… об уроках событий во Франции

Свобода, равенство, джихад

Французские политики не решаются признать, что Франция столкнулась с проблемой массовой мусульманской иммиграции
Иммигранты, попавшие в Европу, поначалу чувствуют себя счастливчиками. Те же, кто живет здесь давно и осознал, что равенство и братство в Европе не распределяют бесплатно, приходят в ярость и мстят "приемной матери", которая продолжает уверять, что любит их, как родных детей
Следы от потрясений, пережитых в октябре-ноябре парижскими предместьями, нетрудно обнаружить и в декабре. Они разнообразны и противоречивы. Вот несколько взятых наудачу штрихов. В парижском метро можно увидеть непривычные полицейские патрули, которые, совсем как в Москве, проверяют документы у смуглых и курчавых "лиц средиземноморской и африканской национальности". Около французских пожарных, которые, как обычно перед Рождеством, продают на улицах календари, собирая средства для семей своих погибших или раненых коллег, нередко выстраивается очередь желающих выразить им симпатию. По данным недавних социологических опросов, число французов, готовых поддержать Ле Пена в вопросе о защите традиционных национальных ценностей, достигло одной трети, а информационные бюллетени самого Национального фронта сообщают, что в ноябре-декабре его местные отделения принимали еженедельно по сто заявлений о вступлении. Примерно такой же прилив давно не виданной популярности регистрирует и партия основного соперника Ле Пена в лагере правых националистов Филиппа де Вилье.
Подсчитали - прослезились
Политический "мейнстрим", состоящий из левых и правых, плюс контролирующая рынок информации "республиканская" пресса отчаянными усилиями пытаются сдержать рост популярности ультраправых и на все голоса комментируют и перетолковывают смысл недавних событий, предлагая задним числом разные способы тушения пожара, который погас, на первый взгляд, почти так же неожиданно и необъяснимо, как вспыхнул. Масштабы его, даже по меркам французов, приученных к уличным баррикадам и многотысячным демонстрациям, нередко кончавшимся столкновениями с полицией, впечатляют. Примерно за две недели "бунтов", охвативших предместья всех крупных городов Франции, сожжено 40000 автомобилей и автобусов, в разных концах страны разгромлены или подожжены супермаркеты, склады, кафе, школы и детские сады. Произведено более 5000 арестов, суды, работавшие почти в круглосуточном режиме, рассматривали дела попавшихся под руку полиции (и видеокамерам) смутьянов по упрощенной процедуре и отправили несколько десятков "зачинщиков" за решетку.
Примерный итог ущерба, причиненного общественным зданиям и имуществу граждан, оценивается в 200 миллионов евро. На фоне этих цифр (и впечатляющих видеосцен горящих кварталов и разгула уличного насилия) французы, а прежде всего силы порядка и, конечно же, пожарные, вправе гордиться тем, что эта городская "герилья" обошлась без жертв. (Если не считать сгоревших в трансформаторной будке в городке Клиши-су-Буа двух убегавших от полиции подростков, с чего, можно сказать, все и началось.) Сегодня после того, как улицы Клиши вычищены и подметены, у мэра этого всего лишь одного из официально зарегистрированных 900 "проблемных городков и кварталов" Франции одна забота: как избежать того, чтобы происшедшее не оказалось забыто, и добиться, чтобы из драмы октября-ноября были извлечены уроки?
Беспокойство вполне оправданное. Если вслушаться в гул не стихающих комментариев прессы и политиков по поводу недавних событий, может создаться впечатление, что перечитываешь роман Франсуазы Саган "Любите ли вы Брамса?", герои которого, пережив серьезную драму в своих отношениях и поклявшись друг другу начать новую жизнь, вместе с читателем возвращаются на первую страницу, словно ничего не произошло. Трудно сказать, что играет определяющую роль в потоке повторяющихся объяснений: неготовность выйти за рамки "политически корректных" стереотипов, инерция рефлексов политических элит или боязнь признать реальность просто из-за того, что она слишком тревожна.
Так или иначе, после того как с улиц убрали скелеты сожженных автомобилей и литые шары для игры в "петанк", служившие булыжниками "новым пролетариям" из предместий, привычная политическая жизнь вошла в прежние берега. В результате сама тема осенних "мятежей" незаметно превратилась из повода для размышлений о характере заболевания всего общества в очередной сюжет политических телешоу и предвыборных схваток. Благо, что очередные президентские выборы не за горами - в 2007 году, и возможным кандидатам пора начинать нагуливать необходимый вес.
Левые и правые вернулись к обычному препирательству по поводу того, кто больше виноват в том, что за тридцать лет попеременного правления страной пригороды превратились в национальные и социальные гетто. Поскольку внутри каждого лагеря в свою очередь разгорается уже далеко не подковерная борьба, тему предместий, как гранату с выдернутой чекой, соперники перебрасывают друг другу. Особенно заметно это в лагере правящей голлистской партии, где, уже фактически перевернув страницу Жака Ширака, за выход в финал состязаются премьер-министр Доминик де Вильпен и министр внутренних дел, лидер правящей партии Николя Саркози. И хотя столкновение этих весьма разных по стилю, манерам и даже внешнему облику претендентов носит характер непримиримого личного соперничества, на самом деле они всего лишь тренируются для схватки с главным соперником - кандидатом от ультраправых. В этой ситуации состязание де Вильпена и Саркози это попытка политического класса страны определить, каким наиболее эффективным способом можно остановить националистов.
Как остановить Ле Пена?
Премьер делает ставку на ресурсы традиционной голлистской политики общенационального единения. Саркози считает, что единственный способ одолеть Ле Пена, это, по существу, им стать, отобрав у ультраправых вместе с их главными лозунгами и часть избирателей. У каждого из них свой рецепт решения проблемы предместий. Вильпен напирает на интеграцию - решение социальных проблем и создание рабочих мест для безработных подростков, предлагая тем, кто так или иначе бросает школу, поступать с 14 лет на технические курсы, чтобы, получив хоть какую-нибудь профессию, начать работать. "Сарко" в роли сторонника жестких мер собирается выкорчевывать в предместьях мафиозные структуры, оплачивающие "труд" тех же подростков куда щедрее, чем государство или любой законопослушный предприниматель, и грозит, подобно Ле Пену, высылкой из страны всех иностранцев-нарушителей спокойствия. Оба поддерживают объявленную президентом Шираком программу добровольной гражданской службы, которая призвана заменить всеобщий призыв в армию, до недавнего времени служивший мощным инструментом интегрирования во французское общество детей из семей иммигрантов.
При этом ни оба правых кандидата, ни тем более левые не отваживаются, как говорят во Франции, "назвать кошку кошкой" и, переступив правила политкорректности, признать, что в бунте окраин на поверхность выплеснулись не только социальные контрасты общества, но и острейшая проблема современной Франции, как, впрочем, и всего европейского общественного организма - проблема массовой мусульманской иммиграции. Между тем, упирая именно на эту тему и называя вещи своими именами, ультраправые, обретя новое дыхание после массовых беспорядков в предместьях, собирают такой урожай общественной поддержки, о котором они и не мечтали. Если в 2002 году французские избиратели, как бы устыдившись самих себя за то, что "согрешили" с Ле Пеном в первом туре, спохватившись, прокатили его во втором, отдав 80% голосов Шираку, то сейчас пошли разговоры о том, что на выборах 2007 года исход финальной схватки в пользу кандидата правых не гарантирован.
Понятно, почему на теме иммиграции, как на банановой кожуре, боятся поскользнуться все представители истеблишмента, включая и ретивого "Сарко". Начать с того, что он сам выходец из семьи венгерских иммигрантов. Кроме того, как и в прошлом, нынешнее демографическое состояние и экономика страны (как и остальной Европы) требуют импорта рабочей силы из-за рубежа. Так что с этой точки зрения стенания Ле Пена о том, что иммигранты губят Францию и "объедают" французов, - чистый популизм и демагогия. Любое ответственное правительство будет, таким образом, вынуждено в будущем не свертывать иммиграцию, а всего лишь каким-то образом регулировать ее, о том же, чтобы вернуть Францию в буколические патриархальные времена этнической или христианской однородности, вести речь несерьезно.
Месть мачехе
За прошедшие десятилетия, если не века, Франция успешно "переварила" не одну волну достаточно массовой внешней иммиграции: итальянскую, испанскую, польскую, русскую. До недавнего времени справлялась без больших проблем и с выходцами из своей обширной колониальной империи, включая, естественно, и вьетнамцев, и выходцев из Магриба, и французской Черной Африки. Да и сейчас с разросшимися и расплодившимися уже на новой родине общинами восточноевропейцев, латиноамериканцев и "азиатов", как здесь называют китайцев, вьетнамцев, филиппинцев, проблем нет. Почему же в такой яростно агрессивной форме восстают против страны, в которую так стремились их отцы, французы-мусульмане из предместий?
Сама формулировка такого вопроса воспринимается на родине прав человека как провокация - попытка начать сортировать формально равных перед законом "детей Франции". За одну только его постановку и попытку поразмышлять, не просматривается ли за последними событиями связь между нынешним по-своему специфическим "европейским исламом" и конфликтом целого поколения с современной западной цивилизацией, французский философ Ален Финкелькрот, сам потомок эмигрантов из Польши, был обвинен чуть ли не в расизме. Между тем отказываться ставить этот вопрос - значит отдавать ответ на него все более агрессивным защитникам лозунга "Франция для французов".
Конечно, в отличие от российских функционеров, у которых всегда наготове расхожее объяснение для создаваемых ими самими проблем, никому из политиков во Франции, включая Саркози или даже Ле Пена, не пришло в голову искать объяснение восстания предместий в кознях "Аль-Каиды" или сваливать на "наемников-наркоманов" из арабских стран ответственность за нападения молодежных банд на полицейские и пожарные машины. Тем не менее существует очевидная связь между исламом и радикальным исламизмом, в том числе в его террористическом выражении. Эта связь, безусловно, присутствует и в культурном, и в психологическом отчуждении, которое, смешавшись с реальными социальными проблемами предместий и не менее серьезной дискриминацией "смуглых и курчавых", превращает мусульманские кварталы в гетто "третьего мира", находящиеся на расстоянии четверти часа езды от центров западного процветания и роскоши. Чтобы защитить французов от неоправданных подозрений в исламофобии, стоит напомнить, что не только у них существуют проблемы с "европейскими мусульманами". Согласно данным недавних социологических опросов, волны антииммигрантских настроений и ксенофобии захлестывают в последнее время разные европейские страны. Первое место в них занимают греки, за которыми вплотную следуют венгры и австрийцы. Если у французов проблемы с арабами и африканцами, то в этих странах косо смотрят на своих мусульман-албанцев. Не намного лучше обстоят дела у других европейцев - у испанцев с марокканцами (особенно после последних терактов), немцев с турками, голландцев с индонезийцами, даже если после парижских катаклизмов власти в этих странах в один голос уверяли, что у них-то подобное невозможно.
В чем-то они правы: Франция по ряду причин оказалась на переднем крае конфликта, который здешние элиты, осеняя себя крестным знамением, отказываются называть столкновением цивилизаций. Первая из них - то, что здесь количество местных мусульман пропорционально числу населения, можно сказать, на порядок больше, чем в большинстве других стран континента (6 млн., т.е. почти 10% по сравнению с 3% в Англии, 2, 5% в Испании и 2% в Италии). Вторая причина: именно во Франции миф о Европе, воплощении "свободы, равенства и братства" для всех, поддерживается не только поклонением революционной истории, но и широким общественным мнением, превратившим его в вариант национальной миссии, если не религии.
Ведь именно в такую Европу стремятся попасть любой ценой и любыми способами тысячи и тысячи африканцев. Те, кто достигает заветного берега мечты, чувствуют себя, по крайней мере поначалу, счастливчиками; те же, кто здесь родился и осознал, что кроме, пожалуй, свободы, ни равенство, ни братство тут не распределяют бесплатно, как благотворительный суп, приходят в ярость и мстят мачехе, которая продолжает со всех политических трибун и телеэкранов уверять их в том, что любит их, как родных детей.
В новом мире без прежних границ, стен и барьеров, за разрушение которых Европа, верная идеалам своей романтической молодости, так пламенно выступала, уверяя, что в нем "всего хватит на всех", как выяснилось, ей самой надо заботиться о выживании. Причем не только из-за опасностей извне, но и грозящего расколоть ее повышающегося давления внутри. Расставаться с мифами всегда трудно, ведь они не только составляют часть истории и культуры, но и, корректируя реальность, помогают с ней смиряться и в ней существовать. Настало время и старым, и новым европейцам расстаться с мифом о Европе как о Земле обетованной и осознать, что Европа - это всего лишь шанс. Для каждого. Что не так мало.

Андрей ГРАЧЕВ. "Новое время", 31 декабря 2005 года

Мы попросили прокомментировать французские восстания руководителя Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования Анатолия Вишневского.
- Анатолий Григорьевич, во Франции скопилось большое число иммигрантов, находящихся в социально неблагополучной ситуации. Уже одно это служило источником недовольства, которое постепенно накапливалось. Но дело, конечно, не только в экономическом положении иммигрантов...
- Конечно. Не меньшее, а может быть, и большее значение имеет культурная маргинальность иммигрантов и даже их детей. Речь идет о людях, приехавших из другого культурного мира, выходцах из крестьянских обществ, живущих совсем по другим правилам, нежели принимающие их современные европейские городские общества. История не раз показывала как то, что вчерашние крестьяне или их дети со временем становятся успешными горожанами, так и то, насколько болезненным может быть это превращение. Такими людьми, оказавшимися на культурном перепутье и к тому же недовольными - не без основания - своим экономическим и социальным положением, очень легко манипулировать. Они легковерно попадают под влияние любых лозунгов, и едва ли стоит удивляться, что наиболее понятными им часто оказываются призывы к объединению на основе этнорелигиозной солидарности.
К тому же не следует забывать, что основная часть людей, участвовавших во французских погромах, были подростки, особенно чувствительные к подобным призывам. Группы молодежи, предоставленные сами себе или умело направляемые, вообще легко объединяются под сомнительными лозунгами. Главное, что необходимо для таких объединений, - это ощущение их участниками коллективного морального права заявить о себе.
Я не думаю, что это был самый ужасный социальный взрыв, пока участие в нем принимала только незрелая, неорганизованная молодежь. Но эта молодежь повзрослеет, и если у нее останется это недовольство, то оно может породить более серьезные контркультурные и антигосударственные тенденции. Это будет гораздо опаснее, может перекинуться на другие страны Европы и т. п.
Недавно появилась информация, что Европейский союз планирует выделить 1 млрд. евро на улучшение ситуации с мигрантами. Я не знаю, достаточно ли этой суммы, но цифра все-таки немалая. Только как правильно потратить эти деньги? Нельзя остановиться на первой эмоциональной реакции на происходящее, которая, кстати, была характерна для многих в России: просто взять и выгнать всех приезжих, вот и весь разговор. Никто не собирается оправдывать этих подростков, тем не менее, надо понимать, что если мы хотим избежать повторения ситуации, в том числе и в России, то вопрос должен быть осмыслен более серьезно.
- Как во Франции относятся к этим восстаниям?
- Во Франции их воспринимали спокойнее, чем в России. Там вообще более спокойно относятся к социальным конфликтам, понимая их неизбежность. Кроме того, во Франции есть немало людей, которые считают, что восставшие правильно сделали, напомнив о себе и своем положении. Ведь это верно, что многое не было своевременно предпринято государством для снятия напряжения в обществе. Нельзя сказать, что не делалось ничего, но я думаю, что французы все же не были готовы к стопроцентной интеграции пришлого населения, к рассмотрению его как равного себе. И ведь нельзя сказать, что Франция - ксенофобская страна. Она достаточно терпимая, там не слишком сильны расовые и прочие предрассудки, но, по-видимому, сказалось социальное высокомерие.
- Какие уроки может извлечь из этого для себя Россия?
- В России пока нет такого количества иммигрантов, иммигрантских анклавов, которые во Франции стали уже целыми государствами в государстве. И нам важно не допустить ошибок Франции. Если мы хотим принимать мигрантов, а нам это придется делать, то мы заведомо должны понимать, что это требует значительных усилий со стороны общества, значительных финансовых вложений, для того чтобы этих людей интегрировать в общество. Для этого нужна четкая миграционная стратегия, которой у нас пока нет.
- У вас есть предложения по недопущению подобной ситуации в России?
- Мне кажется, что, поскольку население России убывает, а огромная территория остается пустой, нужно стремиться, подобно американцам, к наращиванию числа российских граждан за счет миграции и вести в этом случае опять же американскую стратегию. Они принимают порядка 1 млн. человек в год, но квотируют этот процесс, следят за количеством приезжих из разных стран. Наша беда сейчас в том, что нет стратегии и никто не знает, как нужно действовать.
Иммиграция - это такой процесс, в отношении которого государство должно добиваться общественного консенсуса. Пока нет ни консенсуса, ни четкой программы, вокруг которой он мог бы формироваться. А без этого невозможны и серьезные действия, требующие значительных ресурсов, и не только денежных, но и культурных, интеллектуальных, образовательных. Например, у нас сейчас высвобождаются мощности системы образования, потому что по демографическим причинам сокращаются контингенты учащихся. Можно было бы частично использовать эти мощности для пополнения населения за счет молодых иностранных специалистов, которые выучились здесь, хорошо себя зарекомендовали, начали активную трудовую жизнь. Но общество должно одобрить такой вариант развития событий, а не встретить его в штыки.
- Какой вы можете дать прогноз дальнейшего развития миграционной ситуации в мире?
- Понятно, что многие будут стремиться из бедных стран в более благополучную и богатую Европу. Здесь начнут складываться диаспоры этих народов, которые потом станут способствовать попаданию сюда своих земляков. Однако "диаспоризация" не способствует интеграции приезжих в общество. Классические диаспоры - еврейская, армянская - могли не растворяться в обществах, в которых они жили, на протяжении сотен лет. Но сейчас другие времена, другие масштабы миграции, меняется, думаю, и роль диаспор. Они должны помогать человеку поскорее интегрироваться в общество, а не отгораживаться от него. А государство должно работать с диаспорами, уважая культурную или религиозную самобытность приезжающих, но проводя неукоснительно линию на выработку их общегражданской идентичности.
- Есть у многонациональной России риск проведения неправильной миграционной политики?
- Риски всегда есть, и для России они могут быть серьезнее, чем для Франции и других стран, потому что Франция переварила не одно поколение мигрантов: польских, русских и т. д. Конечно, с арабскими иммигрантами сейчас труднее, но тем не менее во Франции есть и терпимость, и какое-то частичное понимание проблемы. У России же нет такого опыта. Поэтому если она не предпримет специальных усилий, чтобы усвоить данный опыт с опережением, а допустит стихийное развитие событий, это может иметь непредсказуемые результаты - от локальных конфликтных ситуаций, которые у нас сегодня уже происходят (пример: турки-месхетинцы, выдавливаемые из страны), до потери части территории. Так, если не контролировать стихийную китайскую миграцию, то очень скоро Дальний Восток может стать китайским. Риски очень большие. Лучше сейчас потратиться, во всех смыслах, чем потом платить за свои ошибки много дороже.
- Можно сказать, что речь идет о проблеме номер один?
- Во всяком случае, это будет одна из главных проблем внутренней политики России на протяжении всего XXI века. Прогнозы показывают, что если бы реализовался тот приток мигрантов, который необходим для предотвращения убыли населения страны, то уже к середине века иммигранты и их потомки достигли бы примерно трети населения России, а потом их число перевалило бы за половину. Тогда приезжих и их потомков станет большинство, это будет совершенно другая страна. Но одно дело, если это будут россияне, скажем, азербайджанского, китайского или таджикского происхождения, как, например, в Америке есть афроамериканцы, американцы немецкого или японского происхождения и т. д. А другое дело, если это будут азербайджанцы, китайцы или таджики, "проживающие на территории России". В таком случае Россия скоро станет "бывшей Россией".
***
Комментарий политолога
Михаил ВИНОГРАДОВ, руководитель департамента политического консультирования Центра коммуникативных технологий "РRОПАГАНДА":
- Основания сравнивать Россию с Францией вполне очевидны. Межэтнические конфликты в обеих странах - естественное следствие распада прежних колониальных систем, сопровождавшегося сохранением взаимного влияния "колонии" и "метрополии".
Самая срочная задача, которая стоит перед Россией для недопущения французского сценария, - это пересмотр функций правоохранительных органов в миграционной политике. Сегодня эти функции искусственно расширены. Необходимо заменить процедуру милицейской регистрации постановкой на учет в фискальных органах. Главная задача государства - содействовать выходу из тени всех видов деятельности гастарбайтеров, и роль милиции должна носить вспомогательный характер. Видимо, придется пойти и на серьезное сокращение численности милиции, иначе никакими мерами не побороть очевидную бессмысленность и во многих случаях противозаконность действий постовых на столичных улицах.
Кроме того, органы внутренних дел не в состоянии анализировать структуру миграции. Не секрет, что, например, диаспоры выходцев из Азербайджана часто не однородны ни этнически, ни профессионально, однако милиционеры привыкли оперировать довольно примитивными оценками ("лица кавказской национальности", "азербайджанская ОПГ") и редко проявляют склонность к более серьезному анализу.
Цивилизованная миграционная амнистия - это задача-минимум. Более масштабной (хотя и труднореализуемой) является задача создания экономических стимулов для прибытия мигрантов в регионы с высоким уровнем убыли населения, например с помощью запуска там специальных ипотечных программ.
Что же касается социальных противоречий, то здесь самой потенциально взрывоопасной территорией может оказаться Подмосковье. Живущая там молодежь (включая и русских) недостаточно социализирована: не случайно именно жители московских пригородов были основными участниками погрома трехлетней давности после фиаско российской сборной на чемпионате мира по футболу. И без их полноценного вовлечения в "столичную" орбиту, без создания нормальной инфраструктуры для работы и отдыха Москва будет оставаться потенциальной мишенью для выплеска агрессии со стороны живущих по ту сторону МКАД.

Беседу вел Сергей АВАКЯН-РЖЕВСКИЙ. "БОСС", 28 декабря 2005 года