… о новых и старых бедных странах

Ужасно жить в стране с переходной экономикой. Гиперинфляция может за считанные месяцы уничтожить все ваши сбережения. Ваша работа может оказаться бессмысленной и низкооплачиваемой – да и лишиться ее вы можете в два счета. А потом вы будете обречены на бедность, потому что в вашей стране отсутствует серьезная система социальной защиты.
Однако за последние два десятилетия многое изменилось. Вышесказанное все менее актуально для людей, живущих в бывших коммунистических странах Центральной и Восточной Европы с переходной экономикой. Но по мере того, как долговой кризис на Западе усиливается, многие указанные проблемы начинают тревожить население богатых и развитых западных стран.
В октябре Бюро переписи США объявило, что каждый седьмой американец, то есть, 49 миллионов человек, живет сегодня за чертой бедности. Это самый высокий показатель за прошедшие 53 года, когда начали вести такой учет. Спустя две недели британское Управление национальной статистики сообщило, что число безработных в стране самое высокое за 17 лет, а безработица среди молодежи достигла исторического максимума. Это заставило Джареда Бернштейна, руководившего когда-то рабочей группой Белого дома, которая боролась со снижением жизненного уровня американского среднего класса, выступить с предостережением о том, что средний класс Британии в опасности, и он может пострадать от длительной стагнации зарплат в результате усиливающегося неравенства в доходах и нехватки вакансий для квалифицированной рабочей силы. Плохих новостей добавила Испания, которая заявила, что уровень безработицы в стране составляет сегодня 23%. Это рекордный показатель за всю историю Испании и самый высокий уровень безработицы в ЕС. Итак, на страны развитого мира надвигается катастрофа.
Сравним эту ситуацию с обстановкой в странах Центральной и Восточной Европы. Европейское статистическое агентство Eurostat в прошлом году опубликовало результаты исследования, которые показывают, что самые низкие показатели бедности из числа стран Евросоюза у Чехии. Всего 9% чехов живут за (относительной) чертой бедности, в то время как в Западной Европе  этот усредненный показатель равен 17%. Почти во всех странах Центральной и Восточной Европы показатель бедности ниже 17%, за исключением Болгарии, Румынии и Украины.
Традиционным мерилом людских страданий является «индекс бедствия». Он получается путем простого сложения безработицы и инфляции. Неудивительно, что этот индекс быстро растет на Западе, поскольку эти государства пытаются (безуспешно) бороться с двойной проблемой долгов и дефицита, которая преследует их экономику.
Однако индекс бедствия не в полной мере охватывает ту степень отчаяния, от которого сегодня страдают многие граждане. Какая разница, что цены на айподы растут на 10% ежегодно, если у тебя не хватает денег на еду? Поэтому, чтобы лучше понять и показать ту волну боли, которая захлестывает сегодня наш мир, bne вводит новый индекс – «индекс отчаяния». Это простая сумма показателей бедности, безработицы и инфляции.
Рассчитывая индекс отчаяния для западных стран, и сравнивая его с показателями стран Центральной и Восточной Европы, приходишь к неожиданному и удивительному результату. Оказывается, в то время как уровень бедности в странах «развивающейся Европы» опустился почти до «нормального» уровня, и быстро поднимается на многих развитых рынках, индекс отчаяния ряда центрально- и восточноевропейских государств либо уже ниже их развитых собратьев, либо вот-вот опустится ниже их уровня.
И поражает то, что благодаря рекордно низким показателям бедности и безработицы российский индекс отчаяния в этом году опустился ниже американского. По состоянию на ноябрь их показатели были равны 25,5 и 28,1 соответственно. Учитывая то, что Россия использует США в качестве мерила для сравнения с собой, данный результат стал манной небесной для такого националиста как Владимир Путин, который готовится снова занять президентское кресло.

Некоторые изъяны
Конечно, сравнивать бедность в разных странах дело неблагодарное, отчасти из-за того, что западные государства не очень тщательно измеряют показатели бедности среди населения в целом, а контрольные ориентиры существенно разнятся от страны к стране. Но поскольку бедность понятие относительное, сравнение ее показателей возможно, а тенденции остаются такими же.
До какого минимального уровня может упасть индекс отчаяния? В идеальном мире инфляция будет составлять, скажем, 2 процента, а остаточная безработица, ну, 4 процента. Что касается бедности, то в зрелой экономике с хорошо функционирующей системой социального обеспечения она должна быть нулевой. Для этого и нужна демократия: общество работает вместе, чтобы обеспечить достойный уровень жизни каждому, даже тем, кому трудно в этой жизни преуспеть.
Тем не менее, шумная ссора по поводу реформ в американском здравоохранении, а также в британской Государственной службе здравоохранения, плюс к тому устойчивая бедность, существующая во всех развитых странах, показывает, что система эта работает не всегда должным образом. Самый низкий уровень бедности за последние 20 лет среди всех стран был зарегистрирован во Франции в 2001 году – 6,1%. Поэтому показатель в 12% мы можем назвать уровнем «остаточного отчаяния», которое ощутит любая страна.

От отчаяния к надежде
В начале 1990-х жизнь у россиян была поистине ужасна. Введенная в стране по рекомендации и при помощи МВФ в 1992 году «шоковая терапия» разом отменила государственное ценовое регулирование, и цены на товары первой необходимости мгновенно взлетели до Луны. Инфляция в декабре того же года достигла пикового значения в 2333% (это 6,4% в день, то есть, больше, чем за целый год в большинстве стран). Уровень безработицы был относительно невысок, составив в 1993 году 5,7%. Но поскольку 27,9% населения жило в бедности, индекс отчаяния составил 2367 пунктов. Это зашкаливающий показатель, если сравнивать его со всеми прочими формирующимися рынками. Там индекс отчаяния в худшем случае составлял несколько сотен пунктов.
Нобелевский лауреат и бывший главный экономист МВФ Джозеф Стиглиц сказал несколько лет тому назад на ежегодном заседании Европейского банка реконструкции и развития: «Впоследствии мы выяснили, что страны, не прошедшие через шоковую терапию, в конечном итоге оказались в лучшем положении. Шоковая терапия была ошибкой». Заявил он об этом с легкой усмешкой, беспечно махнув рукой на грубый просчет, обрекший 50 миллионов россиян на бедность и преждевременную смерть.
Но ситуация могла быть еще хуже. Оставшаяся советская машина пусть тяжело и неуклюже, но работала, и у троих из четырех россиян была работа, хотя и бесполезная. Свет не отключали, отопление работало, и никто не голодал.
После первоначального удара российская экономика начала восстанавливаться. К 1997 году рубль снова обрел устойчивость по отношению к  доллару, а уровень бедности снизился до более приемлемого показателя в 14,3%, хотя безработица неуклонно ползла вверх, поскольку старые советские гиганты экономики медленно умирали. В 1997 году число таких умерших предприятий составило 10,8%. В целом индекс отчаяния в этом году опустился до самого низкого уровня в 45,3 пункта, но все равно это было в два раза больше, чем в развитом мире.
Следующий кризис 1998 года нанес еще один мощный удар. Инфляция выросла на 40%, безработица подскочила до 13%, а бедность удвоилась буквально в мгновение ока, составив 40%. К концу 1999 года индекс отчаяния вернулся к уровню в 89 пунктов. Но на сей раз налицо было огромное отличие, и заключалось оно в том, что кризис рубля принес с собой семена экономического подъема. Девальвация возродила монетизацию в экономике (до этого она прозябала в некоем подобии бартерной системы); но самое важное заключалось в том, что скачок безработицы буквально вытолкнул россиян с их рабочих мест в государственном секторе и заставил идти в частный сектор. Благодаря увеличению нефтяных доходов возникли новые рабочие места и появились деньги для выплаты зарплат. К 2000 году экономика развивалась с 10-процентными темпами, а индекс отчаяния начал безостановочно снижаться, достигнув в текущем году постсоветского минимума в 25,5 пункта.

«Кирпичи» и звезды
Такая же история наблюдалась и в большинстве других стран с формирующимися рынками, в том числе, из «кирпичного» объединения БРИК. Китай в 1995 году тоже начал пинками выгонять своих рабочих с государственных предприятий – однако китайцы свои реформы планировали. Китай, в отличие от  России, не является индустриальной страной, поэтому у новых безработных было мало вакансий, которые они могли занять. Если Россия пережила основную боль в начале 1990-х, то у китайцев период страданий пришелся на первую половину 2000-х годов. К 2002 году безработица в этой стране выросла до 13% (это неофициальные оценки ученых). И лишь во второй половине десятилетия благодаря быстрому экономическому росту появились новые рабочие места, а безработица снизилась до однозначных чисел.
Сегодня показатели Китая по индексу отчаяния крайне низки, составляя всего 14 пунктов. Но там бедный тот, кто живет менее чем на 1,25 доллара в день. Если российские критерии бедности применить к Китаю, то индекс отчаяния там подскочит до 29 пунктов. Это на один пункт хуже, чем в США, но на один пункт лучше, чем в Британии.
Турция стоит где-то на полпути между Китаем и Россией. Как и в Китае, там большое по численности сельское крестьянское население, живущее в бедности на протяжении многих десятилетий. Но подобно России, Турция обладает также хорошо развитым производственным сектором.
По данным Всемирного банка, в 1990-е годы показатели бедности в Турции составляли около 30%. Это было в два раза больше, чем в переживавшей тогда крах России. Кроме того, у этой страны были крупные проблемы с инфляцией и безработицей. Инфляция большую часть 1990-х годов составляла критические 70%, а безработица в пределах от 11 до 15%. В сумме индекс отчаяния в Турции был исключительно зловещим, составляя намного больше 100 пунктов.
После отвратительного банковского кризиса в начале 2000-х годов Турция начала настойчиво и упорно осуществлять глубокие реформы, подгоняемая перспективой членства в ЕС. В этом году ее индекс отчаяния опустился до вполне респектабельного показателя в 34,8 пункта, хотя страна так и не избавилась от высокой инфляции и безработицы.
И наконец, Польша – звезда кризиса 2008 года, ставшая единственной в ЕС страной, которой удалось избежать рецессии. Казалось бы, она должна быть типичным примером Центральной Европы. Но как это ни удивительно, по индексу отчаяния у Польши плохие показатели.
В начале 1990-х она начала на довольно неплохой основе с показателем по индексу отчаяния за 1993 год в 78 пунктов. Благодаря близости к Западной Европе и экономическим реформам Польше к моменту вступления в ЕС в 2003 году удалось снизить этот индекс до 37 пунктов. Но после этого страна начала спотыкаться. Инфляция там была взята под контроль, но бедность и безработица упорно не желали сдаваться и оставались на высоком уровне большую часть прошлого десятилетия. В этом году индекс отчаяния в Польше установился на отметке в 42, и этот показатель хуже турецкого 34,2 пункта и российских 28 пунктов.

Запад идет в неверном направлении
Запад пережил большую часть своих невзгод и страданий еще несколько столетий назад. Ему, казалось бы, удалось покончить с такими напастями, как гиперинфляция, хроническая безработица и бедность. Однако сегодня все три проблемы возникают вновь – и большая их часть была видна еще до того, как в 2008 году разразился финансовый кризис.
1990-е годы были хорошим временем для большинства западных стран. Экономика быстро развивалась, и индекс отчаяния у большинства ведущих держав опустился с 40 пунктов в начале десятилетия до исключительно низкого показателя в 20-25 пунктов. Во Франции в 2001 году этот индекс упал аж до 15 пунктов, когда безработица и бедность опустились до рекордно низких отметок. Однако после взрыва доткомовского пузыря (имеется в виду крах сетевых компаний в 2000 году – прим. перев.) индекс отчаяния снова начал подниматься во Франции и в Германии, а после кризиса 2008 года этот показатель подскочил у всех.
Винить в росте уровня отчаяния нынешний кризис легко, однако Бюро переписи США сообщает, что уровень бедности в Америке рос все прошедшее десятилетие, а доходы не сокращались столь мощно и быстро со времен Великой депрессии. По словам экономистов, американским семьям в 2000 году жилось хуже, чем в 1990-м. А кризис просто усугубил их положение. Уровень бедности в США в октябре составил 15,1%, и это выше российского показателя в 12,3%.
Все ведущие западные страны страдают от аналогичных проблем. Индекс отчаяния во Франции с впечатляющего показателя 2001 года в 15 пунктов увеличился сегодня до 29, а в Британии он вырос с 21 пункта в 2007 году до 30 с лишним  сегодня.
Рост инфляции, безработицы и бедности во всех развитых странах подталкивает их к показателю индекса отчаяния в 30 пунктов, что более типично для стран Центральной и Восточной Европы. Лишь экономическому локомотиву Европы Германии удается избежать такой тенденции, и там индекс отчаяния остается на более или менее постоянном уровне в 25 пунктов.

Конец монополии
В завершение надо сказать следующее. Многое свидетельствует о том, что новая и старая Европа двигаются в противоположных направлениях. Но может это просто похмелье после долгового запоя, в котором западные банки находятся с начала нынешнего века?
Прославленный историк Найалл Фергюсон утверждает, что происходит нечто более фундаментальное. 500-летняя монополия Запада на большинство важнейших факторов, порождавших процветание, нарушена, и дерзкие и наглые молодые экономики из развивающегося мира ведут подрыв весьма комфортного западного образа жизни.
Фергюсон обозначает шесть «убийственных», как он говорит, преимуществ, которые позволяли Западу опережать весь остальной мир. Это конкуренция, наука и промышленная революция, представительная власть, медицина и здравоохранение, потребительское общество и рабочая этика. «Люди Запада стали первыми, кто совместил более экстенсивный и интенсивный труд с более высокой экономической эффективностью, что обеспечило устойчивое накопление капитала», - заявил Фергюсон в недавнем интервью.
Страны с формирующимся рынком перенимали, покупали, копировали или просто воровали эти «убийственные преимущества», а затем очень результативно применяли их в своих малозатратных экономиках с небольшой долей заемных средств. Запад, с другой стороны, сгибается и проседает под тяжестью чрезмерно щедрых систем здравоохранения, пенсионного и социального обеспечения, которые были созданы в период, когда денег было больше, а люди жили не столь долго.
И что же из всего этого получится? Постоянны ли эти конфликтующие тенденции, или это лишь временное, вызванное кризисом явление? Многое будет зависеть от того, как станут реагировать политики. А они пока не дают особого повода для оптимизма.
Начавшийся в 1991 году процесс конвергенции получил ускорение, и теперь новая и старая Европа быстро сближаются. Запад сталкивается с необходимостью глубоких структурных изменений, чтобы сохранить свою конкурентоспособность. Но он связан по рукам и ногам огромным бюджетным дефицитом и государственными долгами, которые до недавнего времени были более характерны для стран развивающегося мира. Сегодня все мы живем в странах с «переходными» экономиками. Но для одной группы стран с переходной экономикой обстоятельства складываются лучше, а для другой – хуже.

"Business New Europe", Великобритания, 30 ноября 2011 года
Опубликовано на ИноСМИ.Ru 1 декабря 2011 года