Конец российской модели рынка труда? Статья вторая. Испытание кризисом
		Над темой номера работал Ростислав КАПЕЛЮШНИКОВ

Изменения в базовых параметрах функционирования рынка труда

И все же по первоначальной реакции трудно судить о том, какой тип кризисной подстройки возобладает на рынке труда в конечном счете. Поэтому такое большое значение имеет анализ возможных изменений в базовых параметрах его функционирования. Такие изменения могли накапливаться постепенно и почти незаметно, так что должен был разразиться кризис, чтобы их последствия стали явными и были осознаны. О вероятном будущем российской модели рынка труда они могут сказать больше, чем что-либо еще. Что же принципиально нового обнаруживается в нынешней ситуации по сравнению с ситуацией 1990-х годов?

Во-первых, в 1990-годы едва ли не главным фактором, способствовавшим стабилизации занятости и поддержанию безработицы на сравнительно невысокой отметке, являлось инфляционное обесценение реальной заработной платы. Однако сейчас у государство, похоже, нет намерений вновь раскручивать инфляционную спираль. Если так, то тогда возможности для инфляционного обесценения заработков оказываются по большей части перекрыты: одно дело "сбивать" реальную заработную плату при росте цен на 10-15% в месяц и совершенно другое – при росте цен 10-15% в год. Если же с точки зрения предприятий рабочая сила так и будет оставаться достаточно дорогой, то стимулы к ее скорейшему сбросу окажутся несравненно сильнее, чем это было в 1990-е годы, когда она стремительно дешевела. Поддержание стоимости рабочей силы на более или менее неизменном (фактически – докризисном) уровне лишает предприятия возможности проводить традиционную для них политику по мягкому "выдавливанию" работников с помощью ухудшения условий оплаты. В подобной ситуации у них не будет другого выхода кроме как активизировать вынужденные увольнения (в том числе – массовые), что чревато не только значительными финансовыми потерями, но и серьезными конфликтами в отношениях с работниками.

Хуже того: в предшествующих "шоковых" эпизодах рост цен производителей обычно опережал рост потребительских цен, так что стоимость рабочей силы с точки зрения предприятий сокращалась даже быстрее, чем снижалась покупательная способность заработной платы с точки зрения работников. В условиях нынешнего кризиса это соотношение оказывается обратным. Если динамика потребительских цен, как это видно из рис. 11, указывает на продолжающуюся инфляцию, то динамика цен производителей промышленной продукции на начавшуюся с середины прошлого года дефляции (спусковым крючком для нее послужило резкое снижение мировых цен на товары, составляющие основную часть российского экспорта). По имеющимся оценкам, если ИПЦ вырос с середины 2008 года почти на 9%, то ИЦП, напротив, "провалился", причем на огромную величину – более чем на 21%. Как следствие, динамика "потребительской" реальной заработной платы (при оценке которой используется ИПЦ) полностью разошлась с динамикой "производительской" реальной заработной платы (при оценке которой используется ИЦП). Так, если сезонно скорректированная "потребительская" реальная заработная в промышленности была в марте 2009 года на 7,7% ниже, чем в октябре 2008 года, то сезонно скорректированная "производительская" реальная заработная плата на 10,1% выше (рис. 12). В создавшейся ситуации для снижения реальной цены труда в соответствии с изменившимися условиями или хотя бы ее возвращения на докризисный уровень предприятиям потребовалось бы настолько сильное одномоментное "урезание" номинальных заработков, которое едва ли осуществимо на практике. Не приходится сомневаться, что произошедшее в ходе кризиса резкое удорожание рабочей силы с точки зрения производителей стало дополнительным мощным фактором, который начал подрывать спрос на нее со стороны предприятий и резко усилил для них стимулы к сокращению занятости.

Рисунок 11. Индексы потребительских цен и цен производителей промышленной продукции, 2005-2009 годы, % (январь 2005 года = 100%)

Рисунок 12. Индексы реальной "потребительской" и реальной "производительской" заработной платы, 1998-2009 годы, % (промышленность, декабрь 1998 года = 100%)

Во-вторых, как уже отмечалось, тенденция к деформализации трудовых отношений, которая доминировала на протяжении всех 1990-е годов, сменилась в 2000-е годы на обратную – к их постепенной, хотя и не всегда последовательной, формализации. Во многих случаях санкции за несоблюдение требований трудового законодательства были ужесточены, а контроль за их выполнением стал более действенным. Достаточно сослаться на нормы, регулирующие своевременность оплаты труда. Их перечень был расширен (так, за умышленные задержки заработной платы была введена уголовная ответственность), а работником были предоставлены дополнительные права, позволяющие намного эффективнее противодействовать злоупотреблениям со стороны работодателей. Возросла и политическая значимость этой проблемы: накопленная задолженность по заработной плате была признана в качестве одного из важнейших индикаторов, исходя из которых федеральный центр оценивает успешность работы губернаторов в возглавляемых ими регионах. Таким образом, у региональных властей возникает прямая заинтересованность в том, чтобы всеми доступными средствами противодействовать возможной эскалации невыплат. Отсюда – жесточайший административный прессинг с их стороны по отношению реальным или потенциальным предприятиям-неплательщикам заработной платы. В условиях такого "зажима" возможности предприятий по накоплению "зарплатных" долгов неизбежно сужаются и более предпочтительной становится альтернативная стратегия, направленная на ускоренный сброс рабочей силы.

Во многом сходная ситуация сложилась и с таким механизмом кризисного реагирования как вынужденные отпуска. Если в 1990-е годы – вопреки требованиям действовавшего тогда законодательства – до половины всех вынужденных "отпускников" не получали от предприятий никакой компенсации, то теперь при резко ужесточившемся контроле со стороны государства подобная практика стала почти невозможной (во всяком случае – крайне небезопасной). Увеличились и размеры самой компенсации за время простоя – с двух третей тарифного заработка до двух третей всей заработной платы¹⁴. Кроме того, введенная с начала 2009 г. обязанность оперативно информировать ГСЗ о переводах работников на неполное время и предоставлении им вынужденных отпусков повысила для предприятий риск, что при обращении к этим мерам они сразу же привлекут к себе повышенное внимание со стороны региональных, а, возможно, и центральных властей – со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Все это делает вынужденную неполную занятость намного более дорогостоящим, чем прежде, механизмом адаптации, заметно снижая его привлекательность в глазах предприятий.

Наконец, у значительного числа российских предприятий (прежде всего – крупных) важнейшие параметры системы оплаты труда оказались закреплены в коллективных договорах и вписаны в тарифные соглашения более высокого уровня – отраслевые, региональные, общероссийские. И так как по сравнению с 1990-ми годами эффективность контроля за соблюдением условий коллективных договоров и тарифных соглашений заметно возросла, попытки их одностороннего пересмотра явочным порядком оказываются теперь сопряжены с немалым риском. Но чем непреодолимее препятствия, стоящие на пути снижения заработной платы, тем привлекательнее с точки зрения предприятий должна становиться альтернативная стратегия, связанная с сокращением численности персонала¹⁵.

Наиболее общим результатом ужесточения инфорсмента на рынке труда можно считать ослабление стимулов к использованию "нестандартных" и усиление стимулов к использованию "стандартных" механизмов приспособления. В этом отношении чрезвычайно показательны призывы к органам прокуратуры активнее включаться в контроль за соблюдением норм трудового законодательства, исходящие от высших должностных лиц государства. Ни к чему другому кроме как к еще более масштабному сокращению занятости эта компания по запугиванию предприятий привести не может.

В-третьих, сама природа нынешнего экономического кризиса является во многом иной. По сути это типичный циклический кризис, тогда как к трансформационному кризису 1990-х годов лучше всего подошло бы определение структурно-институционального. С точки зрения возможного развертывания событий на рынке труда это различие имеет принципиальный характер. В 1990-е годы в российской экономике существовали обширные сегменты, развитие которых при плановой системе искусственно сдерживалось. С началом рыночных реформ они стали быстро расширяться, предъявляя все больший спрос на необходимую им рабочую силу. Эти незаполненные ниши могли заполняться работниками, которые высвобождались из других секторов, где занятость была явно избыточной. Так, значительные массы рабочей силы начали переходить из промышленности и строительства в финансовые услуги и торговлю (достаточно вспомнить бурный расцвет челночества), причем чаще всего – и это важно отметить – минуя состояние безработицы.

В отличие от этого нынешний экономический кризис нанес сильнейший удар по всем основным сегментам делового сектора российской экономики. В большей или меньшей мере он затронул и промышленность, и строительство, и торговлю, и транспорт, и финансовые услуги. Невозможно указать какие-либо незаполненные отраслевые ниши, способные быстро абсорбировать огромную массу работников, которая уже начала выбрасываться на рынок. Естественно ожидать, что из-за сузившихся возможностей для межотраслевого перераспределения рабочей силы эти работники будут оставаться невостребованными и вместо того, чтобы перемещаться в иные сегменты занятости, начнут пополнять ряды безработных.

В-четвертых, возросшая щедрость государства при предоставлении пособий по безработице (см. выше) способна резко изменить соотношение выгод и издержек, связанных с выбором между занятостью и незанятостью. Для многих работников с низкой и даже средней квалификацией получение пособий может стать более привлекательной перспективой, чем работа за небольшую плату, предлагаемую рынком. Как уже отмечалось, это может, с одной стороны, усилить приток в безработицу, а, с другой, увеличить ее продолжительность. В таком случае одно из главных преимуществ российской модели рынка труда – поддержание безработицы на относительно невысоком уровне – будет утрачено.

В-пятых, как полагают многие исследователи, к эрозии прежней модели может привести смена поколений в руководстве российских предприятий. Если в 1990-е годы патерналистски ориентированные "красные директора" проявляли заботу о судьбе трудовых коллективов своих предприятий и практически никогда не решались на массовые увольнения, то от пришедших им на смену рыночно ориентированных менеджеров современного типа этого ожидать не приходится. На ухудшение экономического положения возглавляемых ими предприятий они, как предполагается, должны реагировать более рационально – оперативными сокращениями численности персонала. Утверждается также, что если директора советской формации, стоявшие у руководства российскими предприятиями в 1990-е годы, не были настоящими собственниками и фактически распоряжались не своими деньгами, то теперь власть перешла в руки реальных собственников, которые не захотят растрачивать свои средства впустую на поддержание избыточной занятости – занятие, явно бессмысленное с экономической точки зрения. Если так, то тогда сокращение занятости должно будет протекать намного более форсированно, чем это было в 1990-е годы¹⁶.

Конечно, по своему потенциальному влиянию на рынок труда перечисленные факторы далеко не равноценны (при обсуждении мы пытались расположить их в порядке убывания значимости – от более существенных к менее существенным)¹⁷. Но все-таки важнейшим из них, на наш взгляд, следует считать резкое сужение возможностей для быстрого инфляционного обесценения заработной платы. Если бы не это, то мы бы скорее всего увидели повторение примерно того же сценария, по которому события на российском рынке труда развивались в 1990-е годы.

¹⁴ Впрочем, в этом вопросе российское трудовое законодательство занимает неоднозначную позицию, чем и пользуются многие предприятия: в случае, если простой происходит не по вине администрации, закон предусматривает компенсацию, равную, как и прежде, двум третям тарифного заработка.
¹⁵ Стоит также упомянуть о деятельности так называемых "зарплатных комиссий", создаваемых при местных и региональных органах власти. Руководителей предприятий, где заработная плата не достигает среднеотраслевого уровня, вызывают на эти комиссии и под предлогом борьбы с "серыми схемами" начинают требовать от них ее повышения. Даже в кризис активность зарплатных комиссий нисколько не снизилась. Представить что-либо подобное в 1990-е годы было невозможно.
¹⁶ Мы упоминаем эти объяснения для полноты картины, хотя, на наш взгляд, их значение не так велико, как принято думать: а) патернализм "красных директоров" был весьма своеобразным: он не позволял им “выбрасывать” работников на улицу, но почему-то не мешал оставлять их в течение многих месяцев без какой-либо оплаты; б) опросы предприятий показывают, что несмотря на смену поколений ссылки на "социальную ответственность" как были, так и остаются самым популярным аргументом, который используют российские менеджеры при объяснении своего отказа от массовых увольнений; б) в конечном счете дело не в различных установках менеджеров, принадлежащих к разным поколениям, а в соотношении выгод и издержек, связанных с различными стратегиями приспособления, – если количественная подстройка сопряжена с более высокими издержками, чем временная или ценовая, то непонятно, почему рационально действующие менеджеры нового поколения должны отдавать ей предпочтение; г) хотя нельзя исключить, что для такой специфической группы предприятий как российские филиалы зарубежных компаний ситуация может быть иной – в тех случаях, когда решения о сокращении персонала принимаются в штаб-квартирах этих компаний и затем просто спускаются на места – опыт показывает, что чаще всего руководство таких компаний предпочитает не вмешиваться в вопросы трудовых отношений в тех странах, где протекает их деятельность, считая это зоной ответственности местного менеджмента. Вообще же объяснения такого рода исходят из неявного предположении, что в российских условиях рациональные экономические агенты всегда должны предпочитать стратегию сброса рабочей силы любым другим возможным стратегиям (снижения зарплаты, сокращения продолжительности рабочего времени и т.д.). Но такое предположение является полностью произвольным и не опирается ни на какие эмпирические подтверждения. В условиях российского рынка труда увольнения по букве закона – весьма хлопотное и дорогое удовольствие и от рациональных экономических агентов следовало бы скорее ожидать обратного – что они будут обращаться к ним лишь в самых крайних случаях, когда все другие возможности почему-либо окажутся перекрыты.
¹⁷ Тревогу многих наблюдателей вызывает также перспектива возможного ухудшения ситуации с занятостью в результате "выброса" на рынок труда непрерывно растущей массы выпускников вузов. В условиях кризиса для них едва ли отыщется достаточное количество рабочих мест, а это значит, что основная их часть будет обречена на длительную безработицу. Насколько оправданны эти опасения? Для начала отметим, что по сравнению с серединой 1990-х годов масштабы ежегодного притока выпускников вузов на российский рынок труда увеличились незначительно – всего лишь на 1 п.п. от численности экономически активного населения. Это не настолько большая величина, чтобы вызвать серьезный всплеск безработицы. Важно также не забывать, что в настоящее время свыше половины обучающихся в вузах составляют студенты неочных отделений, среди которых практически все уже являются занятыми. Среди студентов-старшекурсников очных отделений, по различным оценкам, также не менее половины совмещают учебу с работой. Это означает, что к моменту окончания вуза большинство из них уже не нуждаются в трудоустройстве. Конечно, рост напряженности на рынке труда наверняка ухудшит перспективы трудоустройства для тех, к моменту получения диплома еще не будет иметь работы, но эта опасность угрожает лишь меньшинству будущих выпускников. Наконец, следует учитывать, что увеличение притока на рынок труда молодежи с высоким образованием означает одновременное сокращение притока на него молодежи с низким образованием, что в конечном счете должно способствовать улучшению, а не ухудшению ситуации с занятостью.