|
С учетом населения трех сельских районов, примыкающих
к городам Иркутской агломерации, численность ее населения
за 1995-2010 гг. не только не сократилась, но даже выросла
на 9,3 тысяч человек. Доля же жителей агломерации в общей
численности населения области выросла с 35,3% до 39,2%. Зона
Иркутской агломерации, таким образом, на протяжении двухтысячных
годов стала основной точкой притяжения в процессе перераспределения
населения на территории области. Динамика демографических
процессов здесь, в отличие от остальной территории области,
демонстрирует позитивные тенденции, не только нивелирующие
процесс депопуляции, но и обеспечивающие некоторый рост населения.
Новым феноменом рассматриваемого периода стало появление и
растущая роль в экономике иностранной рабочей силы. Важнейшим
центром притяжения для нее служат города и районы Иркутской
агломерации. Именно здесь сосредоточена основная часть строительного
сектора экономики, формирующего основной спрос на привлечение
рабочих из-за рубежа. Здесь же наиболее высока потребность
в дешевой рабочей силе для предприятий сферы обслуживания
(в том числе и в сфере коммунального хозяйства). Наконец,
именно здесь наиболее широки возможности для предпринимательской
легальной, "серой" и совсем нелегальной деятельности.
В прилегающих сельских районах (прежде всего, Иркутском районе
области) сформировались крупные тепличные хозяйства, в которых
работают преимущественно мигранты из КНР. Успешность этого
бизнеса (она формируется и дешевизной труда, и возможностью
продажи продукции под брендом "местного товара")
обусловливает стабильный спрос на рабочие руки из Китая, а
сформировавшиеся за последние годы миграционные сети и механизмы
адаптации мигрантов позволяют предположить стабильность этой
территории как точки притяжения таких мигрантов.
Стр. 23-24.
Изменения миграционных процессов в Иркутской области,
произошедшие на рубеже 1990-2000-х годов, привели к качественным
изменениям в развитии пригородного пространства на периферии
Иркутской агломерации. Видимые изменения, связанные с резким
ростом численности жителей поселений, расположенных в непосредственной
близости от областного центра и городов второго порядка агломерации,
отражают более глубокие изменения. Интенсивные субурбанизационные
процессы, фактически, знаменуют собой развитие в регионе нового
(и онтологически, и типологически) для региона способа взаимодействия
города и села, связанного с освоением горожанами сельского
пространства без включения последнего в пространство собственно
городское.
Процесс такого освоения протекает в логике фронтираподвижной
границы, представляющей собой не "линию на карте",
но пространство взаимодействия, в котором активной стороной
в исследуемом случае выступает город, а село - реципиентом.
Переход от линейной границы между городским и сельским миром
к пространству их взаимодействия обусловил отход от преимущественно
барьерного характера сельско-городского разграничения и стал
отражением формирования континуального характера пространства
расселения. Пригород как сельско-городской фронтир территориально
и типологически размывает дихотомическую оппозицию города
и села, наполняя поселенческий континуум переходными между
двумя крайними позициями формами.
Стр. 64-65.
Формирующаяся система пригородной экономики, в
которой ведущую роль все более явно занимает неформальный
сектор, обусловливает постепенную утрату формальных (легальных)
инструментов влияния, как на местное сообщество, так и на
прочих агентов властного поля. Отношения между двумя уровнями
муниципальных администраций начинают все более выстраиваться
на основе неформальных практик, принципиальным отличием которых
от традиционных властных практик становится императив отсутствия
прямой иерархии. Эти изменения приводят к изменению системы
воздействия на партнера, в новых условиях базирующейся на
экономических и внеэкономических практиках мягкого принуждения,
в которых действие "экономического" капитала в эвфемизированной
форме капитала символического, сменяется реализацией последнего
как наиболее эффективного инструмента господства.
В результате выстраивается сложная система отношений и коммуникации
между властью и сообществом: районная власть (формальный институт),
взаимодействует через формальные инструменты с поселенческими
администрациями (формальный институт). Последние же коммуницируют
с местным неформализированным (в силу специфики формирования)
сообществом через комплекс преимущественно неформальных практик.
В этой цепочке трансакций местная администрация выступает
одновременно и как граница, ограничивающая деформализацию
локусом пригорода, и как посредник-коммуникатор, преобразующий
систему формальных практик, направленных "сверху внизу"
в практики неформальные, и наоборот, "переводящий"
неформальный язык сообщества в привычный власти набор "отчетов"
и "сведений". В условиях постепенного обособления
социального пространства пригорода поселенческая администрация
становится своего рода терминалом для взаимодействия районной
власти и местных сообществ, что, в свою очередь, работает
на повышение ее статуса.
Стр. 163-164.
Динамичное развитие иркутских пригородов породило
два взаимосвязанных, но разнонаправленных процесса. С одной
стороны, происходит быстрое формирование нового социального
пространства пригорода, в котором ведущим актором (агентом)
становится группа переселенцев из города. Ее стремительная
консолидация, основанная на механизме формирования коллективного
текста в интернет-среде, продуцирует значительное количество
новых символов и смыслов, формирует собственное символическое
пространство группы. Пригородные поселения все шире атрибутируются
как ее пространство, в котором "чужаками" выступают
не экс-горожане, а "коренное" население. Сельское
социальное пространство все больше дистанцируется от города,
как в прямом (территориальном) смысле, так и в сельско-городском
континууме поселенческой среды.
Одновременно происходит исключение новых пригородов из социального
пространства и города, и "элитных" коттеджных поселков.
В первом случае дистанция определяется специфическими практиками
повседневности, диктуемыми особенностями вне-городского образа
жизни, и необходимостью и возможностью постоянного взаимодействия,
как с городским, так и сельским миром. Во втором случае дистанция
выстраивается через иной способ взаимодействия с окружающим
пространством: открытость и преобладание инклюзивных практик
в противовес анклавности и (само)исключению из окружающего
пространства. Проживание в пригороде выступает как способ
организации жизнедеятельности, а не как элемент престижного
потребления.
Стр. 235-236.
|
