Московские татары в трансформирующейся мусульманской общине (по материалам исследования 2014 года)

Опарин Д.А.[1], Сафаров М.А.[2] – специально для Демоскопа

В 2014 году начал реализовываться масштабный научный проект «Татары в регионах Российской Федерации: религиозное возрождение и проблемы идентичности. Этносоциологическое исследование современной ситуации», проводимый Институтом истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан совместно с исследователями из различных регионов России (научный руководитель проекта - кандидат исторических наук Р.Н. Мусина).

Важное значение в ходе данного проекта отводится анализу этнорелигиозной жизни московских татар. В ходе первого этапа проекта в московском регионе было проведено 14 глубинных интервью с прихожанами мечетей, имамами, экспертами в области религиозной жизни московских мусульман. В качестве экспертов нами были опрошены представители различных мусульманских образовательных и академических институций, существующих в Москве; сотрудники Духовного управления мусульман Европейской части России, занимающиеся научной и аналитической деятельностью; представители сетевого сообщества, активно участвующие в социальной жизни татарской общины; общественные активисты. Все это позволяет изучать широкий контекст современного состояния татарской общины Москвы, выявить важные различия в сравнении с общинной жизнью в Московской области и в других регионах России.

В данной публикации рассмотрим один из ключевых аспектов исследования - уровень религиозности татар и их взаимоотношения с мигрантами - «новыми мусульманами», пришедшими в московские мечети и изменившими социальную реальность общины.

По данным Всероссийской переписи населения 2010 года в Москве (в границах 2010 года) проживало 149043 татар. В тоже время, согласно переписи 2002 года в Москве насчитывалось 166083 татар, а в 1989 г. – 157376. Примечательно, что лидеры московских татарских общественных организаций указывают, что уменьшения числа татар не происходит; более того по их оценочным данным реальное число татар многократно выше, однако конкретных источников своих оценок не приводят.

Здесь стоит отметить определенную параллельность в деятельности собственно татарских «светских» организаций (в основном они сконцентрированы вокруг национально-культурной автономии, базирующейся в историческом Доме Асадуллаева в Замоскворечье) и религиозных общин при мечетях. Подобная особенность организации общинной жизни возникла в Москве еще в 1920-е гг., когда были сформированы татарские советские институции (клуб, библиотека, советская школа, редакции газет и т.д.)[3].

Татары - часть урбанизированного светского большинства Москвы. Религия все чаще занимает лишь семейную приватную сферу, а исламские практики татар индивидуализируются. Большая часть татар-мусульман Москвы не общаются регулярно с муллой, не принимают участия в религиозных праздниках в до предела перегруженных мечетях Москвы, не являются активной частью московской мусульманской общины, приходят в мечеть лишь по семейной ритуальной необходимости - смерть родственника, обряд бракосочетания (никах) и т.д. Каждый выстраивает индивидуальные отношения с исламом, самостоятельно определяет для себя обрядную составляющую. Идея о том, что главное вера, а не внешние проявления религиозности, популярная и среди православного большинства Москвы, находит все больше и больше сторонников среди татар. Имамы, по нашим наблюдениям, не поощряют подобный подход, но относятся с пониманием и, как терпеливые учителя, пробуют "скорректировать" религиозную безграмотность прихожан.

"Люди любят нашу религию. Я бы сказал, что не соблюдают молитву. Я спрашиваю: "Где кибла?". "Не знаю", - отвечают. А кибла - это показатель того, что молятся дома. А если даже и есть кибла, я проверяю компасом - совсем не туда. Мы очень терпеливые, не упрекаем людей. Если с 7-летнего возраста соблюдать, то молитва становится легкой для людей. А когда молитва не соблюдается, у людей возникает мнение, что они восполнят молитву другими делами. Они сделают сороковой день, седьмой день, никах, курбан. Этими материальными меджлисами они считают, что восполняют молитвы" (муж., имам мечети, 63 года, Москва).

С другой стороны, индивидуализированный подход к исламу связан с тем, что большинство верующих московских татар - неофиты. Чаще всего решение стать практикующим мусульманином принималось людьми в зрелом возрасте и не основывалось (или лишь отчасти основывалось) на семейной традиции.

"Я не хвалю татар, но у них ислам более серьезный, более основательный, более осознанный. Потому что татары, пришедшие в мечеть, чаще всего неофиты, такие же, как и русские. И они открывают для себя ислам, они пытаются прочувствовать, продумать каждый ритуал. Даже татары в селах, а уж в Москве тем более - они все неофиты. Я ханафит, но я не могу сказать, что я четкий ханафит. Есть вещи, с которыми я не согласен, которых я не придерживаюсь. Я практически заново для себя религию открывал. Поэтому для татар ислам более прочувственный, более осознанный. У нас более трепетное отношение к исламу" (муж., имам мечети, 34 года, Балашиха).

Московская Соборная мечеть, основанная в 1904 году и действовавшая все советские годы, традиционно выполняла не только культовые, но и широкие социальные функции. Восприятие мечети как места коллективной молитвы, совершения обрядов, встречи с земляками, публичного звучания татарского языка – все это формировало Московскую Соборную мечеть в качестве важнейшего центра притяжения татар, своеобразного «татарского дома», а её посещение – как проявление активной этноконфессиональной идентичности.

В целом, подобная модель восприятия мечети сохранялась и в 1990-е гг. В тоже время, развитие инфраструктуры вокруг Соборной мечети в постсоветский период (от религиозного образования до организации продажи халяльной продукции), в значительной мере повлияли на изменение институциональных форм религиозной жизни московских татар. Практика регулярного посещения мечети все более распространялось в 1990-е гг. и в среде русскоязычных московских татар, а также татар, не соблюдавших всех обрядовых предписаний ислама, но воспринимавших участие в коллективных молитвах в качестве важного показателя своей этноконфессиональной идентичности. Все это повлияло на существенное омоложение возрастного состава прихожан мечети.

При этом, несмотря на суммарное увеличение количества молодых татар среди прихожан Московской Соборной мечети, в том числе посещавших дневную и пятничную молитвы, татары постепенно уступали в процентном соотношении прихожанам других национальностей. По существу, в изменении этнического состава Московской Соборной мечети можно выделить два этапа:

• середина 1990-х гг. – увеличение количества прихожан из числа уроженцев республик Северного Кавказа;
• начало 2000-х гг. – увеличение прихожан-трудовых мигрантов из государств Средней Азии, преимущественно Узбекистана и Киргизии.

Открытие в 1990-х гг. новых мечетей в Москве не привело к существенному переходу в них татар-прихожан. Более того, если при их появлении и в первые годы работы новые мечети различным образом воспринимались в московской мусульманской среде, то теперь они схожи по составу прихожан – в большинстве своем основу составляют выходцы из республик Северного Кавказа РФ и особенно государств Средней Азии. Представители татарского актива, прежде всего пожилые прихожане Соборной мечети, практически не переходили в число прихожан новых мечетей.

Наши интервьюеры отмечают утрату татарского влияния в московских мечетях по сравнению с концом 1980-х-90-ми гг., изменение восприятия и практики посещения мечети татарами, трансформации среди татарских прихожан.

"За 14 лет интерес возрастает среди молодежи. Он не возрастает астрономически, но определенный позитив в этом плане есть. Другое дело, такая массовость, которая может быть заметна в Казани, Ульяновске, где больше татар проживают одновременно, в Москве не столь заметна. Поэтому на праздниках выходцы из Кавказа и Средней Азии доминируют. Их количество возрастает. Татары собирались в мечети не только, чтобы совершить намаз, но чтобы и пообщаться, справиться о делах друг друга. Это было нормально. Сейчас стариков становится меньше. Когда-то старики стояли несколькими рядами подряд" (муж., имам мечети, 38 лет, Москва).

“Еще в 1990-е 95% были татарами. Все обязательно направлялись к мечети, брали своих детей, собирались, ездили на кладбище. Я думаю, что даже не 20 лет назад, так даже 10 лет назад было. Совсем другая атмосфера была. А сейчас большой вопрос, составляют ли татары хотя бы 5%". С одной стороны, они перестали часто посещать мечеть, потеряли потребность друг друга держаться. На сегодняшний день многие обрели окружение, дачи, машины, квартиры, друзей, знакомых и ограничились своим маленьким мирком. И люди не задумываются, что этот маленький мирок может ограничиваться десятью людьми - не более того. И, может, человек и много материально имеет, он бедный, он нищий по сравнению с тем, что было лет 10 назад. Он был богат своими родственниками, принадлежностью к определенному народу, к определенному селению.

Являясь имамом Соборной мечети, я вижу, что на сегодняшний день для Кавказа и Средней Азии понятие "религиозное предписание" имеет большое значение - люди более строго этому следуют - пятикратная молитва, соблюдение поста в течение месяца, харам и халяль. Что касается татар, люди больше следуют стереотипу, что моя вера в душе и этого достаточно, я явных грехов (не убей, не укради) не совершаю, никому ничего плохого не делаю. И часто этим всё, к сожалению, ограничивается.

Люди потеряли суть религии. Может быть, не только по своей вине. В какой-то момент и имамы, и муфтии и преподаватели религиозных образовательных учреждений не смогли должным образом донести информацию - зачем соблюдать пост, зачем совершать молитвы, зачем познавать и изучать. Возможно, в этом причины этих тенденций. Поколение за поколением. Наши бабушки и дедушки следовали за некоторыми предписаниями, как за традицией, которую они получили от своих родителей. Потом наши родители имели другие цели и идеалы. А нынешнее молодое поколение начало не то, что приближаться к религии ближе, а скорее более осознанно следовать религии. Если люди познают религию, это опять же не просто механически что-то сделать, а осознать и прочувствовать. Люди начинают изучать и познавать. Для этого сейчас много информации - дисков, книг" (муж., имам мечети, 36 лет, Москва).

Стремительная утрата московскими мечетями статуса «татарского дома», необходимость сосуществования татар с «новыми мусульманами» - преимущественно мигрантами с иным социокультурным опытом – сложный процесс, характерный для современной Москвы.

В целом, снижение числа татар – прихожан Московской Соборной мечети обычно объясняется фактором переполненности здания (как исторического, так и нынешнего - временного) во время коллективных молитв. Однако вероятно здесь имеет место и определенный «ментальный», «ценностный» фактор. Смена поколений в московской татарской общине, урбанизированность и русскоязычность большей части татар-прихожан, их прочная инкорпорированность в московскую жизнь, коренным образом различается с социальным опытом «новых» прихожан мечети – выходцев из мусульманских регионов и государств с сельским укладом жизни.

Полиэтничность Московской Соборной мечети, отсутствие активных и прочных контактов между «старыми» и «новыми» прихожанами – характерные черты религиозной жизни современного мегаполиса - крайне непривычны для московских татар, традиционно воспринимавших мечеть в качестве своего этноконфессионального центра притяжения. Кроме того, многие московские татары, в силу отсутствия религиозных знаний, утраты практики совершения намаза часто не посещают собственно зал мечети для молитв, а ограничиваются приходом к имаму для совершения обрядов (прежде всего, поминальной направленности). В этих условиях контакты татар с «новыми» прихожанами еще менее активны.

"Они [«новые прихожане»] более механически следуют всем предписаниям, не задумываясь об их смысле. Только потому что так надо. Бороды отращивают, брюки заворачивают, потому что якобы нельзя молиться, когда брюки ниже щиколотки… Бывают и конфликты, к сожалению. Средняя Азия в этом не участвует. Чаще всего Северный Кавказ. Подходит один к другому и делает непринципиальное замечание, которое вызвано не верой, а призмой радикальности. Другой из-за своей радикальности начинает огрызаться: "Ты кто такой, чтобы мне говорить это?". Когда молишься, бывает, что рубашка вылезла. И ко мне подходят и в агрессивной форме отчитывают меня. Я говорю: "Хорошо, я переделаю". Нельзя молиться, когда у тебя оголена поясница. Если вылезла рубашка, ты должен переделать намаз. Можно сделать замечание, но оно должно быть добрым и с позиции благого намерения. А не из того, что ты хочешь донести, что типа я прав, а ты нет (муж., прихожанин мечети на Поклонной горе, 19 лет, Москва).”

"Даже бытует такое выражение «каралар», что значит тёмный. Это есть, и оно продиктовано тем, что татары в основном местные жители, как и русские. Почему мигранты раздражают? Потому что их много, потому что они не всегда, может быть, уважительно относятся к культуре местных народов: они ее не знают, либо не хотят знать. Даже от татарина слышал: мол, вот, на работу спешил, а тут они на пятничную молитву собрались, мешали проехать. Если это исходит от татарина, это либо человек, который ассимилировался и стал обычным обывателем, либо просто зависть, что у них есть возможность идти на молитву, а у тебя нет» (муж., Московский исламский колледж, 33 года, Москва).”

Изменение этнического состава прихожан московских мечетей, повлияло и на сужение функций татарского языка в мечетях. В советское время татарский язык выступал в качестве важной части религиозной практики московских татар. Наряду с каноническими молитвенными формулами на арабском языке, татарский также являлся языком культа. Именно арабо-татарские каноны определяли содержание большинства коллективных и индивидуальных молитв и обрядов, например, проповеди – (хутба, вагаз), молитвы-обращения к Аллаху – (дуа). Слияние татарского языка и религиозной практики являлось логическим продолжением идеи о тождественности татарской идентичности и мусульманской религии, концепта «татарин-мусульманин». Вся религиозная сторона жизни могла быть адекватно и аутентично вербализирована татарами-мусульманами исключительно с помощью арабо-татарского «канона».

Ныне многие русскоязычные московские татары, исповедуя ислам, публично проявляют свою религиозность на русском языке. Этому способствует и формирование особой русскоязычной мусульманской религиозной литературы (например, книг московского имама Шамиля Аляутдинова)[4]. И хотя многие русскоязычные татары являются активными деятелями московской татарской общины, пытаются создавать многие религиозные и светские проекты и соперничают со старшим поколением национальных лидеров, пока трудно прогнозировать, как глубоко повлияет процесс языковой ассимиляции среди московских татар на дальнейшее развитие общины.

Материалы нашего исследования показывают, что интервьюеры признают факт снижения значения татарского языка, воспринимая это как неизбежную особенность мусульманской религиозной жизни в современном мегаполисе

"Раньше, когда возрождение начиналось, и пришедшие в мечеть – это на 95% татары, смысла читать на русском не было. Потом постепенно процент татар уменьшался, и появилась необходимость читать на двух языках. Сейчас, когда татары растворились в других национальностях, необходимость произносить проповедь на татарском отпала. Меня как татарина, может быть, это и не устраивает. Хочется, чтобы, пусть даже небольшое количество татар, пришедших в мечеть, слушали проповедь на татарском. Когда я был имамом мечети в Щелково, я видел, как это все начиналось: как там сначала были только пожилые люди, постепенно приход стал разрастаться, и мечеть не вмещает всех желающих посетить пятничный намаз" (муж., Московский исламский колледж, 33 года, Москва).

Зачастую сохранение хутбы на татарском языке объясняется религиозными деятелями желанием не потерять историческую традицию и проявить уважение к пожилым прихожанам-татарам.

Два момента есть. Это пошло в 90-е годы. Две причины. Официальная причина была в том, что много людей не понимали татарский. Это касалось выходцев из Северного Кавказа. Узбеки же зачастую понимают татарский лучше, чем городской татарин. Литературный татарский с литературным узбекским близки. Две хутбы послушают и начнут все понимать. Часть татар не владели татарским. Это была вторая причина, которая официально не объявлялась. Многие московские имамы-хатыбы, являющиеся выходцами из городской среды, брали уроки татарского. По некоторым хутбам было слышно, что язык выучен. В Московской Соборной мечети читают на арабском в кратком варианте, потом по-татарски и по-русски в расширенных вариантах” (муж., 45 лет, сотрудник Духовного управления мусульман).

Конечно при утрате мечетью функции «татарского дома», неизбежно меняется и статус имама. Прежнее восприятие имама – как наставника, религиозного авторитета, в прежнем контексте закрытой и сплоченной жизни татарской общины (даже отчасти Мещанской «махалли» применительно к Московской Соборной мечети первой половины XX века) сменилось сугубо прагматичным отношением к имаму, как выполняющему обряды, и не более.

"Со всеми вопросами приходят - и никах прочитать, и имянаречение сделать, и похоронить. Часто приходят женщины - жалуются на своих мужей. В основном узбеки, таджики. У них конфликты происходят. Я бы сказал, у каждого народа потребности свои есть. Татары в основном просят почитать за упокой души их покойных родственников. В основном такая проблема. У татар имам не обладает таким авторитетом, как у узбеков, таджиков, которые приходят к имаму по любому вопросу. Узбеки, таджики и дагестанцы приходят в мечеть, если у них семейная проблема, и просят, чтобы я эту проблему разрешил. Религия играет в их жизни бОльшую роль. Они недавно оторвались от традиционного религиозного общества. Татары, живущие в Москве, более урбанизированы, менее традиционны" (муж., имам мечети, 34 года, Балашиха)..

Интересно, что при всей локализованности своей религиозной практики, московские татары испытывают влияние мощных энергичных этноконфессиональных традиций «новых мусульман», прежде всего выходцев с Северного Кавказа. Особое (зачастую, косвенное) влияние «новые мусульмане» оказывают на татарскую религиозную молодежь, порой в весьма любопытных аспектах.

"Кавказ в свое время очень сильно влиял. Есть неосознанное чувство подражания более колоритному и сильному поведению. Чеченцы, ингуши и дагестанцы – спортивные, подтянутые, более мужественные, есть харизматические черты. Есть традиционная поза чтения намаза - у таджиков, татар. Для молодого человека, который не мыслит категориями скромности, почтения, а мыслит категориями крутости, дагестанский, салафитский, или чеченский вариант более мужественный. Народ у них более мужественный. Они широко ноги расставляют и держат руки не на поясе, а на груди [во время чтения намаза]. Молодому человеку это больше импонирует. Идет неосознанное копирование" (муж., имам мечети, 34 года, Балашиха).

"Я наблюдал, что они [молодые религиозные татары] даже изучают чеченский или ингушский языки, хотя в то же время родной язык свой не знают. С точки зрения религиозности, они тоже ее перенимают. С этой точки зрения – это хорошо" (муж., Московский исламский колледж, 33 года, Москва).

Очень многие молодые мусульмане-татары, когда мы у них спрашивали, раздражают ли вас мигранты в мечети, даже возмущались: нет, все мусульмане — братья, нельзя так говорить. Речь, подчеркнем, идет именно о практикующих мусульманах. Для них тема равенства в исламском мире, ислама как наднационального явления, очень важна.

Харизматическое, маскулинное поведение выходцев из северокавказских республик также толкает молодых татар на изменение своего поведения, в том числе на религиозном поле.

[1] Опарин Дмитрий Анатольевич - преподаватель кафедры этнологии исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.
[2] Сафаров Марат Абясович - кандидат педагогических наук, доцент Института экономики и управления в промышленности.
[3] Расхождения между религиозными и светскими институциями подмечают и опрошенные нами интервьюеры, например, имам из подмосковной Балашихи.
Поддерживаете ли Вы отношения с общественными национально-культурными организациями татар в Балашихе? В какой форме?
У нас есть татарская автономия в Балашихе. Мы поддерживаем с ними отношения. Но я не скажу, что они теплые. Татары в автономии больше светские, нерелигиозные люди. Организаторы и участники этой автономии - люди, ностальгирующие по всему татарскому. Их мужья и жены нетатары, немусульмане. Дети в большинстве своем считают себя татарами, не являются мусульманами. Почему у нас трения. Например, на любом мероприятии есть спиртное. Они больше за танцы, пляски. А когда предлагаешь им религию изучать, они говорят: "Мы еще не старые, еще не пенсионеры". Такая же ситуация по области и по Москве в целом (муж., имам молельного дома, 34 года, Балашиха).
[4] Актуальная тема использования русского языка в религиозной жизни российских мусульман изучается А. Бустановым и М. Кемпером. Исследователи выдвинули гипотезу о возможном существовании «исламского русского» социолекта. Важным остается вопрос: произойдет ли превращение данного социалекта в целостную социолингвистическую систему или образуется своего рода конфессиональный сленг? См.: Bustanov А., Kemper М., The Russian orthodox and Islamic languages in the Russian federation // Slavica Tergestina. 15 (2013), pp. 258-277.