… о мировых и российских демографических проблемах

Население современной России исчисляется цифрой 145 миллионов человек.
45 миллионов россиян - курящие.
40 миллионов россиян - одинокие.
От одиночества, как говорится, и не хочешь, а закуришь.
Утешимся тем, что не все курящие россияне одиноки, и не все одинокие россияне курят. Два порока не сопровождают друг друга и друг из друга не вытекают. О вреде курения честно предупреждает Минздрав. О вреде одиночества не надо и предупреждать.
ДЕЖУРНЫЙ МИФ
Мы самые добрые и открытые. Мы всечеловечные. Мы любим всех, даже тех, кто не испытывает потребности быть нами любимым. Мы крайне общительны и не ограничены сословно-классовыми предрассудками. Мы столетиями жили в обществе, пресловутая межчеловеческая и душевная открытость в котором ("А поговорить?") ценилась превыше других достоинств даже тогда, когда ее побочные последствия - бесцеремонность, хамство и неуважение к частной жизни, возведенные в принцип государственного отношения к гражданам, - стали невыносимы.
40 миллионов одиноких людей в обществе межчеловеческой открытости - это сигнал тревоги. Человек в отличие от некоторых видов привередливых животных размножается и в неволе. Только в одиночестве размножаться не может. Проблему клонирования оставим генетикам.
РЕАЛЬНОСТЬ
Российская депопуляция, или абсолютное уменьшение численности русского населения за счет превышения смертности над рождаемостью, - любимая тема современных российских социологов и демографов. Любима она потому, что актуальна для элементарного выживания страны.
Вопрос русской депопуляции, переведенный в плоскость "текущих задач партии и правительства", ставится, как правило, в плоскости еще более горизонтальной: русские бабы не хотят рожать. Вопрос, способны ли русские мужики обеспечить ту часть процесса, без которой последующее рождение человеческой особи невозможно, - не рассматривается. Считается само собой разумеющимся: способны! Следовательно, надо создать парламентскую комиссию и провести соответствующие реформы, по реализации которых проблема депопуляции отпадет. Если же этот подход не сработает - взять всех в ежовы рукавицы и на густые решета. Например, обложить одиноких таким налогом, чтобы небо с овчинку казалось, или запретить аборты.
Но мы теперь живем в рыночной экономике и демократическом обществе (это аксиома, не вздумайте ухмыляться!), в котором, как известно, прямое директивное вмешательство в столь деликатные проблемы не допускается. А потому изобретательность государственных умов в принуждении людей к исполнению того, что исполнять они отнюдь не склонны, начинает иссякать.
ПАРАДОКС
Человек с обывательским здравым смыслом и демограф с политологическим уклоном (то есть действующий не в рамках логики науки, а в рамках идеологии) при попытках понять суть так называемого демографического парадокса зачастую приходят к одинаковому выводу: это необъяснимый феномен. Ну не может же, в самом деле, быть так, что в индустриальных странах с очень высоким качеством и уровнем жизни наблюдается депопуляция, в то время как в странах, где впору вместо качества жизни обсуждать качество смерти, демографический потоп выхлестывает из берегов! То есть люди не продолжают свой род там, где жить бы да жить, а там, где жить невмоготу, плодятся как мухи.
Так быть не может. Но так оно и есть.
На основе проделанных наблюдений геополитики выстроили концепцию "борьбы Севера и Юга". Самые недалекие из геополитиков выражаются и вовсе просто: бедный перенаселенный Юг хочет задарма хапнуть то, за что богатый малонаселенный Север клал животы и бился столетиями, а посему - все на баррикады, дадим отпор нашествию голодных крыс! Любопытно, что в громе этого лозунга сникают толки о правах человека, политкорректности и гуманизме.
И вправду, миграционные ручейки из стран третьего мира становятся все полноводнее, все громче плещут в старые камни европейского фундамента. "И кричать начнет "Алла!" с башни Эйфеля мулла..." - так в художественной форме описал этот процесс Александр Зиновьев.
Только Россия верна своей традиционной роли исключения из правила. По уровню индустриального развития и качеству жизни едва ли не страна третьего мира, сохраняющая статус державы благодаря ядерному потенциалу, Россия согласно "логике феномена" должна испытать демографический взрыв, бешеный всплеск рождаемости. А Россия демографически уверенно депопулируется. То есть ведет себя как какая-нибудь зажравшаяся Германия, даже рабочую силу импортирует.
Что же в конце концов происходит?
ЗРЯ В КОРЕНЬ
У истории нет законов. История - беспредел фактов, конкретных ситуаций и случаев. Исторические уравнения, с виду безупречные, при подстановке в них величин и попытке решения дают абсурд.
Высокая рождаемость и многодетность - институции, характерные для тех традиционных социально-экономических структур, в которых они, на фоне общей бедности, являются ЕДИНСТВЕННО НАДЕЖНЫМИ СОЦИАЛЬНЫМИ ГАРАНТИЯМИ. Бедняк из страны третьего мира многодетен и чадолюбив не потому, что не пользуется противозачаточными средствами, и не только потому, что в его стране запрещены аборты. Он многодетен потому, что никто и ничто, кроме семьи, рода и общины, не поддержит его ни в текущей немилосердной реальности, ни в будущем, когда он, состарившись и занедужив, не сможет больше кормиться трудами рук своих.
Добольшевистская крестьянская Россия полностью соответствовала этому типу социально-защитного воспроизводства населения.
В современных индустриальных странах "золотого миллиарда", в первую очередь европейских, картина иная.
Социальная и правовая защита трудящегося индивидуума в этих странах такова, что подстраховываться от нужды и старости многодетностью уже не надо. Социально активный западный тип homo faber, человека производящего, ориентирован на индивидуальный успех. Результаты успеха, в их финансовом выражении, гарантируются и страхуются. Homo faber озабочен двумя проблемами: 1) как сохранить и повысить достигнутый уровень жизни, 2) каким способом сохранить его для потомков. Первая проблема имеет техническое решение. Вторая - не имеет: индивидуальная успешность по наследству не передается. Богатство надо уметь сохранить и приумножить. Без проблем наследуется только бедность.
Иначе говоря, многодетность в бедных странах - это снижение относительного пассивного риска оказаться с протянутой рукой, в богатых странах - увеличение абсолютного активного риска той же ситуации. А какой идиот, кроме спортсмена-экстремала, станет рисковать понапрасну?
ИТОГИ, КОТОРЫЕ ПОДВОДЯТ НАС
Многократно проклятый марксистами английский священник-социолог Томас Мальтус трижды перевернулся бы в гробу, кабы узнал, что его математическая "модель роста" (производство растет в арифметической прогрессии, население - в геометрической) реализована как в прямой, так и в обратной форме.
Если графически изобразить ход коммунистического эксперимента в России в виде линейной кривой, то ее восходящий отрезок будет пологим, а нисходящий, сразу после пика, - почти отвесным. То есть срывом в пропасть. Нынешняя кривая - образцовая синусоида, путь пьяного посреди мостовой.
Коммунистическая кривая нас не вывезла. Но не всегда мы ехали по колдобинам и ухабам. Достигнутый к началу 1980-х усредненный уровень жизни советских человеков - это, может быть, недостижимый предел мечтаний для двух третей человечества.
Мечта, однако, разбилась о реальность. На беспощадное истребление советским режимом "расходного материала", то есть человеческого ресурса, живых людей - в коллективизации, в индустриализации, в заваливании противника трупами на фронтах Великой Отечественной, - народ ответил "снижением риска", атомизацией общества, снижением рождаемости и прочими средствами реального и иллюзорного ухода от всепроникающей власти Великой Утопии, то есть пьянством, наркоманией и сходными адекватными реакциями. Инерция подобного умонастроения чрезвычайно велика, ее не переломить парламентской болтовней и истерическими криками о вымирании русской нации.
Современные россияне странным образом примиряют в себе вполне "буржуазно-индивидуалистическое" стремление жить одним днем и ни в чем (из доступного) себе не отказывать со вполне "третьемирным", восточным фаталистическим равнодушием к ходу жизненных событий и ударам судьбы. "Чему быть, того не миновать", "Будем переживать неприятности по мере их поступления" - самые популярные лозунги момента.
"ПЛАВИЛЬНЫЙ КОТЕЛ"
Термином melting pot ("плавильный котел") американцы в середине минувшего века обозначили этнорасовую тенденцию в собственной стране. Дескать, все коренные и все прибывающие в Америку на ПМЖ не сразу, но сливаются в новую историческую общность - американский народ. Что ж, возможно - если учитывать экономическую и правовую специфику американской социальной структуры. Но очевиден и другой факт: прирост населения США ныне обеспечивается отнюдь не WASP'ами (белыми протестантами англосаксонского происхождения), а скорее чернокожими, выходцами из Латинской Америки и уроженцами стран третьего мира. Белая протестантская Америка (долой расизм и религиозную нетерпимость!) смуглеет, католизируется и исламизируется, причем вовсе не за счет межрасовых и межрелигиозных браков.
В гораздо более сложной форме этот же процесс протекает в странах Западной Европы. Афро-арабский "контингент" Франции, турецкий "контингент" Германии уникальны. За сорок лет в этих странах родились и выросли поколения африканцев, арабов и турок, полностью оторванные от "исторической родины". Новые отечества призывали их отнюдь не затем, чтобы приобщить к демократии и правам человека, - нужна была дешевая рабочая сила для исполнения тех видов работ, к которым коренные жители особой склонности не питали. Потомки новоприбывших частично интегрировались в жизнь новой родины, некоторые даже утратили родной язык и сменили веру.
Но многие продолжают вести традиционный образ жизни в сепаратных общинах. Кто они - африканцы-арабы-турки или некие новые немцы-французы? Как на их образе жизни скажется реальность открытой Европы, не навяжут ли они Европе новую реальность?
Нечто подобное происходит и в России. Наш высокий (сравнительно с третьим миром) жизненный стандарт, достигнутый при коммунистическом строе, базировался во многом на примитивном труде, кадры для которого коммунистическая система рекрутировала через государственное принуждение - использование труда заключенных и солдат, административный режим прописки, временные трудмобилизации. Теперь, когда эта благодать иссякла, на поддержание инфраструктурных связей и на выполнение малоквалифицированных работ попросту нет людей. Никогда не пустующее свято место сразу же начинает заполняться мигрантами со всего бывшего СССР - по закону неудержимого перетекания рабочих рук туда, где есть к чему их приложить.
Мигранты приходят, но не уходят. Обустраиваются, обзаводятся семьями. Интегрируются в новую для них реальность.
Против расово и духовно близких "белых" мигрантов Россия не возражает, равно как и против единоплеменников. А вот с сынами и дочерьми Востока сложнее. Они приносят с собой традиции общинного житья и многодетности, без которых психологически не могут выжить и приспособиться, приносят свои бытовые привычки и трудовой темп. Их социальный уклад и ментальность начнут размываться только во втором-третьем поколениях, в детях и внуках - русский социум пока еще имеет достаточно сил для такой интеграции "чужаков". Но силы его не безграничны. Исподволь обрусевая других, мы размываемся и сами. Потихоньку. Ненавязчиво.
В наши дни тотальная смена социально-культурной модели под наплывом мигрантов вряд ли возможна в том виде, в каком она имела место в древности под натиском воинственных кочевников. Но перспектива в не очень отдаленном будущем получить некий "культурный коктейль" со слабо различимым в нем родным вкусом реальна. Запад это уже чувствует и горько шутит: "Париж - это город на севере, в котором когда-то жили французы".
Не стоит и пытаться понять, где тут Запад, где Восток, где Север с Югом. В социальном ландшафте по компасу не сориентируешься. Нужна мудрость. А мудрость, к слову, - это сочетание ума, опыта и умения ими одновременно пользоваться.
У нас, похоже, не хватает третьего компонента.

Андрей КРОТКОВ. «Алфавит», 25 декабря 2003 года