Сжатие внегородского освоенного пространства России - реальность, а не иллюзия¹

Т.Г.Нефедова²
(Опубликовано в книге "Сжатие социально-экономического пространства: новое в теории регионального развития и практике его государственного регулирования". М.: Институт географии РАН, 2010, сс. 128-145)

Огромные пространства легко давались русскому народу,
но не легко давалась ему организация этих пространств
в величайшее в мире государство,
поддержание и охранение порядка в нем

(Н. Бердяев. Судьба России, 1918)

Пульсация освоенного пространства страны – явление нормальное, связанное с волнами освоения новых территорий, миграциями, войнами, экономическими кризисами. Во второй половине ХХ века, когда стала затухать предыдущая волна расширения освоенного пространства, в староосвоенной зоне накапливались сдвиги, ведущие к ее фрагментации и расслоению. Они долго не осознавались ни властями, ни общественностью. И только в 1990-х гг. резкая экономическая поляризация и демографические изменения заставили говорить о сжатии с самых разных позиций: от алармистских воплей о потере освоенных земель и связанных с нею внешних угрозах до вполне прагматичных оценок эффективности этого процесса.

Из двух видов сжатия пространства, рассмотренных в статье А.И. Трейвиша в данном сборнике³, – повышения его проницаемости и сокращения площади освоенных территорий – основное внимание будет уделено второму виду. Но экскурсы к первому неизбежны, поскольку лучшая транспортная и информационная проницаемость, как это ни парадоксально, не только не останавливают физического сжатия освоенных земель в сельской местности, но даже усиливают его.

Сжатие освоенного сельского пространства отражают разные параметры. В статье анализируются следующие группы показателей: 1) динамика населения, сельско-городские миграции и качество социальной среды в сельской местности; 2) динамика хозяйственной деятельности в сельской местности, особенно наиболее землеемких сельского и лесного хозяйства; 3) динамика землепользования, которая служит прямым индикатором физического сжатия используемых территорий.

Идущее в настоящее время сжатие освоенного пространства обусловлено двумя основными факторами: незавершенной урбанизацией на фоне сокращения населения страны и поляризацией сельской местности. Их действие заметно в большинстве районов России, но особенно масштабно в ее «коренной» европейской части.

Урбанизация и депопуляция сельской местности

Быстрая индустриализация и урбанизация ХХ века наряду с демографическими потерями привели к очень сильной убыли сельского населения и его концентрации. О катаклизмах первой половины ХХ века написано много. Но и во второй его половине происходило не просто сокращение населения вне городов, из поколения в поколение в сельской России шел отрицательный социальных отбор, ведь из деревни в город уезжали  наиболее молодые и активные люди. Зона наиболее сильной депопуляции до 1990 г. (за 30 лет население сократилось более чем наполовину) охватывает почти всю сельскую Центральную Россию и часть Ближнего Севера (рис. 1). Там преобладают люди старше трудоспособного возраста, распространен алкоголизм и т.п.

В 1990-2000-е гг. тренды миграций резко изменились. Но это дало прибавку населения только на юге, в некоторых республиках и в пригородных Московской и Ленинградской областях при продолжающемся сокращении сельского населения на всей остальной территории (рис. 2).

Рисунок 1. Динамика сельского населения между переписями 1959 и 1989 гг. (1989 г. в % к 1959 г.). Источник: Демографический ежегодник России. М.: Госкомстат России, 1995	Рисунок 2. Динамика сельского населения между 1989 и 2009 гг. ( 2009 г. в % к 1989 г.). Источник: Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам на 1 января 2009 года. М.: Росстат, 2009

Анализ современных миграционных процессов в городах разного размера и в сельской местности показывает продолжающуюся после некоторого перерыва, связанного с экономическим кризисом вначале 1990-х, привлекательность  больших городов (рис. 3) и отток сельского населения. Согласно теории дифференциальной урбанизации⁴, преобладающий рост крупнейших городов говорит о том, что урбанизация в России не завершена, хотя в последние годы доля средних и малых городов в миграционном балансе несколько возросла. Представление, что объективные тенденции можно переломить увеличением доходов сельского населения, – очередная иллюзия. В 1980-х гг., когда работали все агропредприятия, а зарплаты в городе и деревне почти сравнялись, отток из последней был очень сильным.

Внутри регионов Нечерноземья контраст между пригородами и всеми остальными территориями еще больше, причем внутрирегиональные различия растут быстрее, чем межрегиональные. Например, в Костромской области только пригородному Костромскому району удалось сохранить во второй половине ХХ века сельское население (рис. 4).

Если обобщить различия в плотности населения по административным районам от центра регионов к их периферии в разных частях страны (рис. 5), то можно увидеть, что везде плотность населения падает от пригородов к периферии регионов, но особенно сильные различия наблюдаются в Нечерноземье. Сформировалась обширная внутренняя периферия, откуда бежит население не только деревень, но и малых городов. И за последние 20 лет в Нечерноземье ситуация только ухудшилась. В Черноземье, по существу, та же картина только плотность населения выше, а градиенты между пригородами и периферией меньше. На равнинах Северного Кавказа тоже есть различия, но плотность сельского населения в последние 20 лет там возросла, причем максимальная прибавка была ближе к главным городам.

Рисунок 5. Изменение плотности сельского населения в пределах регионов Европейской России по мере удаления от центров, чел./кв. км: 1 - районы, непосредственно примыкающие к региональному центру, 2 – районы-соседи центра второго порядка и т.д. до окраинных (6 и 7 порядка) районов регионов

Источник: Расчеты автора по Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам. М.: Росстат, 1990, 2009

Столь сильная поляризация обжитого пространства России произошла из-за относительно редкой сети больших городов, как правило, стягивающих в пригороды сельское население и активизирующие сельскую экономику. Хотя в России около 1100 городов, население более 100 тыс. жителей имели к 2009 г. всего 164 города⁵. Чем крупнее город и чем ниже фоновая плотность социально-экономической среды, тем шире пригородная зона повышенной плотности населения и экономической деятельности.

В результате сельское пространство России, и так сравнительно слабо освоенное и заселенное, давно уже сжалось в отдельные ареалы (очаги), а между ними возникла социально-демографическая пустыня. Глобализация и информационная проницаемость пространства лишь усугубляют ситуацию, высвечивая экономические и социальные контрасты городских и внегородских территорий и обнажая несоответствие имеющейся социальной среды запросам молодежи.

Так же велико влияние городов на плотность автодорог. Внутренняя "бездорожная" периферия весьма обширна даже на небольшом расстоянии от центра региона (50-100 км). И хотя в современных условиях дорожная труднодоступность частично компенсируется за счет средств связи, особенно с помощью сотовых телефонов, компьютеров, охват ими территории тоже выборочный. При этом отсутствие дорог, закрытие магазинов, малокомплектных школ усиливает деградацию нежизнеспособных поселений в глубинке и создает новые стимулы для оттока населения. А он, в свою очередь, не стимулирует власти лишать проблемы обустройства пустеющих территорий.  

Депопуляция населения и пространственное сжатие агропроизводства

Судьбы сельской провинции и ее население особенно тесно связаны с сельским и лесным хозяйством, как основными работодателями в 90% сельских поселений, да и малых городов, экономика которых держится на переработке местной агропродукции и древесины. Ввиду землеемкости сельского и лесного хозяйства кризис, равно как и модернизация, могут вести к сжатию освоенного пространства в целом.

Сельское хозяйство всегда дифференцировали два вида ренты (по плодородию и по положению). Сочетание тепла и влаги в России благоприятно всего на 14% территории, в основном в Европейской части южнее Оки, где сосредоточено 58% сельского населения⁶. Тем не менее, в 2008 г. 31% всей продукции получали в Нечерноземье (в 1990 г. было 40%) и еще 21% – за Уралом (было 23%)⁷

Рента по положению, цены на землю и продукцию, как известно, заложены И. Тюненом⁸ в модель, где интенсивность и профиль хозяйства определяет расстояние от города на окружающей его условно однородной равнине. Г.В. Иоффе показал, что модель, разработанная 200 лет тому назад для рыночных условий Германии, прекрасно работала в Нечерноземье при нерыночном социализме 1980-х гг.⁹. Он же первым связал пространственное распределение уровней отдачи ресурсов внутри регионов с плотностью сельского населения.

Современные карты выхода валовой продукции с единицы угодий, продуктивности земель и скота в регионах Нечерноземья также повторяют кольца Тюнена. Причем речь идет не о какой-то особой специализации, а о массовом производстве (зерновых, молока), интенсивность которого падает по мере удаления от города. Подобные кольца были хорошо видны еще в середине ХХ века в Европе и даже в США¹⁰. Однако, примерно с 1960-х гг. центрально-периферийные различия в сельском хозяйстве в частности размывались из-за прогресса на транспорте и субурбанизации, вытеснявшей агропроизводство в районы с более благоприятными природными условиями.

В России в 1990-х гг. также наблюдались процессы территориального разделения труда и сдвиг агропроизводства в южные районы с лучшими природным и человеческим потенциалом¹¹. Но различия между пригородами и периферией в Нечерноземье и за Уралом сохранились либо усилились. Отсюда сжатие сельскохозяйственной деятельности к городам, несмотря на дороговизну пригородной земли, экспансию дачной и коттеджной застройки, технический прогресс, резко снизивший влияние физической удаленности на радиусы доставки сырья (даже молоко в рефрижераторах привозят за 500-600 км). Главным стало состояние хозяйств, на которые могут опираться переработчики. А сильных хозяйств обычно больше в пригородах.

Агроэкономический ландшафт во многом создают географические факторы, внешние для сельского хозяйства. Кроме природных условий, это размещение населения и обустройство территории, близость к большим городам¹².

Концентрация сельского хозяйства привела к тому, что при выходе из кризиса и общем росте агропроизводства в 2000-х гг. посевная площадь даже в целом по России до 2008 г., а поголовье крупного рогатого скота до сих пор продолжали сокращаться (рис. 6). Успешный посткризисный рост был характерен для южных зерновых районов, а в любой нечерноземной области – для пригородов, где продуктивность сельского хозяйства до 1990 г. и теперь при тех же природных предпосылках в 2-3 раза выше, чем на периферии региона. В 2000-х гг. продуктивность также росла в южных или в пригородных районах при усиливающейся депрессии и забрасывании земель на остальной территории (рис. 7).

Кризис и реформы 1990-х гг. показали, что эндогенные факторы организации внегородского пространства  России, особенно по оси "пригород-периферия", очень устойчивы и важнее экзогенных политэкономических (план или рынок, капитализм или социализм). Память пространства (Path dependency) связана с набором лимитирующих факторов: институциональных, инфраструктурных, демо-социальных.

Сжатие освоенного пространства характерно и для лесопромышленной деятельности. Так, распад советских леспромхозов и появление массы частных лесозаготовителей, финансы которых не позволяют строить лесовозные дороги, новые поселки и т. п., сжимают лесозаготовки к освоенной зоне.

В результате формируется опорный каркас развития сельской местности, который вопреки расхожему представлению о ее континуальности состоит из отдельных очагов и ареалов. Пространственные «подвижки»  последних двадцати лет связаны с тем, что хозяйственная деятельность вне городов приходит во все большее соответствие с наличием природного и человеческого капитала, география которого в советское время зачастую игнорировалась.

Изменение землепользования как воплощение пространственного сжатия

Кризис 1990-х гг. выявил, что агропредприятия, особенно на внешней и внутренней периферии, держали гораздо больше земель, чем были в состоянии обработать. Это привело к обвальному сжатию сельскохозяйственного землепользования. Расширение площадей хозяйств населения и  фермеров в 1990-х гг. не смогли и не смогут компенсировать огромные  потери угодий крупных предприятий.

Вообще-то физическое сжатие агроэкономического пространства было инициировано сельской депопуляцией еще в первой половине ХХ века. Анализируя землепользование по регионам Европейской России за два периода (1897–1960¹³ и 1960–1990 гг.), ее территорию можно разбить на несколько широтных зон, характеризующиеся разными тенденциями землепользования¹⁴.

1. Зона относительной стабильности, расположенная на стыке Нечерноземья и Черноземья  и включающая полосу регионов от Брянской и Орловской областей через Рязанскую и Новгородскую до национальных республик Поволжья и Предуралья.

2. Зона активного расширения сельскохозяйственного землепользования в первой половине века, перешедшего после 1960 г. в относительно стабильное состояние. Это южные и юго-восточные окраины Европейской России (без республик Северного Кавказа, по которым не было данных об угодьях на 1897 г).

3. Зона затяжного сокращения угодий с пиком сельскохозяйственной освоенности, пройденным еще в начале ХХ века: основная часть Нечерноземной зоны к северо-западу и северо-востоку от Московской области.

4. Регионы, где относительная стабильность в первой половине века сменилась сокращением угодий после 1960 г.: пригородные Московская и Ленинградская области, а также Смоленская и некоторые регионы Волго-Вятского района.

5. Северные регионы (Архангельская область, республика Коми) с расширением сельхозугодий в первой половине века и их резким сокращением во второй.

В 1960 г. в России в пользовании предприятий, производивших сельскохозяйственную продукцию, числились 227 млн. га угодий, в 1990 – 214, в 2009 г. – 190 млн. га¹⁵. За 50 лет отражаемые статистикой потери угодий всех категорий хозяйств составили 37 млн. га, из них две трети – с 1990-х гг.

Более 2/3 сельскохозяйственных угодий и 3/4 посевных площадей по-прежнему занимают крупные и средние предприятия, хотя их доля в производстве снизилась до 48%¹⁶. Забрасывали угодья, прежде всего, они. И хотя после раздела колхозных активов на доли большая часть земель в России считается частной, подавляющая часть этих долей сдана в аренду предприятиям и используется (или не используется) ими. Более того, к 2010 г. только 15% земельных долей были поставлены на учет в регистрационной палате. А более 50 млн. га переданы населением предприятиям под простую расписку, без госрегистрации. Легитимность такой аренды заканчивается в январе 2011 г. По сравнению с 1991-1992 гг., когда происходило разделение земель на доли, средний возраст владельцев этих долей вырос на 20 лет, многие теперь умерли. В результате 22 млн. га сейчас вообще не имеют хозяина, а по готовящемуся новому закону они должны перейти в муниципальную собственность.

Все это вносит путаницу в земельную статистику, и без того далеко не идеальную из-за сложностей и лагов учета землепользования. Реальная картина гораздо лучше видна по динамике посевных площадей (это ежегодные отчетные данные), которые только за 1990-2008 гг. сократились со 118 до 77 млн. га¹⁷. До 1990 г. сельское население обычно таяло быстрее, чем посевные площади (табл. 1). Но именно там, где оно таяло быстрее (особенно в Нечерноземье) посевы по приказам партийных органов расширяли. Земли, как и поголовье скота, держали любой ценой, даже если некому было работать. В 1990-х гг. ситуация резко изменилась. Реальное землепользование начало подстраиваться к комбинациям имеющихся ресурсов: природных и социально-демографических.

Таблица 1. Динамика сельского населения между переписями и посевной площади в 1960-2006 гг., %

Рассчитано по: Народное хозяйство РСФСР, 1971, Регионы России, 1998, 2008; Демографический ежегодник, 1995, 2008; Численность населения, 2009.

Динамика посевной площади до 1990 года неплохо коррелировала с динамикой сельского населения за предшествующие периоды (табл. 2). То есть главным фактором вывода из оборота угодий была депопуляция за прежние годы, вернее ее накопленные результаты. При этом корреляция с плотностью сельского населения была отрицательной, что говорит о расширении посевной даже в малонаселенных регионах. В 1990-е гг. посевные площади стали резко сжиматься, а корреляция с плотностью сельского населения выросла, то есть распределение посевных площадей стало приспосабливаться к современному расселению. Эта тенденция явно сохранится и в будущем, блокируя расширение посевов в слабозаселенных районах. Выросла и роль биоклиматического потенциала. Но основным фактором, влияющим на динамику посевной площади, стало состояние производства, связанное с кризисом и реформами сельского хозяйства.

Таблица 2. Коэффициенты корреляции динамики посевной площади и некоторыми влияющими на нее факторами

В Московской и Ленинградской областях в отличие от других регионов Нечерноземья лучше состояние крупных предприятий, хотя и там внутренняя экономическая поляризация велика¹⁸. Они удерживали сельское население, привлекая мигрантов. Это помогало им удерживать и посевные площади в 1980-х и даже в 1990-х гг. Но сельскохозяйственные земли стали быстро уменьшаться уже в 2000-х гг. под натиском коттеджной и дачной застройки. Сельскохозяйственные земли при растущей численности сельского населения снова расширяются на юге Европейской России. А явно перераспаханные Поволжье и юг Западной Сибири даже при увеличении населения за счет мигрантов в 1990-х гг. в 1990-х гг. сохраняли тенденцию сокращения посевной площади. После Нечерноземья сжатие сельскохозяйственных земель и посевных площадей там было самое сильное. Однако в 2000-х гг. тренды динамики землепользования изменились. Восстановление производства, особенно в южных степных районах, дало заметное увеличение общей площади посевов и посевов зерновых культур, что видно на примере отдельных районов Самарской области (рис. 8).

Рисунок 8. Посевная площадь в Самарской области и в ее районах в % к 1990 г.

Традиционные и инновационные модели «хозяйственного сжатия»

Для тех внегородских территорий, которые оказались вне каркаса экономического развития, следует говорить о моделях «хозяйственного сжатия», которые не остановят пространственного сжатия освоенных территорий, но, увеличив очаговость освоения, спасут их хотя бы от тотального забрасывания и социального опустынивания.

Набор моделей сжатия (их может быть несколько, и они пересекаются) мы разрабатывали на локальном уровне на примере отдельных районов и сельских поселений на периферии Костромской области¹⁹, где обрабатываемые земли сжались за 20 лет с 2295 до 180 га, то есть до очень небольших очагов.

Модели можно условно разбить на две группы: традиционные, апробированные на этой территории в течение десятилетий, но приобретающие новые пространственные формы, и сугубо инновационные, хотя в зонах «хозяйственного сжатия» инновации не приживаются, если противоречат традициям и не укладываются в их оболочку. По А.Б. Гофману²⁰ «традиционные инновации» и «инновационные традиции» вполне реальны.

К традиционной модели, возвращения которой, кстати, желают многие сельские жители и власти, относятся проекты развития агропредприятий. Однако в таких районах это возможно лишь для небольшой их доли и при значительном уменьшении используемых площадей. Как правило, выживают хозяйства, спонсируемые либо региональными и муниципальными структурами, либо местными перерабатывающими пищевыми предприятиями. Расширение мелкотоварного сектора возможно, но его трудовой потенциал ограничен: опросы показали, что вести товарное хозяйство даже при внешней финансовой помощи готовы не более 15% домохозяйств. Специальные усилия необходимы и для стимулирования переработки агропродукции, лесных грибов, ягод и т.п. Модель, связанная с использованием лесных ресурсов  и прежде имела место, в т.ч. помогая выжить сельскому хозяйству. При убыточном агропроизводстве, многие колхозы выживали исключительно за счет использования колхозных лесов. После введения нового лесного кодекса 2007-ого года агропредприятия в этой зоне должны арендовать леса на общих основаниях, что увеличит волну их банкротств. Но есть специализированные лесодобывающие предприятия, масса пилорам, которые дают работу населению Нечерноземья.

Происходит не только сжатие, но и расширение, вернее, реосвоение пространства, тоже выборочное и связанное с двумя процессами: восстановлением агропроизводства и дачным заселением. Обе модели связаны с импульсами, идущими от городов. При тесноте и высокой стоимости земли в пригородах многие агрохолдинги заинтересованы в расширении землепользования и выносе нетрудоемких и загрязняющих филиальных подразделений за пределы пригородных зон. Возможно и освоение тех же земель новыми фермерскими хозяйствами. Однако на территориях, испытавших сильное сжатие освоенного пространства, сельское сообщество, как правило, не производит фермеров из своей среды, а немногочисленных пришлых часто отвергает. В целом развитие фермерских хозяйств более характерно для южных районов.

Гораздо шире распространено дачное реосвоение горожанами удаленной и депопулировавшей сельской местности. Дачи, как типичный для России способ сезонной дезурбанизации (агрорекреации) горожан, обычно ассоциируются с пригородами. Но помимо ближней плотно освоенной дачной зоны можно выделить зоны среднеудаленных (100-300 км) и ставших популярными недавно дальних (300-600 км) дач. В последних двух зонах в основном москвичи и петербуржцы увеличивают летом население живописных мест в несколько раз. Горожане сохраняют дома и целые деревни, создают, хотя бы летом новую социальную среду, спрос на услуги и на продукцию индивидуальных хозяйств. Но это особое очаговое постиндустриальное развитие не останавливает сжатия обширного прежде сельскохозяйственного землепользования.

В отношении же сельского и лесного хозяйства можно констатировать, что капиталы идут в те районы, где возможна их быстрая отдача. Это видно по сдвигам, произошедшим в 1990-2000-х гг. В сельском хозяйстве нарастала роль южных регионов, в лесном – экспортных, поближе к западной и восточной границам. Формировались географически четко очерченные ареалы активного развития сельской местности. При этом контрасты в ее состоянии росли, и внутри субъектов РФ оказывались выше, чем между ними.

Заключение

В последнее время большое распространение получили утверждения, что в постиндустриальную эпоху усиление информационной составляющей общества, технологический прогресс, скоростные поезда и самолеты, интернет уменьшают значимость физического размера пространства²¹. Однако в России обширность сельского пространства  – важный лимитирующий фактор в развития сельской местности. Как из-за недостатка демографических и финансовых ресурсов для его освоения, так и из-за приоритетов власть- и капиталоимущих. Выгоды от технологического прогресса, скоростных поездов, самолетов в современных условиях России касаются, в основном, больших городов. Например, скоростной поезд Сапсан приблизил Петербург к Москве, но «отдалил» от нее и от Твери (во временном эквиваленте) внутренние районы Тверской области вдоль трассы в два раза из-за отмены электричек. Глобализация, информации, действительно, проникают всюду, но они задают недостижимые в деревне образцы социальной и экономической среды, из-за них становится важнее комфорт, что усиливает отток из деревни.

Можно выделить устойчивые факторы, влияющие на внегородское пространство, его сжатие. Это, прежде всего, природные условия и удаленность от городов, роль которой особенно важна в Нечерноземье и в Сибири. С ними связаны и человеческий капитал, и инфраструктурное обустройство, и инвестиции. Есть и третий фактор, часто выделяющий на картах национальные республики и даже отдельные районы и поселения – этнический, причем за счет как традиционности ведения хозяйства, так и сохранения человеческого капитала в сельской местности.

Сжатие освоенного сельского пространства в последние годы было связано с: 1) усилением территориального разделения труда в сельском хозяйстве между Севером и Югом, 2) глубинностью и удаленностью от больших городов многих сельских территорий, 3) повышением экономической роли пригородов больших городов, 4) усилением этнических различий в характере развития территорий, 5) территориальными контрастами в качестве социальной среды и усилением ее влияния на развитие территорий.

Встречное сжатию расширение освоенного пространства в последние годы тоже имело место, но носило выборочный характер. Самый распространенный его вид – дачная «реконкиста», в основном москвичами и петербуржцами, удаленных полузаброшенных деревень. В настоящее время это один из самых перспективных путей хотя бы очагового сохранения староосвоенных сельских территорий, притом, как правило, стихийный, протекающий в режиме самоорганизации и не поддерживаемый ни местными, ни федеральными властями.

¹ Данная статья опирается на результаты исследования в рамках двух проектов: "Land Abandonment in Russia: Understanding Recent Trends and Assessing Future Vulnerability and Adaptation to Changing Climate and Population Dynamics", руководитель Kirsten de Beurs (США) и "Полимасштабная трансформация социально-экономического пространства при различных внешних  условиях функционирования общества и экономики: тенденции и факторы (раздел "Пульсация социально-экономического пространства различных уровней в условиях системного кризиса и устойчивого подъема" руководители С.С. Артоболевский и А.И. Трейвиш) по Программе фундаментальных исследований Президиума РАН, Институт географии РАН.
² Институт географии РАН.
³ Трейвиш А.И. «Сжатие» пространства: трактовка модели / Сжатие социально-экономического пространства: новое в теории регионального развития и практике его государственного регулирования. –М.: Эслан, 2010.
⁴ Geyer, H.S. and T. Kontuly. A theoretical foundation of the concept of differential urbanization // International Regional Science Review, 1993, 15, 3, P. 157-177; Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Теория "дифференциальной урбанизации" и иерархия городов России на рубеже ХХI века // Проблемы урбанизации на рубеже веков. М.: МГУ, 2002.
⁵ Численность населения РФ по городам, поселкам городского типа и районам на 1 января 2009 года. М.: Росстат, 2009
⁶ Природно-сельскохозяйственное районирование земельного фонда СССР / Под ред. А.Н. Каштанова. М.: Колос, 1983; Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. М.: Новое издательство, 2003. с. 263-268
⁷ Регионы России. Социально-экономические показатели. М.: Госкомстат России, Росстат, 2009.
⁸ Тюнен И. Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике. Исследование о влиянии хлебных цен, богатства почвы и накладных расходов на земледелие. М.: Изд. газеты «Экономическая жизнь», 1926.
⁹ Иоффе Г.В. Сельское хозяйство Нечерноземья: территориальные проблемы. М.: Наука, 1990.
¹⁰ Хаггет П. География: синтез современных знаний. М.: Прогресс, 1979.
¹¹ Нефедова Т.Г. Российская периферия как социально-экономический феномен// Региональные исследования (Смоленск), 2008. № 5(20), сс. 14-31.
¹² Иоффе Г., Нефедова Т. Квази-тюненовский ландшафт в регионах России//Российские регионы и центр: взаимодействие в экономическом пространстве. М.: ИГРАН-МАРС, 2000, сс.104-114.
¹³ Из-за изменения границ субъектов РФ автору пришлось рассчитывать землепользование в конце Х1Х-начале ХХ века по дробным единицам с использованием региональных карт административно-территориального деления.
¹⁴ Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. М.: Новое издательство, 2003; Люри Д.И., Горячкин С.В., Караваева Н.А., Денисенко Е.А., Нефедова Т.Г. Динамика сельскохозяйственных земель России в ХХ веке и постагрогенное восстановление растительности и почв. М.: ГЕОС, 2010.
¹⁵ Российский статистический ежегодник, М.: Росстат, 2009.
¹⁶ Там же.
¹⁷ Там же.
¹⁸ См., например: Махрова А.Г., Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Московская область сегодня и завтра: тенденции и перспективы пространственного развития. –М.: «Новый хронограф», 2008
¹⁹ см. www.ugory.ru
²⁰ Гофман А.М. Модернизации, традиции и инновации// Сорокинские чтения. Актуальные проблемы социологической науки и социальной практики. М.: 2002
²¹ См.: Трейвиш А.И. «Сжатие» пространства: трактовка модели / Сжатие социально-экономического пространства: новое в теории регионального развития и практике его государственного регулирования. –М.: Эслан, 2010.