Модернизация женских мотиваций к рождению детей: деконструкция материнства ?¹

Ольга Исупова²
(Статья готовится к публикации в 2011 году в сборнике ЦНСИ "Социальные исследования вспомогательных репродуктивных технологий в России", под ред. Н. Нартовой)

«Трястись над своими генами, как над писаной торбой - да ну их. Разве это самое главное? Разве это самая важная цель в жизни? Родословная какая-то прямо. Мы же люди, а не животные, именно поэтому к таким вещам, как донорская яйцеклетка - подходим с умом, чувством, расстановкой. И если бы мне предложили выбор: одна результативная попытка с донорской яйцеклеткой или 5 попыток со своими, я бы выбрала первый вариант. Называйте это как хотите, но это так и есть, и я такая не одна», (ММС);

«А что главная цель в жизни? Родить непременно своей маткой? Почему? Почему именно это Вы в другом месте называете "выполнить свое предназначение на земле"? Женщина что, прежде всего родильная машина? Причем детей она при этом рожает - не своих, а просто выполняет такую родильную работу? Машина потому что?», (Б).

1. Бесплодие и «авангардное» деторождение³

До недавних пор было принято за аксиому, что бесплодие – непоправимо, это «судьба», с которой бессмысленно и даже аморально (с точки зрения большинства религий) бороться. К тому же, большая часть заболеваний, его вызывающих, не поддавалась ни излечению, ни преодолению каким-либо другим способом. Иначе говоря, у бесплодных людей потомства быть и не могло, и не было, если только они не усыновляли «чужих» детей (обычно – сирот, оставшихся без попечения).

В настоящее время, хотя количество бесплодных людей в мире не уменьшается, а наоборот, по некоторым оценкам, увеличивается, в связи с ухудшением экологической ситуации, проблема бесплодия имеет совершенно другой, незнакомый всем традиционным обществам смысл и формулировку. Теперь это не «судьба», а вопрос принятия решений, подчас очень сложных и диверсифицированных, а также вопрос направления финансовых инвестиций индивида.

Дело в том, что в нашу эпоху любую форму не только относительного, но и абсолютного бесплодия пары или отдельного человека можно преодолеть (причем усыновление при этом не понадобится), несмотря на то, что вылечить по-прежнему можно далеко не все.

Если половые клетки женщины (яйцеклетки) в силу существования в ее репродуктивной системе механических преград не могут встретиться с попадающими в организм сперматозоидами, то их можно извлечь из ее организма с помощью действия, аналогичного простому уколу шприцом (пункции) и соединить со сперматозоидами в специальной лабораторной посуде. Через несколько дней полученные эмбрионы переносятся обратно в матку женщины, и, если «повезет», через некоторое время они прикрепляются к стенке матки, и наступает беременность.

Если же «нездоровы» сами половые клетки, женские или мужские, то можно попробовать воздействовать на них гормонами, добиться их «правильного» созревания, и опять же – есть шанс, что наступит беременность.

И даже такие случаи, когда «вылечить» клетки никак не удается, поправимы, так как можно использовать сперматозоиды другого мужчины (донора) и/или яйцеклетки другой женщины (опять же называющейся донором). После чего аналогичным способом соединить клетки донора и того из партнеров, кто способен продуцировать свои клетки, или даже клетки донора-мужчины и донора-женщины, в лабораторной посуде, чтобы затем поместить их в матку женщины, которая хочет стать матерью.

Есть и, в некотором смысле, обратная возможность – извлеченные путем пункции из тела женщины яйцеклетки, после оплодотворения спермой мужа или донора, помещаются в матку другой женщины (суррогатной матери), при этом социальной матерью ребенка становится та, которая дала клетки.

И есть даже и очень похожий по сути на усыновление вариант

донорская яйцеклетка (далее ДЯ)+донорская сперма (далее ДС)+суррогатная мать (далее СМ), при котором социальными родителями ребенка все равно будут те, кто инициировал его рождение.

Собственно, это («авторство» желания иметь ребенка и предпринятых в этих целях действий) и предопределяет в наше время то, кто именно будет считаться родителями конкретного ребенка. При этом вариантов гораздо больше, чем раньше, когда их было всего два (или три): самостоятельно рожденный ребенок пары, генетически родной для обоих родителей; усыновленный ребенок, полностью неродной генетически обоим партнерам – или состоящий с кем-то из них в отдаленном родстве, например, двоюродный племянник; побочный ребенок одного из партнеров (чаще женщины, тайно «сходившей налево», чтобы решить проблему мужского фактора бесплодия, если она сама была фертильна).

Итак, репродуктивные технологии, начиная с 1978 года все более широко применяемые в мире (родилось уже более 3000000 «детей из пробирки»⁴) и в России (родилось уже несколько десятков тысяч таких детей⁵), предоставляют желающим стать родителями, но не имеющим возможности сделать это традиционным сексуально-прокреативным путем, и, в то же время не готовым к усыновлению, следующие варианты:

Таблица 1. Варианты сочетания необходимых для рождения ребенка элементов, используемые при ВРТ

Впрочем, даже последний вариант далеко не равен усыновлению, так как подразумевает намеренное «создание» нового ребенка вместо «присвоения», на законных основаниях, ребенка уже существующего (как при усыновлении).

Все последующее имеет отношение только к тем людям, перед которыми так или иначе вырисовываются эти варианты. И хотя, на настоящий момент , это меньшинство населения, но оно находится на «авангардном крае» человеческой репродукции, и именно дробление смыслов материнства (социальных и любых других), да и отцовства тоже, происходящее у этого «не по своей воле авангарда», по-новому и очень четко высвечивает огромные различия между индивидуальными смыслами и целями родительства⁶, таким образом, по мнению автора, являясь аргументом против чрезмерных обобщений в этой области, которые свойственны социальным мыслителям самых разных направлений, от структурных  функционалистов до некоторых представителей гендерной теории.

2. Репродуктивные технологии и материнство: социальные и этические теории; гендерная перспектива

Дело в том, что сложно говорить о материнстве и как о социальной функции женщины, и как о ее порабощении враждебными патриархальными социальными институтами, и как об индивидуальном, возвышающем ее, при правильном к этому подходе, жизненном плане, если материнство как таковое перестает быть целостным, распадаясь на некие составные части и, в некотором роде, переставая существовать как некий единый для всех социальный конструкт. Иными словами, в современную эпоху женщина может быть матерью лишь отчасти, причем как в биологическом, так и в социальном смысле, до такой степени, которую никогда ранее нельзя было себе представить.

Ведь материнство, особенно в том его понимании, которое сложилось, начиная с Эпохи Возрождения в Европе, и в особенности расцвело в 19 и первой половине 20-го столетия, было одним из самых сложных и всеобъемлющих социальных институтов. Не случайно в гендерной теории, особенно в трудах авторов первой волны феминизма (60-70-е годы 20-го века) (Rich, 1976.), материнство было выделено в качестве основного угнетающего женщину патриархального института: для него была характерна чрезвычайная комплексность, оно состояло из огромного количества сложным образом взаимосвязанных элементов. Рождение детей женщинами подразумевало секс, подчиненный желаниям мужчины и интересам продолжения рода, а не собственным желаниям женщины; беременность и роды, позиционирующиеся как состояния женской слабости и потребности в контроле со стороны общества; и отсутствие какого-либо закономерно наступающего завершения (кроме трагических случаев потери детей) - поскольку не только кормление грудью как таковое, но и почти все в воспитании маленьких детей считалось неотъемлемой частью процесса материнства, а чувство ответственности за детей не должно было прекращаться даже тогда, когда они становились совершенно взрослыми.

Сейчас же параллельно идут два процесса, значительно изменяющие «бытование» института материнства как на общественном, так и на индивидуальном уровне.

С одной стороны, все большее количество наиболее передовых стран начинает хотя бы отчасти принимать, в области социальной политики, доктрину «общества работающих взрослых» (хотя Larsen, 2005, показывает, что в этой области пока проблем намного больше, чем решений), развивая как можно более широко сеть учреждений по уходу за детьми, начиная с самых маленьких, снимая таким образом с женщины значительную часть связанных с ним забот. Кроме того (в странах Северной Европы прежде всего), на законодательном и бытовом уровне утверждается равная ответственность женщины и мужчины за заботу о младенцах, вплоть до «принудительного» отпуска по уходу за ребенком для КАЖДОГО отца (причем мать ребенка в это время работает, так что отец реально остается с младенцем один на один, каждый день, хотя бы несколько месяцев), таким образом значительно облегчая для женщины не только бытовую работу, связанную с материнством, но и (возможно, это важнее всего) чувство психологического давления, определяемое ранее подразумевавшейся этим состоянием гиперответственностью. Все большее распространение получает ранний выход на работу после родов (через два месяца, через месяц, даже через несколько дней), причем, что характерно, с детьми в связи с этим не происходит ничего плохого, поскольку на данном этапе развития медицины и практик ухода за детьми практически все необходимые процедуры может выполнять не мать, а другой человек.

С другой стороны, развитие репродуктивных технологий привело к тому, что можно быть матерью и в биологическом смысле тоже только отчасти. То есть можно быть генетической матерью, но не вынашивать своего ребенка 9 месяцев; а можно, наоборот, быть вынашивающей (или гестационной) матерью, при том, что генетической связи у тебя с твоим ребенком не будет.

Соответственно, в первом случае, вынашивание ребенка потребует участия еще одной женщины, но для нее оно будет, так или иначе, только работой. А во втором случае, ситуация потребует участия в ней скорее некоего рыночного ресурса, или продукта, а не человека как работника, поскольку донация яйцеклеток (в этом случае) воспринимается именно как (товарный) обмен неким продуктом, а не как отношения найма работника.

Уже из этого можно видеть, что в каждом из этих двух случаев происходит - в некотором роде зеркальное - значительное смещение «центрального» в биологическом материнстве, высокая оценка значимости того, что делает сама социальная мать, и низведение второго элемента к уровню служебных, рыночных услуг.

В большинстве случаев, однако, все эти смещения смыслов имеют скорее вторичный, психологически «защитный» характер, поскольку обычно женщина не стоит перед выбором: ДЯ или СМ. Обычно, все определяют действительно медицинские проблемы: у женщины или плохо с половыми клетками (тогда, только ДЯ), или проблемы локализуются в матке (тогда, только СМ), или плохо и с тем, и с другим – тогда, только ДЯ+СМ (все это, конечно, только в том случае, если женщина отвергает для себя как бездетность, так и усыновление).

Существует несколько концептуальных подходов к пониманию социального смысла репродуктивных технологий.

Первый заключается в клерикально-консервативной критике ВРТ с позиций биоэтики (см., например, недавнее послание нового Римского Папы, Dignitas Personae, декабрь 2008 года; так или иначе, несколько более - или несколько менее – радикально ВРТ критикуют также и протестантские церкви, православная церковь, ислам) как вмешивающихся в естественный, традиционный, «установленный Богом» порядок вещей, в частности, интимный характер естественного зачатия в рамках супружеской семьи без привлечения третьих лиц.

Второй, характерный для гендерной и феминистской традиции, утверждает, что репродуктивные технологии продолжают и развивают патриархальное порабощение женщин, объектификацию женского тела, поскольку предполагают, в дополнение к беременности, родам и кормлению грудью, ряд дополнительных небезболезненных и небезвредных манипуляций над телом женщины с целью «получения» ребенка в результате. Более того, все эти манипуляции проводятся ТОЛЬКО над женским телом даже в случае ТОЛЬКО мужского бесплодия в паре. Усиление неравенства и угнетения женщины налицо. К тому же власть над зачатием – и, соответственно, рождением – передается из рук (в основном) самой женщины в руки (патриархального) социального института медицины. Использование донорских яйцеклеток и (в особенности) суррогатного материнства, с точки зрения этого подхода, интерпретируется как эксплуатация одних женщин другими, являющаяся «проводником» самых нежелательных свойств мужского мира, основанного на насилии и угнетении, в мир женских отношений, которые в идеале должны быть от таких особенностей избавлены. Этот подход связан с именами Ренате Дуэлли Клейн (с соавторами, 1984), Джены Кореа (1985), Андреа Дворкин (1983), Катрин Ратклифф (1989), Мишель Стэнворт (1987), Энн Оакли (1987). Еще одно обвинение в адрес репродуктивных технологий со стороны генедерно-феминистского подхода заключалось в том, что эти технологии являются евгеническими, то есть слишком фокусируются на генах (что особенно релевантно для темы данной статьи). Со временем феминистская позиция в отношении репродуктивных технологий, однако, несколько смягчилась в связи с тем, что:

«…Этот феминистский дискурс оказался, в свою очередь, орудием угнетения женщин. Феминистки и любые другие женщины, считающие себя «эмансипированными», у которых обнаруживались проблемы с фертильностью, столкнулись с тем, что им трудно говорить о своем желании иметь ребенка, и были вынуждены скрывать свое бесплодие и стремление к его лечению от окружающих. Некоторые феминистки-социологи, проходя курс лечения бесплодия, оказались во внутренне противоречивой позиции, поскольку были вынуждены одновременно обличать репродуктивные технологии на лекциях и конференциях»⁷

Это смягчение связано с именами Энн Саэтнан и ее соавторов (2000), которые, сместив акценты, заговорили о том, как женщины могут использовать репродуктивные технологии в своих интересах, а также о том, что женщины активно участвовали, и участвуют, в их создании и развитии.

На рубеже 2000-х годов появился новый, третий подход, получивший название «социологии репродукции». В 1999 году в Амстердаме была проведена (Франком Ван Баленом и Труди Герритц) первая конференция «Социология и бесплодие», которая поставила своей целью создание и развитие социологии репродукции. Собравшиеся на конференции исследователи-социологи выразили надежду, что репродукция человека наконец окажется в фокусе социального и политико-экономического анализа, и голоса бесплодных будут услышаны. Этот третий подход связан также с именами Сары Франклин (1998), Ф.Д. Гинзбург и Р. Рапп (1995), С. Гринхалг (1995) и характеризуется перемещением центра анализа с гендерно-классовой критики ВРТ на то новое, что они приносят в мир родственных отношений и в целом в социальные практики и представления людей, поскольку отменить их существование уже так или иначе невозможно (да и вряд ли так уж необходимо).

3. «Мифические» гены и «настоящая» беременность: что в большей степени делает женщину матерью?

Именно этим новым аспектам родственных отношений, создаваемых вспомогательными репродуктивными технологиями, выявлению степени важности различных сторон биологического в деторождении для женщин, в основном и посвящена данная статья, основанная на текстовом анализе крайне примечательной дискуссии на форуме сайта Пробирка. Основная проблема дискуссии была сформулирована именно как возможность осознанного выбора между использованием ДЯ - и использованием СМ. В процессе дискуссии остро проявились глубочайшие персональные различия в ценностях и мотивациях деторождения, в данном контексте оказавшиеся полярными, в чем-то противоположными друг другу, что позволяет изучать их как бы в «чистых лабораторных условиях», в то время как большинство случаев не нуждающегося в помощи медицины родительства не позволяет изучать эти мотивации в настолько отделенном друг от друга виде.

«Девочки, есть ли среди вас такие, что стояли перед выбором - СМ или ДЯ? У меня есть свои клеточки, хотя очень мало. Есть еще много сопутствующих проблем в матке: эндометриоз⁸, плохой кровоток, и многое другое, словом - психика сдает уже. Я выбрала для себя ДЯ + свои, но, почитав Пробирку, начинаю сомневаться - правильно ли я делаю? Может, я ошибаюсь? Для меня СМ - это тяжелее, чем ДЯ. Да и денег на это у меня пока нет», (ММС).

И из этого высказывания, и из многих, последовавших за ним, можно видеть основные мотивации предпочтения гестационного⁹ материнства («материнства беременности»): относительная рыночная дешевизна ДЯ по сравнению с СМ; ощущения, подогреваемые врачами, всегда готовыми утверждать, что использование ДЯ дает 100%ную гарантию результата, беременности и ребенка с первой попытки, в то время как со своими клетками можно пробовать и пробовать безрезультатно хоть 17 раз:

«Именно поэтому муж щадит меня от 10-ти попыток, лишь бы мои гены... Он просто хочет растить со мной ребенка, и не в 50 лет, а сейчас, и чтоб я была здорова, а не лечилась до конца дней от последствий ЭКО», (ММС),

«Одна моя знакомая родила ребенка с 3-й попытки уже с ДЯ и как-то сказала мне: почему мне сразу, ну хоть со второй попытки,  не посоветовали ДЯ? Я столько здоровья угробила и нервов, да и денег. У нее есть чудный сыночек, и радости, и проблемы - она Мама», (ММС),

«Донорская программа – это не компромисс и не страховка, это сознательный выбор. Выбор между несколькими годами стресса и отчаяния, убитыми на протоколы деньгами и тем, что в ближайшем будущем у тебя появится ребёнок, а на сэкономленные деньги ты с этим ребёнком сможешь, например, поехать в путешествие. Ну так как? Страдаем в ожидании «генетически своего»,  или живём в удовольствие? Конечно, если ты собираешься жить 150 лет, то три-пять-семь лет не имеют значения, в противном случае предлагаю ценить каждую минуту», (И.),

возможность «привыкнуть» к ребенку за те 9 месяцев, что он у тебя в животе, убежденность, что материнские инстинкты «заботы» появляются именно вследствие беременности, и в ее процессе:

«Я предпочитаю быть со своим ребенком от самого начала, общаться с ним, чувствовать его толчки, вместе с мужем переживать все трудности и приятности беременности. Я хочу все это ощутить - уверена, что связь с ребенком после этого будет только крепче, даже если он ДЯ-шный», (ММС),

«Может быть и такая причина - женщина всегда знала, что ребенок ее, и это заложено именно в долгом процессе беременности и рождении из ее тела. Я думаю, что и проблема, и решение этой проблемы исходят из этого момента: женщина всегда знала, что это ребенок ее. Отсюда стресс для некоторых, когда естественная последовательность событий нарушается. И отсюда и выход - естественная последовательность событий позволяет легко принять зачатого из другого материала ребенка, если беременность наступает», (Р.),

желание испытать беременность, как жизненный опыт:

«Сейчас у меня есть стойкое ощущение, что тот кусок жизни – от того, что я из себя представляю сейчас – и до того, как ребёнку исполняется несколько месяцев, содержит в себе нечто, что нужно испытать. Даже если ничего хорошего там нет. Это как если бы пропустить, например, в летаргическом сне, возраст между 15 и 30 годами: время дрянь, ответственности по-взрослому, возможностей по-детски, но всё же проспать его мне бы не хотелось», (И.),

возможность «предъявить обществу беременность», доказав тем самым – обществу и самой себе, как неотъемлемой его части и его порождению - «свою женскую состоятельность», которая, как выясняется, для многих ассоциируется именно со способностью родить, а не с тем, чтобы «произвести себе подобных»:

«Да и морально тяжело, чувство несостоятельности и так зашкаливает, а тут еще видишь, как твоего ребенка носит другая женщина. Я даже думала , а может есть смысл использовать все варианты одновременно: если вырастут мои клетки - подсадить мне и СМ, а если будет мало клеток и только донорские - то только мне сделать перенос. Кому-то легче, когда выносит другой человек, а я хочу пережить беременность со всеми приятными и не очень моментами. Это мой выбор», (ММС),

и в то же время, возможность «присвоить» «невидимым миру образом» чужое, заложенное в генах же, здоровье:

«Конечно, всевозможные проверки донора на заболевания и не дают все 100% гарантии ее здоровья, но все же - как приятно осознавать, что мама моего малыша - абсолютно здоровая физически и психически, в том числе, женщина /по сравнению со всеми нами с нашими многолетними мучениями/, которая передаст частичку этого здоровья моему ребенку. А если мы тут так все за генетику - надо признать, что все наши бесплодия и прилегающие к ним диагнозы - не проходят бесследно, и наши дочери - уже в группе риска с рождения и уход за ними более тщательный», (ММС).

Мотив «произведения себе подобных» в этой картине мира понимается как мужской, поскольку у мужчин все равно же нет других вариантов, кроме «семени», участвующего в процессе оплодотворения. А «у женщин семени нет», как считал еще Аристотель. Оказывается, многие и сейчас разделяют его учение (по крайней мере, в этом смысле), или реально не понимая, что это за частицы такие, гены, или не придавая им (персонально для себя) совершенно никакого значения, или даже воспринимая донорские программы как радикально другую, альтернативно-фантастическую, а не приземлено-человеческую, форму размножения:

«А про гены… А если, предположим, у меня три класса образования и я такого слова не знаю? Тогда, какая мне разница? ДЯ это не отказ от генов, это возможность родить ребенка, не заморачиваясь на генах», (И.),

«Для кого-то это не важно. И ДЯ-выбор вообще не муки и муками никогда не был. Ну вот есть в природе такие женщины»,(Р.),

«Альтернативная точка зрения - и почему, собственно, нужно шифроваться, как партизанам, при использовании донорских программ? Нас много, и у нас такая форма размножения. Других больше, у них другая форма размножения. И что?», (И.).

Поэтому сторонникам этой «партии матки», по выражению одной из участниц дискуссии, оказывается легко сделать и другой выбор – между ДЯ и ДС – они всегда выберут ДЯ, даже когда в реальности бесплодие скорее связано с мужским фактором и надо бы выбрать донорскую сперму, в то время как яйцеклетки женщины, скорее, нормальны: иначе ведь мужчина «не будет чувствовать себя при делах» (И.):

«А продолжение рода, исторически сложилось, считается по мужской линии (уже давно). Возможно, поэтому так трудно психологически пережить паре мужской фактор. Сейчас другие женщины? Да? Более самостоятельные? А почему же тогда я ни разу не слышала здесь такой фразы - Мне на ДС решиться было бы гораздо легче, чем на ДЯ? А вот обратную - на ДЯ гораздо легче, чем на ДС - слышала и не один раз», (Р.),

«Для себя - я просто очень хочу ребенка, с ДС, с ДЯ, с СМ, не имеет значения. Но, мне просто хочется сделать мужу такой подарок - родить именно его ребенка, потому что я знаю, что для мужа будет очень тяжело свыкнуться с мыслью, что ребенок не его родной», (М.Т.).

У «оппонентов», сторонников «партии яичников», именно этот момент вызывает наибольшее возмущение, причем они тоже апеллируют к традиции и находят исторические примеры, стремясь подтвердить свою правоту:

«ДЯ - это отказ от своих генов, от генов ЖЕНЩИНЫ. Но при этом, почему то от генов мужчины не спешит никто отказаться. А ПОЧЕМУ?????????», (Я.),

«Главное - не только мужчине важна передача генов», (Б.),

«Вот многие говорят, что гены мужа - это наше все, а с женской стороны - не важно. Тогда представьте себе - вы растите ребенка от ЛЮБОВНИЦЫ мужа. Легко? И часто бывает? Нет, за всю историю именно ПАТРИАРХАЛЬНОГО человечества, по крайней мере христианской его части (за мусульманскую и другие не скажу, нет такой уверенности, хотя подозрения есть, что люди везде в чем-то одинаковы...) наоборот, ГОРАЗДО чаще в семье рос ребенок ЖЕНЫ от любовника, чем наоборот. Издержки этой вот патриархальности ткскэать... все дети, рожденные в законном браке, по умолчанию считаются детьми мужа... а мачехи - да сто раз говорено о персонажах сказок... так что ТРАДИЦИОННО как раз скорее продолжение рода по женской линии, на самом-то деле», (Б.).

Они настаивают на том, что в случае использования ДЯ материнство становится какой-то служебной функцией, отказом от себя, ненужным и нездоровым самопожертвованием, в нем не остается настоящей самореализации, возвышающего, а не принижающего женщину опыта, в то время как этого быть не должно, это не соответствует реалиям современной действительности, полной сильных и самостоятельных женщин:

«Сейчас другие женщины. Она сама выбирает, КТО будет отцом ЕЁ ребенка. Рокировка в соответствии с растущей ролью женщины в жизни общества», (Я.),

«И особенно, вникая в некоторые ситуации, поражает, когда женщина со здоровыми яичниками, но с нездоровой маткой, или с ужасной спермограммой у мужа, и/или при том, что вообще-то изначально детей хочет только она, а мужу пофиг, при паре неудач в "обычном" ЭКО спешит прибегнуть именно к ДЯ, а не к СМ, или ДС, хотя иногда все это в результате все равно доходит до развода. И она остается одна с ребенком от ДЯ, но генетически - мужа. Которого (мужа) она к этому моменту на дух не выносит. А мужу нафиг не нужен этот ребенок. Где логика?», (Б.).

Мотивации к предпочтению генетического материнства связаны со стремлением к материальному продолжению себя (и даже своих предков, несмотря на характерное для большинства неоднозначное к ним отношение) «в этом мире», на земле, поскольку возможность всех остальных вариантов бессмертия все же пока никем не доказана; причем это стремление к продолжению себя интерпретируется как естественность, инстинктивность, которую невозможно разложить на дальнейшие составные части, и чем-то дополнительно объяснить:

«Я тоже за свои гены что хочешь порву. Воспринимаю их как бессмертие, пусть относительное, точнее, надежду на него. Ничего не имею против того, что и я - это бессмертие моих предков. Чувствую себя практически ими, со всеми их прелестями и со всем их г..ном. Короче, я органически не понимаю, как можно не придавать значения генам», (Б.),

«Генетически свой ребенок обоих супругов - сами родили, с ЭКО, или с СМ - это ТОЖЕ ХОРОШАЯ ШТУКА! Да, он будет не только на Вас, любимую, и супруга, вероятно, тоже любимого, похож, но и на противную свекровь и двоюродного брата-валенка, но все же ведь именно это то, чего мы изначально при деторождении хотим (ну то есть некоторые из нас, кто не отрицает эти странные штучки под микроскопом) - создать комбинацию из себя и супруга, которая причем будет уникальной каждый раз, сколько таких комбинаций из "наших двух тел" ни создавай. Да, любая комбинация генов - уникальна. Тут дело не в этом, а в том, что генетически свои дети - это более близкая к Вам комбинация, чем другие. Ну больше в ней будет не видимых миру повторов, и совсем отрицать это довольно смешно. Все равно, что говорить, что земля плоская и лежит на трех китах...», (Б.),

«Почему я хочу генетически родного ребенка? На этот вопрос так же невозможно ответить, как и на вопрос: "Почему вы хотите детей?". Называйте это как хотите: самореализация, инстинкт самки, эгоизм или дурь. Мне все равно. Я так хочу», (М.).

Также выражается желание, чтобы дети были похожи хотя бы на кого-то из родных, и прежде всего не внешне, а чертами характера, способностями, склонностями, пусть даже и не самыми привлекательными:

«Да, я хочу видеть в своем ребенке мои глаза, нос или губы. Мою доброту и любвеобильность в детстве. Мой мерзкий характер в переходном возрасте. Мою зажатость в юности и впечатлительность в более зрелом возрасте. Хочу видеть в ребенке умные мозги моего мужа, и даже его противный острый язычок. И что такого плохого в моих желаниях? И дело не в том, что это ЛЕГЧЕ увидеть, чем распознать достоинства ребенка неродного, дело в самом факте того, чтобы иметь возможность просто это наконец УВИДЕТЬ», (М.).

Вообще акцент на генетическую сторону связан с восприятием материнства не как работы для других, а как обретения некоего огромного «бонуса» для себя лично, личного достижения, причем такого «бонуса», который качественно и количественно превосходит все остальные радости, достижения и «награды», которыми может одарить жизнь:

«Во первых вопрос, чего достигать то??? Личные достижения - эфемерное понятие. К ним можно до гроба стремиться и не удовлетвориться: все равно кто-то будет более цельной и ценной личностью - а ведь многим именно это и спать не дает. У соседа ведь жена красивее, моложе, тачка крутая, и т.д. и т.п. А можно ведь добавить в список: чадо 1 в Лондоне учится, чадо 2 на луну летает камушки собирает на альпийскую горку для дачи, чадо 3 на Марсе огонь разжигает… Почему нет?? Сам не полетишь на 3 планеты сразу… Ну если мерить потребительской ложкой, то дети - это самые роскошные цветы жизни, которые можно вырастить (пусть даже и путем ста нянек-мамок), они цветут всегда и долго, и могут быть и лучшим украшением даже жизни, состоящей из сплошных благ. Правда, иногда вырастают кактусы не цветущие, но и они ведь прекрасны своими иголками!», (Я.).

Этот «бонус» настолько огромен, что все, что приходится делать на пути к нему, воспринимается как несоизмеримо меньшие жертвы, даже если объективно эти жертвы довольно велики. Поэтому путь любой сложности к ребенку не видится страданием, это просто такая тяжелая работа, но цель – достойна и большего, причем почти в любом случае:

«И я не считаю, что ради этого иду на "многочисленные жертвы". МОЙ (пока будущий) ребенок еще и не того стоит. А если я откажусь от него ради фигуры, здоровья, сохранения нервов, времени и денег - значит, не так уж мне и нужен этот ребенок», (М.),

за исключением – случая, когда «получить» свои гены (свои яйцеклетки) нельзя никак. Тогда возможны разные варианты развития событий, вплоть до отказа от родительства как такового:

«На момент, когда мне предложили ДЯ, бесплодие я еще не так уж долго лечила - да и то между делом. Однако предложение отказаться от моих генов было настолько неприемлемо и чудовищно для меня, что я вообще на время отказалась от ЭКО и предпочла жить без детей (к счастью, не навсегда)», (М.).

Принадлежность к «партии яичников», как правило, связана с достаточно высокой самооценкой и отсутствием чрезмерного конфликта с ближайшими родственниками, «принятием» себя в мире, неким оптимизмом, нежеланием мириться с ограничениями, чужой властью, приниженным положением женщины в обществе, стремлением жить по-своему, самостоятельно решать «основные» вопросы своей жизни, не оглядываясь на окружение:

«Мои гены.. Они не лучшие и не самые самые ..(это я возвращаясь к вопросу И.), они УНИКАЛЬНЫЕ, потому что МОИ и нигде в мире ТАКИХ больше нет», (Я.),

«Для того, чтобы ребенку было начхать на родительские гены, родители должны быть... как бы помягче сказать... не очень хорошими родителями: чтобы ребенок вообще не хотел иметь ничего общего с ними - ни характер, ни черты лица, ни способы воспитания детей», (М.),

«Если бы мой муж при НЕявных показаниях к ДЯ заявил мне, что для него главное видеть меня беременную и наплевать на мои клетки, то как минимум вселенский скандал был бы ему обеспечен, как максимум - искала бы себе другого мужа. В моей семье решение о ДЯ буду принимать только я, мнение мужа может быть выслушано, но оно не является ни приоритетным, ни даже равнозначным с моим», (М).

Однако, можно видеть, что и эта позиция (как и любая другая) не свободна от влияния общества. Например, заметно, что в ней много традиционно «мужского» отношения к рождению детей, ведь не зря именно для мужчины (если он хотел быть отцом) всегда было важно «дать семя», продолжить свой род – так же, как теперь это важно для сторонниц «партии яичников». И хотя для большинства из них суррогатное материнство – это вынужденный, обусловленный здоровьем, выбор, встречаются и варианты, когда женщина признает, что не хотела бы рожать сама и в идеале:

«А я, если честно, в юности тоже очень боялась беременности и родов, и была бы просто счастлива, если бы природой было дано иметь СВОИХ детей, но при этом не проходить через беременность. Однако это не стало для меня причиной для отказа от детей. Пришлось примириться не только с беременностью, но и с долгим лечением от бесплодия, тоже не особенно приятный процесс. Сами знаете… Правда, я тогда не знала о существовании суррогатного материнства… Я и сейчас, хотя двоих родила сама, воспринимаю СМ, если бы так стал вопрос, просто как технически более сложный вариант, а ДЯ – как катастрофу, типа конец всему», (Б.).

Таким образом, «партию яичников» можно интерпретировать как довольно неожиданное развитие феминистских идей первой волны (например, призыва Суламифь Файрстоун¹⁰ к отказу от деторождения, пока не изобретут такое размножение человека как вида, которое не будет требовать от женщин беременности). Правда, в отличие от тех феминисток, эти женщины ОЧЕНЬ хотят, чтобы ИХ дети появились на свет – но беременность воспринимают не как квинтессенцию опыта женственности и высшую радость женского существования, а как не очень желанное «служебное» состояние, которое ты либо, скорее вынужденно, терпишь сам (если нет проблем в матке, поскольку СМ все-таки очень недешевое удовольствие, а также и потому, что суррогатное материнство по немедицинским показаниям законодательно запрещено), либо платишь за него как за услугу, не испытывая серьезных душевных мучений.

В процессе полемики, сторонники партии матки тоже находят, в чем упрекнуть оппонентов: в эгоизме, в своего рода паранойе, связанной с излишне упорной погоней за поставленной целью, в стремлении страдать (в то время как правильнее «любить» свой организм), в том, что процессе этой погони патологически меняется характер, что впоследствии плохо скажется на ребенке:

«Кстати, я думаю, что те, кто очень долго бился за гены и получил-таки своё, уже не могут жить спокойно. Всё же ожидания и стрессы накладывают отпечаток, и в данном случае не на пользу никому. И твоя изменённая стрессами психика для ребёнка будет более тяжёлым наследием, чем «его не твои гены» (на что ребёнку, я думаю, вообще начихать). Если же тобой движет эгоизм – чтобы, скажем, форма ребёнкиного носа напоминала нос твоей бабушки, то это вообще издевательство над детьми, я считаю. Психология говорит, что из детей, воспитанных как продолжение себя, ничего хорошего не вырастает. И только когда ты позволяешь ребёнку быть самим собой, помогаешь ему открыть, кто он такой, тогда получается счастливый человек», (И.),

«А эти темы про гены я вообще не понимаю. Бабушкины глазки, папины ушки - я знаю, что есть бескорыстная материнская любовь, счастливые глаза мужа - наконец есть о ком заботится, кроме кошки», (ММС),

«Организм размножаться не хочет, факт. Предлагаю простить его за это, дать ему такое право, принять, полюбить, и завести ребёнка от донорской программы. Чего организм насиловать? Вообще, обидно смотреть, как люди страдают из-за ничего. Возможно, вопрос фертильности и не самый простой, но ИМХО¹¹, он не стОит тех эмоций, которые в изобилии можно встретить на Пробирке. «Генетически своего» проще полюбить? Продолжение себя любимого? Значит, у нас есть шанс стать широкой души человеком, не эгоистом, любить другого самого по себе. Разве плохо?», (И.).

Кроме того, приверженцы беременности подчеркивают тот факт, что ребенку будет не важно, чьи у него (или у нее) гены, видимо, считая всех подобными себе (хотя восприятие генов с точки зрения их лучшего или худшего «качества» допускается), не упуская возможности по ходу дела приписать противоположной стороне все вообще «грехи» современного социально частичного материнства (а себя, получается, ассоциируя с материнством традиционным, самопожертвенным):

"Ребёнку на «не твои гены», я думаю, вообще начихать. Абсолютно.

Ребенку не начхать на то, чтобы мама не выходила на работу в его несколько месяцев от роду, не бросала на няню, не начхать на привлекательность искусственного вскармливания при наличии возможности кормить грудью. На то, что мама предпочитает родить и дальше делать карьеру.

Причем, заметьте, его не спрашивают о том, что бы он предпочел. Увы, и это мы тоже решаем за него, не спрашивая его, как и то, какие гены мы ему дадим. Но почему-то форма носа нас волнует гораздо больше, чем то, кто, по сути, растит наших детей», (Р.),

«Опять не понимаю, чем ваш ген лучше? Жести не вижу. По сути, «хорош» или «плох» одинаково каждый ген, какого бы происхождения он ни был. В конце концов, все мы появились от какого-то, возможно одного и того же,  прародителя», ( Р.).

4. Мать=отец или мать=матка: продолжение «дискуссии о главном»

В дополнение к свободной дискуссии, ее участницы пожелали подытожить  свои мнения путем «количественного»¹² опроса-голосования о личностно приемлемых (предпочитаемых?) путях к ребенку, в котором в общей сложности приняло участие 42 человека. Голосование показало, что относительное большинство тех, кто либо участвовал в дискуссии, либо только ее читал (14 человек или 33%), при возникновении вопросов о не-генетическом и не-гестационном родительстве, готово, на своем пути к ребенку, к любым вариантам (ДЯ, ДС, СМ, все эти три элемента сразу, и на усыновление согласно тоже).

Следующие две относительно большие группы участвовавших в голосовании (по 6 человек, или по 14%) выбирают либо «только усыновление», либо ДЯ+СМ. 4 человека (10%) выбрали только СМ. По 3 человека (или по 7%) предпочли «только ДЯ», «ДС+ДЯ» или «остаться бездетными». Только ДС выбрали 2 человека, ДС+ДЯ+СМ – 1 человек.

В целом, это голосование (которое никак нельзя считать репрезентативным, не только вследствие малого количества участниц, но и потому, что выбор многих, вероятно, был обусловлен скорее диагнозом, причиной бесплодия в их конкретной паре) показало, что жаркая баталия, цитаты из которой приведены выше, актуальна скорее для «активного меньшинства», чем для большинства страдающих от бесплодия женщин.

Таблица. 2 Результаты голосования о «путях к ребенку»

Большинство пока не актуализирует в значительной степени различия между «материнством генов» и «материнством беременности», считая допустимыми, на пути к своему ребенку, практически любые варианты. Впрочем, примечательно, что вариант ДС+ДЯ+СМ выбрал только один человек: в России пока, к сожалению, достаточно детей в детдомах, и, при отсутствии предрассудков относительно «плохой наследственности» у таких детей (видимо, нехарактерных для большинства участниц), усыновление представляется намного более дешевым, легким и нравственным вариантом, по сравнению с использованием одновременно донорской спермы, донорской яйцеклетки, и суррогатной матери.

Интересно сопоставить исследуемую дискуссию со статистикой РАРЧ (Российской Ассоциации Репродукции Человека): в 2006 году, например, было проведено 308 протоколов с использованием суррогатного материнства и 1179¹⁴ – с использованием донорских яйцеклеток. Даже если сделать поправки на различия в стоимости (протокол с СМ все-таки гораздо дороже, хотя и ДЯ стоят недешево), а также на малую численность таких состояний здоровья, при которых действительно можно выбирать между ДЯ и СМ, эти цифры говорят сами за себя: протоколов с ДЯ делается гораздо (почти в 5 раз) больше. Получается, что очень и очень многим пациенткам ВРТ действительно важнее и лично пережить, и «предъявить обществу» беременность – ведь, помимо всего прочего, скрыть факт присутствия в ситуации ДЯ гораздо проще, чем факт присутствия СМ. А то, что за этим стоит, а именно, какие-то микроскопические «не свои» гены, получается, для большинства действительно не важно.

Таким образом, не оправдываются опасения, и не сбываются пророчества относительно «генетического эссенциализма», высказанные в отношении ЭКО представителями критического феминистского подхода к теме. А вот что в реальности происходит, так это действительно развитие систем родства, о котором говорят социологи репродукции (см., в связи с этим, предлагаемую автором данной статьи схему в приложении). Ведь, как бы твердо ни были убеждены  в обратном многие пациентки, скрыть от самих себя вряд ли что-то удастся – и большинство всегда будет помнить, каким именно образом у них появился ИХ ребенок (что совершенно необязательно должно, однако, может - повлиять на их к нему отношение).

5. Заключение: диверсификация родительства и женские предпочтения

Подытоживая, можно сказать, что где-то на «переднем крае» современных репродуктивных опций начинает происходить (пока, затрагивая очень немногих, однако, являясь реальной и существенной частью их жизней) отделение не только генетического родительства от социального, а родительства как такового от репродукции, но и диверсификация внутри не-генетического родительства, выражающаяся в отделении друг от друга разнообразных его форм:

• «Прокреативного» (предполагающего так или иначе создание новой жизни, появление нового человека) и
• «Присваивающего» (через усыновление уже существующих детей).

При этом внутри прокреативного родительства тоже уже существуют варианты, отчасти связанные со свободным выбором женщины: гестационное (или, «материнство беременности») и генетическое «частичное» материнство.

Первое выбирают скорее те, кто особенно ценит специфически женский телесный опыт (что является краеугольным камнем для некоторых течений внутри второй волны феминизма 20-го века), до некоторой степени отождествляя его с самоотверженностью и, соответственно, с традиционной материнской ролью.

Второе предпочитают женщины с высокой самооценкой, стремящиеся к достижениям, в некотором смысле, таким образом, отождествляющиеся с «мужским миром». С другой стороны, это женщины-«победительницы», самостоятельные и уверенные в себе, то есть такие, которыми так хотели видеть женщин феминистки первой волны.

И в первом, и во втором случае существует элемент как социального давления, так и самостоятельного решения. Конечно, ни «гестационных», ни «генетических» матерей нельзя считать в каком-либо смысле свободными от тех мотиваций к материнству, которые навязываются патриархальным обществом; однако, с другой стороны, пространство выбора и совокупность возможностей на «поле» материнства в наше время значительно расширились, увеличивая степень свободы вступающих на него женщин: свободы при принятии решения о том, иметь ли детей вообще, для чего, как их производить на свет, и как их растить.

Библиография

• Arditti Rita, Klein Renate Duelli and Minden Sheile, eds., Test-Tube Women: what’s future for motherhood?, Pandora Press, London, 1984.
• Corea Gena, The Mother Machine, Harper and Row, New York, 1985.
• Dignitas Personae, Vatican Instruction on Bioethics, Welcomed for Guidance on Issues of Procreation, Medical Research, USCCB News Release 08-196 December 12, 2008
• Dworkin Andrea, Right Wing Women, Women’s Press, London, 1983.
• Firestone Shulamith, The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution, Morrow, 1970.
• Franklin, S., Ragone, H.,eds., Reproducing reproduction: Kinship, power, and technological innovation, Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1998.
• Ginsburg F. D., Rapp R., eds., Conceiving the new world order: The global politics of reproduction, Berkeley: University of California Press, 1995
• Ginsburg F.D., Rapp, R., The politics of reproduction. Annual Review of Anthropology 20, 1998. pp. 311–343.
• Greenhalgh S., ed., Situating fertility: Anthropology and demographic inquiry (pp. 3–28). Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1995.
• Larsen Trine P.,The Myth of an Adult Worker Society: New Policy Discourses in European Welfare States, in: Taylor-Gooby , ed., Ideas and Welfare State Reform in Western Europe, Palgrave Macmillan, 2005,
• Oakley Ann, From walking wombs to test-tube babies, in: Stanworth Michelle (ed.)., Reproductive Technologies: Gender, Motherhood and Medicine, Cambridge: Polity Press, 1987, pp. 36–56.
• Ratcliff K.S., Ferree M.M., Mellow G.O., Wright B.D., Price G.D., Yanoshik K, Freston M.S., Healing Technology: Feminist Perspectives, Ann Arbor: Univ. of Michigan Press, 1989.
• Rich Adrienne, Of Woman Born: Motherhood as Experience and Institution, 1976 New York : Norton, 1976.
• Saetnan Ann R., Oudshoorn Nelly, Kirejczyk Marta, eds., Bodies of Technology: Women’s Involvement with Reproductive Medicine, Ohio State University Press, 2000.
• Stanworth Michelle (ed.)., Reproductive Technologies: Gender, Motherhood and Medicine, Cambridge: Polity Press, 1987.
• Taylor-Gooby, ed., Ideas and Welfare State Reform in Western Europe, Palgrave Macmillan, 2005,
• Российская ассоциация Репродукции Человека, Регистр центров ВРТ, Отчет за 2006 год, Санкт-Петербург, 2008.
• Российская ассоциация Репродукции Человека, Регистр центров ВРТ, Отчет за 2005 год, Санкт-Петербург, 2007.
• Российская ассоциация Репродукции Человека, Регистр центров ВРТ, Отчет за 2004 год, Санкт-Петербург, 2006.
• Российская ассоциация Репродукции Человека, Регистр центров ВРТ, Отчет за 2003 год, Санкт-Петербург, 2005

¹ Здесь и далее термины «материнство» и родительство понимаются в несколько суженном смысле, в основном касающемся способов «производства детей». Как бы то ни было, хотя ни о практиках воспитания детей, ни о материнстве как институте (в широком смысле этого слова) речь не пойдет, автором было принято решение использовать именно вышеозначенные термины, поскольку, так или иначе, деторождение, то есть появление детей на свет тем или иным способом, являются неотъемлемой, даже предопределяющей стороной материнства (и родительства) в любом понимании этих слов. Ведь без, тем или иным путем, рождения детей (усыновляемых детей тоже вначале кто-то рожает) – невозможны материнство ни как социальная идентичность, ни как институт, не говоря уже о том, что и воспитывать будет некого.
² Ph.D. в социологии, Институт Демографии Государственного Университета Высшей Школы Экономики
³ Статья основана на материалах, почерпнутых в ходе многолетнего включенного наблюдения, связанного с участием в жизни интернет-сообщества «Пробирка.ру»: письменных высказываниях участников форума в спонтанных дискуссиях «Зачем нам нужны дети?», 19-24 декабря 2007, http://www.probirka.org/forum/viewtopic.php?f=92&t=8632, и «ДЯ или СМ», 17-21 декабря 2007 года http://www.probirka.org/forum/viewtopic.php?f=21&t=8534&start=25, а также интерпретациях и обобщениях, которые можно было сделать на основе неформального (коллективного и индивидуального) общения со многими из авторов высказываний. Авторы всех цитат обозначаются первыми буквами их реальных «ников» в интернете (именно на сайте Пробирка). Сайт «Пробирка» в течение многих лет выполнял роль независимого объединения пациентов ЭКО, основными целями которого являлись информационная и эмоциональная взаимопомощь. Он был создан пациентами для пациентов, настоящих и будущих. В настоящее время число зарегистрированных пользователей форума – около 9000 человек. Подавляющее большинство их – женщины, в прошлом или настоящем столкнувшиеся с проблемами бесплодия в семье, и пытающиеся их решить. Часть – уже достигла желанной цели (материнства), но продолжает общаться на форуме, чтобы помогать новичкам.
⁴ По данным статистики и косвенным оценкам Европейского Общества Репродукции Человека (ESHRE), озвученным в июне 2006 на ежегодной встрече в Праге.
⁵ Косвенная оценка, основанная на суммировании отчетов РАРЧ (Российской Ассоциации Репродукции Человека) и сведениям из клиник, публикующих свои цифры индивидуально, не предоставляя их РАРЧ: НЦАПиГ им. Кулакова на электронном табло над своей лабораторией ЭКО постоянно обновляет цифру о количестве детей, рожденных с их помощью за все время существования лаборатории, и сейчас это уже более 10000; при этом, только в одном 2006 году с помощью ВРТ во всех клиниках России, предоставляющих данные РАРЧ (без НЦАПиГ), родилось 5355 детей.
⁶ Именно как «производства» детей – поскольку на данный момент адекватного термина, соответствующего английскому «childbearing», в русском языке не существует. А речь идет именно о childbearing, а не о childrearing («выращивание» детей) – термин, для которого также нет принятого русского аналога. Эти уточнения необходимы потому, что большая часть работ в области социологии материнства связана, прямо или опосредованно, именно с тем, как женщины и мужчины растят своих детей, и какое влияние это оказывает на их жизнь и понимание своего места в ней.  
⁷ Infertility around the Globe New Thinking on Childlessness, Gender,and Reproductive Technologies, EDITED BY Marcia C. Inhorn. Frank van Balen, UNIVERSITY OF CALIFORNIA PRESS Berkeley Los Angeles London, 2002, стр. 15
⁸ Заболевание матки, препятствующее прикреплению к ней зародыша, а при возникновении беременности, часто приводящее к выкидышам или преждевременным родам (http://www.probirka.org/eko/pokeco.html).
⁹ От англ. gestation  - вынашивание беременности. Данный термин призван подчеркнуть акцент именно на вынашивании ребенка как главном в процессе рождения «своего» ребенка. В противоположность этому, материнство, акцентирующее прежде всего генетическую связь с ребенком, в этой статье будет называться «генетическим». Термин «биологическое материнство» в данном случае невозможно выбрать для обозначения как первого, так и второго варианта, поскольку, так или иначе, они оба биологические, и по этому критерию их невозможно противопоставить друг другу. К тому же, термин «биологическое материнство» уже достаточно широко используется для обозначения ситуации женщины, самым традиционным образом зачавшей и родившей ребенка, которого потом усыновили другие люди. Тем не менее, в данной статье под биологическим материнством все же подразумевается ситуация полностью «самостоятельного» в биологическом смысле рождения: вынашивания беременности из «своей» яйцеклетки «своей» маткой.
¹⁰  в Firestone, Shulamith, The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution, Morrow, 1970
¹¹ Расшифровывается как «In My Humble Opinion» (По Моему Скромному Мнению, англ.) – очень распространенная аббревиатура на всех Интернет-форумах.
¹² Никоим образом не стоит расценивать используемый метод исследования как количественный опрос per se; как и в случае со спонтанно «случившейся» форумной дискуссией, проанализированной выше, основным методом здесь является анализ текстов в сочетании с включенным наблюдением.
¹³ ЭКО – репродуктивная технология, при которой яйцеклетку помещают в сосуд, содержащий большое количество сперматозоидов, с тем, чтобы один из них проник внутрь яйцеклетки самостоятельно, применяется при женском бесплодии; ИКСИ – технология,  при которой отдельный сперматозоид помещается внутрь яйцеклетки «принудительно», применяется при мужском бесплодии (в сочетании с женским, или при отсутствии женского фактора), определения взяты с сайта Probirka.org (см. http://www.probirka.org/eko/perveco-eco.html).
¹⁴ См. отчет РАРЧ за 2006 год, Санкт-Петербург, 2008.