Человек и гражданин: сексуальность как способ конструирования гражданственности в России

Кондаков А.А.[1]
(Опубликовано в журнале "Неприкосновенный запас" 2012 №5 (85))

На заре советской государственности, в далекие 1920-е, Владимир Маяковский писал:

В этом стихотворении Маяковский опередил на десятки лет современных теоретиков гражданства и увидел в паспорте не просто бюрократическую формальность, очерчивающую юрисдикцию власти государства над человеком, но и содержательную сторону института гражданства – то есть те социальные и юридические последствия для гражданина, которые оно несет. Тогда советская страна была еще молодой, и в словах Маяковского читается гордость и радость от осознания себя в качестве субъекта новой политики – политики диктатуры пролетариата, выдававшей себя за наиболее справедливую из всех возможных. Распад СССР означал отход от режима советского гражданства и начало конструирования нового российского гражданина. Российское гражданство получило и новую юридическую базу в виде рефрена в сторону прав человека, гарантированных Конституцией (1993). Однако в этом новом режиме гражданства дискурс прав человека по-прежнему встречается с консервативной, государственно-нормативной составляющей.

Я попытаюсь проанализировать две взаимосвязанные стороны российской гражданственности, тенденции развития которых наводят на мысли о возрождении традиционализма. Во-первых, это новейшие законодательные инициативы региональных депутатов в области регулирования сексуальности, отражающие стремление власти воспроизводить традиционалистские ценности. И, во-вторых, это режимы использования публичного пространства, которые могут быть поняты через анализ этих законов и их связи с гражданственностью в России.

Гомосексуальность и гражданственность

Осенью прошлого года петербургское отделение партии «Единая Россия» вынесло на рассмотрение местного законодательного собрания законопроект о наложении штрафов за «пропаганду мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности» и педофилии среди несовершеннолетних. Начиная с марта 2012 года любые действия, которые могут быть квалифицированы в качестве пропаганды вышеперечисленных проявлений сексуальности, чреваты штрафом[2]. Подобные законы на данный момент приняты в Рязани (2006), Архангельске (2011), Костроме (2011), Новосибирске (2012), Магадане (2012), Самаре (2012). Многие другие регионы готовят такие законопроекты к принятию. Государственная Дума рассмотрела, но отклонила закон о запрете пропаганды «гомосексуализма».

Гомосексуальность субъекта российского права довольно давно формально не является препятствием к осуществлению каких-либо гражданских прав, в том числе на получение и распространение информации. Законы о запрете «пропаганды» гомосексуальности эту ситуацию кардинально изменили, тем самым расширив пропасть между гражданином и государством. В этом случае вполне обоснованно можно говорить о складывающейся несправедливости: ужесточении закона, основанном на слабых аргументах, которые сводятся к не существующим в реальности явлениям. Само наличие подобных норм ставит под сомнение правовую систему страны, но только в том случае, если эта система действительно базируется на правах человека и верховенстве права. Следовательно, суть проблем, которые поднимает сам факт принятия таких законов, гораздо обширнее проблем с правами геев и лесбиянок и касается сути российского гражданства.

Новая политика построения нации – ее поворот от советского гражданства в сторону российской/«русской» нации – можно описать через предложенную Мишелем Фуко концепцию «умоуправления»[3]. В этом случае конструирование послушного гражданина становится задачей не столько полицейских сил, сколько дискурсивных интерпретаций идеологии гражданственности. Что значит в конкретных исторических реалиях быть полноправным гражданином и какие выгоды и потери это за собой влечет – вот ключевой вопрос, ответы на который помогают увидеть идеального россиянина.

Связи между гражданством и сексуальностью многократно описаны в научной литературе. Теоретики гей-лесбийских и квир-исследований считают, что сексуальность является ключевым моментом в конструировании гражданства и исключении некоторых ненормативных субъектов из общества. Дэвид Гальперин, например, пишет, что начиная с Древней Греции сексуальность являлась центральной концепцией для формирования субъекта полноправного гражданского общества:

«Каждый сексуальный акт, безусловно, являлся выражением реального личного желания со стороны тех, кто был в него вовлечен. Но само это желание было сформировано общим культурным определением секса как некоего действия, которое может совершаться только между гражданином и негражданином, между человеком, обладающим полными гражданскими правами, и младшим по статусу»[4].

В этих условиях сексуальность «нормального» гражданина не ассоциировалась с гетеросексуальностью (более того, самого понятия таковой не существовало). Напротив, желание гражданина могло вовлекать разные сексуальные объекты, выбранные среди неграждан: детей, женщин, рабов. Поэтому однополые отношения в ту эпоху считались нормальными[5].

Тем не менее, представление о гражданстве с тех пор значительно изменилось. Не изменилось, однако, то, что гражданский статус может быть подвергнут сомнению на основаниях, связанных с сексуальностью: «гражданин дискурсивно сконструирован как гетеросексуал»[6]. Так как гражданство (гетеро)сексуально, «те, чьи сексуальные наклонности считаются подозрительными, опасными или нежелательными, могут испытывать недостаток гражданских прав и благ, коль скоро политики и правительства стремятся переопределить моральные границы нации»[7].

Вслед за Мишелем Фуко многие исследователи заключают, что процесс дискурсивного конструирования гражданства делает из нас дисциплинированных субъектов, готовых изменять свой образ жизни и постоянно следить за своим поведением, чтобы соответствовать ожиданиям того, кого можно назвать «хорошим гражданином»[8]. В данном случае гетеронормативность гражданства играет свою главную партию: она и формирует идеи «правильного» поведения сообразно гетеросексуальному патриархатному порядку. Следовательно, негетеросексуальные субъекты гражданства должны организовывать свою жизнь вокруг гетеросексуальных моделей, чтобы получить доступ к полноправию. Эта ситуация производит еще один важный в жизни геев и лесбиянок дисциплинарный эффект: она поощряет самоконтроль поведения, выражающийся в необходимости «сойти за натурала»[9].

Русские «традиции»

По словам Никки Салливана, «гетеронормативность не является абстрактным и легко определяемым корпусом мысли, правил или законов, но скорее пронизывает – хотя и двусмысленно, комплексно и разнообразно – совершенно все практики, концептуальные системы и социальные структуры»[10]. На примере принятого в Петербурге закона хорошо видна та регулятивная сила гетеронормативности, которая «укоренилась на институциональном уровне в праве, правительственных программах, бесправии, институциональных практиках и популярной культуре»[11] и составляет суть гражданства Российской Федерации.

Гетеронормативное гражданство имеет собственные отличительные характеристики, которые ассоциируются прежде всего с политической поддержкой нуклеарной семьи и деторождения, усиливающей гетеросексуальные привилегии[12]. Деторождение обычно воспринимается как труд на благо всей нации, так как дети обеспечивают воспроизводство граждан и продолжение национального рода. Те, кто уклоняется от выполнения этой функции, автоматически исключаются из многих социальных программ, обеспечивающих гражданские права. Так, примечание к «закону о пропаганде», принятому в Петербурге, гласит:

«Под публичными действиями, направленными на пропаганду мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних, в настоящей статье следует понимать деятельность по целенаправленному и бесконтрольному распространению общедоступным способом информации, способной нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию несовершеннолетних, в том числе сформировать у них искаженные представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений»[13].

В данном пассаже правовая аргументация закона сводится к разделению сексуальных (они названы в тексте «брачными») отношений на «традиционные» и «нетрадиционные». При этом последние представляются законотворцам опасными. Гетеронормативная логика диктует единственно верную интерпретацию секса: его результатом обязательно должно быть рождение ребенка, чего, по мнению депутатов, не способны обеспечить гомосексуальные связи. Если рождение ребенка, потенциального гражданина страны, не происходит в результате «брачных» отношений, то эти отношения не могут являться «социально равноценными» гетеросексуальным.

При этом правильность гетеросексуальных «брачных отношений» обосновывается апелляцией к традиции: они являются единственно верными потому, что так делали предки. Конечно, предки делали по-разному, многие исторические свидетельства доказывают широкую распространенность и привычность, естественность гомосексуальных отношений на Руси и в имперской России[14]. Однако историчность гетеросексуальных стандартов личных отношений часто используется в политической риторике для усиления гетеронормативной аргументации. Из свежих примеров достаточно вспомнить президентское послание Федеральному Собранию 2010 года. Дмитрий Медведев обратил внимание на тех, «кто из наших знаменитостей, составляющих славу России граждан, был третьим ребенком в семье»[15]: Николай Некрасов, Антон Чехов, Юрий Гагарин, Анна Ахматова. Эти образцы для подражания должны служить достаточной мотивацией для российских дам, чтобы всерьез заняться деторождением во славу государства.

Но если для политики «все средства хороши» – она дискурсивно не производит истину, политическая риторика может являться (и часто является) ложной, – то закон не имеет права на ошибку. Однако процитированное выше примечание к петербургскому закону не просто плод фантазии местных депутатов, профессия многих из которых далека от юридических наук. Оно повторяет текст определения Конституционного суда об отказе в принятии жалобы трех граждан России, заявивших, что закон о запрете пропаганды «гомосексуализма», принятый в Рязанской области, является неконституционным. Суд также строил аргументацию на опасности, которую несет гомосексуальность обществу ввиду неспособности количественно увеличивать нацию:

«Конституция Российской Федерации, принятая, согласно преамбуле, ее многонациональным народом исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, провозглашает, что материнство и детство, семья находятся под защитой государства (статья 38, часть 1). […]

Из названных конституционных положений следует, что семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании представляют собой те ценности, которые обеспечивают непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа Российской Федерации, а потому нуждаются в особой защите со стороны государства»[16].

Этот правовой текст предполагает, что гетеросексуальности нации, обеспечивающей ее воспроизводимость, угрожает серьезная опасность со стороны гомосексуальности. Предки снова призваны на помощь, чтобы обосновать, чем не угодны другие граждане, в чем их гражданская вина.

«Самооправдание репрессивного или подчиняющего себе закона почти всегда основано на истории о том, как было до появления этого закона и как так случилось, что этот закон появился в его нынешней, совершенно необходимой форме»[17].

Гетеронормативный дискурс законов очерчивает границы гражданства, которые представляют серьезные препятствия для многих людей на пути полного включения в общество:

«…Такие разные персонажи, как мать-одиночка, проститутка, кибер-сталкер, отвлеченный от жизни семьи отец, старая дева, извращенец или порнограф (я уж и не говорю о лесбиянках, бисексуалах и геях), по разным причинам и в разное время были демонизированы как “неподходящие граждане” именно для того, чтобы определить нормальное и приемлемое поведение»[18].

Россия предоставляет весьма наглядный пример этого эффекта. Исключение лесбиянок и геев из числа правообладателей укоренилось в продвигаемых повсеместно идеях гетеронормативного гражданства. Нет закона, запрещающего или наказывающего гомосексуальные связи, однако нет и такого, который бы обеспечил социальное включение гомосексуалов в общепризнанную государственную систему социальных отношений. Гомосексуальность является достаточным основанием для лишения фактического гражданства, даже если формально оно сохраняется. В этих обстоятельствах работает еще один политический субъект – ЛГБТ-организации России, которые строят свои стратегии на публичности дискурса о гомосексуальности и правах геев и лесбиянок. Закон, принятый в Петербурге, напрямую противостоит их деятельности.

Закрытые пространства

Еще до принятия закона, осенью прошлого года, когда стало известно о планах законодательного собрания, петербургские ЛГБТ-активисты организовали серию одиночных пикетов, протестуя против законодательной инициативы[19]. В них принимали участие геи и лесбиянки Петербурга, их родители и друзья. Основной стратегией стали именно одиночные акции, поскольку на такую форму гражданского политического участия в России не нужно получать санкцию властей города. Выход геев и лесбиянок в публичное пространство был, конечно, спровоцирован депутатами. Нельзя сказать, что ЛГБТ-активисты вовсе не выходят на улицы города для организации пикетов и правозащитных маршей. Однако и массовым такие гражданские действия среди ЛГБТ не являются. Летом прошлого года на петербургский парад гордости собрались немногим больше десяти человек (правда, акция не была «санкционирована»). Более удачные публичные акции собирают несколько десятков участников (в случае оформления разрешения на проведение публичной политической акции). Все же для рядовых гомосексуалов доступ в публичное пространство города, в том числе с политическими и правовыми требованиями, весьма ограничен. Публичное пространство – удел полноправных граждан, среди которых много адептов «Единой России», есть некоторое количество прочих участников, но почти нет людей, которые постулировали бы свою сексуальность и требовали бы связанных с ней прав.

Эта подозрительная ситуация имеет непосредственное отношение к гражданству, поскольку «основным гражданским правом является доступ в публичное пространство и право на использование определенных типов мест в рамках установленной территории»[20]. В данном случае гетеронормативное гражданство исключает публичные проявления чего-либо гомосексуального. Эффект такого использования публичного пространства сказывается на жизни обычных, далеких от политики людей: они становятся обязанными подгонять свое поведение на публике под гетеросексуальные нормы, чтобы быть распознанными в качестве приемлемых граждан. Так, геи или лесбиянки не должны держать друг друга за руки, танцевать вместе, целоваться или громко говорить о своих проблемах. Дело не в том, что они должны делать то, что делают гетеросексуалы, скорее они должны делать то, чего гетеросексуалы не делают, – не выражают сексуального желания к человеку своего пола.

«Это исполнение гетеросексуальности особенно репрессивно по отношению к геям и лесбиянкам, поскольку оно включает самобичевание и самоограничение в наиболее “невинных” формах проявления сексуальных чувств»[21].

Политическое участие в жизни общества, тем не менее, предполагает публичность. Гетто, которые некоторое время выстраивали российские ЛГБТ-организации[22], больше не считаются ими самими удачной стратегией отстаивания прав. ЛГБТ-активисты требовали толерантности, терпения к геям и лесбиянкам, но терпение это доступно только за соответствующую плату:

«Хранить все в секрете – часть этой сделки. Пригните голову, не привлекайте к себе слишком много внимания, не вызывайте отрицательной реакции, заставляя других иметь дело с вашими особенностями»[23].

«Законы о пропаганде» эксплицитно артикулируют условия такой сделки – загоняют ЛГБТ в чулан, окончательно отбирая у них право на публичное пространство, доступное гражданам.

В России гетеронормативный дискурс силен и даже еще больше усиливается консервативной политикой правительства, пропагандирующего так называемые «традиционные ценности», понятые как набор патриархатных предрассудков. Такое положение вещей не оставляет места гомосексуальным идентичностям, выдавливая их в пространство умалчивания.

«Перед лицом процветающего замалчивания или стирания миноритарных гендерных, расовых или сексуальных идентичностей реакционными политическими силами очень важно артикулировать их, настаивать на культурной ценности этих идентичностей»[24].

После принятия закона о «пропаганде мужеложства» в Петербурге акции ЛГБТ-активистов продолжились, и направлены они были как раз против сложившейся стратегии замалчивания[25]. Но действующий в городе закон был использован полицейскими для прерывания публичных выступлений.

По мнению Давины Купер, «отношение между замалчиванием, невидимостью и нерепрезентируемостью, с одной стороны, а также когерентностью, артикулируемостью и видимостью, с другой, определяет ряд напряженных моментов, являющихся центральными в развитии института сексуализированного гражданства в прогрессивных странах»[26]. Это напряжение сейчас возникает и в России. Несмотря на то, что российские власти не замечают проблем гомосексуальных граждан, своим невежеством они лишь делают эти проблемы очевиднее, напрягая социальный нерв. Результатом этого может стать активное участие не только активистов, но и рядовых граждан в публичных мероприятиях против репрессивной политики власти. Более того, рядовые судьи оказываются неспособными артикулировать правовую нормальность гомосексуальности в своих решениях относительно нарушения обсуждаемого здесь закона. Такое положение вещей усиливает разрыв между словом и делом, а результатом становится абсурд, связанный с неприменимостью древней морали в рамках модернизированного законодательства.

Заключение

Концепция гражданства, понятая не как запись в паспорте, но как социальный институт, помогает увидеть те механизмы, которыми политическая и правовая власть дискурса поражают определенные группы в правах. В то время, как некоторые люди идеально подходят под имеющиеся стандарты типичного гражданина, продвигаемые различными государственными структурами, другие исключаются из этого института на разных основаниях. Исследования показывают, что гражданство издревле переплеталось с сексуальностью. И сегодня сексуальность по-прежнему является достаточным основанием для того, чтобы включить или исключить тех или иных людей из гражданства. Гомосексуальность часто рассматривается политиками и законодателями в качестве сексуальности, неприемлемой для процветания государства и конструирования национальной идентичности, запряженной в узду гетеронормативности. Это положение ограничивает доступ «неподходящих» людей в российское публичное пространство – такое право доступно только «правильным» гражданам.

Конструирование гражданина новой России подозрительно напоминает ситуацию, складывавшуюся в Советском Союзе после недолгого периода трансформаций 1920-х годов. Консервативные настроения и репрессивное законодательство, основанное на воле суверена, с тем же усердием трудились тогда над созданием идеального строителя коммунизма. Законы, регулирующие сексуальность, активно принимались в 1930-е годы. Именно тогда в Уголовный кодекс СССР была возвращена статья о «мужеложстве». Но это лишь один из примеров таких правовых документов, которые постулируют неравенство одних граждан по отношению к другим и, следовательно, лишают гражданства определенные группы. Консерватизм не характеризуется стабильностью. Консерватизм лишь воспроизводит предрассудки, основанные на воображаемых традициях и ограничивающие доступ к гражданству.

[1]Александр Александрович Кондаков – социолог, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований (Санкт-Петербург).
[2] Закон Санкт-Петербурга «О внесении изменений в Закон Санкт-Петербурга “Об административных правонарушениях в Санкт-Петербурге”» принят постановлением законодательного собрания Санкт-Петербурга № 107 от 29 февраля 2012 года (www.assembly.spb.ru/ndoc/doc/0/706157659).
[3] Foucault M. Security, Territory, and Population // Rabinow P. (Ed.). Ethics: Subjectivity and Truth. New York: The New Press, 1997. P. 67. В русскоязычной научной литературе термин Фуко gouvernementalite' обычно переводят как «правительственность». На мой взгляд, такой перевод значительно искажает смысл термина, поскольку теория Фуко касается микровластей, а «правительственность» делает излишний акцент на государственной власти, то есть власти более отвлеченного уровня. Между тем, предлагаемый русскоязычный вариант, «умоуправление», позволяет включить именно те уровни анализа и сосредоточиться именно на тех модальностях власти, которые и предполагал автор этого понятия.
[4] Halperin D. Is There a History of Sexuality? // Abelove H., Barale M.A., Halperin D. (Eds.). The Lesbian and Gay Studies Reader. London: Routledge, 1993. P. 419.
[5] Foucault M. The Use of Pleasure: History of Sexuality. New York: Vintage Books, 1984
[6] Johnson C. Heteronormative Citizenship and the Politics of Passing // Sexualities. 2002. № 5(3). P. 319
[7] Hubbard P. Sex Zones: Intimacy, Citizenship and Public Space // Sexualities. 2001. № 4(1). P. 52
[8] Ibid. P. 52
[9] Johnson C. Op. cit. P. 321
[10] Sullivan N. A Critical Introduction to Queer Theory. New York: New York University Press, 2003. P. 132
[11] Seidman S. Beyond the Closet? The Changing Social Meaning of Homosexuality in the United States // Sexualities. 1999. № 2(1). P. 27
[12] Johnson C. Op. cit. P. 325
[13] См.: www.assembly.spb.ru/ndoc/doc/0/706156452
[14] Хили Д. Гомосексуальное влечение в революционной России: регулирование сексуально-гендерного диссидентства. М.: Ладомир, 2008
[15] См.: http://kremlin.ru/news/9637
[16] Определение № 151-О-О от 19 января 2010 года.
[17] Butler J. Bodies that Matter. London: Routledge, 1993. P. 36.
[18] Hubbard P. Op. cit. P. 53.
[19] См. об этом в репортажах СМИ и информационных агентств: «Росбалт» (www.rosbalt.ru/piter/2011/11/23/915763.html), «Питер ТВ» (http://piter.tv/event/LGBT_aktivisti_vishli_pro), «Новости» (http://en.rian.ru/analysis/20111118/168818571.html).
[20] Hubbard P. Op. cit. P. 54.
[21] Johnson C. Op. cit. P. 328
[22] Kondakov A. Same-Sex Marriages inside the Closet: Deconstruction of Subjects of Gay and Lesbian Discourses in Russia // On~ati Socio-Legal Series. 2011. № 1(1) (http://opo.iisj.net/index.php/osls/article/view/26).
[23] Phillips A. The Politicisation of Difference: Does This Make for a More Intolerant Society // Horton J., Mendus S. (Eds.). Toleration, Identity and Difference. New York: Macmillan, 1999. P. 127.
[24] Butler J. Op. cit. P. 129
[25] См., например: Лидера гей-движения задержали у Смольного // Фонтанка.ру. 2012. 12 апреля (www.fontanka.ru/2012/04/12/109)
[26] Cooper D. Speaking beyond Thinking: Citizenship, Governance and Lesbian and Gay Politics // Murno V.E., Stychin C.F. (Eds.). Sexuality and the Law: Feminist Engagements. New York: Routledge-Cavendish, 2007. P. 171