Сельская местность Финляндии в сравнении с российским Ближним Севером: роль природных, этно-социокультурных и экономических факторов

Нефедова Т.Г.¹
(Опубликовано в журнале "Экологическое планирование и управление", М.: Институт географии РАН, 2011, № 1(12), сс.97-108)

Современное природопользование – продукт многих факторов, интересующих ученых разного профиля. При этом рассмотрение этнокультурных процессов через призму геопространства, исследование взаимосвязи этноса, культуры и территории подключает сюда географию, а учет временной составляющей – соответственно историю². Для уточнения степени самобытности России и ее современных проблем полезно сравнить ее с соседними западными странами. Равнинная Финляндия представляет для нас особый интерес в силу сходства природных условий и уровня заселенности территории. Ее сравнение с Северо-Западом России и районами так называемого Ближнего Севера³ важно, в частности, для понимания возможностей приспособления сельского населения и хозяйства к сложным природным условиям.

Финляндия расположена между 55-м и 70-м градусами северной широты. Это сопоставимо с Карелией и в целом с Северо-Западным федеральным округом (те же 55 – 70 градусов). Для сравнения использовались также материалы по Костромской области, изучаемой в качестве модельного региона Ближнего Севера⁴. Она находится примерно на тех же широтах (57°-61°), хотя и восточнее, так что ее климат несколько континентальнее.

По природным условиям Финляндия в наибольшей степени сопоставима с республикой Карелия в РФ, тем более что в 1917 г. граница разделила Карелию на две части: финскую и российскую. В восточной Финляндии  выделяются две провинции: Северная и Южная Карелия. Плотность сельского населения в финской Карелии примерно такая же, как и в российской, хотя в целом по стране она выше за счет южных пристоличных районов (табл. 1). Но в среднем по стране она почти такая же, как в Костромской области, для которой также характерны контрасты заселенности между пригородом Костромы и периферией региона. По показателю лесистости и сельскохозяйственной освоенности (табл. 1) Финляндия тоже похожа на Костромскую область. А обустроенность территории отличается кардинально: густота сети автодорог с твердым покрытием выше на порядок.

Таблица 1. Сравнение показателей сельской местности и сельского хозяйства Финляндии и Северо-Запада России, 2006-2007 гг.

Источник: Россия и страны мира, 2008; Регионы России 2007, 2008.
^*  доля сельского населения может учитываться по-разному (см. ниже).

Несмотря на значительную долю сельского населения, доля занятых в сельском и лесном хозяйстве гораздо меньше, чем в России (хотя и у нас за годы кризиса и реформ произошло сильное сокращение занятости). При сходстве природных ограничений (недостаток тепла, мелкоконтурность, заболоченность угодий), интенсивность использования земельных и лесных ресурсов у наших соседей намного выше. Финляндия добивается значительных успехов в сельском хозяйстве, продуктивность которого в несколько раз превышает российские показатели (табл. 1). Это касается и урожайности культур, и продуктивности скота, но особенно производства на одного занятого в сельском хозяйстве. Причем, сваливать неудачи российского агропроизводства только на переходный кризис 1990-х гг. не приходится: в конце 1980-х гг. мы отставали от Финляндии еще больше.

Попытаемся разобраться, в чем же специфика сельской местности Финляндии и самих финнов. Какова при этом роль экономических и культурологических факторов. При этом культурологические факторы будем рассматривать широко, включая ментифакты, социофакты и артефакты обеих культур, опираясь на этнические особенности, исторические традиции, и современные особенности взаимоотношений людей друг с другом, с природой и с государством.

Историко-культурные особенности освоения территории русскими и финнами

Многие историки объясняют коллективный характер заселения и освоения новых земель Европейского Севера русскими жесткой необходимостью, связанной со сложными природными условиями. Между тем при сходных природных условиях и близком соседстве характер освоения территории финнами кардинально отличался, что подробно рассмотрено С.В. Лурье⁵. В период славянского освоения этих территорий по мере того, как славянские племена двигались на север, те финские племена, которые не ассимилировались с ними, уходя от них, тоже продвигались к северу и осваивали новые территории. Если первые обычно селились группами и осваивали целинные участки под пашню, поддерживая друг друга, выполняя многие работы коллективно, то финны селились на новой земле со своим семейством, которое и принималось за борьбу с природой в одиночестве. Отчасти это было связано с более поздним переходом финнов к земледелию. Но и в последствии, несмотря на близкий контакт, финны не заимствовали у русских способ освоения⁶. Это не значит, что финны вообще не способны к коллективному труду. В ряде случаев они объединялись, например, для строительства дорог. Но в отношении своего хозяйства налицо определенная культурологическая особенность. Занимаясь земледелием, финны  все равно селились хуторами, довольно далеко друг от друга и не ждали помощи от других, мало завися от коллектива и замыкаясь в своей семье. Личного защитника финн отождествлял с самим собой. Все его силы были направлены на борьбу с природой, и обустроенный им участок земли финны воспринимали и до сих пор воспринимают как свое произведение.

На территории современной России семейственное начало, было развито гораздо слабее общинного. Крестьянин сознавал себя членом  русского общества в целом не как индивид, а как член конкретной общины, "мира"⁷. И хотя крестьяне тоже поначалу селились дворами-хуторами, все равно они стремились быть ближе друг к другу,  деревни разрастались, и в новом месте формировалась самоуправляющаяся община. Особенно сильной община была на староосвоенном ближнем европейском Севере. Подсечно-огневая система определяла и легкость перехода от одного участка к другому при обилии колонизуемых земель. Вместе с общинными переделами, укреплявшимися в России по мере увеличения населения и появления дефицита земель, это не способствовало стремлению обустраивать используемый участок. Эти традиции были усугублены коллективизацией. Колхозы и совхозы окончательно отбили чувство ответственности каждой семьи за результаты хозяйствования на земле.

Важны и мировоззренческие различия. Финны никогда не играли в истории  ведущей роли, рано утратив свою самостоятельность, будучи присоединенными, к Швеции. Национальное движение, возникшее только в середине Х1Х века, имело своеобразные лозунги: "Надейся на собственные силы", "Не следует стремиться к тому, чего не в состоянии достичь и не способен сохранить"⁸.

В.П. Семенов-Тян-Шанский вспоминал, что когда в разговорах с финнами он намекал им, что по классификации В.И. Ламанского они относятся к «малому культурному народу» в отличие от великих, они неизменно ворчливо говорили, что часто малое оказывается великим, а великое – малым, и переводили разговор на другую тему⁹.

У многих народностей архаический пласт ментальности базируется на создании мифов. Однако у русского народа мифологическое мышление, подогреваемое православием и формулой "Москва – третий Рим, а четвертому не бывать" сформировало ощущение некоей его миссии в мире. Вместе с утерей веры (в Бога, коммунизм) потеря ощущения национального величия – катастрофа для русского сознания. Русский народ способен к полной самоотдаче и величайшему напряжению сил, но ежедневный кропотливый индивидуальный труд ему, в отличие от финнов, зачастую скучен. Недаром и прежде, и сейчас для мужика гораздо приятнее и важнее поговорить о положении России в мире, чем прополоть грядку от сорняков или починить крыльцо.

Хотя современная Финляндия строит социальное государство с высокими налогами (44% доходов) и социальной поддержкой, трудолюбие финнов хорошо известно. Работающий финн все равно надеется только на самого себя и на свою семью. При этом уважение к себе сочетается с доверием государству и его чиновникам. Русские и много веков назад, и теперь не доверяют (и вполне обоснованно) государственным чиновникам, хотя потребность гордиться своим государством весьма характерна для российского сознания, как и потребность в барине, царе, президенте, премьере, который рассудит и защитит от вороватых чиновников и вообще решит все твои проблемы.

Религия финнов тоже чрезвычайно рационалистична. После периода католичества, лютеранство оказалось более органично для них. Здесь распространился пиетизм, т.е. личные, договорные отношения с Богом. Изучение и толкование писания способствовали и поголовной грамотности еще в ХIХ веке. В быту для финнов характерна аккуратность и чистоплотность.

И даже известное пьянство финнов в приграничных российских городах отчасти связано с их рациональностью – в России водка и пиво дешевле, чем в Финляндии. Средняя продолжительность жизни в Финляндии составляет 78 лет, в России – на 10 лет меньше, а для мужчин – на все 15.

Итак, финн рационализирует свой быт и одновременно упорядочивает природу. Это был достаточный адаптивный механизм при освоении территории. Но и современный финский фермер остается таким, каким был несколько веков назад – одиноким борцом с жестокой, хотя и отчасти покоренной природой.

Сельская местность Финляндии

Дать однозначный ответ, что есть сельская местность в Финляндии, трудно. После реформы 1990-х гг. каждый муниципалитет имеет право сам объявить себя городским или сельским. В результате в 2000-х гг. в Финляндии оказалось 36% сельского населения¹⁰. Однако официальная статистика делит все муниципалитеты не на две, а на три группы: городские (62% населения), полугородские (17%) и сельские (20% населения). При этом полугородскими считаются те муниципалитеты, где более 60% населения живет в городах и самый большой город имеет более 15 тысяч жителей. К полугородским относятся также муниципалитеты и с меньшим главным центром (минимум 4 тысячи жителей), при этом  в городах может жить до 90% населения¹¹. Таким образом, доля сельского населения при разных оценках колеблется от 20 до 36%, что примерно соответствует российской (27%) и гораздо больше, чем в большинстве стран ЕС.

Процессы, происходящие в сельской местности Финляндии в ХХ веке, во многом напоминали российские. До 1917 г. в сельском и лесном хозяйстве было занято 70% работающего населения (в России – 75%), в середине века – 50%. Резкое сокращение занятости в агропроизводстве началось в 1960-е гг. и также было связано с урбанизацией и оттоком сельского населения в города. Параллельно развивалась промышленность, которая смогла поглотить лишь половину высвободившихся трудовых ресурсов, остальные ушли в сферу обслуживания.

Как и российская, сельская местность Финляндии крайне неоднородна. Четко выделяется более плотно населенная пригородная зона в районе Хельсинки вкупе с прибрежной западной полосой, и огромная, так называемая "Зона № 1", включающая северные и восточные районы страны (Северную Карелию, Кайну, Лапландию, Похъянмаа, Сатакунту). Эта зона занимает 62% территории и концентрирует 11% населения страны¹². В ее южной половине сельское хозяйство сочетается с лесным. Плотность населения в ней составляет 3 человека на кв.км, а на юге и западе – 13 человек.

Рисунок 1. Провинции Финляндии и целевая зона № 1

Экономические факторы, влияющие на состояние сельского хозяйства

В отличие от России, уменьшение занятости в агросекторе Финляндии сопровождалось его серьезной реструктуризацией, нацеленной на повышение производительности труда индивидуальных хозяев и сокращением посевных площадей. В этом плане Финляндия не сильно отличалась от других западных стран, но сильно отличалась от нечерноземной России. У нас при катастрофическом уменьшении сельского населения и неизменном хозяйственном механизме посевные площади держали любой ценой, даже если поля некому было убирать. При значительных вложениях в нечерноземное сельское хозяйство и его государственной поддержке продуктивность скота и урожайности культур за пределами пригородов больших городов не росли уже с 1970-го года¹³. Но главное отличие состояло в том, что основные инвестиции в России направлялись в производство, в т.ч. в строительство огромных животноводческих комплексов, в т.ч. и там, где уже некому было работать. В тоже время сектор услуг и инфраструктура в сельской местности развивались крайне медленно, что подстегивало отъезд населения в города. Монофункциональность сельской местности стала бичом российского Нечерноземья. Финляндия отличается развитой инфраструктурой и плотной сетью асфальтированных дорог. При довольно большой доле сельского населения, основная его часть занята именно в обслуживающей сфере. В сельском и лесном хозяйстве трудятся менее 5% всех занятых в народном хозяйстве. В России официально занято около 10%. Но если добавить занятых в личном подсобном хозяйстве, которое, согласно статистике, производит около половины агропродукции, занятость в сельском хозяйстве окажется непомерно высокой.

Во многом эти экономические различия в состоянии сельского хозяйства связаны с разными политическими системами и организационными механизмами. Тем не менее, волюнтаризм советских властей, их ориентации на производство, а не на человека, длительное выбивание чувства хозяина, пренебрежение к обустройству жизни людей во многом говорят о культуре государственного и регионального управления.

Финляндия пережила экономическую депрессию в начале 1990-х гг. в связи с развалом СССР, экономические связи с которым были очень тесными. Она вступила в ЕС в 1995 г. на выходе из депрессии. Произошло снижение государственной поддержки агросектора до уровня, принятого в ЕС. Открылись границы потоку более дешевого импортного продовольствия. От всего этого пострадали, прежде всего, мелкие фермеры с повышенной себестоимостью продукции, и их общее число сократилось. На 8% сократилась с 1990 г. посевная площадь и на четверть – поголовье крупного рогатого скота. В Северной финской Карелии число фермеров сократилось особенно сильно - с начала 1990-х гг. в 5 раз. Идет отбор наиболее успешных производителей и укрупнение хозяйств. Сельское хозяйство "сдвигается" к югу.

Главный выход из такой ситуации государство видит в отборе наиболее конкурентоспособных производителей, их поддержке и постепенной переориентации нерентабельных хозяйств в зоне № 1 на лесное хозяйство, звероводство, рыбоводство, пчеловодство¹⁴, а также на выращивание овощей и ягод (на востоке страны при уборке активно используются временные мигранты из России). Государством поддерживается и туристический бизнес, особенно на этапе организации. Все это по идее должно работать на сохранение заселенности маргинальных районов. Однако отток из них сельского населения продолжается.

Казалось бы, ситуация похожая на то, что происходит в нечерноземной России. Однако кризис в сельской местности у нас намного сильнее. В Нечерноземье, особенно на периферии регионов, более половины предприятий фактические банкроты, забрасываются огромные площади пашни. Например, в Северо-Западном ФО в среднем сохранилось около половины посевной площади 1990 г.¹⁵. А если учесть, что в пригородах областных центров состояние сельского хозяйства намного лучше, чем на остальной территории, то доля заброшенных земель на значительной территории превышает половину пашни, а на периферии достигает 70-90% прежде обрабатываемых полей¹⁶. Поголовье скота в среднем сократилось на ¾, а на периферии регионов у предприятий осталось 10-15%. При этом личное подсобное хозяйство тоже сжимается, а товарных фермерских хозяйств – единицы, они более характерны для южной зоны и пригородов. При этом, как и в Финляндии, в современной России сельское хозяйство "сдвигается" к югу и к пригородам больших городов, то есть в районы, где есть природные и/или человеческие ресурсы¹⁷. Происходит нормальное для рыночной экономики разделение труда, которое в советской России было выражено слабо.

Конечно, в Финляндии не было в начале 1990-х гг. столь резкого обрушения привычной системы госдотаций и господдержки агропредприятий, которая в Советском Союзе в 1980-х гг. была беспрецедентной, составляя в среднем 88%¹⁸, а в депрессивных нечерноземных районах и больше. Тем не менее, главное отличие состоит все-таки не в относительно краткосрочных изменениях. Уже говорилось, что и в советское время результаты сельского хозяйства  в Финляндии и на Северо-Западе России при сходных природных предпосылках сильно различались. Чтобы понять соотношение экономических и культурологических факторов, обратимся к конкретному примеру.

Современное финское частное хозяйство

В Финляндии около 70 тысяч фермеров, со средним участком сельскохозяйственных земель 30 га, причем 3/5 фермеров имеют участки до 10 га. Лишь в южных зерновых районах землевладения фермеров больше. Преобладает мелкое частное семейное хозяйство, что во многом определяет культуру его ведения.

Приведу пример весьма типичного фермера в финской Северной Карелии недалеко от границы с Россией, где природные условия похожи на наши нечерноземные. Фермер живет на хуторе, который условно входит в поселение, хотя расстояние между домами достигает 1-3 км. Хозяйство небольшое: 24 га лугов и пашен в собственности и столько же арендуется у соседей. Плюс 130 га собственного леса. Сельскохозяйственные земли представляют собой 52 небольших участка с изрезанными краями, разбросанные среди лесов и озер, среднее расстояние между ними – 6 км. Мелкоконтурность, завалуненность и раздробленность земель - главные проблемы всех здешних фермеров. Правда, все участки доступны, к ним ведут хорошие, в основном, асфальтированные дороги.

Семья из двух работников (фермер и его жена) держит 23 коровы, надаивая с каждой по 10 тонн молока в год. Напомню, что среднероссийские надои молока, хотя и растут, в последние годы составляли 3-4 тонны в год, а в удаленных районах Костромской области часто не дотягивают и до 2,5 тонны. По словам фермера, если бы надои упали ниже 6 тонн от одной коровы, его производство стало бы невыгодным.

Проблем со сбытом молока у фермера нет, через день за молоком приезжают из фирмы "Валио", хорошо известной и в России. Правда, сам подход к сбыту говорит об иной культуре организации производства. Представитель фирмы и представители ЕС дважды в месяц контролируют ферму: как содержатся коровы, как утилизируется навоз (в коровниках чисто и почти не пахнет), как происходит доение (при этом не должно быть никакого контакта с руками), тщательно проверяется рацион коров и, конечно, качество молока. Если обнаруживается хоть малейшее нарушение, проверки учащаются. Так что стабильный сбыт дается нелегко. И это – результат конкуренции и рыночной среды. Подобную культуру производства в России способны выдержать лишь немногие производители (неважно, фермеры или крупные кооперативы).

Главной проблемой фермера, как и в России, является диспаритет цен: молоко летом 2009 г. сдавалось по 0,32 евро за литр (еще 0,1 евро доплачивает ЕС), а солярка покупалась за 0,50 евро. Новый трактор стоил около 50 тысяч евро. Но ЕС и Финляндия фермерам помогают. При инвестициях (покупке техники, строительстве и т.п.) хозяин платит лишь 60%, 20% доплачивает ЕС и еще 20% - финское государство. В целом государственная и европейская поддержка фермеров составляет около 40% его суммарных доходов. Это, конечно, больше, чем в современной России, где она составляет по разным оценкам от 6 до 17%¹⁹, но меньше, чем было в СССР.

Таким образом, экономические факторы (рынок, финансовая поддержка государства и ЕС), казалось бы, оказывают решающее влияние на результаты. Однако поддержка сельского хозяйства лишь отчасти фиксирована: компенсация  работы в сложных природных условиях на севере и востоке страны, доплата фермерам до 40 лет (для привлечения в сельское хозяйство молодежи). Но большая часть финансовой поддержки напрямую зависит от результатов работы, а, следовательно, от ее организации, от вклада самого фермера, его умения работать. Чтобы получить инвестиционную поддержку, фермер должен модернизировать производство. Идут доплаты за экологически чистую продукцию, за качество молока и т.п.

Поразило, как спокойно, без жалоб и истерик фермер и его жена рассказывали о своем хозяйстве, в котором они трудятся ежедневно с пяти утра до девяти вечера. Общаются они иногда с родителями, живущими неподалеку, реже с друзьями. Но жизнь в изоляции среди леса, и работа, работа, работа с утра до ночи – это норма для финнов и почти невыносима для большинства русских. Поэтому объяснять успехи фермеров только экономическими факторами и финансовой поддержкой было бы не совсем правомерно.

Бытовые условия жизни в сельской Финляндии практически городские. И этим она принципиально отличается от российской сельской местности. И не всегда наша необустроенность и зачастую запущенность быта связана с экономическими факторами. Это, с одной стороны, приоритеты российских властей, для которых насущные нужды населения, как правило, всегда оказывались на последнем месте, а с другой, результат терпимости самого населения и его бытовой непритязательности. Финны, несмотря на работу с утра до ночи в своем хозяйстве, с их страстью к порядку, аккуратностью и чистоплотностью находят время и для обустройства и для поддержания внешнего вида домов. Хотя  распространена хуторская система, и дома удалены друг от друга на километры, в каждом доме есть все необходимые удобства: газ, водопровод (ванная), канализация, телефон, компьютер. Интерьер домов мало отличим от внутреннего убранства наших коттеджей, только внешне они весьма скромные. Но и огородов у дома нет. Рациональный финн не понимает, зачем он нужен, если у каждого фермера есть машина, а в магазинах продают свежие продукты высокого качества. Только небольшие клумбы с цветами и газоны окружают жилые дома. Да вокруг множество подсобных построек для скота, техники, кормов и т.п.

Рассмотренное хозяйство - сравнительно скромное. К югу и западу от Зоны №1 хозяйства крупнее, поля обширнее, увеличивается доля зерновых культур, большая часть которых все равно идет на корм скоту. Тем не менее, значительная часть доходов от животноводческой продукции получается от производства молока в мелких хозяйствах, подобных рассмотренному выше.

В Российском Нечерноземье такой тип фермера редко "вырастает на местном субстрате". Это результат не столько этнокультурных, сколько социокультурных проблем. Потеря чувства хозяина при урбанизации и депопуляции  выталкивали из деревни наиболее активных, работоспособных и практичных людей, которые не могли себя реализовать при колхозно-совхозной уравниловке и давлении партийных органов. Поэтому сейчас редкие реально работающие фермеры в тех периферийных районах Новгородской, Ярославской, Костромской областей, которые мы обследовали, как правило, приезжие, и они сложно взаимодействуют в местным сельским населением. При этом все местные жители имеют личное подсобное хозяйство. Но наши опросы в Костромской области (20% домохозяйств в двух поселениях Мантуровского района) показали, что лишь 14% опрошенных способны к тем или иным видам товарного сельскохозяйственного производства, даже, если им  оказывать помощь [4]. Остальные по тем или иным причинам нетрудоспособны (возраст, алкоголизм) или предпочитают зарабатывать в других сферах (лесозаготовки, отход в города и т.п.).

При этом совсем иная ситуация в южных районах России, где не было столь сильной депопуляции и такого наследия общинности. Там фермерство привилось и активно развивается, хотя общие экономические условия в 1990-2000-х годах способствовали тому, что большинство русских фермеров занималось, в основном, растениеводством (зерновыми, подсолнечником и т.п.), и лишь у кавказских и сибирских народностей среди фермеров восстанавливалось традиционное животноводство.

Лесное хозяйство Финляндии

Леса покрывают более 70% территории Финляндии. Лес – это не только природное, но и культурное наследие, ведь финны всегда жили в лесу.

Лес играет важную роль в экономике страны, в экспорте лесная продукция составляет около трети. Интенсивность использования лесов в Финляндии очень высока (см. табл. 1). Например, при сходной с Костромской областью лесистости современная интенсивность лесоразработок выше в 4 раза. В Финляндии доля заготовок древесины составляет 72% от годичного прироста, а в России в среднем – 12%. При этом поражает, что леса выглядят гораздо более ухоженными. При преобладании молодых и приспевающих лесов и большей влажности средний годичный  прирост древесины на 1 га в Финляндии в 2 раза выше, чем на российском Севере.

Государственные леса в Финляндии составляют всего 30%. Еще 9% лесов принадлежит лесопромышленным компаниям. А более 60% всех лесов – в собственности мелких фермеров, и таких владельцев  около 250 тысяч. Участки леса в собственности, как правило, небольшие от 10-20 га в малолесных районах и около 100 га на востоке страны. И все леса разрезаны плотной сетью асфальтированных дорог. От крупных автомагистралей леса отгорожены прозрачной еле заметной сеткой. Войти в лес на зеленую стоянку, в т.ч. санитарную, нельзя, только в строго отведенных местах, там, где есть у трассы туалеты. Вот такая, в общем-то, европейская, культура использования лесов, которая в столь многолесной стране россиянину кажется странной.

Основные лесозаготовки (80-90%) ведутся именно в частных лесах, компании покупают у населения право на вырубку, но с разрешения соответствующих контролирующих инстанций. Описанный выше фермер 20% своих доходов получает от сдачи в аренду лесозаготовителям своих частных лесов. Для того чтобы организовать всех этих многочисленных владельцев, здесь принята иная, чем была в России форма учета и инвентаризации лесов. Для каждого участка устанавливается размер допустимого отпуска леса, а вся информация о состоянии лесов и ежегодных вырубках собирается централизовано и доступна пользователям. Если фирма, арендующая лес, не убрала участок, а фермер, сдавший фирме этот участок для лесозаготовок, не произвел после вырубок лесопосадки, информация об этом поступает в центральный банк данных, и с нарушителя взыскивается большой штраф (в этом случае средства на восстановление изымаются насильственно законодательным путем). В то же время, если уход за частным лесом хороший, фермер получает кредиты и дотации. Казалось бы, хорошо работающий экономический механизм. Но сам факт его бесперебойной работы и разговоры с разными людьми о том, что заставляет фирмы вовремя убирать вырубки, а фермеров сажать новый лес, хотя это дорогостоящая и нелегкая работа, заставили нас усомниться в бесчеловечности этого механизма. Фирма или хозяин леса, нарушившие закон или не выполнившие правил, "теряют лицо". И этот социальный фактор в Финляндии не менее важен, чем экономические и административные нормы и правила - и здесь тоже роль культурных традиций.

Сходные тенденции реорганизации лесопромышленного комплекса  характерны и для России после принятия нового лесного кодекса в 2007 г., который во многом списывался с западных образцов. Разрешительный принцип лесопользования заменен уведомительным, лесхозы и другие службы государственной лесной охраны расформированы, а функции ухода за лесом переданы частным компаниям и регионам. Однако, в отличие от Финляндии, это привело к многочисленным нарушениям норм лесопользования и лесовосстановления: неконтролируемым вырубкам, неубранным лесосекам и т.п. Институциональные изменения в России не сработали в целях охраны лесов, в том числе из-за неучета многих экономических и социокультурных факторов, что усугубило ситуацию с лесными пожарами засушливым летом 2010 г.

Туристическая и дачная Финляндия

Ландшафты Финляндии, в основном равнинные. Самая высокая точка на востоке Финляндии – сопка Коли - 347 м, откуда открывается прекрасный вид на Северную Карелию. Череда лесов и озер с вкраплениями ухоженных полей делают страну очень живописной. Хорошая инфраструктура, в т.ч. доступность почти любого места из-за густой сети дорог, снежные зимы, прохладное и мягкое лето, аккуратные домики со всеми удобствами и непременной сауной, рыбалка, и, главное, безопасность, – все это делает ее сельскую местность привлекательной для горожан не только из ближайших центров, но и из Хельсинки (от которого до Йоэнсуу - центра Северной Карелии 450 км), и даже из других Скандинавских и европейских стран. От С.-Петербурга финская Карелия удалена на 400-500 км, от Петрозаводска – на 300-400.

Туристический поток направлен,  прежде всего, в Лапландию в резиденцию Санты Клауса и в национальные парки. Но все большую популярность в Финляндии приобретает покупка загородных домов. Дачная традиция не достигла таких массовых и всеобъемлющих размеров, как в России, но тоже имеет место, хотя и не связана с аграрной деятельностью. Это и крошечные домики на окраинах городов с участками 2-3 сотки, с цветочно-кустарниковым дизайном. Это и коттеджи на берегу озер. При этом, несмотря на разнообразие архитектурных решений, столь резкого контраста в стоимости домов, как в России (от жалких халуп до замков) в Финляндии нет. Дома относительно скромные, как правило, деревянные, которые можно как купить, так и арендовать на срок от 3 и более суток. Больше всего разбросанных частных дач в живописных местах у воды. Отличить фермера от дачника порой трудно – тот же тип скромного дома, белого, отделанного сайдингом, либо обшитого досками и выкрашенного типичным для Финляндии суриком. Отличие только в том, что у дачного домика больше цветов и нет подсобных помещений (кроме сауны). Помимо объективных факторов меньшего имущественного расслоения, в Финляндии это тоже признак определенной культурной традиции и внутренней скромности, нежелания выставлять свои финансовые удачи или неудачи напоказ.

Заключение

Опыт Финляндии и ее сравнение с Россией показывают, что списывать все беды нашей сельской местности в северных староосвоенных районах на сложность природных условий неправомерно. Огромные различия в результатах сельского и лесного хозяйства в современной Финляндии и в российских регионах со сходными природными условиями говорят о том, что гипотезу природного лимитирующего фактора стоит использовать лишь при общих сравнениях Севера и Юга России. Идущие в России процессы территориального разделения труда в сельском хозяйстве между южными и нечерноземными регионами это подтверждают. Но сильную депрессию многих нечерноземных районов при сравнении с Финляндией и даже с пригородами тех же российских регионов эта гипотеза никак не объясняет

Отделить четко экономические и культурологические факторы чрезвычайно трудно, тем более что действия производителей и властей напрямую связаны с культурой. Возможно ли в северных районах России то, что мы наблюдаем сейчас в Финляндии? Ведь в начале ХХ века Финляндия была отсталой, преимущественно аграрной страной, а ее рывок в развитии после получения независимости, сравниваемый в Европе с ирландским, можно считать экономическим чудом. Но насколько будут действенны те же экономико-организационные решения, если их приложить к современной России?

Конечно, современная поддержка сельского хозяйства финским государством и ЕС для фермеров очень важна, и сейчас она гораздо больше, чем в России. У нас чаще всего ссылаются именно на поддержку государства в западных странах. Но все ли она решает? Очевидно, что рынок в Финляндии функционирует более четко, хотя и вкупе с социальным государством. Конкуренция фермеров очень велика, и, несмотря на поддержку, только самые лучшие способны выстоять в этой борьбе. Да и поддержка во многом избирательна, и если фермер работает плохо, то многих статей поддержки он лишается. Правда, в Финляндии развита государственная региональная политика, которая оказывает дополнительную поддержку депрессивным районам, но не столько сельскому хозяйству, сколько населению и его занятости, стимулируя ее разнообразие. В этом отличие от России, для которой по-прежнему характерен отраслевой подход и упор на восстановление сельского хозяйства в северных районах. Сказывается в Финляндии и укоренившаяся, передающаяся из поколения в поколение реальная (а не формальная, как в России) частная собственность на сельскохозяйственные земли и леса. Именно она способствует их обихаживанию и облагораживанию.

Однако социокультурная гипотеза успехов Финляндии, на мой взгляд, тоже имеет место. Менталитет финнов, о котором говорилось в начале статьи, позволяет им успешнее адаптироваться к сложным условиям. Хотя упорный кропотливый каждодневный труд и рационализм финнов делают их жизнь однообразной и, с точки зрения русского человека, возможно, скучной.

При всей важности экономических факторов, влияние социокультурных факторов очень велико. В социальном плане ситуация в России намного более запущена. В Финляндии у тех, кто занимается сельским хозяйством, сохранено чувство хозяина. Фермеры ценят свой участок земли, в который их предки из поколения в поколение вкладывали столько сил. Хозяйство передавалось по наследству наиболее практичному и трудолюбивому сыну или зятю. Поэтому, несмотря на те же, что и в России, процессы урбанизации и депопуляции, деревня сохранила качество человеческого капитала. С уменьшением числа фермеров быстро росла производительность их труда.

В России в течение ХХ века, наоборот, из поколения в поколение наиболее предприимчивые и активные люди из деревне уезжали,  шел отрицательный социальный отбор, особенно явный на периферии нечерноземных регионов. Поэтому уменьшение населения негативно сказывалось на результатах сельского хозяйства, притом, что колхозы не хотели и не могли кардинально меняться. Поэтому столь часты жалобы и руководителей предприятий, и фермеров, и даже дачников на то, что при наличии населения и даже его безработице найти надежных работников в депопулировавших районах России очень трудно.

И все-таки скатываться на позиции этнокультурного детерминизма в сельской местности не стоит. Социально-экономическая среда не только создается населением, она способна его менять. Это касается как русских, так и финнов. Недаром существуют огромные различия в социокультурной среде и в экономических результатах сельского хозяйства между Московской и Ленинградской областями и остальными регионами Нечерноземья, между пригородами региональных центров и периферией регионов²⁰. Однако успехи сельского хозяйства в российских пригородах связаны не с мелкими частными хозяйствами, хотя и фермеров в пригородах больше, чем на периферии, несмотря на земельную тесноту пригородов и обилие пустующих земель на периферии. Пригородное сельское хозяйство – это, прежде всего, крупные предприятия и агрохолдинги, которые, если и распространяются на периферию, то своими нетрудоемкими филиалами. Интенсивная экономика российских пригородов явно "забивает" этнокультурные различия, которые наиболее явно проявляются в разреженной социально-экономической среде и в более архаичных сообществах.

Остатки российских финнов (ингерманландцев) на Карельском перешейке, пережив в ХХ веке период оккупации и тяжелых репрессий, вернулись из Сибири уже не на свои хутора, а в крупные русские села, где была работа. Сейчас они по своему быту, работе мало отличаются от русских, хотя в некоторых поселениях есть кирхи. Значительная их часть переехала в Финляндию после признания ею вины  за выдачу ингермандандцев после войны России. Но в разговорах с нами финны-ингермандандцы, живущие в России, признавались, что размеренная изолированная сельская жизнь в Финляндии им уже тяжела.

Итак, проблемы в Финляндии, особенно в ее восточной части – полной копии по природным условиям российского северного Нечерноземья - действительно во многом похожи на российские: отток сельского населения, разорение многих фермеров, "уход" сельского хозяйства из районов со сложными природными условиями в южные районы. При более серьезной поддержке сельского хозяйства в Финляндии государством и ЕС, остановить эти процессы не удается, хотя они и не достигли такого катастрофического уровня, как на периферии нечерноземных регионов России. И все же, несмотря на этнокультурные различия, у нас есть чему поучиться у Финляндии. Хотя бы заботе государства о сельской местности в целом, а не только о сельском хозяйстве, политике поддержки разнообразных видов занятости населения в маргинальных районах, развитию там инфраструктуры, пониманию роли человеческого капитала, социальной среды и частной собственности на землю.

¹ Нефедова Татьяна Григорьевна, Ведущий научный сотрудник Института географии РАН, доктор географических наук.
² Стрелецкий В.Н. Этнические особенности в геокультурном пространстве России // Вестник исторической географии, № 1, Смоленск, Изд-во Смоленского гос. университета, 1999, сс.31-54.
³ Не вдаваясь в споры о южных границах Севера вообще и, в особенности, Русского (в европейской части страны), примем схему В. Калуцкова [Калуцков В. Ландшафт в культурной географии М.: Новый хронограф, 2008, с. 176], где эта граница проведена по распространению северо-русского "жилищного комплекса" и наречия. Она  идет через Великий Новгород, Тверь, Ярославль, Кострому, Нижний Новгород. В статье речь пойдет о Ближнем Севере, т.е. о южной зоне этого ареала, более заселенной.
⁴ Угорский проект: экология и люди Ближнего Севера / ред. Н.Е.Покровского. М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008
⁵ Лурье С.В. Историческая этнология, М.: «Аспект Пресс», 1997.
⁶ Там же.
⁷ Там же.
⁸ Там же.
⁹ Семенов-Тян-Шанский В.П. То, что прошло. М.: Новый хронограф, 2009.
¹⁰ Тюккюлайнен М., Андреев О., Пьянкова Я. Промышленная реструктуризация села и динамика создания рабочих мест в сельскохозяйственных районах Финляндии/ //Север Промышленный, 2008, № 10-11.
¹¹ Там же.
¹² Там же.
¹³ Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. - М.: Новое издательство, 2003.
¹⁴ Тюккюлайнен М., Андреев О., Пьянкова Я. Промышленная реструктуризация села и динамика создания рабочих мест в сельскохозяйственных районах Финляндии/ //Север Промышленный, 2008, № 10-11.
¹⁵ Регионы России, М, Фед. служба гос. статистики, 2009.
¹⁶ Нефедова Т.Г. Российская глубинка глазами ее обитателей  //Угорский проект: экология и люди ближнего Севера /ред. Н.Е.Покровского, М.: Сообщество профессиональных социологов 2008.
¹⁷ Нефедова Т.Г. Поляризация пространства России: ареалы роста и "черные дыры"  //Экономическая наука современной России № 1 (44), 2009, с. 62-77.
¹⁸ Серова Е.В., Шик О.В. Мировая аграрная политика, М.: ГУ-ВШЭ, 2007.
¹⁹ О состоянии продовольственной безопасности Российской Федерации и мерах по ее обеспечению. Тезисы выступления А.В.Гордеева в Совете Федераций РФ 27 октября 2008 г., www://newsru.com/russia/27oct2008/minselhoz.htm; Серова Е.В., Шик О.В. Мировая аграрная политика, М.: ГУ-ВШЭ, 2007.
²⁰ Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. - М.: Новое издательство, 2003; Нефедова Т.Г. Поляризация пространства России: ареалы роста и "черные дыры" //Экономическая наука современной России № 1 (44), 2009, сс. 62-77.