Восприятие миграции в стране выхода: Таджикистан¹

Наталья Зотова²
(Опубликовано в журнале "Вестник Евразии", №2 2008 с. 29-43)

Трудовая миграция из Центральной Азии в Россию — составная часть современных глобальных миграционных процессов. Международная организация труда отмечает³:

«Миграция труда превратилась в неотъемлемую часть мировой экономики. Огромная разница в уровне жизни и экономических возможностях в разных странах, растущая поляризация мира — основная движущая сила современной миграции. Миграционный вызов развитых наций к бедным странам — постоянный спрос на неквалифицированный и низкооплачиваемый труд мигрантов — рождает соответствующее предложение в этих странах, обладающих большим эмиграционным потенциалом, раскручивая тем самым маховик миграции».

К общим закономерностям развития миграционных процессов в мире добавились последствия распада Советского Союза. Как пишет В. Мукомель, «миграционная ситуация в СНГ во многом — продукт последних полутора десятилетий и, как таковая, не может рассматриваться вне контекста глобальных катаклизмов, колоссальных сдвигов в политической, социальной, экономических сферах на постсоветском пространстве»⁴.

Как Таджикистан в целом, так и его Согдийская область стала ареной широкомасштабных миграционных процессов, охвативших все слои населения. Страной притяжения миграционных потоков в первую очередь выступает Россия. Несмотря на то, что мы фиксируем это явление на протяжении последних 15 лет, нельзя утверждать, что существует достаточное количество исследований по этому вопросу. Как я уже отмечала⁵, в России имеются коллективные работы, посвящённые разным аспектам миграции, в первую очередь — её социально-экономическим последствиям. Но всего за несколькими исключениями трудно найти работы, где представлен взгляд на проблему в рамках культурной антропологии, в особенности показывающий восприятие собственного опыта самими мигрантами, их семьями и близкими. Таких исследований почти нет и в странах выхода; можно указать, пожалуй, только на работы таджикских учёных Саодат и Музаффара Олимовых⁶.

В настоящей статье я хотела бы представить взгляд на проблему миграции глазами членов семей мигрантов и сделать некоторые выводы о разных стратегиях людей, на определённый срок покидающих дом ради заработков на выезде. В 1999 году мной была проведена экспедиция в северную часть Ферганской долины, где сходятся границы трёх соседних государств: Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Во время недавней поездки в Среднюю Азию я вновь посетила посёлок Шайдан — административный центр Аштского района Согдийской области.

Причины миграции

Среди причин, вызвавших массовую трудовую миграцию из Таджикистана, определяющее значение имеет социально-экономическое положение республики. Один из наиболее важных выталкивающих факторов (то есть способствующих миграции трудовых ресурсов) — это безработица. По официальным данным, в 2002 году в Таджикистане насчитывалось 47 тыс. безработных, что составляло 2,5% тогдашнего населения страны⁷. В действительности большинство не имеющих работы не регистрируются, поэтому реальный уровень безработицы значительно выше: по подсчётам специалистов Всемирного банка — 30%⁸. Проблема безработицы особенно остро стоит перед женщинами и молодёжью. Так, женщины составляют 55 % от общей численности безработных в Таджикистане, а из 46,7 тыс. официальных безработных 23,6 тыс., или 50,5% приходилось в 2003 году на долю лиц в возрасте 18—29 лет⁹.

Среднемесячная заработная плата в Таджикистане в 2002 году равнялась 32,55 сомони, или 8—11 долларам США (восемь — по рыночному, одиннадцать — по официальному обменному курсу). С 1997 по 2002 год она выросла более чем в шесть раз, однако эта столь заметная положительная динамики в действительности мало что значит. Дело в том, что подавляющее большинство занятых было сосредоточено в сельском и лесном хозяйстве, включая сюда обширный сектор личных подсобных хозяйств (ЛПХ), причём с 1991 по 2002 год их доля во всём экономически активном населении поднялась с 45 до 67,7%¹⁰. Это, во-первых, означает, что высвобождения трудовых ресурсов из переживающей глубокий кризис сферы экономики не происходит; более того, кризисные отрасли концентрируют всё большую массу работников. Во-вторых, полевые наблюдения в том же Аштском районе показывают, что основной источник дохода большинства сельских семей формируется в личном подсобном хозяйстве, продукция которого лишь отчасти идёт на продажу, а преимущественно потребляется самим же хозяйством¹¹. Заработная плата в колхозах и совхозах чаще всего выплачивается в натуральном виде. Таким образом, отмеченным выше ростом заработной платы фиксируются позитивные сдвиги в городской экономике; в аграрном секторе, остающемся главной сферой приложения труда большинства населения, проблемы вознаграждающей занятости в целом, получения минимально необходимого дохода в денежной форме в частности, стоят перед людьми не менее, если не более остро, чем в 1990-е годы.

При помощи приведённых статистических и полевых данных можно представить комплексную картину экономической составляющей трудовой миграции из Таджикистана. Согласно материалам, любезно предоставленным Аштским комитетом по делам молодёжи, всего в районе насчитывается около 40 тыс. молодых людей в возрасте до 30 лет, из них половину составляют мужчины. По оценкам комитета, порядка 12 тыс. человек из общего числа молодых людей выезжают на заработки в Россию, 90 % из них пока не женаты. Многие молодые люди, имеющие семью и детей, не возвращаются домой по два-три года, но с той или иной регулярностью присылают деньги. Данные о бедственном положении их семей появляются в администрации только тогда, когда жёны обращаются за гуманитарной помощью.

Несмотря на то, что в числе государственных приоритетов в Таджикистане значится удержание молодёжи дома, добиться этого пока весьма сложно. Необходимо обеспечить вливающиеся каждый год в состав рабочей силы отряды молодёжи работой, что при сложившейся структуре экономики подразумевает в первую очередь изыскание земельных участков и первоначальных капиталов для ведения собственного ЛПХ. В настоящий же момент, по оценочным данным комитета, 80% населения района живёт за счёт заработанных в России денег трудовых мигрантов, ещё 15% — благодаря наличию у них «старых запасов» (пахотных участков и посадок абрикосовых деревьев), а оставшиеся 5% получают основной доход в сфере мелкого бизнеса (частный извоз, торговля промышленными изделиями и т.п.)¹².

Опыт мигрантов глазами их близких: разное восприятие — разные оценки

Очевидно, что заработки мигрантов играют большую роль в экономике и благосостоянии района, что вполне совпадает с оценками их роли для области и страны в целом. Наши наблюдения также подтверждают этот вывод. В беседах с жителями Шайданы выяснилось, что в посёлке практически нет семей, где не было бы людей с опытом трудоустройства на выезде в России или работавших там в момент проведения интервью. При этом традиционно подавляющее большинство трудовых мигрантов составляют мужчины; дома их ждут матери, сёстры, жёны и дети. Видение ситуации этих пассивных участников миграционных процессов, их взгляд на проблемы и положительные стороны миграции и представлены ниже.

Не хватает только сына. Ш. уехал в Барнаул около пяти лет назад. Сначала его семье было известно, как и где он живёт. Он был разнорабочим в аэропорту, затем работал на стройке. Первый год Ш. регулярно звонил домой и присылал деньги, потом звонки от него прекратились. Домой он не приезжал. Мать и сестра очень переживают по этому поводу, до слёз: «Он такой красавец, симпатичный. Наверное, у него теперь есть русская жена». По доходившим до них слухам, в Барнауле Ш. снимал квартиру у девушки по имени Ольга. Когда знакомые по просьбе матери иногда звонят туда, она представляется им женой. На попытки друзей убедить Ш. навестить семью на родине он каждый раз отвечает, что вот-вот приедет... Мать горько вздыхает: «У нас всё есть: хорошее хозяйство, заработок. Мы арендуем абрикосовый садик, у семьи есть корова, бык. Только сына не хватает...»

Мы очень благодарны России. У респондентки С. (53 года) все трое сыновей каждый сезон в течение уже пяти-шести лет работают в Барнауле на отделке квартир, проводя в этом городе по полгода. Они женаты, их семьи находятся дома, в Шайдане. Деньги присылают домой регулярно, а зимой возвращаются сами. На их небольшие накопления был отремонтирован родительский дом. Хотя заработанного хватает только на продукты и на самые необходимые вещи для детей, мать очень довольна, что сыновья поддерживают её и невесток, тем более что сама С. недавно овдовела. У этой семьи хорошее хозяйство — есть огород и абрикосовый сад. Тем не менее заработок сыновей в России является очень значительным подспорьем. Мать говорит: «Спасибо России, что у сыновей есть возможность заработать. Эта страна нас кормит».

Как бы мы жили, если бы не сын? У семьи Д. (57 лет) почти нет земли, всё подсобное хозяйство сводится к маленькому огороду во дворе. Все пятеро сыновей Д. работают в России. Основной кормилец — старший сын, зарабатывающий на строительстве и мелком ремонте квартир в Барнауле. Именно он поддерживает мать (глава семьи недавно умер). Работает он на выезде только сезонно, каждую зиму возвращается домой к семье. Из пятерых сыновей трое работают в Барнауле, один — в Тольятти и один — в Москве. «Москвич» уже пять лет не может вернуться домой: попал в ситуацию денежной кабалы, видимо, фактического рабства. Он занят тяжёлым физическим трудом: чтобы отдать долги, разгружает вагоны на железной дороге. Другой сын, З., почти 15 лет живет в Тольятти, работает на ВАЗе. После службы в армии хотел поступить в душанбинский вуз, но не сдал вступительные экзамены. Домой после неудачи возвращаться было неудобно, знакомые посоветовали поехать в Тольятти. От завода он сначала получил прописку в городе, затем оформил и гражданство РФ. Он официально зачислен на работу по трудовой книжке, у его семьи своя квартира в городе, дети ходят в школу. Родители, хотя и оба таджики, со своими детьми специально говорят по-русски, чтобы у тех не возникало проблем в общении в школе и на улице. Но когда летом З. приехал с семьёй домой в отпуск, его дети за месяц свободно заговорили по-таджикски.

Лучше, чтобы муж был дома. Муж этой респондентки, энергичной женщины, по профессии педагог, уезжал на заработки в Барнаул три года назад, но вернулся. Его жена говорит: «Мы сейчас нормально живём. У меня свой маленький бизнес, привозим вещи и торгуем. Мне лучше, чтобы муж был здесь, помогал. А заработки здесь у нас больше, чем в России».

Не рад, но вынужден ездить. И. ездит на заработки в Барнаул уже восемь лет. В Шайдане у него семья: жена и трое детей. Жена вздыхает:

«Здесь жизнь не идёт как следует, работы нет, пусть ездит. Мы живём на деньги мужа, но хватает только на продукты, расходы на школу старшему сыну. Купить что-то лишнее я не могу себе позволить. Муж ездит с друзьями и возвращается каждую зиму. Как они живут там, какое жильё снимают, мне неизвестно. Деньги передаёт через знакомых и звонит. Он и сам не рад, но вынужден ездить».

Стратегии мигрантов в стране приёма

Представленные короткие фрагменты интервью с близкими трудовых мигрантов выявляют практически полный спектр стратегий при выезде на заработки в другую страну. Интересно отметить также поведение самих мигрантов при возвращении на родину. Так, согласно мнению ряда исследователей, основным мотивом выезда на заработки молодых людей уже не являются только экономические причины¹³. Несомненно, экономическую составляющую игнорировать невозможно, однако из средства выживания домохозяйства миграция в известной мере превратилась в норму престижного поведения и средство повышения статуса, а отчасти даже в модное веяние. Отъезд на заработки рассматривают как своего рода инициацию молодых людей, пропуск во взрослую жизнь, что в некоторой степени напоминает восприятие армейской службы в советское время. Это подтверждают мои полевые наблюдения в разных регионах России. Молодые люди стремятся заработать себе денег на свадьбу, возможно, на строительство собственного дома и отделение от родителей, на покупку транспортного средства (машины, мотоцикла) или на открытие собственного бизнеса и т.д. При этом по возвращении домой на два-три летних месяца они ведут себя как люди, получившие значительный и значимый жизненный опыт и символический капитал, наслаждаясь ореолом славы «добытчиков».

Говоря о стратегии мигрантов в стране приёма, необходимо отделять сезонных мигрантов от людей, длительное время пребывающих в России. Сезонники выезжают на строительные объекты и вахтовые работы в самые разные регионы и на сельскохозяйственные работы в южных регионах страны. Спектр занятости людей второй категории очень разнообразен. По моему мнению, большей частью они нацелены на интеграцию в России и на получение гражданства в будущем. В данном случае интеграция понимается в рамках концепции Дж. Берри о четырёх стратегиях аккультурации — как модель поведения, при принятии которой мигрантская группа заинтересована и в поддержании собственной культуры, и в систематическом общении с другими группами. То есть присутствует высокая степень поддержания исходной культурной идентичности и в то же время — желание участвовать на интегральной основе в жизни большого социального сообщества¹⁴.

В действительности не стоит понимать ситуацию только в рамках двухполярной концепции, как выбор между единственными вариантами «там» и «здесь». Об опасности линейного представления о направленности движения мигрантов предупреждал, в частности, Р. Роуз¹⁵:

«В течение 1970-х и начала 80-х гг. большая часть исследователей рассматривала новую миграцию в рамках знакомой биполярной схемы <...> [По их мнению] возможны были только два основных вида опыта. Один — цикличный, когда люди сохраняли ориентацию на место выхода и оставались в стране пребывания на короткий срок, затем возвращаясь домой. Второй — линейный: люди постепенно ориентировались на проживание в США и двигались к достижению этой цели <…> Однако в последние годы ряд исследователей привлекли внимание к появлению новых социальных пространств; логика биполярности уже не подходит для понимания таких процессов. Мигранты из определённых мест не только создали новые поселения в США, но и в результате постоянного перемещения туда и обратно и сопутствующей циркуляции денег, товаров и информации связали ряд мест настолько тесно, что образовался новый вид социального пространства — мультилокальные образования, имеющие трансграничный характер».

В силу относительной «молодости» масштабной внешней миграции из стран Центральной Азии в Россию пока затруднительно фиксировать возникновение таких образований, однако можно говорить о наличии сходных тенденций. Они находятся в русле основных закономерностей развития глобальных миграционных процессов. В эпоху глобализации число возможных миграционных моделей быстро возрастает, что ведёт к большему разнообразию миграционного опыта, к усложнению межкультурных взаимодействий¹⁶.

Стремясь к интеграции в принимающее общество, трудовые мигранты зачастую не отдают себе отчёта в том, что фактически сменили страну проживания, вытесняя такие мысли на уровень бессознательного. В интервью они часто отмечают, что хотели бы заработать денег и вернуться на родину, но в действительности этого не происходит. В течение многих лет работы на выезде у мигрантов складывается новый круг общения, они включены в сети родственной и земляческой поддержки и одновременно выходят за их пределы, обретают русских знакомых, друзей, нередко жён.

Женитьба в принимающей стране автоматически отдаляет мигранта от массива земляков. Даже в случае сохранения ряда культурных норм смешанные семьи оказываются на периферии мигрантской общины. В стремлении максимально полно войти в новую, иноэтническую среду мигранты могут пойти и на фактический разрыв связей с домом и родиной. В настоящем небольшом исследовании это подтверждает пример Ш., уехавшего в Барнаул, семья которого в Шайдане не имеет о нём никаких известий.

Наблюдаются и противоположные случаи, когда в ситуации смены гражданства и полной интеграции в принимающей стране сильные родственные связи сохраняются. Здесь можно напомнить цитировавшееся выше наблюдение Р. Роуза о трансграничных образованиях. В нашем случае сходное явление — стратегия выходца из Шайдана, работающего на тольяттинском автозаводе. Он старается привозить семью на родину каждое лето для поддержания контактов с матерью и окружением. Такое поведение достаточно распространено, с ним часто сталкиваешься при проведении полевых исследований на территории России; различаются только степени выраженности и сохранности контактов со страной исхода.

Признавая необходимость поддерживать родственников, мигранты зачастую начинают воспринимать традиционное общественное устройство и социальные отношения дома как ретроградное; из их уст нередко можно слышать формулировки типа: «Я туда уже не вернусь»¹⁷. Это иллюстрирует история Ю., выходца из Кулябской области Таджикистана, этнического узбека, нашедшего себя в роли кондитера на подмосковных и московских предприятиях общественного питания. Он работает в России уже восемь лет. Представляется Юрой, так как его имя «сложно произносится для русского слуха». На родине у него остались родители, сёстры и братья, бывшая жена и семилетний сын. В Москве и Подмосковье также много родственников: родные и двоюродные братья, дядя и племянник. Ю. приехал первым, а затем понемногу приглашал родственников и помогал им устраиваться. Сейчас его круг общения из близких знакомых и родственников в Москве и Подмосковье составляет примерно тридцать человек. Они вместе работают, отмечают праздники и дни рождения. Ю. говорит: «При приёме на работу я всем родственникам давал рекомендацию. Сейчас я у них вроде старшего, я же приехал первый. Если возникают какие-то вопросы, начальство обращается ко мне».

В Таджикистане Ю. работал сначала по своей специальности агрономом, затем — массажистом. Первый раз родители не хотели отпускать его в другую страну на заработки, но ему удалось их убедить. В России ему сначала предложили работу в Подмосковье, в районе аэропорта Шереметьево — по монтажу шин, потом он устроился кондитером в подмосковном Долгопрудном. По всей видимости, у него природный талант кондитера: «Получается очень хорошо, у меня уже шестилетний опыт работы по этой специальности».

Ю. хорошо зарабатывает и помогает родственникам на родине. Все его планы связаны с жизнью в России, в Москве и Подмосковье. Он планирует получить российское гражданство, мечтает открыть собственное дело: «Дома я теперь уже и не смог бы жить, поскольку видел другую жизнь». И с женой он разошёлся именно из-за того, что начал ездить в Россию: «Я просто не представляю её здесь, вместе с собой. Она совсем другая, у нас дома же иные традиции. Кишлачная, как бы это лучше сказать. Я чувствую, что мне по душе жизнь в России, я привык, мне нравится активная жизнь, нравятся люди, даже климат. У меня много русских друзей, мы хорошо общаемся. Я вообще не вижу, как бы она здесь жила. Поэтому у нас начались ссоры, и потом мы разошлись. Но я им с сыном всё время помогаю: даю деньги и покупаю сыну всё необходимое. Хочу, чтобы он вырос в другой жизни; может быть, заберу его к себе».

Схожая мотивация в отношении приезда семьи прослеживается и у многих других мигрантов, с которыми приходилось беседовать в разных регионах России. Помимо экономических трудностей жизни в другой стране всей семьёй, здесь, несомненно, присутствуют и психологические мотивы, желание сменить традиционалистские устои на более свободный стиль жизни и общения. Как отмечалось выше, психологический фактор в принятии решения о работе на выезде зачастую доминирует у молодых людей, ещё не имеющих семьи. Здесь проходит важная граница, которая и в текущий момент и в будущем будет определять направление изменений в общественном устройстве Таджикистана.

Пассивные участники миграционных процессов

В традиционной системе распределения гендерных ролей в цен-тральноазиатской семье получение дохода, необходимого для её существования и воспроизводства, — задача мужчины. Женщина же выполняет репродуктивные функции, начиная от рождения и воспитания детей и заканчивая ведением домашнего хозяйства, поддержанием жизнеобеспечения семьи. После установления в Центральной Азии советской власти и проведения ею социальных, экономических и политических реформ наметился некоторый отход от традиционной патриархальной семьи — часть женщин продолжала образование после окончания школы и работала в общественном производстве. В Таджикистане в 1995 году доля женщин в общей численности рабочих и служащих составляла 38,5%, причём такой их удельный вес оставался практически неизменным с 1970 года¹⁸. Местное общество сопротивлялось модернизации; в советский период отчётливо проявились устойчивость и живучесть, особенно на бытовом уровне, традиционного образа жизни: иерархичных социальных связей, правовых отношений, основанных на нормах обычного права и шариата¹⁹. По мнению Ширин Акинер, «несмотря на значительные улучшения в сфере доступа к возможностям и наличия выбора, большую вовлечённость центральноазиатских женщин в общественную жизнь, в личной жизни старые поведенческие шаблоны по-прежнему преобладали в гендерных отношениях. Советские нововведения были приняты местным населением, однако их смысл был отчасти (или даже в значительной степени) изменён, чтобы они могли соответствовать традиционным представлениям о социальном порядке и имущественных отношениях»²⁰. А Гунда Вигманн констатирует, что «даже советская гендерная политика в целом не смогла повлиять на традиционное положение женщин в семье и обществе, где социальный статус большинства женщин определялся как “многодетная домохозяйка”, проживающая в большой расширенной патриархальной семье»²¹.

Противоречие между стремлением одной части общества к модернизации, другой — к возврату к патриархальным традициям значительно усилилось после распада Советского Союза и становления новых независимых государств. София Касымова следующим образом характеризует ситуацию в современном Таджикистане²²:

«С одной стороны, укрепляются позиции светского, европеизированного образа жизни, унаследованного от советского периода, с другой стороны, усиливаются процессы репатриархализации общественных отношений. <…> Новый [гендерный] порядок включает в себя и традиционные патриархатные элементы гендерных отношений, и советские нормы, и новые традиционные характеристики женских и мужских ролей. Мужчины и женщины в рамках нового порядка занимают полярные места в зависимости от преобладания в них тех или иных характеристик».

Водораздел проходит прежде всего по линии «город — село». В сельской местности преимущественно происходит выполнение традиционных гендерных сценариев. Хотя мы наблюдаем пока небольшой, но очень значимый тренд появления женской составляющей в миграционных потоках из Центральной Азии, здесь нас интересует масса женщин, остающихся дома и ждущих возвращения своих мужчин-мигрантов. В случае сезонной миграции на их плечи ложится ведение хозяйства в весенне-летний период и практически на протяжении всего года, если глава семьи уезжает надолго и возвращается домой только в кратковременный «отпуск». Именно здесь заложена основа социально-психологических противоречий и конфликтов, которые мы можем наблюдать в беседах с самими мигрантами и их близкими.

Известно, что решение о работе на выезде крайне редко принимается самостоятельно. С. Олимова и И. Боск подчёркивают²³:

«Огромную роль в принятии решения о выезде, выборе направления миграции, сборе средств для выезда, переправке, поиске работы на выезде, поддержке мигрантских домохозяйств принадлежит авлоду. До сих пор пережитки авлода — кровнородственной патрилинейной родовой общины — очень сильны в таджикском обществе, особенно в сельской местности».

Это явление не уникальное, свойственно не одному только центральноазиатскому обществу. Роль в принятии решения о выезде родственников, ближнего социального окружения отмечается во многих исследованиях миграции, проводившихся в самых разных странах. «Что бы ни произошло с индивидуумом в месте вселения, это является результатом действия многих векторов, которые вступают в дело задолго до того, как он покинет дом. Эмиграция — индивидуальный акт, но решение о переезде — когда, куда, какого рода и почему — определяется многими людьми и является результатом действия сложных сил»²⁴.

Несомненно, что группа родственников, наряду с функцией поддержки, выполняет и свою роль при оценке успешности миграции, в ходе формирования общественного мнения по этому вопросу. В родном селении восприятие мужчин, отправившихся на выездные заработки, как хороших «добытчиков» способствует повышению и их собственного статуса, и статуса их семей внутри коллективов родственников, соседей, среди ближайшего окружения и односельчан в целом. И обратно, даже при наличии хорошего крепкого хозяйства, семья, где мужчина уехал в другую страну и практически не подаёт о себе известий (не говоря уже об отправке денег на родину), начинает восприниматься в некотором роде ущербной, её статус снижается.

Эти настроения хорошо заметны в беседах с семьями мигрантов. Понятия «хороший сын» и «хороший муж» в современных условиях почти обязательно включают в себя и оценку миграционного поведения мужчин. Как работает данный критерий оценки, прекрасно продемонстрировала в беседе со мной мать четверых сыновей (двое младших ещё учатся, старшие — работают в России), жительница Айнинского района Согдийской области Таджикистана²⁵: «Мой старший сын уехал достаточно давно, и я мало получаю известий о нём. Он не присылает денег и не приезжает домой, но иногда звонит. Кажется, он нашел там себе жену. Что же, я его понимаю. Там совсем другая жизнь, и он волен выбирать то, что ему нравится. Многие молодые люди сейчас так поступают, они живут в России совсем по-другому, а что он будет видеть здесь, в кишлаке? Мой второй — очень хороший сын. В течение нескольких лет он по полгода проводит на заработках, потом всегда возвращается; поддерживает меня и жену с детьми, зимой работает дома. Он служит нашей опорой».

Структурные изменения

Когда подъезжаешь к Шайдану, в глаза сразу бросается размах строительства. Посёлок стремительно расширяется к югу, на новых, пока ещё бесплодных участках земли растут коттеджи, работают строители. Также удивляет большое количество новых магазинчиков и торговых точек, в них ведётся бойкая торговля самыми разнообразными товарами и продуктами. В достаточно бедном прежде посёлке открылись многочисленные новые кафе, а старый ресторан при гостинице, где посетителей раньше почти не было, летом заполнен людьми в любое время дня. Моё полевое исследование проводилось в августе, на улицах посёлка и на стадионе были видны группы «отпускников», приехавших из России домой на один-два летних месяца повидаться с семьёй и отдохнуть. В целом приток денег трудовых мигрантов и само явление широкомасштабной миграции разительным образом изменили жизнь Шайдана.

В настоящем кратком обзоре я постаралась представить живой голос членов семей мигрантов, которые ждут их на родине. Полученные оценки и сведения хорошо согласуются с данными более широких исследований, проводимых в разных регионах России, и дают возможность составить целостное представление о восприятии миграции изнутри, глазами постоянных жителей страны выезда, Таджикистана. Они также согласуются с данными по исследованиям миграции в других странах и позволяют сделать некоторые общие выводы.

Как внешняя, так и внутренняя миграции указывают на базовые структурные изменения в любом обществе. Как отмечал M. Кирей, миграция сегодня не является перемещением ad hoc — просто для того, чтобы заработать деньги на такие разовые траты, как, например, покупка скота или выкуп невесты; сейчас она скорее направлена на то, чтобы начать вести другую жизнь. И те, кто участвуют в этих необратимых процессах лишь постольку, поскольку сами никуда не едут, остаются дома в деревнях и маленьких городах, равным образом испытывают на себе следствия миграции²⁶. На примере Таджикистана мы видим, как меняется статус семей мигрантов и само поведение «отпускников» при возвращении домой. О том же писала Н. Абадан-Унат, исследовавшая турецкую миграцию в Германии²⁷:

«В принимающей стране их рассматривают как членов маргинальной группы, но дома мигранты представляются успешными людьми, сумевшими подняться по социальной лестнице и изменить свой статус».

Миграция ощутимо влияет на структуру сельских семей: обретя с её помощью необходимые ресурсы, значительное число пар отделяется от больших семей, число нуклеарных семей возрастает. В Шайдане это можно наблюдать визуально — как указывалось выше, посёлок стремительно растёт, на окраинах строится большое количество новых домов. И поскольку при всех возможных региональных различиях миграционные процессы в аграрных странах всего мира имеют много общих черт, в деревнях и маленьких городах Турции с высоким уровнем внешней миграции мигрантские домохозяйства тоже можно выделить «визуально по их сравнительно большим домам, которые обычно строят на окраинах посёлка; стены домов выкрашены каждая в разный цвет, и дома несут на себе печать новоприобретённой собственности и статуса: подоконники из металла и решётки на окнах». Более того, в Турции устанавливается «новое социальное деление — между членами семей мигрантов и остальной частью общества»²⁸. В силу относительной «молодости» таджикской миграции по сравнению с турецкой, история которой насчитывает не один десяток лет, говорить о явной стратификации таджикского общества, возможно, ещё преждевременно. Однако мы наблюдаем признаки значимых структурных изменений в обществе и социальном устройстве страны. Это изменения в составе семей, в традиционном гендерном порядке, наметившееся расслоение общества и т.д. И все они вписываются в общемировые тенденции миграционных процессов.

¹ Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант № 06-01-00134а.30
² Наталья Александровна Зотова, научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук, Москва.
³ Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми. Рук. авт. колл. Е. Тюрюканова / Международное бюро труда. М., 2004. С. 10—11.
⁴ Мукомель В. Миграционная политика России. Постсоветские контексты / Институт социологии РАН. М., 2005. С. 11.
⁵ Зотова Н. Женщины — трудовые мигранты из Таджикистана (старшая возрастная группа) // Вестник Евразии, 2007. № 2 (36). С. 72—73.
⁶ См., например: Олимова С. Миграционные процессы в современном Таджикистане. Доступно на: http://www.demoscope.ru/weekly/2005/0223/analit05.php; Олимова С., Олимов М. Международная миграция в постсоветском Таджикистане и проблема защиты прав мигрантов и их семей. Аналитический отчёт / ЮНЕСКО, 2005; Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана / Межд. орг. по миграции — НИЦ «Шарк». Душанбе, 2003.
⁷ Ежегодник Республики Таджикистан. 2003. Душанбе, 2003. С. 64.
⁸ Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана... С. 15.
⁹ Ежегодник… С. 74—75.
¹⁰ Там же. С. 68.
¹¹ Зотова Н. А. Полевые тетради 1999 и 2005 годов.
¹² Мигранты Аштского района в основном едут зарабатывать на стройки Барнаула, Орска, Тюменской области, Перми и Москвы. Кроме того, они отправляются в Сургут на вахтовые и дорожные работы.
¹³ Данная точка зрения была представлена в выступлениях аспиранта Института востоковедения РАН С. Заурбекова на нескольких семинарах и конференциях в 2007 году.
¹⁴ См.: Berry J. Acculturation and Psychological Adaptation // K.J. Bade (Hrsg.). Migration — Ethnizitдt — Konflikt: Systemfragen und Fallstudien. Osnabrьck, Universitätes-verlag Rasch, 1996. S. 171—186. Cм. также: Попков В. Феномен этнических диаспор / Институт социологии РАН. М., 2003.
¹⁵ Rouse R. Questions of Identity: Personhood and collectivity in transnational migration to the United States // Critique of Anthropology, 1995. Vol. 15, No. 4. P. 353—354.
¹⁶ Castles S. Twenty-First Century Migration as a Challenge to Sociology // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2007. Vol. 33, No. 3. P. 353.
¹⁷ Зотова Н. А. Полевые тетради 2006 года.
¹⁸ Соколова Л. П. Таджикистан: демографическая ситуация и миграция населения // Современные этнополитические процессы и миграционная ситуация в Центральной Азии / Под ред. Г. Витковской / Моск. Центр Карнеги. М., 1998. С. 208.
¹⁹ Брусина О. И. Социальные традиции в жизни новых независимых государств Центральной Азии как фактор выталкивания русскоязычного населения // Там же. С. 46—47.
²⁰ Akiner Sh. Between tradition and modernity: the dilemma facing contemporary Central Asian women // M. Buckley (ed.). Post-Soviet Women: From the Baltic to Central Asia. Cambridge Univ. Press, 1997. P. 262.
²¹ Вигманн Г. Таджикские женщины и социальные изменения: взгляд с западной стороны // Гендер: традиции и современность. Сб. статей по гендерным исследованиям. Душанбе, 2005. С. 169.
²² Касымова С. Гендерный порядок в постсоветском Таджикистане: традиционализм перед лицом глобализации // Там же. С. 193.
²³ Олимова С., Боск И. Указ. соч. С. 51—55.
²⁴ Это высказывание У. Петерсена из его давней, 1958 года, статьи «General Typology of Migration» приведено по.: Smith E. M. The Portuguese Female Immigrant: The ‘Marginal Man’ // International Migration Review. 1980.Vol. 14, No. 1. P. 79.
²⁵ Зотова Н. А. Полевые тетради 2007 года.
²⁶ Kiray N. The Family of the Immigrant Worker // N. Abadan-Unat (ed.). Turkish Workers in Europe 1960—1975. A Socio-economic Reapprisal. Leiden, E. J. Brill, 1976. P. 234.
²⁷ Abadan-Unat N. Implications of Migration on Emancipation and Pseudo Emancipation of Turkish Women // International Migration Review, 1977. Vol. XI, No. 1. P. 46.
²⁸ Ibid. P. 47.