Межэтнические браки, смешанное происхождение и "дружба народов" в советском и постсоветском Казахстане

Сауле Уалиева¹, Эдриен Эдгар²
(Опубликовано в журнале " Неприкосновенный Запас", 2011, №6)

На рекламном щите у одного из алмаатинских банков – смешанная пара: мужчина в джинсах и фланелевой рубашке, по виду казах, говорит по телефону, обнимая одной рукой красиво одетую женщину, которая демонстрирует кредитную карту. Вид у нее европейский, как здесь говорят, то есть она может быть русской, украинкой или даже немкой. За спиной у молодых людей – бар в американском стиле с высокими стульями и старомодным музыкальным автоматом. В целом складывается образ благополучной молодой пары без национальных предрассудков, которая с явным удовольствием собралась окунуться в ночную жизнь города.

За двадцать лет с момента обретения независимости жизнь в Казахстане изменилась. Марксизм-ленинизм был отброшен, его заменила идеология необузданного капитализма, зависимость от Москвы сменилась открытым общением с миром, а место пролетарского интернационализма заняло казахское национальное сознание и нарождающаяся “казахстанская” идентичность. Но, несмотря на все эти перемены, многое в политической и культурной жизни страны и по сей день определяется советским наследием. Очевидный пример – отношение к смешанным парам и межэтническим бракам, остающееся по существу советским.

Опыт межэтнических браков в СССР радикально отличался от того, с чем приходилось сталкиваться людям в США и Западной Европе. Самое поразительное, что в советском дискурсе практически отсутствовало понятие расы, особенно в первые десятилетия советской власти. Государство распределяло граждан по “народностям” или “национальностям”, а не по расовым признакам. Более того, эти категории воспринимались главным образом в культурно-историческом плане, а не в биологическом или генетическом. На протяжении всей своей 70-летней истории советская идеология резко осуждала этническую и расовую дискриминацию, а все советские народы по закону были равны.

Историки называют советское многонациональное государство “создателем наций” (maker of nations), имея в виду проводившуюся государством институциализацию народностей через создание национальных республик, поддержку национальных языков и культур. В национальном вопросе государство проводило своего рода позитивную дискриминацию (affirmative action), облегчая для национальных меньшинств доступ к высшему образованию, привлекая их к руководящей работе и членству в партии³. Каждый гражданин СССР имел определенную национальность, в 16 лет она фиксировалась в паспорте. “Смешанное” происхождение не имело отношения к расе, как в США, или к вероисповеданию, как в дореволюционной России, а воспринималось как “межнациональное” или – в некоторых случаях – как “межэтническое”.

В отличие от США и Европы, где довольно долго господствовало культурное неприятие смешанных браков, в СССР их поддерживали как в теории, так и на практике, поскольку смешанные браки способствовали окончательному слиянию наций в единый “советский народ”. Межэтнические браки рассматривались как инструмент модернизации – особенно в таких “отсталых” регионах, как Средняя Азия. По мнению советских теоретиков, именно смешанные пары скорее отходили от традиционного уклада, принимали современный, типично советский образ жизни, создавая у себя в республиках пример для подражания. Современность часто понималась как “русскость”, поскольку в смешанных семьях чаще всего говорили по-русски и вели городскую, “европейскую”, жизнь.

В послевоенный период возник интерес к этногенезу советских народов и начались поиски исконного населения (primordialization) республик. Институциализация народов в рамках национальных республик обеспечила восприятие наций как вечных и бессмертных сущностей⁴. “Этнос”, термин, вошедший в советскую этнографию в 1960-е годы, стал все чаще рассматриваться как биологическая и генетическая единица. В каждой национально-территориальной республике местные ученые стали отслеживать корни “титульной нации”, устанавливать ее “генотип” и “генофонд”⁵. Все это свидетельствовало о том, что в более поздние годы советский этнический дискурс незаметно переходил на расовые рельсы. С изменением отношения к этническим категориям в послевоенное время тесно связано и огромное внимание, уделявшееся в науке межнациональным отношениям, межэтническим бракам и смешанным семьям. В то время, как в США и Великобритании, где делались попытки показать, что изучение людей смешанного расового происхождения основывается на сомнительном с научной точки зрения предположении о реальности существования “расы”, в Советском Союзе изучение межнациональных браков покоилось на убежденности в существовании отдельных чистых “этносов”⁶.

В брежневское время в научных публикациях старались демонстрировать рост численности межэтнических браков на всей территории Советского Союза, поскольку это должно было подтвердить гипотезу о неизбежном “слиянии” советских народностей. Казахстан славился тем, что доля межэтнических браков там была самой высокой в Средней Азии и одной из самых высоких во всей стране. По данным советской переписи, доля смешанных семей в Казахстане выросла с 14,4% в 1959 году до 23,9% в 1989-м⁷. Казахстан служил примером гармонии в межэтнических отношениях и назывался “лабораторией дружбы народов”.

После распада СССР на смену коммунистической идеологии в Казахстане пришло независимое “национализирующее государство”, что значительно изменило условия межэтнических взаимодействий⁸. Казахстан переживает подъем национального самосознания, несмотря на все старания постсоветских властей обеспечить мирное сосуществование разных народов в многонациональном государстве. Доля смешанных браков снизилась с 21% в 1999 году до 18% в 2008-м⁹, в то время как доля казахов в общей численности населения выросла – между 1989-м и 2009 годом с 40,1% до 63,1%¹⁰ –, что отчасти объясняется эмиграцией этнических русских, поскольку они чаще, чем представители других групп, вступали в межэтнические браки. Еще одним камнем преткновения для межэтнических браков стал язык, поскольку роль русского как языка межнационального общения внутри республики несколько ослабла¹¹.

Однако, несмотря на изменения политического и социального контекста, в основе своей подход к межнациональным бракам в независимом Казахстане до сих пор определяется советским наследием. Понятие смешанного брака, как и само восприятие национальности как однозначной и неизменной, остаются теми же, что и в советское время. При отсутствии какой-либо официальной политики в отношении смешанных браков многонациональность казахского общества и сейчас служит предметом гордости – вполне в русле советского восхваления “дружбы народов”. Тон задают официальные заявления президента Нурсултана Назарбаева: он неоднократно подчеркивал, что многонациональность является одной из сильных сторон государства, и всегда стремился представить Казахстан на международной арене как оазис гармоничных межнациональных отношений¹².

При всем этом, точно так же, как существовали трения между отдельными национальностями и “советской” идентичностью до 1991 года, в современном Казахстане поощрение многонациональности и “казахстанской” гражданской идентичности сосуществует с возрождением казахской национальной идентичности. Начавшийся в советское время процесс превращения национальных идентичностей в исконно существовавшие “этносы” продолжается и в постсоветском Казахстане. Понимание национальности как природно заданной выдает себя в сопротивлении межэтническим бракам среди националистически настроенных групп, основным аргументом которых является необходимость сохранения чистого казахского “генофонда”. Эту точку зрения разделяют не только этнические казахи; согласно результатам опроса, опубликованного на сайте Dumaem.ru, 18,9% всех граждан Казахстана являются убежденными противниками смешанных браков¹³. Особое неприятие часто вызывают казашки, выходящие замуж за неказахов, – явление относительно недавнее. (В советское время в смешанные браки вступали в основном мужчины-казахи – сегодня количество женщин и мужчин-казахов, состоящих в смешанных браках, практически сравнялось¹⁴).

Таков общий фон, на котором следует рассматривать нашу попытку проследить, как изменилась после 1991 года жизнь межнациональных семей и людей смешанного происхождения. Какое влияние оказал на них отход от интернационализма советского типа и имевшая место в последние двадцать лет официальная поддержка казахского языка и казахской идентичности? Как люди смешанного происхождения определяют и выражают свою сложную идентичность в обществе, где до сих пор приходится выбирать только одну национальность? Насколько безболезненным оказалось превращение “советских” граждан в “казахстанцев”, с какими проблемами или даже травмами сталкивались люди при таком переходе? В основе нашего исследования лежат более сорока глубинных интервью, проводившихся в Казахстане в период с 2008-го по 2010 год¹⁵. Среди наших респондентов – казахстанцы самого разного этнического происхождения и возраста. Мы говорили как с людьми, заставшими советское время, так и с теми, кто вырос уже после распада СССР.

Люди смешанного этнического происхождения, идентичность и “официальная национальность”

Каждый гражданин СССР имел только одну национальность, которая записывалась во внутреннем паспорте. “Ассортимент” разрешенных национальностей определялся системой классификации, которая тщательно разрабатывалась этнографами и чиновниками в первые годы советской власти¹⁶. Получая паспорт в 16 лет, человек смешанного происхождения должен был выбрать между национальностью отца и национальностью матери.

Советская система национальной классификации сохранилась и в постсоветском Казахстане – за исключением новой возможности поставить прочерк в графе “национальность”. И это создает для людей смешанного происхождения определенные проблемы. Многие говорят, что “разрывались”, оказавшись перед необходимостью выбирать между двумя родителями, другие испытывают сильную ностальгию по советскому времени, когда ценился “интернационализм” и осуждался узкий “национализм”. Выходцам из смешанных семей, идентифицирующимся с русскоязычной, ориентированной на Москву советской культурой, приходится теперь иметь дело с предпринимаемыми в постсоветском Казахстане попытками покончить с долгими десятилетиями русификации и возродить казахский язык и культуру.

В советское время в Казахстане не было отчетливо сформулированной многонациональной или “смешанной” идентичности, да и сейчас она существует разве что в зачаточной форме. Разумеется, встречаются люди, гордящиеся национальным разнообразием своих родословных, однако те, кто был воспитан в духе советского интернационализма, нередко вообще отрицают свое “смешанное” происхождение, – они предпочитают считать себя “советскими людьми” и прочно связывают свое “я” с русской и советской культурой. Одна из респонденток, полуказашка-полурусская заявила о браке своих родителей: “Сложно сказать, что это межэтнический брак. Это моноэтнический брак, потому что они были советские люди”¹⁷. Похожие ощущения описывали и другие респонденты – в основном те, кто вырос в 1960–1970-е годы. Вот слова Марины Абдрахмановой (53 года) смешанного происхождения (мама – русская, папа – казах), состоящей в браке с казахом:

“Ну, вы знаете, я не могу… как сказать… чувствовать себя казашкой или русской. Это сложно сказать. Я как-то, ну, как? Я чувствую себя просто человеком. Мне ближе, как-то, как у нас при социализме было, – интернациональное. Я человек, ну, как, которому действительно все равно, какой он национальности. То есть вот этот принцип интернационализма, это близко мне, в общем-то, по духу”¹⁸.

“Людмила Давыдова” (56 лет) смешанного происхождения (мама – русская, отец – ингуш), заявила, что, если бы у нее была возможность указать в паспорте “советскую” национальность, она бы так и сделала¹⁹.

Другая группа респондентов отмечает, что они чувствуют себя русскими, поскольку неразрывно связаны с русским языком и культурой. Такие ответы давали даже те, у кого ни один из родителей не является русским, то есть люди, не имеющие возможности официально записаться таковыми. Сусанна Морозова (37 лет, мама – украинка, папа – армянин) сказала своей матери, что чувствует себя русской:

“А я когда выразила такую мысль, ну, у меня русских корней вообще нет. Поэтому мне мама сказала: “Ну, какая же ты – русская?”. Я ей говорю, что я говорю на чистом русском языке, у меня по русскому языку пятерка [смех]. Она мне: “Нет, доченька, надо знать свои корни, откуда ты””²⁰.

Николай Хон (70 лет) этнический кореец, жена смешанного русско-корейского происхождения:

“В 1970-е годы я чувствовал себя [частью] советского народа. Сейчас я все-таки ближе к России. Потому что, если так, адаптировался бы я значительно проще в России. Хотя я чувствую, что я боюсь, что меня там не примут”²¹.

Слова Хона отражают непростую ситуацию принадлежащего русской культуре русскоязычного человека (а таковыми было большинство советских корейцев), которого в России не воспринимают как русского из-за внешности.

Для некоторых из респондентов “советскую” идентичность заменила гражданская идентичность “казахстанца”, которая воспринимается как неэтническая или сверхэтническая категория. 39-летняя Леся Каратаева, смешанного русско-казахского происхождения, хотя официально записана казашкой, как и ее отец, говорит:

“Мне сложно сказать, что этническая идентичность является для меня преобладающей. Я не могу вот как-то объяснить, но я не думаю о себе как о казашке, проживающей здесь, в Казахстане. И, когда я выезжаю за рубеж, я ощущаю себя, я даже не могу сказать, казашкой ли, да?.. Но казахстанкой. Вот казахстанка – это моя идентичность”²².

Язык и идентичность в смешанных семьях

В рамках советской национальной политики язык считался одной из важнейших составляющих национальной идентичности. Каждая национальная республика в СССР имела свой “национальный язык”, изучение которого официально поощрялось через создание школ с преподаванием на родном языке, изданием учебников и газет и созданием национальных элит. Тем не менее, в республиках, в том числе и в Казахстане, у людей имелись серьезные основания, чтобы в совершенстве овладеть русским. Русский был языком межнационального общения по всей стране, и во всех без исключения национальных школах он преподавался как второй язык. Русский открывал возможности для получения высшего образования; карьеру в руководящих органах без свободного владения русским сделать было невозможно.

Существование общего языка способствовало заключению межнациональных браков, и в Казахстане именно в смешанных семьях дома чаще всего говорили по-русски. Во многих чисто немецких, армянских, корейских и татарских семьях основным языком общения тоже был русский. Даже “чистокровные” казахи не всегда свободно говорили по-казахски или не говорили на нем дома. К концу советского периода в Казахстане 64% казахов свободно владели русским; в городах многие ходили в русские школы и казахского практически не знали²³. В образованных казахских семьях детям стремились дать образование на русском, чтобы обеспечить их будущее в советском обществе.

В постсоветский период государство предприняло попытку возрождения казахского. Возросла его роль в образовании и рабочем процессе, знание казахского требуется от всех сотрудников государственных органов²⁴. Это усложнило жизнь казахам и выходцам из смешанных семей, с детства говорившим в основном по-русски (или даже только по-русски). Уничижительное определение “шала-казах”, буквально означающее “полуказах”, сегодня применяется не столько к людям смешанного происхождения, сколько к русифицированным в языковом и культурном плане этническим казахам. Не только язык, но и общая культура многих казахов были ориентированы на все советское, то есть в основном на все русское. Жумбай Жакупов отмечает в своей вызвавшей дискуссии книге “Шала-казах: прошлое, настоящее, будущее”:

“Быстрой русификации шала-казахов способствовала эффективная советская система всеобщего образования. […] При этом казахский язык оказался для шала-казаховневостребованным. […] Русская литература, советский кинематограф, русская популярная и симфоническая музыка заняли основное место в культурном пространстве шала-казахов”²⁵.

Наши респонденты подтверждают правильность выводов Жакупова: вот, например, воспоминание “Майры Ахметовой”, 57-летней казашки, бывшей замужем за русским:

“В семье родители владеют казахским, и общались между собой родители на казахском. А с нами старались говорить на русском языке. […] Они старались, потому что они сами слабо владели русским языком. И в то время было престижно знать русский язык. И их мечтой было, чтобы мы хорошо владели русским. А казахский язык, они считали, что мы и так будем знать. Но этого не получилось, к сожалению. Получилось так, что мы хорошо стали говорить по-русски. Русский стал как бы родным языком. А казахским мы практически не владеем”²⁶.

Несколько респондентов заявили, что их родители опасались, что, если дети будут говорить по-русски с акцентом, их не примут в советском обществе. Людям, у которых казахом является только один из родителей, отсутствие знания казахского языка осложняет их идентификацию себя как казахов. 34-летний Тимур Сергазинов (мать – русская, отец – казах) отмечает:

“Казахского языка не зная, среди казахов я уже не свой, у меня был бизнес, я два с половиной года занимался пассажирскими перевозками, а тут парни работали, одни казахи, они не принимали меня в свою среду, именно в силу того, что я не знаю казахского языка. Называли меня “шала-казах”. В переводе “полуказах”, сам казах, а языка не знаешь”.

Тем не менее, Тимур считает себя именно казахом (и так же записан в документах), но перспектива того, что в Казахстане скоро каждый обязан будет говорить по-казахски, ему не нравится:

“…Поскольку мы русскоязычные, сложилась своя культурная особенность внутренняя. Мы все-таки больше ощущаем себя русскими, как ни говори. И вообще я думаю так, как бы я ни любил свою родину, если вопрос языка будет навязан очень жестко, то придется, наверное, куда-то мигрировать в сторону России. Там где, допустим, Омск, такие вот города, где живут казахи тоже [смеется]”²⁷.

Слова Тимура отражают не очень комфортное положение русифицированных казахов в современном Казахстане. Хотя они и составляют довольно большую часть населения, причем принадлежат в основном к городскому и наиболее образованному слою, сейчас им нередко приходится ощущать свою второсортность. Лингвистическая стратегия, которая должна была обеспечить им высокое общественное положение в Советском Союзе, в некоторой степени ограничила их возможности в постсоветскую эпоху. Теперь родители-казахи чаще отправляют детей в школы с преподаванием на казахском языке, признавая тем самым, что знание казахского открывает дополнительные возможности для карьерного роста²⁸. В то же время взрослому русскоязычному населению освоить казахский довольно сложно из-за недостатка времени, денег и хороших языковых курсов. Марина Абдрахманова, наполовину казашка, наполовину русская, состоящая в браке с казахом, жалуется: “Мне, например, английский выучить легче, чем казахский”. В ее семье все говорят по-русски: она сама, муж и дочери, и она переживает, что в новом Казахстане у ее дочерей могут быть проблемы в связи с тем, что они недостаточно хорошо владеют казахским языком²⁹.

Несмотря на то, что языковые приоритеты в постсоветском Казахстане поменялись на прямо противоположные по сравнению с советским временем, многие из фундаментальных советских понятий о языке и его отношении к идентичности остались в силе. Общепринятой остается убежденность, что государству следует поддерживать какой-то определенный язык и что язык является важнейшей частью национальной идентичности. В Казахстане, где большая доля казахов является русскоговорящими, эта убежденность плохо согласуется с реальностью. Более того, официальная риторика, использующаяся сегодня для пропаганды казахского языка, поразительно напоминает дискурс коренизации советских времен – так же, как и неспособность правительства создать условия, при которых все не знающее казахского население действительно освоит этот язык.

***

Сегодня Казахстан гораздо более открыт внешнему миру, чем в советское время. Граждане страны ездят по всему земному шару, пользуются Интернетом, учатся за рубежом, покупают импортные товары и, помимо казахского и русского, осваивают еще и английский. Тем не менее, обстоятельства межэтнических браков и связанные с ними проблемы остаются в основном теми же, что и в советское время. Мало кто в Казахстане задумывается о возможности смешанной или мультинацональной идентичности, что резко контрастирует с положением дел в США, где люди смешанного происхождения несколько лет назад добились для себя права называться таковыми в переписных листах. Когда члены межэтнических семей и люди смешанного происхождения рассказывают о своем опыте, в их речи то и дело всплывают советские приметы – главным образом, язык и национальность по документам.

Особой потребности изменить систему национальной классификации в Казахстане не ощущается. Почти никто не оспаривает необходимости иметь единственную официально зафиксированную национальность. Граждане Казахстана теперь могут заключать (и время от времени действительно заключают) браки не только с живущими в Казахстане людьми другой национальности, но и с “иностранцами” – китайцами, турками, европейцами, американцами. По мере знакомства с западной трактовкой расовых и этнических вопросов доминирующее понимание идентичности может измениться, однако в настоящее время советское наследие еще живо в казахстанском дискурсе об этничности, идентичности и смешанном браке.

Перевод с английского Ольги Серебряной

¹ Сауле Уалиева – старший научный сотрудник лаборатории демографии, старший преподаватель кафедры философии и проблемы человеческого развития Восточно-Казахстанского технического университета. Сфера научных интересов – историческая демография, семейно-брачные отношения и смешанные семьи в Казахстане.
² Эдриен Эдгар – адъюнкт-профессор Университета Калифорнии (Санта-Барбара). Специализируется на изучении этнических, национальных, гендерных проблем в бывших советских республиках Средней Азии. Автор монографии “Tribal Nation: The Making of Soviet Turkmenistan”, в настоящее время работает над книгой о смешанных браках в СССР.
³ Термин “создатель наций” в отношении советского государства принадлежит Рональду Суни (см.:Suny R.G. The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, 1993). См. также: Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, 2001.
⁴ Martin T. Modernization or Neotraditionalism? Ascribed Nationality and Soviet Primordialism // Fitzpatrick S. (Ed.). Stalinism: New Directions. New York; London, 2000; Laruelle M. The Concept of Ethnogenesis in Central Asia: Its Political Context and Institutional Mediators, 1940–1950 // Kritika. 2008. Vol. 9. № 1. P. 169–188.
⁵ Тишков В. Реквием по этносу. Исследования по социальной и культурной антропологии. М., 2003; Бромлей Ю. Этнос и этнография. М., 1973.
⁶ Примером таких дискуссий в американском контексте может служить книга: Spencer R. Challenging Multiracial Identity. Boulder; London, 2006.
⁷ Сусоколов А. Межнациональные браки в СССР. М., 1987. С. 140; Топилин А. Межнациональные семьи и миграция: вопросы взаимовлияния // Социс. 1995. № 7. С. 76.
⁸ Tермин “национализирующее государство” заимствован из книги: Brubaker R. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge, 1996.
⁹ Рассчитано по: Демографический ежегодник Казахстана. Статистический сборник / Под ред. А. Мешимбаевой. Астана, 2009. С. 178, 197.
¹⁰ Fierman W. Language and Education in Post-Soviet Kazakhstan: Kazakh-Medium Instruction in Urban Schools // The Russian Review. 2006. № 65. С. 110; Перепись населения Республики Казахстан 2009 года. Краткие итоги. Статистический сборник / Под ред. А.А. Смаилова. Астана, 2010. С. 9.
¹¹ Этнодемографический ежегодник Казахстана: статистический сборник. Алматы, 2006. С. 168; Демографический ежегодник Казахстана. Статистический сборник.Астана, 2008.
¹² Dave B. Kazakhstan: Ethnicity, Language, and Power. London; New York, 2007. P. 119.
¹³ Брак – это не брак // Dumaen.ru. 2005. 21 декабря (www.dumaem.ru/print.php?st_id=551)
¹⁴ См., например: Mайлыбаева Л. Казашки вступают в брак с иностранцами гораздо чаще, чем казахи – с иностранками // Inosmi.org. 2008. 11 ноября (www.inosmikz.org/?p=39). Как показывает статистика, в 2003 году в межэтнические браки вступили 9,37% казахов, в том числе 3406 (5,23%) мужчин и 2666 (4,14%) женщин. До 1990 года межэтнические браки заключали меньше 1% казашек (Там же). См. также: Ишранов Е. Нарастание численности этнически смешанных браков в Казахстане неизбежно // Zona KZ. 2006. 31 августа (http://zonakz.net/articles/15403); Бекбосунова Д. Межнациональные браки: Pro et Contra // Zakon.kz. 2006. 24 августа (www.zakon.kz/75052-mezhnacionalnye-braki-pro-et-contra-za.html).
¹⁵ Интервью проводились в двух городах – Алматы и Усть-Каменогорске. Большинство респондентов разрешили нам использовать их настоящие имена, все псевдонимы заключены в кавычки. Интервью проводились на русском языке.
¹⁶ Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, 2005.
¹⁷ Интервью с Лесей Каратаевой. Алматы, 19 апреля 2010 года.
¹⁸ Интервью с Мариной Абдрахмановой
¹⁹ Интервью с “Людмилой Давыдовой”.
²⁰ Там же.
²¹ Интервью с Николаем Хоном. Усть-Каменогорск, 5 апреля 2010 года.
²² Интервью с Лесей Каратаевой.
²³ Fierman W. Op. cit. P. 101.
²⁴ Ibid. P. 111–112.
²⁵ Жакупов Ж. Шала-казах: прошлое, настоящее, будущее. Алматы, 2009. С. 9–10.
²⁶ Интервью с “Майрой Ахметовой”. Алматы, 11 апреля 2010 года.
²⁷ Интервью с Тимуром Сергазиновым.
²⁸ Fierman W. Op. cit. P. 111–112.
²⁹ Интервью с Мариной Абдрахмановой.