Мигранты из Средней Азии в Москве[1]

Над темой номера работали Екатерина ДЕМИНЦЕВА[2] Вера ПЕШКОВА[3]

Как изучать мигрантов в Москве

Москва всегда была магнитом, притягивающим мигрантов из других районов России, но в последнее время резко возросла ее роль как крупнейшего в России притяжения внешних миграционных потоков. Внешние мигранты встраиваются в пространство Москвы, трансформируя при этом социальные, культурные, физические измерения городского пространства. Поэтому основная задача настоящего исследования – рассмотреть, как происходит этот двусторонний процесс взаимного влияния города и проживающих в нем мигрантов из-за рубежа. Каким образом организована жизнь мигрантов в городе? Существуют ли отдельные районы Москвы или же места (кафе, рестораны, магазины и т.п.), постоянно посещаемые мигрантами? Существует ли «мигрантская Москва» и если да, то какая она?

При разработке методологии исследования мы учитывали опыт западных исследователей[4] но при этом столкнулись с трудностями использования их подходов, что связано, прежде всего, с различием структуры западного и постсоветского города. Исследуя вопросы функционирования мигранта в городском пространстве в европейских странах, западные исследователи[5] отталкиваются от самого факта существования в городах «мигрантских» районов, изучают новые формы расселения, критикуют политику города и государства, выделяют ряд проблем, которые характеризуют эти кварталы (насилие, преступления, убийства)[6], а также появление новых феноменов, «выросших» в этих «окраинных» кварталах, таких как «молодежь окраин», «новая бедность», «трудный район»[7]. При этом в зарубежных исследованиях обычно подчеркивается не только географическая обособленность подобных районов, но и ментальная исключенность их жителей, их выделение среди населения города. При этом необходимо также учитывать существование различного рода институтов (социальных, религиозных, культурных и т.п.) внутри этих районов: всякого рода ассоциаций, центров адаптации мигрантов, неформальных объединений (общественных, религиозных), существующих на местном уровне, то есть в районе города и способствующих интеграции мигрантов.

В отличие от европейских городов, в Москве – городе советской застройки, которая предполагала типовое жилье и социальное смешение, на данный момент трудно выделить районы, которые бы обладали характеристиками, называемыми авторами при их описании «гетто». «Несмотря на то, что социальные полюса «бедности» и «богатства» постепенно обретают в Москве территориальную и этническую привязку, реальных этнических кварталов в Москве пока нет»[8]. Социальное смешение, предполагавшее в советские годы заселение разных социальных категорий в одном районе, сделало Москву городом, в котором трудно найти эти зоны «исключения». Этот тезис мы можем увидеть в работах наших коллег, ведущих российских исследователей, занимающихся вопросами миграции[9].

Более того, типовая застройка города позволяет во многих случаях лишь условно разделять эти районы по принципу «благополучия» – «неблагополучия», «богатства» – «бедности», поскольку условия проживания во всех районах города (типовые дома, доступность услуг ЖКХ) не отличаются друг от друга. Структура и инфраструктура постсоветского города позволяет говорить о сохранении его «советской» планировки и выделении скорее не районов (кварталов), а мест (домов, жилых комплексов, территорий), выделяемых самими жителями и определяемыми его обитателями, как отличных от остального городского пространства.

Таким образом, начиная исследование, мы видели в качестве первоначальной задачи определение того, как вообще возможно исследовать мигранта в Москве: как выявить территорию, которую сам мигрант выделяет как «свою», оценить степень его интеграции в городское пространство и существование социальных институтов, значимых для него.

Второй, не менее важной задачей было определить, кого, собственно, мы будем изучать. При всем разнообразии миграционных потоков, устремленных из-за рубежа, мы решили остановиться на трудовых мигрантах, приезжающих на заработки из Киргизии и Узбекистана. Во-первых, трудовые мигранты из этих стран принадлежат к одной из наиболее многочисленных групп иностранцев, работающих в Москве. Во-вторых, эти мигранты наиболее подвержены дискриминации как со стороны различных институтов, так и рядовых представителей принимающего общества, в силу своей «видимости». В-третьих, в российских СМИ именно трудовые мигранты из стран Средней Азии преподносятся в качестве некого усредненного мигранта, «несущего угрозу российскому обществу».

Методология исследования[10] была выстроена в двух направлениях. С одной стороны, мы поставили перед собой задачу описать повседневную жизнь мигранта в Москве, обозначив его социальные связи, принадлежность к какого-либо рода сообществам и узнать о его каждодневных и досуговых практиках. С другой стороны, мы хотели описать всю ту городскую инфраструктуру, которой пользуется мигрант в своей повседневной жизни как в районе проживания, так и в Москве в целом.

В качестве начальной точки проекта была выбрана работа с вернакулярными районами Москвы. (Подробнее о понятии вернакулярный район см. статью Л. Смирнягина "О региональной идентичности"). Выбор вернакулярного, а не административного района в качестве единицы анализа городского пространства объясняется тем, что это географическое понятие позволяет отталкиваться в районировании города от представлений самих жителей той или иной территории. Вернакулярный, по-другому он же ментальный, район наделяется его жителями набором когнитивных, аффективных и ценностных компонентов[11], что, в свою очередь, влияет на восприятие городского пространства, на стратегии поведения и идентификации человека. На уровне вернакулярных районов эффективнее всего составление ментальных карт восприятия мигрантами городского пространства и картографирование элементов мигранто-ориентированной инфраструктуры, в том числе мелкомасштабное картографирование отдельных кварталов города.

В силу этого, для нашего исследования вернакулярный район оказался более удобным инструментом работы, чем административный район. Это также позволило нам составить более подробное представление о том, как мигрант определяет для себя «свой район», «свою территорию», как организована жизнь мигрантов в городе, какие существуют на сегодняшний день социальные связи между представителями одного сообщества, и какое место занимают в жизни мигранта в Москве предприятия мигранто-ориентированной инфраструктуры и всей инфраструктуры города.

Районы для исследования выбирались исходя из двух принципов: во-первых, разнообразие по социально-экономическим показателям, во-вторых, возможность проведения регулярных наблюдений членами исследовательской группы. Индикатором социально-экономического развития территорий, с которым связаны уровень престижности и благополучия, особенности застройки, послужила стоимость жилья в разных округах и районах Москвы. Предполагалось изначально, что стоимость жилья и престижность будут коррелировать с наличием/отсутствием мигрантов в районе и развитостью мигрантской инфраструктуры.

Исходя из этих представлений, а также требований возможности регулярных наблюдений, мы выбрали четыре вернакулярных района Москвы: первый, условно названный «Беговой», расположен в Северном округе Москвы на границе с Центральным. Второй, «Академический», - в юго-западной части Москвы. Эти два района относятся к «благополучным» районам столицы. Третий район – «Новый Реутов» на востоке Москвы как «проблемный». Четвертый район – «Молодежный» на западе Москвы как промежуточный между «проблемным» и «благополучным» районом (см. рис. 1).

Рисунок 1. Районы, выбранные для исследования

«Беговой» имеет четкие ограничения транспортными артериями и является самым компактным из изучаемых районов. «Академический» задается транспортными артериями и близостью к станции метро «Академическая». Границы района «Новый Реутов» также задаются транспортными путями, в т.ч. железнодорожными и автомобильными путями. «Молодежный» не имеет таких четких границ и определяется центростремительными силами: близостью к станции метро «Молодежная».

В каждом выбранном районе были проведены глубинные интервью (N=15) и анкетный опрос среди мигрантов, живущих в районе (N=100). Всего проведено 60 глубинных интервью с киргизами и узбеками (этническая принадлежность определяется по родному языку) (табл. 1) и было заполнено 397 анкет.

Таблица 1. Распределение информантов по районам по полу и этнической принадлежности

Гайд интервью включал в себя блоки вопросов, связанные с миграционной историей, историей «освоения» Москвы, повседневностью мигрантов в Москве и районе. Анкета также включала в себя вопросы, освещающие социально-демографические характеристики мигрантов, и вопросы, охватывающие разные стороны жизни мигранта в Москве, такие, как род занятий, рабочий график; условия проживания, домохозяйство, дети; включенность в городскую повседневность, пользование инфраструктурой (в т.ч. транспортом, магазинами, публичными пространствами).

[1] Статья написана в рамках проекта, выполненного при поддержке РФФИ «Трансформация городских пространств: анализ инфраструктуры миграционных сообществ (на примере г. Москвы)» (13-06-00855, руководитель – Деминцева Е.Б., участники проекта в 2013 г.: Елманова Д.С., Пешкова В.М., Рочева А.Л.)
[2] Деминцева Екатерина Борисовна – к.и.н., ведущий научный сотрудник, НИУ ВШЭ
[3] Пешкова Вера Михайловна – к.и.н., научный сотрудник, Институт социологии РАН
[4] Е. Деминцева, руководитель проекта, проводила исследования (Деминцева Екатерина, Быть «арабом» во Франции, Москва, Новое литературное обозрение, 2008; Деминцева Екатерина, Мы приехали сюда за надеждой…» Опыт жизни иммигрантов-малийцев во Франции // Этнографическое обозрение, 2013, №1, С. 104-117; Demintseva Ekaterina, Ignorer ou endurer le racisme (l’experience vecu par les immigre's d’Afrique subsaharienne en France) // Migrations Societe. 2012, Vol. 24, № 44.), направленное на изучение жизни мигрантов и выходцев из мигрантской среды в Париже и его пригородах (2003-2004; 2010-2012). Поэтому при разработке методологии данного исследования мы обращались, прежде всего, к опыту ее полевого исследования во Франции и к работам последних лет французских исследователей, занимающихся вопросами «городских окраин».
[5] Lapeyronnie Didier. Ghetto urbain. Se'gre'gation, violence, pauvrete' en France aujourd'hui, Paris, Robert Laffont, coll. «Le monde comme il va», 2008; Wacquant Loi"c Urban Outcasts. A Comparative Sociology of Advanced Marginality. Polity Press, 2008; Avenel Cyprien, Sociologie des « quartiers sensibles», Paris, Armand Colin (3-eme ed.), 2010; Michel Kokoreff. La force des quartiers. De la de'linquance a` l’engagement politique, Paris, Payot-Rivages, 2003; Michel Kokoreff, Sociologie des e'meutes, Paris, Payot, 2008; Kepel Gilles, Banlieue de la Re'publique / Socie'te', politique et religion a` Clichy/Montfermeil , Paris, Ed. Gallimard, 2012; Kepel Gilles, Quatre-vingt-treize, Paris, Ed. Gallimard, 2012.
[6] Michel Kokoreff. La force des quartiers. De la de'linquance a` l’engagement politique, Paris, Payot-Rivages, 2003; Michel Kokoreff, Sociologie des e'meutes, Paris, Payot, 2008; Belmessous Hace`ne, Ope'ration banlieues, comment l'Etat pre'pare la guerre urbaine dans les cite's franc,aises, Paris, La de'couverte, 2010.
[7] Kepel Gilles, Banlieue de la Re'publique / Socie'te', politique et religion a` Clichy/Montfermeil , Paris, Ed. Gallimard, 2012; Kepel Gilles, Quatre-vingt-treize, Paris, Ed. Gallimard, 2012; Lagrange Hugues, Oberti Marco, Emeutes urbaines et protestations, une singularite' franc,aise, Paris, Presses de Sciences Po, 2006.
[8] Вендина О. Культурное разнообразие и «побочные» эффекты этнокультурной политики в Москве// Иммигранты в Москве / под ред. Ж.А. Зайончковской. Москва, Три квадрата, 2009.
[9] Вендина О. Москва этническая. Грозит ли городу геттоизация? // Демоскоп Weekly, 2004, №177–178; Зайончковская Ж.А. (ред.) Иммигранты в Москве. М.: «Три квадрата», 2009; Григорьева К., Кузнецов И., Мукомель В., Рочева А., Социальная среда российских городов в восприятии «гастербайтеров» и местного населения. М.: Институт Социологии РАН, 2010; Бредникова Ольга, Ткач Ольга, Дом для номады // Laboratorium, 2010, №3. С. 72-95.
[10] Методология исследования была разработана участниками проекта Е. Деминцевой, В. Пешковой, А. Рочевой
[11] Калуцков В. О типах районов в культурной географии // Культурная и гуманитарная география. Т. 2. №1, 2013. С. 3-9