Демографические тревоги прошлого и настоящего

Над темой номера работал Сергей ИВАНОВ

Демографические страхи далекого прошлого

В истории общественной мысли циклически менялся акцент на тот или иной аспект демографической ситуации. В греческой античной цивилизации, успешно противопоставившей эффективную общественно-политическую структуру малонаселенных городов многочисленным персидским армиям, интерес к военно-демографическим вопросам перерос в концепцию оптимума населения, ярко описанного Платоном в «Республике» и «Законах». Римские императоры в целях укрепления государства призывали к максимизации численности населения. Особенно громкими эти призывы стали тогда, когда рост населения затормозился как из-за истощения источников рабского населения, так и из-за снижения рождаемости высших страт свободного населения. Одновременно возросло давление германских племен на границы империи, что привело к росту армии, боевых потерь и экономической нагрузки на крестьян. В конце концов, влияние этих факторов в сочетании с расширением потребностей правящих классов достигло критической величины². Демографическое ослабление Рима часто воспринималось как результат морального разложения аристократии, приносившей ценности семейной жизни в жертву декаденскому гедонизму. При этом обличители не обращали внимание на то, что доля аристократии в населении империи была ничтожна, равно как и прямое воздействие ее репродуктивного поведения на  демографическую динамику. По-видимому, другие социальные группы свободного населения в какой-то мере имитировали поведение верхов: иными словами, уже тогда могла происходить впоследствии неоднократно подмеченная диффузия репродуктивного поведения сверху вниз по соцальной пирамиде. Однако прямых данных на этот счет немного.

В средневековой Европе библейский завет «плодитесь и размножайтесь» находился в гармонии с политической концепцией власти сюзерена. Эпидемя чумы в 14 веке вызвала громадные человеческие потери, что способствовало возникновению меркантилизма с его постулатом экономической ценности народонаселения. Меркантилисты утверждали, что государство должно способстововать ускорению роста населения, поощряя браки, рождения и иммиграцию и препятствуя эмиграции. Для монархов обширное население было важным атрибутом власти: по выражению Фридриха II, «богатство государства – в числе его поданных». Этот подход пронизывает и труды основателей демографии как самостоятельной научной дисциплины. Так, Зюссмильх³ под влиянием меркантилизма и национальных интересов Пруссии считал, что главной задачей демографии должно быть поощрение роста населения.

Близкие параллели нынешним российским фобиям можно найти в истории Франции 19-20 столетий. Конечно, не только во Франции демографическая проблематика, в особенности ее геополитические аспекты, неоднократно выходили на политическую авансцену. В 19 веке мальтузианская парадигма во многих европейских странах интерпретировалась как призыв к сдерживанию роста населения за рубежом при одновременной озабоченности отрицательными последствиями демографического упадка в своем отечестве. Однако во Франции эти опасения проявились наиболее ярко, устойчиво и чаще, чем где бы то ни было, разделялись всеми политическими группировками.

Франция дольше других стран была озабочена численностью и ростом своего населения. Постоянные опасения демографического упадка были обусловлены именно большим демографическим весом страны, чей статус и влияние в большой степени основывались на размерах ее территории и численности населения. До начала 16-го века во Франции было сосредоточено около 30 процентов населения Европы (без России). Хотя к середине 18-го века эта доля сократилась до 20 процентов, Франция оставалась самой населенной, после России, страной континента.

Замедление роста населения в 18-м веке вызвало опасение утратить важнейшее стратегическое преимущество страны. В начале столетия распространилось мнение, что Франция уже давно вступила в полосу стремительной депопуляции – мнение ложное, поскольку на самом деле рост населения страны продолжался, хотя и замедленными темпами. Люди различных убеждений – от либералов (Монтескье) до радикалов (Кондорсэ), от меркантилистов (Вобан) до физиократов (Буагильбер, Кенэ) были едины в своих оценках демографических болезней Франции. Теоретик абсолютизма Боссюэ⁴ заявлял, что слава и честь короля зиждятся на числе поданных, а их убыль по вине монарха – позор для него. Монтескье⁵ посвятил много страниц депопуляции и утверждал, что она является результатом скверного правления.

Лозунги о сцепленности государственных интересов с численностью населения несколько поблекли после Великой французской революции. После полувека относительного забвения демографический алармизм возродился с новой силой во второй половине 19-го века и с тех пор часто и надолго возвращается в политический дикурс. В риторике по этому вопросу есть постоянное ядро и привходящие, коньюнктурные  элементы.

Доминирующая константа – это озабоченность тем, что демографический «упадок»  страны подрывает международное влияние французского государства и французской культуры. Отсюда - страх перед ордами «чужих», угрожающих разложением французского образа жизни и размыванием основ унитарного государства. Эти соображения концентрировались в тревогу по поводу ослабления военного потенциала страны. Все части общественно-политического спектра Франции разделяли эту позицию, дискутировались лишь детали. В течение почти сотни лет — начиная с 1860-x годов и до завершения Второй мировой войны фоном, а можно сказать и причиной, озабоченности демографическим недугом Франции было ослабление ее геополитического положения в Европе сначала в сравнении с Великобританией, а потом все больше – с укреплявшейся Германией. Демографический упадок нередко обьявлялся причиной чуть ли не всех проблем, испытываемых страной. Так, встречались утверждения, что недостаточный рост населения вызывает «паралич французской инициативы» и «хроническую национальную депрессию».

После разгрома Франции в войне 1870-1871 годов, создавшей Германскую Империю и Третью Республику во Франции, вопрос народонаселения стал постоянным компонентом риторики и, время от времени, субстанцией политики. Политический дискурс и массовая культура основывались на верной констатации отставания Франции от Германии по уровню рождаемости и меняющегося не в пользу Франции соотношения численности населения двух стран. А вот представление о депопуляции не соответствовало действительности: переписи показывали рост населения страны, что было известно специалистам (табл. 1).

Таблица 1. Некоторые демографические показатели Франции и Германии в 19 веке

Источники: Chesnais, Jean Claude (1986). La transition démographique. Etapes, formes, implications économiques. Paris: Presses Universitaires de France (INED, Cahiers et documents, Cahier no. 113); Höhn, Charlotte (1991). Germany. In European Population. I. Country Analysis. Ed. By Jean-Louis Rallu and Allain Blum. Paris: Editions John Libbey Eurotex; Pressat, Roland. (1991). La France. In European Population. I. Country Analysis. Ed. By Jean-Louis Rallu and Allain Blum. Paris: Editions John Libbey Eurotext

Лондонская Times (1883 год) писала, что очень многие французы считают убыль населения одной из причин национального упадка и с горестью прочат гибель Галлии. Крупный демограф Дюмон⁶ настаивал, что нация должна обладать достаточно плотным населением, чтобы поддерживать равновесие со своими соседями; поскольку Франции не удалось этого добиться, страна-знаменосец республиканизма превратилась в заложницу монархической и реакционой Европы. Противоречие между силой национального духа и слабостью плоти широко обсуждалось на протяжении десяти лет, предшествовавших Первой мировой войне. Широко распространены были утверждения, что отставание Франции от соседних держав по темпу роста населения представляет собой серьезную угрозу военной мощи страны. Медленный или отрицательный прирост населения ограничивает число призывников, что вынуждает Францию отказываться от наступательных военных планов, делает ее заложницей военных союзов, подогревает захватнические планы врагов. Президент Академии Моральных и Политических Наук Альфред де Фовиль риторически вопрошал, на что могут в этих условиях рассчитывать наши дети и внуки в грядущих конфликтах, какими бы доблестными они ни были.

К отжившим, в настоящее время преоделенным везде, кроме России, тезисам демографического алармизма можно отнести морально-этическую критику низкой рождаемости. Во Франции такой ракурс был весьма популярен на протяжении ряда исторических этапов. В 19-м веке был распространено мнение, что малодетность свидетельствует о падении нравов и вырождении нации в современной Франции точно так же, как и применительно к Римской империи периода упадка. Показательно заявление в 1873 году иезуитского священника Пьера Тулемона, объявившего поражение Наполеона II в 1871 году и кровавое подавление Парижской Коммуны божественным наказанием Франции за грех контрацепции⁷.

Подобные заявления были популярны в то время, когда католики и другие консервативные силы, противостоявшие Третьей Республике, были не в состоянии предложить более конкретные объяснения поражения своего класса и страны. Эти взгляды в той или иной мере разделяли люди самых разных убеждений и политических взглядов. Либерал Э. Брие в пьесе «Три дочери господина Дюпона»⁸ и романе «Мaтеринство»⁹ разоблачал лицемерие буржуа, которые на публике поднимают пронаталистский флаг, а на самом деле не только не стремятся облегчить участь больших рабочих семей, но и преследуют многодетных матерей и заставляют своих жен отказываться от материнства. Роман члена Французской Академии П. Бурже «Этап»¹⁰ пропагандировал возврат к простым ценностям семьи, общественной иерархии, церкви. Э. Золя, страстный проповедник республиканских ценностей и яростный разоблачитель несправедивостей капитализма, был одним из основателей Национального объединения в поддержку роста французского населения. Роман Золя «Плодородие»¹¹ стал гимном многодетности, которая, по мнению писателя, только и могла восстановить единство нации и обеспечить ее предназначение в мире.

При этом стержнем демографического алармизма долгое время оставались военно-стратегические соображения. Следует признать, что в эпоху, когда военная мощь в гораздо большей степени, чем сейчас, определялась размером армий, озабоченность «демографической слабостью» часто выглядела обоснованной. Так, перед Первой мировой войной и французская и германская армии комлектовались посредством всеобщей воинской повинности. Поскольку численность когорт призывного возраста в Германии втрое превосходила численность таких когорт во Франции, французское правительство сочло нужным призывать две трети призывных когорт по сравнению с одной четвертью в Германии, причем молодые люди с ограниченной годностью направлялись не в резерв, а на строевую службу. Это влекло за собой одержимость идеей повышения рождаемости – несмотря на то, что такое повышение в принципе не может привести к искомым эффектам раньше через два десятилетия, т.е за пределами горизонта реалистичного военно-стратегического планирования. Между тем более чем двукратное по численности населения превосходство Антанты над Срединными державами (а с учетом колоний – многократное) не остановили Германию, Австро-Венгрию и Турцию от развязывания войны, как, впрочем, не остановили они ни завоевательные походы Алексанра Македонского, ни территориальную эспансию Римской империи, ни Наполеоновские походы, ни фашистскую агрессию. Численные соотношения вооруженных сил реально не сыграли, на стратегическом уровне, столь уж значимой роли и в Первой мировой войне.

В период между двумя мировыми войнами отставание от Германии по темпам роста населения продолжало сильно тревожить общественное мнение и политические силы Франции. Уже в 1919 году премьер-министр Ж. Клемансо заявлял, что как бы суровы ни были условия Версальского договора и как бы полна ни была демилитаризация Германии, Франция будет обречена, если рождаемость будет оставаться столь же низкой. Четыре года спустя премьер-министр Р. Пуанкаре заявил, что падение рождаемости и международная нестабильность идут рука об руку. Депутат Национального Собрания Ф. Лоран объявлял низкую рождаемость первостепенным и даже важнейшим вопросом национальной безопасности.

Поражение Франции в 1940 году лишь усилило стремление свалить политические просчеты и военные неудачи на демографиский фактор. Вишистское правительство с энтузиазмом осудило упадок Третьей Республики. Активная пропаганда семейных ценностей, которые «приобрели особое значение», выразилась в лозунге коллаборационисткого режима А.-Ф. Петэна «Труд, Семья, Страна», что по существу означало победу коллективизма над индивидуальным сознанием. Режим организовывал фестивали семейной культуры, учредил медали, которыми награждали многодетных матерей, воспитывал подрастающее поколение в атмосфере уважения «настоящих» ценностей французской семьи. Члены Сопротивления не разделяли никакие политические взгляды и этические установки своих соотечественников-коллаборационистов, кроме убежденности в том, что снижение рождаемости – одна из важнейших, если не главная причина заката Франции. А. Сови и Р. Дебрэ писали сразу после окончания Второй мировой войны, что проблема населения является единственной реальной проблемой Франции, а разгром 1940 года связан с опасным склерозом нации, порожденным низкой рождаемостью. По их мнению, престарелые были склонны подчиниться оккупантам, в то время как молодежь принимала участие в борьбе за независимость и свободу¹².

² Finley, M.I. (1970). Manpower and the fall of Rome. In The Economic Decline of Empires, Carlo M. Cipolla, ed. London: Camelot Pres.
³ Süssmilch, Johann Peter (1741). L’ordre divin dans les changements de l’espèce humaine, demontré par la naissance, la mort et la propagation de celle-ci ; traduit et annoté par Jean-Marc Rohrbasser. Paris: INED [1998]. XXIII-358 p. (Classiques de l’économie et de la population).
⁴Bossuet, Jacques-Bénigne.  Politique tirée des propres paroles de l’Écriture sainte. Édition critique avec introduction et notes par Jacques Le Brun. Genève : Droz [1967] xxxiv, 480 p
⁵ Motesquieu, Charles-Louis de Secondat (1734). Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence. Genève: Slatkine Reprints [1971]. iv, xxxvi, 289 p.; Motesquieu, Charles-Louis de Secondat 41748). De l’esprit des loix. Texte établi et présenté par Jean Brethe de la Gressaye. Paris: Belles Lettres, 1950-61. 4 volumes. {Монтескье, Ш.Л.  1748) О духе законов / Сост., пер. и комментирование примечаний автора. Матешук А.В. - М.: Мысль, 1999. - 672 с., портр. - аИз класс. насл
⁶ Dumont, Arsène (1890). Depopulation et civilisation, étude démographique. Paris: Lecrosnier et Babe, 518 p.
⁷ Teitelbaum, Michael S. and Jay M. Winter (1985). The Fear of Population Decline. Orlando, Florida: Academic Press.
⁸ Brieux, Eugène 11897). Les trois filles de M. Dupont 11897). 4-ème édition. Paris: P. V. Stock & cie [1913], 187
⁹ Brieux, Eugène 11903). Maternité. Pièce en trois actes. 5-ème édition. Paris: P.-V. Stock & cie [1904]. 22
¹⁰ Bourget, Paul (1902). L’étape. Paris: A. Fayard [1946] 348 p
¹¹ Zola, Emile (1899). Fécondité. Paris: Bibliothèque-Charpentier, 751 p
¹² Sauvy, Alfred ет Robert Debré (1946).  Des Français pour la France (le problème de la population). – Paris : Gallimard (Problèmes et documents).