Московская идентичность и "понаехавшие"

Над темой номера работала Ольга ВЕНДИНА

Мигранты и московская идентичность

Каждое общество и даже сообщество создает свои культурные образцы поведения, которые со временем становятся общепринятыми и указывают, что следует и чего не следует делать. Возникающие стандарты одобряемого/неодобряемого поведения частично закрепляются в узаконенных правилах (школа, транспорт, общественные места, нормы общежития, и прочее), частично остаются неформальными предписаниями. В любом случае их главной функцией является социальный контроль, определение пределов допустимого в обществе. Поведенческие маркеры затрагивают все стороны повседневной жизни и групповой практики людей – от ношения одежды, используемого слэнга, приверженности к определенному образу жизни, питания, проведения свободного времени до разделяемых нравственных норм, иногда обретающих сакральный смысл. Они позволяют отличать «своих» от «чужих», воспитанных от невоспитанных, городских от деревенских, москвичей от иногородних. Любые отклонения от нормативного поведения воспринимаются как ослабление социального контроля и угроза для личной безопасности, проецируемая на общество или культуру в целом. В число таких отклонений попадают не только действительно опасные социальные девиации, но и вполне безобидные поведенческие привычки. Так, родная матерная ругань на улицах Москвы или большое количество пьяных представляются вполне нормативным, хотя и общественно осуждаемым явлением, тогда как разговоры таджиков или азербайджанцев на родном языке или азиатская привычка сидеть на корточках воспринимаются как ненормативные и раздражающие.

Изменения, происходящие в обществе, преобразуют и соционормативную культуру, возникают новые нормы, а некоторые прежние, не соответствующие реальности, отмирают. Особенно отчетливо это проявляется при сменах исторических эпох, которые сопровождаются и сменой культурных кодов. Москва дореволюционная резко отличалась от Москвы послереволюционной, довоенная от послевоенной, сталинская от хрущевской, и т.д. Будучи изменчивой, соционормативная культура одновременно служит основой баланса между прежними (сохраняющимися) и новыми образцами поведения. Это не значит, что устойчивые культурные нормы являются абсолютом, скорее затрагивающие их трансформационные процессы протекают медленнее. В качестве примера можно привести современное матримониальное поведение москвичей, широкое распространение сожительства и рождения детей без заключения брака, которое предшествующими поколениями воспринималось как распущенность и безответственность. Но москвичи как будто не замечают этих и других перемен  своих собственных культурных практик, говорят о сформировавшихся в Москве ценностях и традициях как о чем-то застывшем и упрекают приезжих в нежелании им следовать. Точку зрения о неуважительном и вызывающем по отношению к москвичам поведении мигрантов¹⁷ разделяет подавляющее большинство москвичей: 40% сходится во мнении, что мигранты не признают и 45% – лишь частично признают¹⁸ их якобы неизменные ценности и традиции.

Справедливости ради стоит заметить, что данная точка зрения не лишена оснований. Жесткие представления о соционормативной культуре, бытующие в Москве, сталкиваются с еще менее гибкими традиционными представлениями некоторых мигрантов, прежде всего выходцев с Северного Кавказа, которые являются наиболее конфликтной частью приезжих, стремящихся демонстративно утвердить свое право на сохранение в новой среде своих специфических норм поведения.

Однако несовпадение норм поведения местного и пришлого населения и их параллельное существование на протяжении некоторого времени вовсе не обязательно имеют этническую природу. Об этом говорят, в частности, примеры из истории Москвы и Петербурга – главных центров отходничества в дореволюционное время. Тогда «гастарбайтерами» были русские крестьяне преимущественно из центральных и северо-западных областей России, страдавших от малоземелья и безработицы. Чужие, хотя и годами жившие в большом городе, они вели себя практически так же, как ведут себя сегодня многие этнические мигранты. В 1886 году В.О. Михневич писал: «Быть может, наибольшая оригинальность Петербурга заключается в том, что огромное большинство его жителей… не ассимилируется и, живя иногда целый век здесь, чрезвычайно редко отрешается от родного пепелища, свято храня все его обычаи и весь житейский склад. Такая характерная черта может быть объяснена тем, что здесь каждый, в работе или торговле, в товарищах или помощниках, встречает одних только земляков, нередко родственников или односельчан…»¹⁹.

А это уже Москва: «Вино, карты, поездки друг к другу в гости, целые земляческие заседания в квартирах и ресторанах, фланирование по улицам и садам, … Вот почти постоянное провождение свободного времени. …Скупой, практичный и эгоист по отношению к другим – для земляка, если случится …. (он)… сделает все. С большим или меньшим кругом своего знакомства... (он)… не пропадет. Его, безработного, и кормить, и поить будут, и уложат на одной кровати, и в деревню отправят…»²⁰.

Сегодняшние москвичи – потомки тех «земляков» - забыли опыт своих дедов и свысока смотрят на вновь прибывающих, если они пытаются сохранять свои обычаи и свой житейский склад. При этом социальный эгоцентризм москвичей не допускает мысли, что с нами самими что-то не так, раз мы не можем понять других, это они не способны вести себя иначе, демонстрируя агрессивное поведение. Приведу достаточно популярную экспертную позицию: «Чем более «равным» с московским станет социальный статус приезжего, т.е. если он будет образован и культурен, с уважением относиться к культуре принимающей стороны, соблюдать нормы урбанистического образа жизни, тем более вероятными будут тенденции формирования дружественных установок в его адрес»²¹. Другими словами, если «приезжие» подтянутся до уровня москвичей, то ситуация нормализуется.

Парадоксальным образом в Москве требования де-традиционализации поведения мигрантов уживаются с требованием традиционализации поведения русских москвичей. Процесс размывания русских традиций, начавшийся в советские годы и продолжившийся в постсоветские вслед за стремительными экономическими, политическими и социальными трансформациями, в значительной мере определил переживаемый обществом кризис идентичности, заставляя людей искать опоры в «вечных ценностях», патриотизме и антизападничестве. Основными тезисами рассуждений о «русской культуре» стали противопоставление русской «духовности» и западного «меркантилизма», щедрости и скупости, восхваления православия как доминирующей религии и основы русской государственности, патриотизма в смысле защиты отечества и военно-воспитательной работы и укрепления духовного единства (соборности) как единомыслия²².

Если с этих позиций нарисовать портрет «нормативного москвича», то он будет выглядеть духовной личностью, готовой отказаться от материальных благ повседневной жизни ради высших устремлений. Он является носителем московской идентичности, основанной на «преданиях московской старины», образцом гражданского поведения, как россиянин и представитель столицы, испытывающий ответственность за судьбы народа, страны и города.

Социология дает несколько иную картину. Исследование, проведенное COMCON в 2005 году, выделяет три основных типа москвичей (табл. 3). Первый тип составляют жители столицы, рожденные в Москве и определяемые как «коренные», второй – переехавшие в Москву с родителями в детстве, и третий – самостоятельно сделавшие свой выбор в пользу Москвы в сознательном возрасте. Описание «коренных» москвичей включает такие характеристики как интеллигентность, образованность, неторопливость, приверженность собственному укладу жизни, традициям и обычаям, вкупе с ленью, высокомерием, снобизмом и закрытостью. «Не коренные», но выросшие в столице москвичи – это независимые, целеустремленные, самостоятельные, прагматичные, раскованные и самоуверенные люди с завышенной самооценкой. Третий тип – свежеиспеченные москвичи, их характеризует индивидуализм, цепкость, готовность выполнять любую работу, меркантильность и беспринципность²³. Таким образом, именно характеристики «коренного москвича» при некоторой романтизации образа, могут рассматриваться как нормативные.

Таблица 3. Психологические портреты и характеристики стиля жизни москвичей

Источник: Москвичи и петербуржцы: различия в стилях жизни и потребления. COMCON. Персонал МИКС № 4-5, 2005

Хотелось бы обратить внимание, что данная референтная группа, по образному выражению Любови Борусяк, представляет Москву «обломовскую», неспешную, самоуглубленную, с долгими чаепитиями, интеллигентскими беседами и посиделками. Это другая Москва, непривычная нынешнему москвичу, лишенная своего ритма жизни (москвичи всегда куда-то спешат…), стремления к заработкам и развлечениям, достижениям и модернизации. Поразительное расхождение образа нормативного москвича с реалиями повседневной жизни заставляет задуматься, а в какой степени «коренные москвичи» определяют лицо города? Образуют ли они социальную группу, способную стать поведенческим образцом?

На этот вопрос небезынтересно ответить, учитывая бурную историю ХХ века. До революции, по данным учета московского населения, доля уроженцев Москвы в населении города составляла всего 25,2%. В 1926 году она поднялась до 36,9%, при примерно равной численности населения немногим более 2 млн. человек. В 1930-е годы эта доля опять снизилась до 15-20%. Если предположить, что «дореволюционным» и «послереволюционным» уроженцам Москвы, которые могли бы составить корпус потомственных москвичей – носителей московской традиции и идентичности, удалось воспроизвести свою численность в полном объеме, то тогда их доля в современном населении Москвы составляла бы 5-8%. Однако, такой сценарий маловероятен из-за войны, репрессий, массовых миграций и суженного воспроизводства, типичного для горожан. Уже в 1926 году показатели рождаемости в столице были почти в 2,5 раза ниже среднероссийских, в 1930–1940-е годы типичная московская семья перестала быть многодетной, а одно-двудетная семья получила массовое распространение. Поэтому реальный удельный вес потомственных москвичей в составе населения города еще меньше. Это означает, что московская нормативная культура была подвержена множественным внешним влияниям и (страшно сказать) практически лишена традиций. Память о прошлом сохранялась краеведами, а не собственно населением. О московских обычаях узнавали из книг, если этим интересовались, а не из рассказов родителей, бабушек или дедушек.

Если не быть пуристами и считать «коренными москвичами» всех уроженцев Москвы, то и тогда картина не выглядит оптимистично. Согласно переписи населения 2002 года, на долю уроженцев Москвы, приходится чуть более половины населения столицы (53,4%). Если из их числа исключить детей и подростков в возрасте до 14 лет (допустим, что более взрослые школьники уже являются вполне духовно сформировавшимися личностями, наделенными не только паспортами, но и ответственностью), то число «коренных» москвичей сократиться примерно на четверть, а сами они резко постареют. Доля лиц в возрасте 50 лет и старше в этой группе подбирается к 60%. Поэтому, как бы ни был дорог нашему сердцу мифологизированный «коренной москвич» – это фигура, уходящая со сцены. И этот уход обставлен вполне трагическими декорациями в духе «конца века» и утраты городом своей «нормативной культуры» в результате наплыва немосквичей.

Современное лицо Москвы определяют совсем другие люди, молодые и динамичные москвичи в первом поколении, мигранты и дети мигрантов, именно их культура становится нормативной. Возможно, в этом кроется одна из причин разобщенности московского сообщества, его конформизма, жесткости и прагматизма. Меркантильность как черта свойственная москвичам, также возможно является следствием доминирования культуры вчерашних мигрантов, для которых в значительной степени характерна ориентация на материальное благосостояние как важнейшее доказательство правильности жизненного выбора.

Для определения московского социума все более значимыми становятся такие характеристики, как успешность, деловитость и образованность. Социологические замеры показывают, что москвичи в большей степени, чем остальное население страны, довольны своей работой и жизнью. Причинами этого являются, с одной стороны, наличие возможностей и ресурсов для личной и профессиональной самореализации, а с другой, достижительная мотивация, стремление получить хорошую работу, позволяющую удовлетворять более высокий уровень потребностей и притязаний. И именно эти характеристики привлекают в Москву тысячи новых мигрантов, рассчитывающих изменить свою жизнь и будущее своих детей.

Но, если соционормативная культура Москвы определяется не коренными москвичами, то, что можно сказать о московской идентичности и идентичности разных групп москвичей? Вопрос этот – далеко не праздный, поскольку именно территориальная идентичность, отражающая эмоциональную привязанность людей к месту собственной жизни, их готовность разделить ответственность за его судьбы, работает на интеграцию локального сообщества и противостоит его чрезмерному дроблению по профессиональным, этнокультурным, религиозным, статусным и иным основаниям самоидентификации. Другими словами, мы все разные, но нас объединяет то, что мы живем в данном месте, с которым связываем свое будущее и будущее своих детей, в наших общих интересах работать на его устойчивое развитие. Поэтому, как пишет Светлана Рыжова, если «самоидентификация “я - москвич” станет для мигранта более значимой и престижной, чем его этнокультурная или … земляческая идентичность, то можно с уверенностью предполагать, что процессы взаимной адаптации станут успешнее, и установки принимающей стороны будут изменяться в сторону толерантности. Идентичность “мы-москвичи” станет не столько ареной социальных и межэтнических противоречий, сколько полем социальной солидарности и сотрудничества»²⁴. Попробуем протестировать эту гипотезу.

¹⁷ Петухов В.В., Пахомова Е.И., Седова Н.Н. Права человека и дискриминационные практики в современной России // Общественные науки и современность. М., 2003. – с. 40-48.
¹⁸ Мнение москвичей о миграционной ситуации и деятельности Правительства Москвы и органов исполнительной власти всех уровней по ее оперативному регулированию. – М.: ООО НИЦ «Инженер», 2006. – 125 с.
¹⁹ Цит. по: Миронов Б.Н. Борьба менталитетов: традиция против модернизма. Социальная история России. Т.1. С.-Петербург, 1999. с. 337-345.
²⁰ Миронов Б.Н. Op. cit. с. 337-345.
²¹ Рыжова С. Идентичность москвичей (опыт исследования). // Социологические исследования, № 8, Август 2008. – с. 40-49.
²² Хороши примером коллекции полного набора «патриотических» и «духовных» штампов является доклад Главы Комиссии по культурной, информационной и градостроительной политике Общественного совета Москвы Михаила Лермонтова «Об основных направлениях государственной политики в области сохранения культурно-нравственных ценностей и укрепления духовного единства российского народа». KM.RU, 21 июля 2009, [http://news.km.ru/m_lermontov_doklad_na_zasedanii_]  
²³ Москвичи и петербуржцы: различия в стилях жизни и потребления. COMCON. Персонал МИКС № 4-5 2005. –с. 7-9
²⁴ Рыжова С. Цит. соч. – С. 41.