… об интеграции на постсоветским пространстве

Во вторник в Москве прошел саммит СНГ, на который впервые за последние годы съехались главы всех стран Содружества. Руководители постсоветских республик ищут у России защиты от народных волнений, которые могут начаться в связи с мировым экономическим кризисом, рассказала «НИ» руководитель Центра изучения элиты Института социологии РАН Ольга КРЫШТАНОВСКАЯ. По ее словам, жители постсоветских республик остались советскими людьми, несмотря на то, что распад СССР произошел более 20 лет назад, а воссоединение Украины с Россией неизбежно, причем произойдет в ближайшие десятилетия.

– В июле этого года Россия, Белоруссия и Казахстан станут единым экономическим пространством, а в ближайшие годы – единым конфедеративным государством. Российская элита расширяет сферу своего влияния?
– Да, это так. Есть стержневые страны или страны-зонтики. Когда рухнул СССР, зонтик сложился, и из-под влияния России ушли другие бывшие советские республики. Но большинство из них так никуда и не примкнули. Только страны Прибалтики перешли под другой зонтик – Евросоюз. С другой стороны России находится еще одна стержневая страна – Китай. И речь идет о том, что мы либо перестаем опекать свое пространство, и тогда бывшие советские республики уходят к другим крупным государствам, либо мы начинаем интеграционную деятельность. И Россия работает на постсоветском пространстве, чтобы не потерять его окончательно. Объединение невозможно без взаимодействия элит. И создание Евразийского союза – это показатель активности и расширение влиятельности российской элиты.
– Почему элиты других постсоветских стран соглашаются подчиняться России?
– Об отказе от независимости речь не идет. Распад СССР произошел из-за того, что руководители республик хотели получить всю полноту власти. Суверенитет был нужен не простому народу, а исключительно элитам. А сейчас речь идет о конфедерации – гибком союзе, который дает очевидные экономические и военные плюсы при сохранении суверенитета каждой из стран и без ущемления интересов местных элит.
– Разве не ущемляет интересы унификация налогов и таможенных сборов, а в будущем – отказ от своей валюты в пользу российского рубля?
– Руководители государств, когда принимали решение, взвесили плюсы и минусы. И плюсов оказалось больше. Есть еще одно обстоятельство – массовые протестные акции, которые сегодня сотрясают мир. Создание Евразийского союза – это новые возможности для граждан и в плане учебы, и в плане работы, бизнеса. И это поможет разрядить напряженность, которая сейчас есть и в Белоруссии, и в Казахстане.
– В какой мере можно утверждать, что руководство Белоруссии и Казахстана боится потерять власть в своих странах и поэтому ищет покровительства у России?
– Да, так можно сказать – они боятся потерять власть и поэтому обращаются к России. Но можно сказать и другими словами: объединение создаст новый горизонт для стран и будет способствовать стабилизации в них. Это и новые рабочие места, и увеличение миграции. Ни один руководитель в мире не хочет, чтобы его народ выходил бунтовать на улицы, и делает все для того, чтобы этого не случилось.
– Насколько стремление постсоветских республик примкнуть к России объясняется тем, что больше никому они не нужны? Ни Евросоюзу, ни Китаю, ни Ирану, ни Турции.
– Что значит не нужны? Есть исторически сложившиеся общности, на создание которых уходят если не столетия, то десятилетия. Общности, построенные не просто на соседстве, а на общем языке, общей религии, общей истории и культуре. С Китаем у нас ничего этого нет. Ни общего языка, ни общих пережитых вместе войн. Китай – стержневая страна, но для другого региона – для Юго-Восточной Азии. А мы должны работать с зоной своих национальных интересов. Когда распадался СССР, мы смеялись над фразой «новая историческая общность советских людей». А это осталось и существует. Стоит выходцам из бывшего СССР оказаться за границей, как мы быстро находим друг друга. Даже если мы принадлежим к разным религиям, эта общность оказывается сильнее. И она нас продолжает объединять.
– За 20 лет эта общность не исчезла?
– Трещины образовались и углубляются. Раньше на Украине все свободно говорили по-русски, пусть с акцентом, с диалектом. А сейчас молодежь владеет только украинским. Контакт есть, это языки одной группы, но все равно уже не то. А вот казахи и белорусы по-русски говорят свободно. То есть общность сохраняется не на уровне элиты, а на уровне народа.
– Среднюю Азию к Российской империи присоединили во второй половине XIX века. Но она возвращается к России легко. Украина же, с которой вместе были больше 300 лет, с Россией быть не хочет. Грузия, с которой вместе были почти 200 лет, теперь наш главный враг. Почему?
– Здесь дело в политиках. Народ склонен объединяться.
– Народ любой из республик бывшего СССР?
– Любой республики. Испорченные отношения с Украиной и Грузией с народами этих стран не связаны. Не русские против украинцев или грузины против русских. Политические элиты играли в свою игру и довели до того, что отношения настолько испортились.
– Чем игра элит Грузии и Украины отличается от игры элит Белоруссии и Казахстана, которые с Россией дружат?
– Там превалируют общие интересы элиты и народов этих стран. Их лидеры поняли, что им выгоднее так, чем не так.
– В какой мере союз с Россией себя оправдывает? Ведь в Грузии в последние годы экономика росла очень бурно. И несмотря на экономическую блокаду со стороны России.
– Грузия ориентирована на США и Евросоюз, им помогают. Там провели рыночные реформы. Потому и есть успехи.
– Если власть в Грузии сменится, отношения с Россией восстановятся?
– Конечно. Отношения руководства России плохие именно с Саакашвили. Но еще влияет стратегия. Грузия ориентируется на Запад. Украина колеблется, но тоже склоняется к Западу, а не к России. Стратегию же выбирает не отдельный человек, а элита. Решение принимают коллегиально с учетом мнений и настроений людей, хотя этими мнениями и настроениями манипулируют.
– Мнения большинства грузин и украинцев таковы, чтобы быть не с Россией, а с Западом?
– Пропаганда работает. Обратите внимание, что в российских СМИ Грузия – это фигура умолчания. В теленовостях ни про успехи, ни про неудачи Грузии не слышно почти ничего. В украинских СМИ о России новостей много, но новости в основном негативные. А потом украинские политики говорят, что народ хочет чего-то, когда сами сформировали эти желания. В России же очень много пишут о Прибалтике. И тоже в основном негативно. Это геополитика. Элиты выбирают партнеров и формируют информационное пространство, в котором другие страны представлены определенным образом.
– В какой мере нежелание элит некоторых постсоветских республик быть с Россией связано с архаичностью российской элиты, которая все больше напоминает советскую?
– Архаичность – это оценка, которая зависит от стратегии развития. Если считать идеалом западную демократию, то Россию можно считать архаичной.
– А каков другой идеал?
– Тот, что наше постсоветское пространство – отдельная цивилизация, которая не должна следовать никому и которая сама производит новые пути и смыслы. Это суверенная демократия, когда мы говорим, что сами с усами, сами знаем, как надо, и Запад нам не указ. В каждой незападной стране есть две партии – западников и почвенников. И страны, руководство которых не разделяет западные ориентиры, тяготеют к России. А те, кто ориентируется на Запад, считают, что Россия идет не туда или вообще никуда не идет.
– Разве суверенная демократия не пропагандистский трюк для внутреннего пользования? Ведь наша элита прекрасно интегрирована с Западом. Там учатся дети, туда вложены деньги, куплена недвижимость...
– С точки зрения Запада мы противостоим ему как авторитарная страна. Они делят мир на тех, кто хочет демократии, и кто поэтому с ними, и всех остальных. Но Россия, пусть и с оговорками, все равно идет в направлении развития рынка и демократии. Критики нашей страны необъективны. Сейчас либерализуется и избирательное законодательство, и политическая система, и в экономике расширяется частный сектор. Наше сегодняшнее состояние – переходное, а не сложившаяся устойчивая система.
– В какой мере возможно воссоединение Украины с Россией?
– Я не сомневаюсь, что это произойдет. И нынешнее противостояние – это как война подростка с родителями, которые его уже никак не контролируют. Так же ведут себя некоторые наши бывшие республики, в том числе Украина. Постоянное подчеркивание, что Украина самостийная – это детская болезнь национального становления. У наших стран есть общие экономические интересы, но политического давления России на Украину уже нет или почти нет.
– Может, все дело в том, что Украины две: восточная, которая готова быть с Россией хоть сейчас, и западная, для которой Россия – это оккупанты, которые при Сталине пришли раскулачивать? И воссоединение с Украиной возможно только через ее распад...
– Да, об этом говорят. И как с этим быть, непонятно. Компромисса пока не видно. Но это не значит, что он не появится. Следовало бы снимать острые вопросы с повестки дня и обсуждать только то, где мы готовы сотрудничать. Например, таможенный союз и экономическую интеграцию, не затрагивая политические и конфессиональные аспекты.
– Россия сможет стать для Украины привлекательнее Евросоюза?
– Сможет. Только это очень сложно. И сейчас с этого пути свернули. Нужно поставить задачу и много-много лет делать шаги в этом направлении.
– Мы доживем до воссоединения России с Украиной?
– Я не доживу. Вы, думаю, доживете.

Александр КОЛЕСНИЧЕНКО. «Новые известия», 17 мая 2012 года