.

В оперативном запасе
Более резкой, чем реакция показателей занятости и безработицы, оказалась реакция показателей рабочего времени. Здесь можно говорить об откате к значениям, характерным для середины 1990-х. В 2009 году по сравнению с 2007 годом количество отработанных часов в расчете на одного работника уменьшилось на 3% во всей экономике и на 6% в промышленности. Как следствие, в кризисный период годовая продолжительность рабочего времени во всей экономике оказалась примерно на одну неделю, а в промышленности — примерно на две с половиной недели меньше, чем в докризисный период.
Основным механизмом, обеспечившим столь значительное сжатие рабочего времени, стало широкое распространение различных форм неполной занятости. По ориентировочным оценкам, в первые месяцы кризиса ими оказалось охвачено примерно 20% всех работников (оценка по семи ведущим секторам экономики, по которым Росстат публикует месячные данные). Из них около 25% работали неполное время по инициативе работодателей; около 25% трудились неполное время по соглашению сторон; свыше 10% находились в отпусках по инициативе работодателей; наконец, почти 40% имели отпуска по «собственному» заявлению. Экономия затрат труда, достигнутая за счет использования этих механизмов приспособления, была эквивалентна сокращению числа занятых на 4–5%. Формирование столь массивного «навеса» неполной занятости было аналогично ситуации, сложившейся в середине 1990-х.

График 7. К настоящему времени масштабы неполной занятости снизились вдвое против максимального кризисного уровня

Многие аналитики высказывали опасения, что рано или поздно эта масса избыточной рабочей силы выплеснется на рынок, что неминуемо повлечет за собой взрывной рост безработицы. Но в таком случае было бы естественно ожидать, что неполная занятость и безработица станут меняться в противофазе: сокращение первой будет сопровождаться скачкообразным увеличением второй. Имеющиеся данные не подтверждают этого предположения. Как видно из графика 7, на протяжении большей части 2009 года снижение неполной занятости шло параллельно со снижением безработицы. Сокращаться неполная занятость стала с марта 2009-го — приблизительно тогда же, когда начала сокращаться и общая безработица. Сейчас различными нестандартными режимами труда охвачено менее 8% работников, это в два с лишним раза меньше того, что наблюдалось в острой фазе кризиса. Это один из главных и, пожалуй, наиболее надежных индикаторов постепенного оздоровления ситуации на рынке труда.

Рыночные зарплаты срезаны. Но не инфляцией

График 8. Масштабы задолженности по заработной плате вернулись к докризисному уровню

Ценовая реакция на кризис оказалась существенно слабее, чем можно было бы ожидать исходя из прошлого опыта функционирования российского рынка труда. Одна из причин — резкое сужение возможностей использования предприятиями задержек заработной платы вследствие сверхжесткого прессинга, организованного государством. Блокировка этого механизма приспособления привела к тому, что он был задействован в минимальной степени (возможная недооценка масштабов невыплат официальной статисткой не отменяет этого вывода). Хотя первоначальный скачок в показателях невыплат мог бы показаться достаточно сильным, следует учитывать, что он происходил с очень низкой базы (см. график 8). По меркам прошлых лет даже на пике нынешнего кризиса задолженность по заработной плате оставалась мизерной. Более того, с середины 2009 года она стала быстро уменьшаться и к настоящему времени фактически вернулась на докризисный уровень. В результате по состоянию на конец апреля 2010 года объем невыплат равнялся 3,2 млрд. рублей, а число работников, которые с ними сталкивались, — 0,2 млн. Долги по заработной плате имели менее 1% всех работников обследуемых секторов экономики, что, конечно же, не идет ни в какое сравнение с ситуацией конца 1990-х, когда, по некоторым оценкам, с проблемой невыплат сталкивались две трети всех работающих.

График 9. Реальная зарплата в кризис сократилась несильно и сегодня уже превысила предкризисный уровень

С началом кризиса прекратился ускоренный рост реальной заработной платы, наблюдавшийся на протяжении почти всего предыдущего десятилетия. В 2009 году она сократилась на 2,8% по сравнению с 2008 годом. Если сопоставить худшие кризисные месяцы с лучшими докризисными, то падение окажется больше — порядка 5% (со снятой сезонностью, см. график 9). Однако по российским меркам это все равно очень умеренный показатель. Напомним, что в 1990-е годы наиболее сильные макроэкономические шоки сопровождались падением реальных заработков на 25–30%.
Отчасти столь умеренная реакция является статистическим артефактом, связанным с 30-процентным повышением оплаты труда работников бюджетной сферы, которое было проведено правительством в 2009 году. В рыночных секторах реальные заработки просели значительно сильнее, чем в среднем во всей экономике. Так, в некоторых видах экономической деятельности (например, в строительстве) по итогам года отмечалось снижение не только реальной, но даже номинальной заработной платы. Особенно резкое падение номинальной заработной платы по сравнению с ее докризисными значениями наблюдалось в первые месяцы кризиса, в некоторых отраслях оно доходило до 10–15%. Иными словами, столкнувшись с резким ухудшением экономической ситуации, многие предприятия приступили к решительным мерам по прямому урезанию номинальной заработной платы. Вместе с тем нельзя не признать, что главный механизм снижения реальной оплаты труда, которым они активно пользовались в 1900-е годы, а именно ее инфляционное обесценение, оказался в значительной мере заблокирован. Причина — относительно невысокие темпы роста цен. (Одно дело добиваться обесценения реальных заработков при темпах инфляции 8–10% в месяц и совсем другое — при темпах инфляции 8–10% в год.)

График 10. Реальные издержки на рабочую силу в кризисный период выросли

Хуже того: в предшествующих «шоковых» эпизодах рост цен производителей обычно опережал рост потребительских цен, так что стоимость рабочей силы, с точки зрения предприятий, сокращалась даже быстрее, чем снижалась покупательная способность заработной платы, с точки зрения работников. В условиях нынешнего кризиса соотношение оказалось обратным. Если потребительские цены, несмотря на ухудшение общей экономической ситуации, продолжали расти, то цены производителей промышленной продукции подверглись сильнейшей дефляции (спусковым крючком для этого послужило резкое снижение мировых цен на товары, составляющие основную часть российского экспорта). Если индекс потребительских цен (ИПЦ) за вторую половину 2008 года вырос на 6%, то индекс цен производителей (ИЦП), напротив, провалился, причем очень глубоко — более чем на 28%. Как следствие, динамика «потребительской» реальной заработной платы (при оценке которой используется ИПЦ) полностью разошлась с динамикой «производительской» реальной заработной платы (при оценке которой используется ИЦП). В середине 2009 года сезонно скорректированная «потребительская» реальная заработная плата в промышленности была на 8% ниже, чем годом ранее, тогда как сезонно скорректированная «производительская» реальная заработная плата на 22% выше (см. график 10). Не приходится сомневаться, что произошедшее в ходе кризиса резкое удорожание рабочей силы, с точки зрения производителей, стало дополнительным мощным фактором, который подрывал спрос на нее со стороны предприятий и усиливал для них стимулы к сокращению занятости. Возобновившийся с начала 2009 года рост ИЦП отчасти ослабил это давление, но даже сейчас реальная «производительская» заработная плата в промышленности остается на 15–20% выше, чем в первой половине 2008 года.

Старые привычки
Интегральной характеристикой поведения рынка труда в условиях кризиса можно считать показатель эластичности занятости по выпуску. Он показывает, на сколько процентных пунктов меняется число занятых при изменении объема выпуска на один процентный пункт. Согласно официальным данным, в 2009 году ВВП сократился на 7,9%, тогда как число занятых — на 2,2%. В промышленности расхождение было меньше: объем промышленного производства упал на 10,8% при снижении занятости на 5,4%. В обрабатывающих производствах аналогичное соотношение составило соответственно 16% против 6,4%. Таким образом, падение выпуска на один процентный пункт во всей экономике сопровождалось сокращением занятости на 0,25–0,3 п. п., тогда как в промышленности — на 0,4–0,5 п. п. Эти оценки не выходят за границы диапазона, в котором показатели эластичности занятости по выпуску удерживались в 1990-е годы. Они наглядно свидетельствуют, насколько сильно фактическая реакция российского рынка труда на спад экономической активности разошлась с тем, что предрекали многочисленные алармистские прогнозы.
Какие общие выводы можно сделать из наблюдений за поведением рынка труда в условиях кризиса? Следует признать, что исходный шок оказался настолько сильным, что под его действием произошло резкое ухудшение всех ключевых индикаторов рынка труда. Иными словами, адаптация сразу же пошла по всем азимутам, включая как количественную, так и временную, и ценовую подстройку.
Несмотря на достаточно активную количественную реакцию, сокращение занятости было явно не пропорциональным глубине экономического спада. Нет также никаких свидетельств, что российские предприятия изменили своим прежним привычкам и перешли к активному использованию вынужденных увольнений: масштабы таких увольнений как были, так и остаются незначительными. Как и раньше, предприятия отдают предпочтение более мягким методам оптимизации численности персонала, растягивающим ее во времени.
Ценовая реакция была заметной, но все же не настолько сильной, как можно было бы ожидать исходя из опыта функционирования российского рынка труда в прошлом. Одна из причин — установление жесткого контроля со стороны государства за своевременностью выплат заработной платы. Другая, не менее важная причина — резкое сужение возможностей инфляционного обесценения заработков.
Главным инструментом адаптации, который был задействован предприятиями, стало резкое сжатие продолжительности рабочего времени за счет широкого использования различных нестандартных режимов труда. Без этого сброс занятости и рост безработицы оказались бы несравненно сильнее.
Обобщая эти наблюдения, можно сказать, что никаких признаков катастрофы в сфере занятости российской экономики не отмечалось. По большинству основных индикаторов, характеризующих состояние рынка труда, произошел откат к периоду 2005–2006 годов, когда ситуация на нем расценивалась как вполне благополучная; исключением стали лишь показатели регистрируемой безработицы и неполной занятости, по которым имел место более глубокий откат к значениям середины — конца 1990-х. Предсказания, что российские предприятия станут использовать принципиально иные, чем прежде, механизмы адаптации, не оправдались: в целом их реакция вполне вписывалась в параметры, известные по опыту предшествующих десятилетий.

«Эксперт», 21 июня 2010 года