Конец российской модели рынка труда? Статья вторая. Испытание кризисом
		Над темой номера работал Ростислав КАПЕЛЮШНИКОВ

Как реагирует рынок труда

Естественно, что анализ первоначальной реакции на кризисные потрясения дает неполное - а, возможно, в чем-то и искаженное - представление о характере и масштабах проблем, с которыми рынку труда предстоит столкнуться в условиях экономического спада. Обычно показатели занятости, безработицы, рабочего времени, заработной платы и др. реагируют на шоки не сразу, а с временными лагами с большей или меньшей протяженности. В результате складывающаяся на рынке труда ситуация может "запаздывать" или даже меняться в противофазе по отношению к тому, что происходит в данный момент в других звеньях экономической системы. И все же значимость такого анализа не следует недооценивать, так как именно с его помощью можно понять, какими ресурсами адаптации располагают участники рынка труда и к каким методам подстройки они склонны обращаться в первую очередь.

К сожалению, особенности российской статистики труда не позволяют представить динамику всех интересующих нас индикаторов в едином хронологическом формате. Из-за этого в каждом отдельном случае нам придется специально оговаривать, к какому временному интервалу относятся те или иные оценки. Чаще всего за точку отсчета будет приниматься октябрь 2008 года, который с известной долей условности можно было бы считать последним месяцем перед началом активной фазы кризиса. Следует также иметь в виду, что наиболее поздние данные, которыми мы имели возможность воспользоваться, относятся к февралю/марту 2009 года.

Сначала мы остановимся на характеристиках количественной, затем – временной и, наконец, ценовой подстройки:

• общая занятость (февраль 2009/ноябрь 2008): по данным ОНПЗ, численность занятых в феврале 2009 г. составила 67,7 млн. человек, сократившись по сравнению с ноябрем 2008 г. на 2,9 млн. человек (рис. 1). Это – самое сильное краткосрочное падение общей занятости за период начиная с 1999 года, когда Росстат перешел с ежегодного на квартальный режим проведения обследований рабочей силы. Уровень занятости за те же месяцы упал на 2,6 п.п. (рис. 2). Однако докризисная численность занятых находилась на такой высокой отметке, что даже столь сильный провал отбросил ее не слишком далеко – всего лишь к значениям, которые она имела в экономически вполне благополучные 2005-2006 годы. В результате несмотря на сильнейшее потрясение, испытанное российской экономикой, сохраняющийся в ней уровень занятости до сих пор выглядит по меркам прошлых лет вполне удовлетворительно. В отличие от показателей занятости показатели экономической активности в кризисные месяцы оставались достаточно стабильными (рис. 1-2). Нельзя, однако, исключить вероятности резкого усиления оттока из экономической активности по мере дальнейшего нарастания кризиса;

Рисунок 1. Квартальные изменения в численности экономически активного населения и занятых по данным ОНПЗ,1999-2009 годы, млн. человек

Рисунок 2. Уровни экономической активности и занятости по данным ОНПЗ,1999-2009 годы, %

• общая безработица (февраль 2009/ноябрь 2008): в феврале 2009 г. общая безработица насчитывала 7,1 млн. человек, а ее уровень достиг 9,5% от численности экономически активного населения (рис. 3). Прирост по сравнению с ноябрем 2008 года составил 1,8 млн. человек (в относительном выражении - 2,5 п.п.), что является очень значительной величиной. Столь сильного разового наплыва "лишних" работников на российском рынке труда никогда раньше не наблюдалось. Однако из-за явно выраженной сезонности, характерной для показателей безработицы, лишь часть этого прироста может быть отнесена на счет собственно экономического кризиса. По опыту прошлых лет известно, что среднее превышение февральской безработицы над ноябрьской составляет примерно 0,4-0,5 процентных пункта. Это означает, что "чистый вклад" экономического спада в рост общей безработицы мог составить не более 2 п.п. Но в любом случае уровень общей безработицы, наблюдавшийся в феврале 2009 года, не представлял собой ничего экстраординарного и был эквивалентен возврату к ситуации 2002-2004 годов, когда российская экономика находилась на подъеме;

Рисунок 3. Квартальные показатели общей безработицы, 1999-2009 годы, %

• скачок в показателях регистрируемой безработицы (март 2009/октябрь 2008) был намного сильнее (рис. 4-5). Численность зарегистрированных безработных в марте 2009 года составила 2,2 млн. человек, увеличившись по сравнению с октябрем 2008 года на 0,9 млн., то есть почти на 75%. Ее уровень за тот же период вырос до 2,9% (прирост на 1,3 п.п. от численности экономически активного населения), что было эквивалентно откату к ситуации 1999 года. Однако при интерпретации этого скачка необходимо учитывать несколько важных обстоятельств. Во-первых, сезонность в динамике регистрируемой безработицы выражена даже сильнее, чем в динамике общей безработицы. Во-вторых, очевидно, что резкое увеличение числа обращений в ГЗС было во многом спровоцировано существенным повышением выплат по безработице в начале 2009 года. Из-за этого показатель регистрируемой безработицы как минимум на полгода утратил информационную ценность, так как по его изменениям стало практически невозможно судить о развитии общей ситуации на рынке труда. В-третьих, после первоначального резко рывка вверх рост численности зарегистрированных безработных заметно замедлился (так, в марте 2009 года она увеличилась примерно на 150 тыс. человек против 200-300 тыс. человек в предыдущие месяцы);

Рисунок 4. Месячная динамика численности зарегистрированных безработных, 1998-2009 годы, тыс. человек

Рисунок 5. Динамика уровня регистрируемой безработицы, 1998-2009 гг., %

• динамика заявленной предприятиями потребности в рабочей силе (март 2009/октябрь 2008): в марте 2009 года количество вакансий в банке данных ГСЗ составило более 0,9 млн. и было меньше, чем в октябре 2008 года, примерно на 0,5 млн. Однако и в этом случае необходимо учитывать сильную сезонность: октябрь-февраль традиционно являются периодом, когда потребность предприятий в рабочей силе заметно ослабевает (рис. 6). Важно также отметить, что начиная с февраля 2009 года тенденция к снижению числа вакансий в банке данных ГСЗ сменилась тенденцией к их пусть небольшому, но устойчивому росту;

Рисунок 6. Первая реакция: месячная динамика вакансий в банке данных ГСЗ, 1998-2009 годы, тыс. человек

• выраженная негативная динамика была характерна также для показателей движения рабочей силы (4 кв. 2008 года, с сезонной корректировкой)¹¹. В конце 2008 года при некотором сокращении интенсивности найма было зафиксировано резкое увеличение интенсивности выбытия рабочей силы (рис. 7). Со снятой сезонностью коэффициент чистого изменения занятости (коэффициент найма минус коэффициент выбытия) составил -1,9%, что является одним из самых глубоких провалов, когда-либо наблюдавшихся на российском рынке труда. Но даже его нельзя считать чем-то беспрецедентным – так, краткосрочный сброс занятости, имевший место в 1994 году, был еще сильнее. Вместе с тем начавшийся кризис почти никак не отразился на интенсивности вынужденных увольнений, частота которых осталась почти такой же незначительной, как и в докризисные годы – менее 0,4% (даже в 2004-2005 годы она была выше);

Рисунок 7. Квартальные показатели движения рабочей силы, с сезонной корректировкой, 1992-2009 годы, %

• по состоянию на конец 2008 года количество работников, намеченных к увольнению в следующем квартале (4 кв. 2008/3 кв. 2008), составило приблизительно более 160 тыс. человек, увеличившись по сравнению с предыдущим кварталом примерно вдвое (рис. 8). Но даже такой, на первый взгляд, чрезвычайно сильный скачок числа ожидаемых увольнений не предвещает сколько-нибудь заметных потерь в занятости. Для выполнения своих планов предприятиям предстоит увольнять примерно по 50 тыс. работников в месяц, что составляет ничтожно малые 0,1% от общей численности их персонала;

Рисунок 8. Динамика численности работников, намеченных к сокращению в следующем квартале, 2006-2008 годы, тыс. человек

• чрезвычайно бурно отреагировала на кризис неполная занятость (4 кв. 2008/4 кв. 2007). За весь 2008 год численность работников, переводившихся на сокращенный график работы, составила 700 тыс.; работников, отправлявшихся в вынужденные отпуска, – около 950 тыс.; работников, которым предоставлялись отпуска по их собственному заявлению, – свыше 7,5 млн. На первый взгляд, это мало отличается от аналогичных показателей 2007 года. Однако годовые оценки дают неадекватное представление о взрывной динамике неполной занятости, поскольку весь ее прирост пришелся на самые последние месяцы 2008 года. Если же ограничиться рассмотрением только четвертого квартала 2008 года, то оказывается, что по сравнению с аналогичным периодом 2007 года приток в вынужденную неполную занятость, связанную с переводами работников на неполное рабочее время и их отправкой в вынужденные отпуска, вырос более чем в десять (!) раз, тогда как приток в "условно-добровольную" неполную занятость, связанную с предоставлением отпусков по заявлению самих работников, – примерное вдвое. В эквиваленте полной занятости это означало, что количество условных работников, "потерянных" для экономики из-за переводов на сокращенный график и предоставления вынужденных отпусков, выросло с 40 до 250 тыс. человек, тогда как количество условных работников, "потерянных" для экономики из-за предоставления отпусков по заявлению работников, – с 220 до 400 тыс. человек. Более дифференцированную картину можно получить, воспользовавшись месячными данными по 7 ключевым секторам российской экономики (такие данные стали собираться Росстатом начиная с декабря 2008 года). Как показывает табл. 3, в кризисные месяцы переводами на неполное рабочее время по инициативе работодателей было охвачено 4-6%, переводами на неполное рабочее время по соглашению сторон – около 4%, вынужденными отпусками – примерно 2,5%, "добровольными" отпусками – 5-9% работников этих секторов¹². В сумме это составляло порядка 2,5 млн. чел., или 13-16% от общей численности их персонала. Сокращение затрат труда, достигнутое за счет использования этих механизмов приспособления, было эквивалентно сокращению численности занятых на 7-8%! Формирование столь массивного "навеса" неполной занятости означало по существу откат к ситуации 2000-2001 годов, а, возможно, даже к еще более раннему периоду¹³;

Таблица 3. Показатели неполной занятости, декабрь 2008-март 2009 годов*

* По крупным и средним предприятиям, основным видом экономической деятельности которых являются: добыча полезных ископаемых; обрабатывающие производства; производство и распределение электроэнергии, газа и воды; строительство; транспорт и связь; оптовая и розничная торговля; финансовая деятельность.

• возобновился процесс накопления задолженности по заработной плате (март 2009/октябрь 2008). В марте 2009 года ее объем достиг почти 9 млрд. рублей, увеличившись по сравнению с октябрем 2008 года в два с лишним раза (рис. 9). Численность работников, которые сталкивались с задержками заработной платы, выросла за тот же период с 0,3 до 0,5 млн. Но хотя скачок в показателях невыплат был чрезвычайно сильным, следует учитывать, что он происходил с очень низкой базы и по меркам прошлых лет задолженность предприятий перед работниками как была, так и продолжает оставаться мизерной. Так, в марте 2008 года накопленные "долги" по заработной плате составляли лишь 2% от месячного фонда оплаты труда всех предприятий. К этому стоит добавить, что численность работников, имеющих невыплаты, в течение уже нескольких месяцев не обнаруживает признаков роста, а это означает, что круг предприятий, прибегающих к задержкам заработной платы, почти не меняется, оставаясь примерно одним и тем же;

Рисунок 9. Месячные показатели задолженности по заработной плате, 2005-2009 годы

• реальная заработная плата (март 2009/октябрь 2008, с сезонной корректировкой) сократилась за кризисные месяцы на 7,4% (рис. 10). Для условий глубокого экономического кризиса это весьма умеренный показатель (естественно, если сравнивать с ее "провалами" в предыдущих кризисных эпизодах). Принципиальное отличие нынешней ситуации от ситуации 1990-х годов состоит в том, что на этот раз снижение реальных заработков было в большей степени связано с их прямым "урезанием" и в гораздо меньшей – с их инфляционным обесценением (более подробное обсуждение этого вопроса см. ниже).

Рисунок 10. Месячные индексы реальной заработной платы, 1998-2009 годы, % (декабрь 1998 года = 100%)

Какие же общие выводы можно сделать из этих наблюдений за поведением российского рынка труда на начальном этапе кризиса? Дают ли они основания утверждать, что первоначальная реакция предприятий оказалась принципиально иной, никак не укладывающейся в рамки прежней модели?

Прежде всего следует признать, что исходный шок оказался настолько сильным, что под его действием "просели" все ключевые показатели рынка труда, хотя, разумеется, в неодинаковой степени. Иными словами, адаптация сразу же пошла по всем азимутам, что является весомым аргументом в пользу предположения о сохранении российским рынком труда того же алгоритма функционирования, который был выработан им в предыдущие десятилетия.

После снятия сезонности негативные изменения в большинстве рассмотренных характеристик оказываются заметно слабее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Прежде всего это относится к показателям безработицы и вакансий, поскольку в те календарные месяцы, на которые пришлось начало кризиса, в них традиционно фиксируются глубокие сезонные провалы.

После того, как с начала 2009 года были изменены базовые параметры системы поддержки безработных, показатель регистрируемой безработицы превратился в "зашумленный" сигнал, мало что говорящий о влиянии экономического кризиса на ситуацию с занятостью. Как минимум до середины 2009 года изменения в численности зарегистрированных безработных будут крайне слабо соотносится с объективными процессами на рынке труда.

Количественная подстройка, наблюдавшаяся на начальном этапе кризиса, была чрезвычайно активной; более сильный сброс рабочей силы наблюдался на российском рынке труда лишь однажды, в середине 1994 года. Несмотря на это сокращение занятости оставалось явно непропорциональным глубине экономического спада. Кроме того, ничто не свидетельствует, что российские предприятия изменили своим прежним привычкам и перешли к активному использованию вынужденных увольнений: масштабы таких увольнений как были, так и остаются мизерными. Как и в 1990-е годы, они по-прежнему отдают предпочтение иным, более "мягким" методам оптимизации численности персонала.

Похоже, что главным инструментом адаптации, который был задействован российскими предприятиями в первые месяцы кризиса, стало резко сжатие продолжительности рабочего времени за счет широкого использования нестандартных режимов работы. Такая реакция полностью вписывается в представления о специфической "российской" модели рынка труда. Начнет ли этот массивный "навес" неполной занятости трансформироваться в безработицу, и если да, то с какой скоростью, сказать пока невозможно. Во всяком случае в 1990-е годы неполная занятость далеко не всегда оказывалась промежуточной станцией на пути в безработицу; гораздо чаще большинство недозанятых работников через какое-то время возвращались обратно к работе в обычном, "полновременном" режиме.

Ценовая реакция была хотя и заметной, но все же не настолько сильной, как можно было бы ожидать исходя из прошлого опыта российского рынка труда. Одна из причин – резкое сужение возможностей по использованию предприятиями практики задержек заработной платы из-за сверхжесткого прессинга, организованного государством. Блокировка этого механизма приспособления привела к тому, что он оказался задействован в гораздо меньшей степени, чем раньше (возможная недооценка масштабов невыплат официальной статисткой не отменяет этого вывода).

Падение реальной заработной платы также было относительно слабым – менее 10%, что не идет ни в какое сравнение с "провалами" во время кризисных эпизодов 1990-х годов. Однако такое умеренное снижение в масштабах всей экономики может быть статистическим артефактом, связанным с существенным повышением оплаты труда работников бюджетной сферы. Действительно, в "рыночном" секторе экономики, как показывает анализ, "проседание" реальных заработков было гораздо сильнее. И поскольку оно наблюдалось в условиях относительно невысокой инфляции, его следует рассматривать прежде всего как результат решительных мер по прямому "урезанию" номинальной заработной платы, которые начали, по-видимому, осуществляться на большинстве российских предприятий.

Обобщая эти наблюдения, мы можем сказать, что каких-либо явных признаков приближающейся катастрофы в сфере занятости российской экономики пока не заметно. По большинству основных индикаторов, характеризующих состояние рынка труда, произошел откат к периоду 2003-2004 годы, когда ситуации на нем не вызывала особых опасений и расценивалась как вполне благополучная; исключение составляют лишь показатели регистрируемой безработицы и неполной занятости, по которым имел место более глубокий откат к периоду конца 1990-х-начала 2000-х годов.

Предсказания, что в условиях нынешнего кризиса российские предприятия начнут использовать принципиально иные, чем прежде, механизмы адаптации, пока не оправдываются – по крайней мере, до сих пор их реакция вполне укладывалась в параметры, известные по опыту предшествующих десятилетий.

¹¹ Данные о движении рабочей силы собираются и публикуются Росстатом только по сегменту крупных и средних предприятий.
¹² В некоторых регионах различными формами неполной занятости были охвачены от четверти до трети всех работников: в Ульяновской области – 34%; в Самарской области – 33%; в Ярославской и Свердловской областях – 27%; в Брянской, Курской, Орловской, Челябинской областях и Забайкальском крае – 25%.
¹³ Данные предпринимательских опросов свидетельствуют, что этот откат был даже глубже, чем следует из данных официальной статистики.