|
Для цитирования: Вишневский
А.Г. Глобальные демографические вызовы здравоохранению //Демоскоп
Weekly. 2015. № 653 - 654.
URL: http://demoscope.ru/weekly/
2015/0653/tema01.php
|
|
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями:
|
|
|
|
|
|
|
|
|
 |
Глобальные демографические вызовы здравоохранению[*]. |
|
Над темой номера
работал
|
 |
|
Анатолий ВИШНЕВСКИЙ[1].
|
|
Новая эпидемиологическая модель и здравоохранение
Среди фундаментальных перемен, переживаемых человечеством
на протяжении последних двух столетий, едва ли не самое важное место
принадлежит совокупности демографических перемен, получивших название
демографического перехода, или демографической революции.
Эти перемены затрагивают такую базовую характеристику
человеческого рода, как возобновление поколений, воспроизводство
населения, и в силу этого отличается исключительной глубиной и универсальностью.
Начавшись в Европе в 19 веке, во второй половине 20
века демографический переход стал быстро распространяться и постепенно
охватил весь мир, стал глобальным. Соответственно глобальный характер
приобрели и связанные с ним риски и вызовы. Эти риски и вызовы многообразны,
в этой статье мы коснемся только тех из них, на которые должно ответить
здравоохранение.
Исходный процесс, запускающий демографический переход,
– снижение смертности. Эта важнейшая фаза демографического перехода
получила название «эпидемиологического перехода».
Согласно автору концепции эпидемиологического перехода
Абделю Омрану, речь идет об историческом сдвиге от эры, когда смертность
в решающей степени зависела от эпидемий и голода, а средняя продолжительность
жизни людей колебалась в пределах от 20 до 40 лет, через промежуточную
эру, когда факторы кризисной смертности, прежде всего, эпидемии,
утрачивают свою прежнюю роль, смертность снижается, а продолжительность
жизни повышается примерно до 50 лет, к эре болезней, обусловленных
старением или человеческой деятельностью (degenerative and man-made
diseases), когда «ожидаемая продолжительность жизни достигает небывалого
уровня 70 лет и выше»[2].
Первая из названных Омраном эпох охватывает почти всю
историю человечества. Ее можно разбить на два этапа – до и после
неолитической революции. Можно предположить, что донеолитическая
и постнеолитическая эпидемиологические модели были не совсем одинаковыми,
неолитическая революция внесла огромные изменения в жизнь людей,
это не могло не повлиять очень глубоко и на модель смертности. Но
мы не будем сейчас на этом останавливаться. Даже если ограничиться
рассмотрением только постнеолитических аграрных обществ, свойственная
им модель смертности вполне соответствует характеристике Омрана:
она в очень большой степени зависела от эпидемий и голода, а средняя
продолжительность жизни людей колебалась в пределах от 20 до 40
лет, причем верхняя граница (40 лет) если и достигалась, то очень
редко.
Эта модель сохранялась, примерно, до конца XVIII века,
а затем начались быстрые изменения, которые нарастали на протяжении
XIX столетия и привели не только к избавлению от постоянных эпидемий
и голода, но и к установлению эффективного контроля над большинством
инфекционных заболеваний. В результате коренным образом изменилась
структура патологии, обусловливающей заболеваемость и смертность
и сформировалась совершенно новая эпидемиологическая модель.
Самая ранняя статистика причин смерти, восходящая к
середине 19 века, имеется по Англии и Уэльсу, и она позволяет хорошо
видеть те огромные изменения эпидемиологической модели смертности,
которые произошли всего за 100 лет между 1860 и 1961 годами (рис.
1). Рассматривая рис. 1, надо обратить внимание на два вида изменений,
произошедших за эти сто лет.
Рисунок 1. Распределение совокупного
времени, проживаемого условным поколением, по времени, проживаемому
умирающими от крупных классов причин. Англия и Уэльс, 1861 и 1960
годы
Во-первых, это изменение ширины столбиков, отражающей
вероятность для новорожденного умереть от той или иной группы причин.
Здесь произошло понятное сокращение ширины столбика «прочие и неустановленные
причины» - резко улучшилась диагностика. Но гораздо важнее то, что
почти сошла на нет ширина столбиков «туберкулез легких» и «другие
инфекционные заболевания», на долю которых приходилась почти четверть
всех смертей, зато резко расширились столбики «новообразования»
и особенно «болезни системы кровообращения» - эти две группы заболеваний
взяли на себя ответственность примерно за 60% всех смертей.
Важный смысл этих изменений нельзя оценить по достоинству,
если не обратить внимание на высоту столбиков, которая говорит о
среднем возрасте, в котором умирают люди от каждой из указанных
на графике групп причин смерти. Он резко вырос, и это произошло,
прежде всего, за счет того, что сократилась роль тех причин, от
которых прежде всего умирали дети и очень молодые люди. И сердечно
сосудистые заболевания, и рак – это, как правило, причины смерти
уже немолодых людей, и теперь они заняли место детских инфекций
и вообще инфекционных заболеваний, включая туберкулез, что само
по себе привело к огромному увеличению средней продолжительности
жизни.
На рис. 1, собственно, и представлены две эпидемиологические
модели – до и после эпидемиологического перехода. Англия и Уэльс
– частный случай тех перемен, которые уже во второй половине 19
– первой половине 20 веков охватили многие страны и привели к утверждению
в них новой эпидемиологической модели. Для нее характерна смертность
от причин смерти, которые обрывают жизнь человека намного позже,
чем господствовавшие в прошлом и вытесняемые теперь причины, вследствие
чего все большее число смертей оттесняется к старшим возрастам и
стремительно увеличивается продолжительность жизни.
Изменение эпидемиологической модели началось, в известном
смысле, спонтанно, под влиянием общих технологических, экономических
и социальных изменений и научных открытий, нараставших с конца 18
века. Но постепенно стало ясно, что быстро расширявшиеся возможности
установления эпидемиологического контроля требовали создания особой,
развитой и разветвленной сферы деятельности, направленной на реализацию
и умножение этих возможностей, что и привело к созданию современных
систем здравоохранения. Первая из них возникла в Англии в результате
деятельности Эдвина Чедвика и принятия в 1848 году Закона об общественном
здоровье – Public Health Act. За Англией вскоре последовали и другие
страны.
Таким образом, системы здравоохранения – это детище
эпидемиологического перехода, а начиная с какого-то момента, - и
его двигатель. Врачи, лекари, знахари существовали всегда, они могли
облегчить страдание, вылечить от некоторых болезней отдельных людей.
Но система, смысл которой заключается в том, чтобы добиваться улучшения
жизни и продления жизни всего населения, - исторически новое явление.
Поэтому некоторые исследователи считают нужным говорить о «санитарном
переходе», который они трактуют как единый процесс собственно эпидемиологического
перехода, т.е. долговременных изменений в здоровье населения, «включая
изменение моделей заболеваемости, инвалидности и смертности», о
чем писал Омран, и из перехода в здравоохранении (health
care transition), который представляет
собой появление и развитие моделей социального ответа на эти изменения[3].
Так или иначе, но теперь именно национальные системы
здравоохранения, а, возможно, и глобальная система здравоохранения
– видимо, можно говорить и о таковой, учитывая общность проблем,
взаимосвязь и взаимодействие национальных систем, а также важную
координационную роль Всемирной Организации здравоохранения, – несут
ответственность за распространение и совершенствование новой эпидемиологической
модели и приносимые ею результаты.
[*] * - Публикация подготовлена по результатам проекта:
Демографические тенденции в России и в странах ОЭСР: сравнительный
анализ и выводы для политики (2015)
[1] Вишневский Анатолий Григорьевич,
доктор экономических наук, директор Института демографии НИУ ВШЭ.
[2] Omran Abdel R. (1971).
The epidemiologic transition: a theory of the epidemiology of population
change // The Milbank Memorial Fund Quarterly,1971. Vol. 49, No.
4, Pt. 1: Table 4.
[3] Frenk Julio, Jose Luis
Bobadilla, Claudio Stern, Tomas Frejka and Rafael Lozano.
Elements for a theory of the health transition. Health Transition
Review, 1991. Vol. 1, No. 1: 23.
|
