Московская идентичность и "понаехавшие"

Над темой номера работала Ольга ВЕНДИНА

Жители Москвы как "москвичи"

Вторая особенность самоидентификации москвичей состоит в том, что московская идентичность не только сильно уступает по важности национально-государственной, но и гораздо чаще является дополнительной к другим формам самоидентификации, нежели лидирующей (см. табл. 4)

Бросается в глаза низкий уровень спаянности московского сообщества, поскольку среди тех, кто считает себя «москвичами», подавляющее большинство ощущает более тесную связь с безразмерным и анонимным сообществом россиян, нежели с вполне конкретными соседями, жителями своего района. В целом, если перейти от процентов к абсолютным цифрам, то оценочное совокупное число лиц, для которых важна самоидентификация с Москвой составляет порядка 2,5 млн. Остальные – это жители Москвы, люди, живущие в городе, но не живущие городом, пользующиеся городскими благами, но не готовые активно участвовать в городской жизни и защищать общегородские интересы.

Среди московского населения выделяются и две склонные к изоляционизму крайности. В первом случае речь идет о «патриотах» города (порядка 4% населения), для которых самоидентификация с Москвой является равно значимой в иерархиях идентичностей первого и второго уровней. Такой «патриотизм» может свидетельствовать как о действительной погруженности в московскую жизнь, так и о проявлениях московского снобизма и высокомерия.

Другая группа – это те, кто ограничивает свой московский мир районом своего проживания. Может возникнуть обманчивое впечатление, что такую привязанность к «дому» демонстрируют обитатели исторического центра – средоточия основных культурных и инфраструктурных объектов, хранителя неповторимой московской атмосферы. Однако, увы, данная самоидентификация характерна для окраин Москвы, отражая изолированность части населения, прежде всего, молодежи и стариков. Показатели для Измайлово, Кунцево, Люблино, Капотни, Щукино, и других районов московских окраин вдвое выше показателей центра – районов Арбата или Тверской.

Если говорить о возрастном распределении носителей московской идентичности, то их большее всего в старших возрастных группах (рис. 6). Такое распределение не является прямым следствием возрастной структуры населения Москвы или особенностей выборки. Например, среди тех, кто считает себя «европейцем» преобладает молодежь, «советским человеком» – старшие поколения, прежде всего «членом своей этнической группы» считают себя преимущественно 34-45-тилетние. Последняя группа, представляющая наиболее активные рабочие возраста, является и наиболее диверсифицированной по этническому составу, аккумулируя наибольшее число недавних мигрантов. Неслучайно у представителей этой группы возникают трудности с самоидентификацией и они предпочитают опираться на общегражданскую идентичность, смешивая ее в разных пропорциях с другими важными для себя формами групповой лояльности.

Рисунок 6. Выраженность московской идентичности в зависимости от возраста москвичей

Возрастные особенности предпочтений в выборе собственной идентичности позволяют заключить следующее. Во-первых, московская идентичность формируется и укрепляется по мере жизни в Москве. Чем дольше человек живет в городе, тем выше вероятность, что он почувствует себя «москвичом».

Во-вторых, учитывая половозрастную специфику смертности в Москве, становится ясно, что среди тех, кто ощущает себя «москвичами», преобладают немолодые, пожилые и старые женщины. Эта та категория лиц, которые довольно рано выходят на пенсию по возрасту и активно пользуются всеми благами, предоставляемыми пенсионерам в Москве – бесплатным проездом в транспорте, льготами по оплате жилья, скидками в магазинах и пр. Это значит, что метафора «арбатские старушки» – носительницы исторической памяти и московских традиций имеет вполне очевидный физический (демографический) смысл, и что чувство «москвича» подпитывается, хоть и скромными, но все-таки вполне ощутимыми дивидендами, которые не хотелось бы терять.

В-третьих, пожилые «москвичи», как и «москвичи» в целом, разделяют самые разные взгляды и придерживаются разного образа жизни.  Среди них выделяется группа активных пенсионеров, контактирующих с московскими властями по многочисленным вопросам функционирования коммунальных служб (услуги, ТСЖ, ремонт…) и социальной инфраструктуры (школы, детские сады, поликлиники…). В этом случае московская идентичность подкрепляется реальным участием в городской жизни. Однако это является правилом, действующим среди ограниченного круга лиц. Для большинства москвичей такие контакты затруднены не только по субъективным причинам (личная пассивность, нежелание сталкиваться с бюрократией, безразличие), но и по физическому состоянию. Согласно мониторингу «Социально-экономического положения и здоровья пожилых людей в России», 50% среди них испытывают затруднения при ходьбе и подъему по лестнице, 31% – при самообслуживании, 8% – не выходят из своих квартир и 5% не покидают постели³³. Даже если эти пропорции для Москвы отличаются в лучшую сторону, все равно это означает, что большинство пожилых носителей московской идентичности не ведут активного образа жизни и оказывают влияние на гражданское самосознание преимущественно через посредство семьи и межпоколенческие контакты.

Все приведенные соображения невольно наталкивают на мысль, что московская идентичность, в отличие от идентичности национально-государственной, не обладает значительным потенциалом интеграции, поскольку это явление локализовано в определенной социальной страте и оказывает лишь косвенное влияния на общую атмосферу московской жизни. Однако не стоит торопиться с выводами.

Коварство идентичности состоит в том, что принципиально важным является не то, сколько человек разделяет определенные чувства и эмоции, а степень персональной актуальности для человека его отношений с определенной группой, социумом, местом своего проживания, большой и малой родиной. Большие потрясения нередко провоцируются слабыми социальными возмущениями и малыми группами. Если на ситуацию с московской идентичностью взглянуть с этой точки зрения, то окажется, что московский патриотизм куда более «разогрет» в среде молодежи и их родителей, нежели в среде пожилых людей (табл. 7, рис. 7).

Таблица 7. Важность московской идентичности для москвичей разных возрастов*

* Данные цит. проекта «Гражданская активность, …», 2001.

Рисунок 7. Важность московской идентичности для москвичей разных возрастов*

* Данные цит. проекта «Гражданская активность, …», 2001.

Это позволяет предположить, что нехватка гражданской активности среди пожилых компенсируется более молодыми поколениями, и что ключевые «московские» ценности вполне успешно транслируются. Вопрос лишь в том, что это за ценности? Конечно, всем бы хотелось, чтобы молодежью усваивались ценности социальной ответственности и гражданственности, но реальность не оправдывает ожиданий.

Как показало исследование Любови Борусяк, проведенное среди московских студентов и старшеклассников, Москва рассматривается ими как высокостатусный, но дефицитный ресурс, правом распоряжения которым обладают «легитимные» москвичи, прежде всего, уроженцы города. Она пишет: «… представление о собственной элитарности, избранности в противовес всей остальной нищей, непригодной для нормальной жизни стране создало предпосылки для создания сообщества москвичей. … Жителями Москва воспринимается как особое государство, границы которого необходимо охранять от внешней экспансии. Эту экспансию осуществляют две группы: русские мигранты и мигранты других национальностей. Первые из них не стали восприниматься как враги, но в нежелательных  и опасных конкурентов они превратились. На этом уровне ксенофобию можно охарактеризовать как негативный катализатор локальной, городской консолидации»³⁴.

К этому стоит добавить, что антимигрантские настроения еще в советское время играли важную роль в выработке московской идентичности. Ее существенной частью было ощущение привилегированности положения столичных жителей, чувство превосходства над «провинциалами», «деревенщиной», «лимитчиками». С точки зрения москвичей, «допуск» в столицу – это своего рода подарок, который еще надо заслужить особым старанием. Именно недостаток этого старания ставится в вину мигрантам, прежде всего, отличающимся этническим происхождением, обликом и явно немосковским поведением. С точки зрения москвичей, на смену городской культуре приезжие несут собственное бескультурье, тем самым, уничтожая город. «Азиатские» привычки в «европейской» Москве воспринимаются как клеймо, стигматизирующее его носителя на всю оставшуюся жизнь и тенью ложащееся на следующее поколение.

В этой ситуации, сутью московской идентичности становится социальное исключение, а не включение. «Мы-москвичи» означает не внутреннее единство, общность разделяемых ценностей и интересов, а особый выделенный статус. Базисом интеграции становится кастовость и нетерпимость к приезжим. Согласно опросам ФОМа, две трети москвичей полагают, что они заметно отличаются от жителей других городов страны³⁵. Именно это послание и транслируется пожилыми москвичами молодым.

Не менее любопытно, чем возрастная структура носителей московской идентичности, выглядит их социально-профессиональная принадлежность с преобладанием рабочих специальностей (табл. 8).

Таблица 8. Социально-профессиональный состав москвичей-носителей «московской идентичности»

*Данные цит. проекта «Гражданская активность, …», 2001.

Сдвиг в сторону рабочих профессий значительно более выражен среди пенсионеров, нежели среди работающих москвичей, что логично, учитывая обвальную деиндустриализацию Москвы в 1990-е годы. Вторую позицию занимают работники умственного труда, включая тех, кто обслуживает социальную инфраструктуру города, на третьем – инженеры, специалисты, руководители и исполнители среднего звена, составляющие основную массу московских служащих как городского, так и федерального уровня. Последние места в порядке убывания принадлежат предпринимателям, руководителям и менеджерам верхнего управленческого уровня, военнослужащим и работникам правоохранительных органов, но это именно те категории лиц, которые и определяют основные решения, принимаемые в городе.

Если сравнить структурные особенности выборки и социально-профессиональной профиль сообщества «мы-москвичи», то надо признать, что на шкале социальной модернизации, отражающей переход от общества индустриального к обществу постиндустриальному, московский социум в целом выглядит более современным, нежели подгруппа «москвичей». Если учесть, что среди носителей московской идентичности очень существенен вес пожилых людей, это расхождение становится еще более очевидным. Отчетливое преобладание в структуре последних рабочих, утративших свои доминантные позиции в обществе, заставляет подозревать, что московская идентичность выполняет, кроме всего прочего, и компенсаторные функции, снижая ощущение внутреннего дискомфорта от утраты прежнего статуса.  

Дополнительную пищу для размышлений дает анализ выраженности московской идентичности в зависимости от места проживания респондентов.  Оказывается, что наиболее остро свою связь с Москвой переживает население московских окраин, а не исторического центра (рис. 8). Так, среди жителей Зеленограда отождествляют себя прежде всего с «москвичами» 17,1% опрошенных, а среди обитателей Арбатских переулков – символа московской городской среды и особого аромата московской жизни, таких только 6%. Капотня выглядит как колыбель московской идентичности и центр московского патриотизма – 38,4% респондентов отнесли себя к «москвичам». В Щукино – таких 27,3%, Можайском – 22,3%, Измайлово – 20,5%, Ново-Переделкино – 19,4%.

Рисунок 8. Выраженность московской идентичности в зависимости от центральности или периферийности района проживания

* Данные цит. проекта «Гражданская активность, …», 2001.

Конечно, идентичность – это не застывшая данность, а меняющееся в процессе разнообразных социальных взаимодействий определение человеком координат собственного мира и своего места в нем, ее проявления (и обострения) ситуативны, и зависят от большого количества объективных и субъективных факторов. Поэтому в каждом случае необходим дополнительный анализ. Но можно все-таки попытаться выдвинуть гипотезы, объясняющие рост значимости московской самоидентификации по мере удаления от центра города.

Первая: историческая Москва все больше становится частью города, в которой никто не живет. Мифические арбатские старушки съехали на окраины, коммуналки были расселены, на смену их обитателям пришли новые слои городской буржуазии, во многом сформированные из приезжих. Покупка квартиры в центре Москвы является хорошей инвестицией для платежеспособной части населения всего постсоветского пространства, а арендованная квартира – престижным адресом для работников крупных российских и западных компаний. Поэтому не приходится удивляться, что среди жителей центра не так уж и много тех, кто ощущает себя «москвичом».

Вторая гипотеза связана не столько с перемещениями по территории города и межрайонными обменами населением, сколько с социальной мобильностью и адаптивностью людей, с распространением маргинальности, которая как социальное явление приобрела большие масштабы в российском обществе.

Отмечаемый рост маргинальности³⁶ во многом объясняется переживаемыми страной трансформационными процессами, интенсифицировавшимися миграциями и постоянно выдвигаемыми задачами социальной модернизации. Возникающий в результате «отставания от жизни» стресс - следствие различий в скорости перемен, происходящих в разных слоях общества, и неизбежности постоянного сравнения себя с более успешными соседями. Одним из индикаторов социального стресса становится кризис идентичности, предсказанный еще Элвином Тоффлером³⁷ и вызванный тем,  что поиски человеком самого себя, своей индивидуальности и социального статуса осложняются динамизмом, новизной и изменчивостью среды жизни - как социальной, так и материальной. Стремление к самоутверждению входит в противоречие с ростом разнообразия и подвижностью норм и моделей поведения. Все к чему бы мог «прислониться» человек становится все более непрочным и лишенным незыблемости вечных ценностей. В результате все достижения оказываются кратковременными и никто не гарантирован от сползания на периферию происходящих процессов. Новая маргинальность становится не только следствием бедности, миграций, разрыва или потери социальных связей, но и неспособности или нежелания индивида меняться вслед за быстрыми переменами жизни, усваивать и «присваивать» нововведения.

Российская и московская специфика в этом случае проявляется не только в том, что в результате политических и экономических трансформаций значительные группы населения оказались в ситуации маргинальности и  их моральные потери от снижения социального статуса не были компенсированы ростом благосостояния, но и в том, что первое постсоветское поколение, на которое возлагались большие надежды как на поколение «свободных людей», выросло в этой обстановке и усвоило комплексы и обиды своих родителей. Ахиллесовой пятой этого поколения, по образному выражению Ларисы Паутовой, стал страх быть неуспешным, «лузером»³⁸, который приводит к обострению чувства внутреннего дискомфорта и может проявляться в повышенно агрессивной ориентации на самоутверждение и пестование чувства собственного превосходства над другими.

Если с этих позиций взглянуть на отмеченную тенденцию роста значимости московской идентичности по мере удаления от исторического центра города, то обращает на себя внимание тот факт, что своего пика показатели достигают не просто в окраинных районах, а в районах, обладающих в глазах общества наихудшей репутацией, таких как Люблино или Капотня. Столь же окраинные, но более благополучные районы менее привержены московскому самосознанию.

Таким образом, московская идентичность в деле консолидации московского сообщества играет весьма неоднозначную роль, способствуя скорее разрушительным процессам, а принадлежность к общности «мы-москвичи» становится средством обозначить свою избранность, кастовость и нетерпимость к другим.

³³ Голикова «нарисовала» социальный портрет пожилого россиянина. /«РИА Новости», 25 октября 2010 года, http://www.rian.ru/society/20101025/289139303.html
³⁴ Борусяк Л. Патриотизм как ксенофобия (результаты опроса молодых москвичей) // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. 2004,  № 6 (74). – С. 58-70. 
³⁵ Москва и москвичи в представлениях россиян. База данных ФОМ, Москва, 6 сентября 2007 года [http://bd.fom.ru/report/cat/mos/d073622]
³⁶ См., например: Попова И.П. Новые маргинальные группы в российском обществе (теоретические аспекты исследования) // Социологические исследования. №1, 1999. С. 62-71
³⁷ Тоффлер Э. Шок будущего. Пер. с английского. М.: Изд-во «ACT», 2002. 557 с.
³⁸ «Русский репортер»: Лариса Паутова о «поколении Y». База данных ФОМ. Пресс-релиз, 6 апреля 2010 года http://bd.fom.ru/report/map/pokolenie21/novpok060410_press