… о российских пригородах

Долетят ли до России искры пламени Парижа?

Что творится сейчас в российских столичных пригородах? В течение этого года у нас была возможность поездить-поизучать жизнь и быт населения городов и поселков, близко расположенных к Москве и Санкт-Петербургу. Мы специально не пытались почуять, зреют ли там бунты, тем более что во Франции тогда все еще было спокойно. В поле нашего зрения была не политика, а экономика и социальная жизнь пригородов российских столиц. Однако наблюдения кое-что проясняют и в политическом плане, о чем и спешим рассказать.
Плотины миграционных потоков
Российские пригороды замечательны особенной - "проточной" - демографической моделью. Естественный прирост населения в них подавляется миграционным, а пришлый народ не укореняется: потомки переселенцев чаще всего стремятся переселиться в близлежащий мегаполис.
В этом плане пригороды мегаполисов схожи с советскими "северами" , рабочими поселками, леспромхозами и тому подобными территориальными хозяйственными единицами, которые высокими заработками (в советской терминологии, "длинным рублем") притягивали рабочую силу из других регионов. Эта рабочая сила могла быть малоквалифицированной, но при этом была готова жить в условиях аскетического быта с минимальной бытовой инфраструктурой, чаще всего в суровых климатических условиях.
В период экономических реформ местные хозяйства такого типа претерпевали существенную эволюцию: часть из них приходила в упадок, некоторые, наоборот, становились процветающими территориальными анклавами. Участь определялась, как правило, изначальным политико-экономическим профилем. Если политика (необходимость обеспечить минимальное заселение территории, военно-политический контроль над важными коммуникациями, социальную поддержку коренного населения и т. п. ) доминировала над экономикой, то есть территория жила исключительно на трансфертах и так называемом северном завозе, в период бюджетных кризисов ее, как правило, ожидала деградация. Как правило. Хотя ни одно правило не бывает без исключений - упадок некоторых территорий был приостановлен крупным капиталом, превратившим их во внутренние офшоры (см., например, нашу статью "Роман с Чукоткой", опубликованную в NN 1-2 и 3 "НВ" за 2005 год).
Впрочем, таких исключений немного: не все деградирующие территории годились для офшорного бизнеса, да и олигархов на всех не хватило. Если же экономика на территории все же работала (чаще в виде разработки месторождений полезных ископаемых), она имела шанс сохраниться и в пореформенное время. При этом счастливчики разными способами стали ограничивать приток рабочей силы извне и активно развивать социальную сферу, ориентированную на положительный естественный прирост населения. А неудачники соответственно потеряли иммиграционную привлекательность и стали либо безлюдными, либо вымирающими территориями.
Прямые аналогии неуместны, но некоторые из видовых признаков "северов" характерны и для современных пригородов Москвы и Санкт-Петербурга. Они оказались своеобразными "плотинами" на пути миграции между территориями разного уровня экономического развития, сдерживающими и прокачивающими миграционные потоки из провинции в мегаполисы.
Ездим жить по соседству
Территориальная близость к мегаполису и удобная транспортная схема - первый и самый важный фактор комфортности жизни в пригороде. Благодаря этому фактору его жители могут пользоваться источниками доходов, торговлей, досугом крупного города. То есть преимущества жизни крупного города достаются и пригороду. Однако не бывает абсолютных и безусловных преимуществ: они достаются не всему пригороду, а только наиболее успешным в карьерном и деловом плане его жителям, конкурентоспособным в экономике мегаполиса. То же можно было бы сказать и о неравных по способностям, доходам и благосостоянию жителях самого мегаполиса, однако есть оговорка: мегаполису в целом не присуща пресловутая "спальная болезнь", городские "работники" делятся налогами с "едоками". Из пригорода же подоходный налог "работники" увозят в город. А вместе с ним - и львиную долю местного бюджетного пирога.
Впрочем, это экономический аспект дела. Социальный аспект - в том, что наиболее энергичные, молодые и перспективные жители чаще всего не связывают свое будущее с поселком, поэтому население пригорода плохо укореняется. Мегаполис медленно стареет из-за низкой рождаемости. Пригород воспроизводит его демографический стереотип: деторождение в шкале ценностей населения уступает место карьере, досугу, образованию. Но при этом пригород может стареть скачкообразно - из-за молодежной эмиграции, крупному городу несвойственной. Родившиеся в мегаполисе менее склонны к эмиграции в другие города, чем урожденные жители пригорода.
Между сельпо и автолавкой
Кроме того, на демографические стереотипы местного населения накладываются еще и разные обстоятельства, противодействующие естественному приросту населения промышленного пригорода. Отчасти они связаны со спецификой хозяйственной деятельности на его территории. Первоклассные рабочие места находятся в городе, а пригороду достаются менее престижные, хуже оплачиваемые, более вредные для здоровья. Возникает расслоение жителей не просто по уровню, а по источникам доходов.
"Раскрутить" собственное дело в пригороде теоретически можно, но на практике - сложно, поскольку с местных товарных и финансовых рынков, естественной вотчины малого бизнеса, в Москву и Питер уходят не только подоходные налоги, но и расходы со сбережениями. А зарплаты и пенсии, которые традиционно ниже столичных, а также карманные расходы местной детворы полноценного рынка не делают.
Поскольку доходы пригородные, а товары и цены - столичные, крайне мала ниша организованной (лицензированной и контролируемой) местной торговли. С одной стороны, она вроде бы должна быть несмотря ни на что, поскольку населению требуется снабжение. С другой, магазины в приличных помещениях, с приличным ассортиментом и обслуживанием есть резон открывать не в пригородах, а в городе - для покупателей с более высокими доходами. Поэтому собственная организованная торговля в пригородах часто представлена магазинами в подвалах домов и ларьками. По модели работы эти торговые точки представляют собой нечто среднее между автолавками и сельпо, продающими, пользуясь советской терминологией, товары "первой необходимости" и "повседневного спроса".
Часто встречается и неорганизованная торговля дешевым и некачественным товаром, иногда прямо "с земли", нередко вызывающая претензии старожилов к администрации. Хорошо налажена система возврата просроченных товаров с городских свалок на мелкооптовые пригородные и провинциальные рынки. Однако начни администрация такую торговлю организовывать и улучшать - уровень цен неизбежно поползет вверх, и сразу возникнут проблемы со снабжением малоимущей части местного населения.
Торговля географией
Впрочем, забирая у пригорода лучшие человеческие ресурсы и рынки, мегаполис кое-что отдает взамен. Развить местный рынок сложно, однако можно, пользуясь все теми же преимуществами местоположения, попробовать "вытащить" в пригород рынок самого мегаполиса - вместе с продавцами, покупателями и инфраструктурой. Более слабому в торговом отношении пригороду в одиночку конкурировать с городом смысла не имеет, но можно скооперироваться с сильным союзником. Таким союзником для расположенных вдоль границ Москвы и Санкт-Петербурга муниципалитетов становятся гипермаркеты. Они привлекательны для покупателей именно потому, что огромные и соответственно - относительно доступные по ценам. Между тем в столицах для них есть все, но там мало свободной земли, и она дорога. Поэтому они ищут более выгодных налоговых условий, дешевой рабочей силы, а главное - больших пустующих территорий.
И находят в пригородах. Там ниже не только ставки зарплат и размеры пенсий, но и стоимость аренды. Судя по росту числа гипермаркетов вдоль Московской кольцевой автомобильной дороги, местные власти с большим успехом распоряжаются неудобным соседством с Москвой. Движение по транспортным магистралям двустороннее, поэтому не только пригород едет в Москву, но и Москва - в пригород. Сначала, в лице инвесторов-застройщиков, - за свободными земельными участками, потом, в лице оптовых и розничных покупателей, - за товарами.
Владельцы и большая часть персонала гипермаркетов - люди не местные, и для пригородов это, конечно, минус. Зато их покупатели - тоже пришлые, а это уже плюс, потому что они привозят с собой свои деньги, делая огромный оборот. Пригород, как правило, получает от этого бизнеса - по специальной договоренности - ограниченное количество рабочих мест, зато снимает большую арендную плату. И его производственно-торговая слабость превращается в его рентную силу.
... а экология - в нагрузку
Однако и это преимущество неоднозначно. Обратная сторона рентного благополучия - относительно меньшая пригодность "дальних подступов" экономики мегаполиса для жизни. Посетители гипермаркетов, как правило, автомобилисты, поэтому привозят с собой не только деньги, но и выхлопы. Транспорт, погрузка и разгрузка, складирование огромного количества товара - короче, вся логистическая цепочка - существенно пополняют пригородные бюджеты, но и одновременно повышают уровни загазованности воздуха, шума, заливают обочины поселковых дорог отработанными нефтепродуктами.
В плане экологии пригород может также оказаться заложником соседства с близлежащими городскими промышленными окраинами, дымящими трубами ТЭЦ и городскими свалками.
Заимствованный из города демографический эгоизм, относительно тяжелые условия труда на градообразующих предприятиях (там, где они вообще сохранились), рисковая торговля "с земли" и часто плохая экология отбивают у большинства жителей промышленного пригорода желание пускать в нем семейные или деловые корни.
Однако в таком пригороде можно жить временно, так сказать, проездом. Одни живут здесь, потому что есть места, где, как им кажется, жить гораздо лучше и куда они хотят переехать в будущем. Временный этап жизни в пригороде для них - срок получения карьерных перспектив в ближайшем городе.
Другие бегут сюда из депрессивных провинциальных районов, где нередко остаются и ждут денежных переводов их семьи. Градообразующие предприятия многих пригородов были ориентированы на завоз рабочей силы еще с советских времен. Основную часть персонала возникших на их территории промышленных предприятий составили люди, приехавшие из разных регионов бывшего Советского Союза. Они же в свое время образовали новое местное население.
Жизнь "про запас": вариации на тему
Ориентация на завоз рабочей силы сохранилась и поныне, причем завозить ее с Украины, из Молдавии, тем более Турции оказалось не обязательно. Работников бюджетной сферы - учителей, врачей, социальных работников - на зарплаты, естественно, ниже, чем даже на местных производственных предприятиях, власти пригородов регулярно находят в дальнем Подмосковье, Ленинградской области и соседних областях Центра и Северо-Запада России, лишенных географических преимуществ пригородов и связанных с ними доходов.
Срок пребывания в пригороде этой категории местных жителей может быть растянут на всю оставшуюся жизнь. Однако "временной" остается психология. Решение о переезде поближе к городу, как правило, связано с денежными затруднениями, возникшими на родине. Даже если затруднения преодолеваются, главным движущим стимулом и лейтмотивом всей оставшейся жизни остаются бегство от угроз, примирение с временными трудностями и неудобствами и жизнь "впрок", например, ради детей, которые, когда вырастут, непременно переселятся в мегаполис. Вот такой круговорот людей: те, кто приехал, бежал от трудной жизни, а те, кто хочет уехать - дети тех, кто когда-то приехал. Жить полноценной оседлой жизнью в самом пригороде, получается, некому: одни только что приехали, другие еще не успели уехать.
Все это суть одно из проявлений занимающего прочное место в российской бытовой психологии так называемого феномена "отложенной жизни", когда усилия и ресурсы людей тратятся не на конкретную нынешнюю, а на абстрактную будущую жизнь, жизнь "про запас". Видимо, в основе этих стереотипов не только недавние исторические корни воспитанного в советское время жертвенного отношения к настоящему во имя "светлого будущего", но и более глубокие, лежащие в основе не просто советского, но российского общественного сознания вообще.
Демография трущоб
Поэтому материальная среда промышленного пригорода напоминает вахтовое поселение советских времен - место приложения относительно неквалифицированного труда и жизни относительно непритязательного пришлого населения. Жилье пригородов - конечно, не землянки, не бараки и не бытовки. Но постоянным его также назвать трудно. Даже в относительно благополучных муниципалитетах, например, во множестве остается ветхий деревянный частный сектор застройки 50-70-х годов - рудимент сельского, досоветского уклада местной жизни. Коммунальный жилищный фонд одного из самых богатых подмосковных муниципальных образований состоит в основном из пятиэтажных домов постройки 60-х годов прошлого века. Технический срок эксплуатации пятиэтажек фактически закончился, уровень их износа составляет от 90 до 100%. Балконы опломбированы жилищно-эксплуатационными службами, выходить на них опасно - могут обрушиться. Инженерные коммуникации часто сильно изношены, водопроводные трубы ржавые, вода непригодна для питья. Население коммунального жилого фонда преодолевает эту проблему разными способами. Кто побогаче (читай: кто ездит работать в Москву), - устанавливают индивидуальные системы очистки или периодически покупают баллоны с чистой водой; кому не по карману (все остальные) - ходят по воду на артезианские скважины.
Короче говоря, жить в пригородах не очень комфортно - но люди живут. И, как представляется, живут не только от безысходности. Безысходность - удел оседлой части населения: состарившихся работников предприятий советского времени и местного деклассированного элемента. Людей более или менее деятельных - мигрирующих - мирит с полуспартанским бытом ощущение временности местной жизни. Оно снижает уровень притязаний населения и материализуется в столь же временном быте промышленного пригорода. Жить "на широкую ногу" в этой среде проблематично, но пережить-перетерпеть промежуточный этап жизни она позволяет. Или дожить.
Население пригородов, в отличие от классических вахтовых поселений, представлено всеми возрастами: наступление пенсии не связано с возвратом на "материк". "Земля обетованная" "светит", как правило, молодежи, которая здесь вырастает для другой - лучшей жизни. Это сказывается в культуре, системе управления, других формах отношения жителей друг к другу и внешней среде.
Дом в пределах койки
В одном из поселков, граничащих со столицей, мы провели необычное социологическое исследование: пользуясь содействием администрации, попросили местных старших школьников написать сочинение на тему "Мой поселок". Были общие места, были курьезы типа противоречивых пожеланий муниципалитету то усилить милицейский наряд на молодежной дискотеке, то, наоборот, "убрать с дискотеки ментов". Но были и вещи, давшие пищу для размышлений. Лидерами по частоте упоминаний в сочинениях стали проблемы озеленения и грязи в подъездах и во дворах.
Ну, что касается озеленения, здесь стоит сделать сильную поправку на усиленное экологическое воспитание, предусмотренное современными школьными программами. Визуальное наблюдение показало, что, несмотря на беспокойство школьников, поселок достаточно зелен. А вот состояние подъездов, дворов, благоустройство придворовых территорий действительно оставляет желать лучшего. И это вполне объясняется пресловутыми местными поведенческими стереотипами.
Для "вахтовика" дом заканчивается, в лучшем случае, за пределами квартиры, если не за пределами своей комнаты или даже койки (если квартира коммунальная или вообще общежитие). Любая инфраструктура жизни (чистота во дворах, насаждения, экология и т.п.) становится здесь - ничего не поделаешь - менее важной, чем ее основа и структура (попить, поесть, помыться, переночевать). Относительная дешевизна жизни для людей, зарабатывающих не столько профессией, сколько физическим и психическим здоровьем, важнее ее качества. Слабая мотивация деторождения, женитьбы и замужества, укоренения "вахтовиков" - еще одна причина отсутствия спроса на развитие инфраструктуры. Внутренняя среда российского промышленного пригорода - даже если в нем живут люди разного возраста и пола - все равно ориентирована на сильное, трудоспособное, живучее мужское и мужеподобное население.
В какой-то мере администрация поселка это учитывала, ежегодно делая косметический ремонт подъездов и крыш домов. Однако ее попытки заняться пресловутой инфраструктурой в унисон с чаяниями будущего - но не нынешнего! - поколения местного населения наталкивались на яростное сопротивление общественности: посаженные в песочницы грибки вырывались с корнем, а качели гнулись в дугу. Не нашла желанного отклика и компьютеризация местных школ. Да оно и понятно: было бы странно, например, если бы руководство типичной студенческой "общаги" с многократно выломанными и вставленными обратно дверными замками, устоявшимся запахом щей из столовой и тараканами-старожилами занялась бы кондиционированием воздуха в холлах и коридорах.
Преклонный возраст местного самоуправления
С другой стороны, само население изначально не рассматривает органы местного самоуправления с надлежащей серьезностью. Как источник реальной власти, способной решить местные проблемы, как и в советские времена, воспринимаются скорее руководители местных предприятий, а администрация поселка - в лучшем случае как распорядитель общих поселковых денег, далекий от этих проблем. И с проблемами этими в первую очередь идут не в администрацию, а к руководству предприятий. Как показывает опыт наблюдений, самой активной из реально действующих местных общественных организаций на территории многих пригородов оказываются советы ветеранов. Преимущественно людей пенсионного возраста мы увидели и на встречах администраций с населением. Классическое местное самоуправление оказывается преклонного возраста.
И это вполне объяснимо: типичный житель промышленного пригорода - человек, находящийся "на заработках". За пределы текущих квартирно-бытовых проблем, интересующих такого жителя в первую очередь, в своих высказываниях выходят только дети и старики: и тех, и других волнуют такие проблемы, как благоустройство среды, территориальная равномерность расположения объектов социальной инфраструктуры, загрязнение территории транспортом, молодежный досуг и т. п.
Большинство же взрослых перед собой таких проблем или не ставит вообще, или благополучно решает их в столицах. Помимо расхожих объяснений этого феномена, вроде несовершенства системы выборов, отсутствия общественной активности и незрелости гражданского общества, есть и историческая предпосылка: местная жизнь, сложившаяся вокруг градообразующих предприятий.
Отношения бизнеса и власти: местная версия
Город вокруг крупного предприятия - распространенный результат советской индустриализации - формирует совершенно особый тип местного сообщества. Традиционная соседская территориальная общность заменяется профессиональной, точнее, производственной. А механизмы общинного местного самоуправления - механизмами корпоративного управления (если можно так назвать управление советскими предприятиями).
И этому местному управлению достаточно сложно отделиться от корпоративного во всех смыслах. Во-первых, в смысле технологии и экономики. Инженерные коммуникации предприятий оказались неотделимыми от муниципальных. Капитальные вложения в новую систему водоснабжения одного из питерских пригородов сопоставимы с несколькими бюджетами.
Во-вторых, сохраняются социальные связи с градообразующими предприятиями. Хотя жилой фонд передан на муниципальный баланс еще десять лет назад, некоторые крупные предприятия с длинной историей на безвозмездной или условно возмездной основе продолжают вести строительство коммунального жилья хозяйственным способом для своих сотрудников - очередников советских времен пенсионного возраста. И тот, и другой случай суть продолжение корпоративного управления социальной сферой. Судя по "попаданию" в проблему - более успешного, чем управление муниципальное.
Система местного самоуправления, скорее всего, пройдет ряд промежуточных этапов, прежде чем примет привычные очертания. Показательно, что смена местной власти идет параллельно смене влияния предприятий на его территории. Так, в результате местных выборов 2000 года на посту мэра подмосковного муниципального образования бывшего менеджера агрофирмы сменил действующий менеджер авторынка. С одной стороны, во главе местной жизни - вновь хозяйственник, а не представитель общественности или, на крайний случай, профессиональный чиновник. С другой стороны, этот хозяйственник представляет уже не классическое градообразующее предприятие - оно для поселка больше арендатор, чем работодатель.
Перспективы прирезки
Экономическое положение столичных пригородов определяют в первую очередь внешние факторы. Находясь между двумя полюсами - экономикой мегаполиса (как правило, крупного города) и экономикой провинции, пригород получает возможность играть на их различиях. Пока эти различия велики, пригород не останется без рабочей силы, а следовательно, без гарантированного миграционного притока населения.
Правда, мощность этого притока находится в обратной связи с экономическим развитием провинции: общий экономический подъем наверняка его ослабит. Хотя, если речь идет о пригороде столичном, никакой подъем не ослабит тяги "жить в столице". Поэтому сохранение существующего демографического профиля весьма вероятно: в целом деятельное и активное взрослое население, озабоченное текущими вопросами собственного жизнеобеспечения, молодежь, спящая и видящая себя в городе, неприкаянные дети и подростки и сосредоточенное на местном самоуправлении старшее поколение. И внутренняя среда поселка в целом по-прежнему будет отвечать потребностям взрослого работающего большинства, поддерживая сформировавшийся миграционно "проточный" и естественно убывающий демографический режим.
Кардинально скорректировать положение пригорода может развитие самого города. Для последнего экономический подъем связан в первую очередь с нарастающими транспортными, территориальными, жилищными проблемами. Экономика может расти бурно, но земля и социальная сфера - не резиновые. При том, что город никогда сам не обойдется без иммигрантов, избыточное население для него будет большой обузой. В чем он по-прежнему будет нуждаться - так это в земле. Поэтому пригород для него, помимо неизменной передаточной торговой и транспортно-складской функции, будет все больше играть роль производственную: сюда из-за городской черты будут выводиться уже не только крупные оптовые и розничные рынки, но и промышленные предприятия.
С этого момента с экономической точки зрения пригород становится частью города, а формальная прирезка будет делом времени. Времени отселения тех жителей, жилье которых попадает в план застройки новых промзон, времени формирования спроса на жилье в новых зонах массовой застройки и времени нового строительства. Сценарий поглощения завершится сменой не только демографической модели, но и фактически - самого населения. Это уже будет городское население и городская модель его воспроизводства. Хотя и внутри города промышленный район будет жить другой жизнью, чем район "спальный" или исторический центр.
Мины замедленного действия
В этой непохожей на старые городские районы другой жизни окраин могут крыться социальные опасности типа французских. Замкнутые сообщества удаленных от столиц провинциальных городков - это одно, а компактные "тихие заводи" в черте или вблизи границ большого города - совсем другое. Не зря же "в тихом омуте черти водятся". Вспомним, сколь могущественны в 90-е годы были подмосковные бандитские группировки.
Почему эти омуты образуются? Первая причина, конечно, бедность. Неприсмотренные дети маргинализированных коренных жителей, едва сводящих концы с концами, быстро сбиваются в стаи.
Вторая причина, несомненно, связана с миграцией. Мигранты вообще более деятельны, чем оседлое население - они чаще едут за заработками, чем за красивой жизнью, и энергия уходит в эту деятельность. Кроме того, иммигрантам свойственно чувство благодарности стране, принявшей их, смешанное со страхом лишиться обещанного гражданства. Скорее всего, так обстояли дела и с обосновавшимися в парижских пригородах в 60-80-е гг. прошлого века выходцами из Южного полушария.
Жизненные ориентиры детей мигрантов оказываются уже другими. Чувства благодарности к стране как не бывало: они граждане по рождению. Вопрос выживания не стоит перед ними так жестко, как в свое время перед родителями. Их поддерживает накопленное благосостояние семей да и, судя по всему, щедрые (несопоставимые с нашими) социальные трансферты. "Вкалывать" на непрестижных работах необходимости вроде бы нет, но при этом делать карьеру в мегаполисе тоже "в лом". И внутренних мотивов социально развиваться у потомков мигрантов оказывается меньше, чем у среднестатистического молодого европейца, да и городские работодатели, видимо, не в меру демографически разборчивы. Если наложить на это традиционный уклад жизни этнически однородной общины, то вот и получим замкнутое местное сообщество особого - пригородного - типа. Не очень стремящееся конкурировать в открытой среде города, а потому и не очень конкурентоспособное и не очень этим городом жалуемое. И этот город презирающее. Символичен объект ненависти. В пригородах Парижа горели не дома - места постоянного обитания более успешных и менее замкнутых соседей (и то хорошо, что никто без жилищ не остался), а автомобили, средство передвижения, признак доступности мегаполиса для пригородных обывателей и средство сообщения с ним.
Миграция, решающая кратко- и среднесрочные экономические проблемы, может аукнуться долгосрочными социальными: мигранты должны быть интегрированы в новый социум, до какой-то степени ассимилированы, "переварены" в нем. Если этого не происходит, анклавные территориальные общины внутри открытого сообщества большого города - не что иное, как социальные мины замедленного действия. И тут высокая миграционная склонность и подвижность пригородной молодежи - скорее благо, чем зло. Хуже, если "молодняк" застаивается, варится в собственном дворовом соку, да еще подпитывается крайними этническими культурными течениями.
Спасительный космополитизм
Поэтому сохранение социальной притягательности крупных российских городов, стимулирующей демографическую "прокачку" и препятствующей укоренению, является противоядием от "бессмысленных и беспощадных" бунтов окраин и пригородов. Как ни парадоксально, сохраняющиеся различия в социальных расходах властей мегаполисов и пригородов - на пользу. Как мы видим на примере Франции, широкий поток социальных благ совсем не гарантирует благодарности их получателей, а то и вообще провоцирует у благодетельствуемых социальную агрессию. Кроме того, есть феномен относительно низкой чувствительности этнических сообществ с сильными традициями к уровню комфортности жизни.
Нейтрализовать агрессию замкнутых пригородных общин можно скорее рабочими местами и карьерными перспективами, чем трансфертами. Интенсивное экономическое развитие российских столиц и индуцированное развитие их пригородов в последние пять-десять лет внушает оптимизм. Хотя мало просто притока инвестиций и рабочих мест в крупную торговлю и индустриальное производство, - важен экспорт корпоративной культуры городских компаний. Если подростки и молодежь пригородов и окраин будут стремиться работать в цивильных торговых или сервисных сетях и не по-советски чистых и просторных производственных цехах отверточной сборки или им подобных, конкурируя друг с другом и с москвичами и питерцами, это будет лучшей прививкой от французского синдрома образца 2005 года. Позитивным признаком будет рост этнического разнообразия персонала растущих компаний. Потому что сохранение специализации этнических общин на разных видах деятельности - одним офисы, другим стройки, третьим рынки - чревато конфликтами. Используя труд мигрантов в нишах и видах деятельности, непривлекательных для коренного населения, столицы должны будут или разомкнуть иммигрантские общины и ассимилировать их, или смириться с ростом их влияния на политику и обычную жизнь.
В сравнении с Францией Россия имеет еще несколько лет в запасе для интенсивной социализации потомков мигрантов, родившихся и растущих в пригородах и на окраинах. Они еще дети, а не подростки, их энергию можно успеть направить в позитивное русло, противопоставив силе анклавных этнических традиций космополитические ценности мегаполиса.

Кирилл РОЖКОВ, Наталья СКРЯБИНА. "Новое время", 8 января 2006 года