Право хотеть слишком сильно: биотехнологии и репродуктивные желания

О.Г. Исупова¹
(Статья готовится к публикации в 2011 году в сборнике ЦНСИ "Социальные исследования вспомогательных репродуктивных технологий в России", под ред.
Н. Нартовой)

Введение: пространство взглядов на биотехнологии для рождение детей

Не только приверженцы так называемого «здравого смысла», но и профессионалы и их дискурсы зачастую объявляют «слишком сильное желание" патологией. В том числе, слишком сильное желание иметь (родить) своих детей. Так, для психологического/психоаналитического дискурса наиболее "адекватна" средняя степень прокреативного, или репродуктивного желания, как и любого, впрочем, другого, например - сексуального. То есть, с этой точки зрения, аномальными оказываются как чайлдфри (добровольно бездетные) и сознательно многодетные, так и, безусловно, те бесплодные женщины и мужчины, у которых не получается зачать легко и естественно, а они все равно хотят «размножиться»². Безусловно, для многих, как ученых, так и «неученых» людей крайне проблематично зачатие "искусственное". Важно отметить, что именно так называется процесс оплодотворения "в пробирке" на очень многих языках³. Более того, большая часть направлений мысли, так или иначе касающихся ВРТ, относится к ним с некой враждебной настороженностью. Степень враждебности, правда, с годами становится меньше, этого нельзя отрицать, однако освобождаемое ею место все больше занимается настороженностью.

Это касается в первую очередь религиозных дебатов. Несмотря на то, что точка зрения отдельных священников/религиозных авторов может быть и сравнительно благоприятной, в целом позиция религий в отношении «искусственного» оплодотворения довольно негативна и специфична. Так, представители христианских конфессий (прежде всего католики, позиция православных менее определенна, а протестанты многое допускают, проблематизируя только донорство и суррогатное материнство) считают, что лучше не идти против воли Бога, бесплодие – это божественное предопределение или испытание, с ним надо смириться, и любое оплодотворение вне тела – проблематично и, скорее всего, греховно (см., например, недавнее послание нового Римского Папы, Dignitas Personae, декабрь 2008 года). В исламе же допускаются методы ВРТ, кроме донорской спермы, донорской яйцеклетки, и суррогатного материнства, даже если в процессе участвуют и делят эти функции между собой несколько жен одного и того же мужчины⁴.

Позиция академической гуманитарной науки во многом сформирована гендерно-феминистскими исследованиями/исследователями 80-х годов ХХ века - см. Ренате Дуэлли Клейн с соавторами, 1984), Джена Кореа (1985), Андреа Дворкин (1983), Катрин Ратклифф (1989), Мишель Стэнворт (1987), Энн Оакли (1987). Эти и другие авторы были противниками вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ), утверждая, что они связаны с разнообразными формами эксплуатации женского тела как содержащего матку и, в связи с этим, пригодного для суррогатного материнства, и/или как содержащего яйцеклетки, которые путем вредных для здоровья манипуляций извлекаются из организма для использования в дальнейшем «конструировании» ребенка. При этом порабощение женщин таким социальным институтом, как материнство, только усиливается. Более того, формируются новые типы эксплуатации - одних женщин другими, внедрение в женский мир (который в идеале должен быть от этого избавлен) самых нежелательных свойств мира мужского, основанного на насилии и угнетении.

Также, по мнению данных исследователей, развитие ВРТ приводит к тому, что вековое патриархатное угнетение женщин путем беременности, родов и кормления грудью дополняется рядом небезболезненных и небезвредных манипуляций над телом женщины. При этом важно, что все эти манипуляции проводятся ТОЛЬКО над женским телом даже в случае ТОЛЬКО мужского бесплодия в паре. Плюс, женщина при этом оказывается жертвой уже не конкретного мужчины, и даже не патриархата как такового, а доминируемой мужчинами медицины как общественного института. То есть, в этом случае, женщину эксплуатируют и подавляют множество социальных институтов одновременно.

Соответственно, с каждой точки зрения из числа приведенных выше, а именно эти дискурсы являются наиболее слышимыми и распространенными, область репродуктивных технологий представляется так или иначе «скомпрометированной». «Обвинений» и «опасений» добавляют и биоэтические паники вокруг непредвиденных и неконтролируемых последствий технологий. Так, ВРТ зачастую обвиняют в попытках снизить качество человеческой популяции, приумножая пороки развития у новорожденных, и в приближении техногенного бесчеловечного будущего (клонирование, стволовые клетки, опыты над эмбрионами, и т.д.).

Что касается дискурса репродуктивных прав, то он в современном мире оказывается практически полностью сведенным к праву на «не иметь детей», в то время как позиция «иметь детей» в этом поле получает очень слабую поддержку. Возможно, это связанно с тем, что эффективность ВРТ в момент своего внедрения в медицинскую практику (1980-е и ранние 1990-е) была действительно мала, стоимость высока, а процедура сложна, что, безусловно, приводило к уменьшению степени доступности и желанности процедур, а в результате - и количества заинтересованных лиц. В то время как право на аборт, учитывая его практически 100%-ную эффективность, низкую стоимость и относительную простоту, касалось значительного числа женщин и семей.

Объединения пациентов ВРТ, действующие в поле гражданского общества, нигде не оказались достаточно сильными, и, главное, настолько стойкими, чтобы их голос был реально услышан, а позиция получила внятную и развернутую формулировку.

Тем не менее, стоит отметить, что за последние десятилетия ряд развитых стран включил ВРТ в бесплатную медицинскую страховку, хотя ВОЗ (Всемирная Организация Здравоохранения) так и не сформулировала однозначно позитивную оценку этих технологий⁵. Однако расширение бесплатного доступа к ВРТ - результат отнюдь не только действий объединений пациентов, но и влияния государств, клиник и фармацевтических компаний, заинтересованных как в росте (или хотя бы возможном уменьшении убыли) населения, так и в получении прибылей.

Демографический подход к ВРТ несколько более уравновешенный, однако, пока эта отрасль не признается «демографически значимой» с точки зрения ее результатов – даже в самых «благоприятных», то есть максимально социально и финансово поддерживающих эти технологии странах, процент рождений от ВРТ в общей рождаемости не превышает 3-4%. Правда, с учетом «простой» гормональной стимуляции образования яйцеклеток с последующим «естественным» зачатием – доходит и до 12-15%! Демографы связывают это с тенденцией старения материнства во всех развитых странах – чем старше женщины, ЖЕЛАЮЩИЕ стать мамами, тем чаще им в этом требуется медицинская помощь, а чем меньше процент молодых мам, тем больше процент тех, кому медики «помогли», в общей рождаемости.

И есть, наконец, одно, пока малоизвестное, направление научной мысли, которое стремится относиться к ВРТ более спокойно и позитивно, рассматривая технологии с точки зрения потребностей бесплодных женщин (и мужчин), а также сквозь призму возникновения новых отношений родства. Ряд современных исследователей - Энн Саэтнан и ее соавторы (2000), Сара Франклин (1998), Ф.Д. Гинзбург и Р. Рапп (1995), С. Гринхалг (1995) - сместили акценты и заговорили об использовании репродуктивных технологий женщинами в собственных интересах, подчеркивая, что ВРТ никак нельзя считать чисто мужской областью деятельности и патриархатным институтом, поскольку женщины активно участвовали и участвуют в их создании и развитии. Еще одной темой для авторов этого направления стали инновации, которые технологии вносят в мир родственных отношений и в целом в социальные практики и представления людей. «Произошло» это направление, несмотря на все вышесказанное, из гендерно-феминистского подхода, который постепенно несколько смягчился в связи с тем, что:

«…Феминистский дискурс оказался, в свою очередь, орудием угнетения женщин. Феминистки и любые другие женщины, считающие себя «эмансипированными», у которых обнаруживались проблемы с фертильностью, столкнулись с тем, что им трудно говорить о своем желании иметь ребенка, и были вынуждены скрывать свое бесплодие и стремление к его лечению от окружающих. Некоторые феминистки-социологи, проходя курс лечения бесплодия, оказались во внутренне противоречивой позиции, поскольку были вынуждены одновременно обличать репродуктивные технологии на лекциях и конференциях»⁶

Около 2000-го года появилась модификация этого подхода, получившая название «социологии репродукции». Ее основатели, Франк Ван Бален и Труди Герритц⁷,  поставили себе целью создание соответствующей новой отрасли социологического знания, выразив надежду, что процесс размножения человека, со всеми его современными инновативными особенностями, окажется, наконец, в фокусе социального и политико-экономического анализа.

Я отношу себя скорее к этому последнему направлению, чем к любому из остальных вышеозначенных. Поэтому в соответствии с такой позицией мною и будет рассматриваться основная для статьи тема - репродуктивные желания, а именно «слишком сильное желание» бесплодного человека произвести на свет ребенка.

Предмет и метод как единство людей и их мнений

Пришло время объяснить осторожность и тщательность формулировок, т.е. почему я стараюсь нигде обобщенно не называть результат репродуктивного желания бесплодных людей – ни «родить» ребенка, ни «произвести на свет» своего собственного ребенка, ни, тем более, «родить генетически своего…». Дело в том, что репродуктивные технологии предоставляют желающим стать родителями, но не имеющим возможности сделать это традиционным сексуально-прокреативным путем, и, в то же время, не готовым к усыновлению, людям, следующие варианты (табл.1):

Таблица 1. Варианты биотехнологического «конструирования» рождения

Впрочем, даже последний приведенный в таблице вариант далеко не равен усыновлению, так как подразумевает намеренное «создание» нового ребенка вместо «присвоения», на законных основаниях, ребенка уже существующего (как это происходит при усыновлении).

Настоящая статья основана на анализе восприятия различных аспектов и вариантов репродуктивных желаний и возможностей, предоставляемых современным миром, специфической аудиторией – постоянными посетителями Интернет-сайта Probirka.ru. Сайт «Пробирка» в течение почти 6 лет⁸ (с апреля 2003 по январь 2009 года) выполнял роль независимого объединения пациентов ЭКО, основными целями которого являлись информационная и эмоциональная взаимопомощь. Он был создан пациентами для пациентов, настоящих и будущих. В настоящее время число зарегистрированных пользователей форума – около 15000 человек. Подавляющее большинство их – женщины, в прошлом или настоящем столкнувшиеся с проблемами бесплодия в семье, и пытающиеся их решить. Часть форумчанок уже достигла желанной цели материнства, но продолжает общаться на форуме, чтобы помогать новичкам.

Настоящая статья основана на материалах, почерпнутых в ходе многолетнего включенного наблюдения, связанного с личным участием в жизни интернет-сообщества «Пробирка.ру», поскольку у меня есть свой личный опыт применения репродуктивных тенологий, а также на письменных высказываниях участников форума, голосованиях и опросах, самостоятельно инициированных членами сообщества, и в конечном итоге - интерпретациях и обобщениях, которые можно было сделать на основе всего этого⁹.

В связи с наличием у меня личного опыта, а также с тем, что, во многом, я ассоциирую себя с представляемым сообществом пациентов, в дальнейшем я во многих случаях буду употреблять местоимение «мы», рассуждая о позиции участников «Пробирки» по различным вопросам.

Оправдания: почему мы так сильно хотим?

После всего, что было сказано выше, не должен показаться удивительным тот факт, что репродуктивные желания бесплодных людей формируются, кристаллизуются и формулируются в весьма враждебном окружении, и, достаточно часто, вынужденно принимают форму оправданий – в том ли, что ты хочешь «не положенного тебе», и даже в том, что ты имеешь право жить, и – тем более – жить в браке с фертильным человеком, несмотря на свою «неполноценность»:

«Никогда не забуду, как моя свекровь кричала мне в лицо: «Даже ребенка родить не можешь, ты, урод, то, что может сделать любая баба!»» (М.),

«Одна моя подруга, когда ей надоело слушать о моем лечении бесплодия, сказала мне: «Ты просто не понимаешь своего счастья, дети – это такой кошмар, живи и не тужи», а другая, наслушавшись подробностей о моем лечении, суммировала свое мнение так: «Ну, то есть сейчас любой убогий человек может поднапрячься и все равно родить ребенка»» (Б.).

Более того, наше осознание себя как «желающих слишком сильно», формируется относительно еще авторитетных взглядов:

«Человеку дано право свободного выбора, с одной стороны. А с другой, все предопределено. Вот в чем право выбора человека: либо постараться изменить себя, признавая свою слабость, либо быть непреклонным, умножая страдания. Все, или практически все болезни тела человека, напрямую связаны с его душой. И если мы, не принимая удары судьбы как уроки, хотим остаться стойкими в своих заблуждениях, начинает страдать наше тело.

Вот и дети стали предметом купли-продажи. Но ребенок это не машина, не квартира улучшенной планировки, и не кольцо с бриллиантом. Это человек, это душа, которая приходит в этот мир с определенной целью. И раз бесплодие болезнь, то и причину этой болезни нужно искать не в теле, а в душе.

Загляните в себя, в свою душу, все ли там в порядке, нет ли там ненависти, злобы, зависти. Может быть, поэтому не получается забеременеть естественно» (Ч.).

Стоит ли удивляться, что некоторые все-таки приходят к тому, что:

«И слава Богу, что у меня нет денег на ЭКО, зато Бог мне дает несравненно больше. И если когда-то у меня появится подобная сумма, я ее потрачу на поездку по святым местам. А свой материнский инстинкт реализую, взяв на воспитание чужого ребенка» (Ч.).

Ну, а те, кто выдержал «общественный» «идеологический» натиск, все без исключения «проблематизируют» область репродуктивных желаний до такой степени, которую люди, не имеющие проблем с репродуктивным здоровьем, даже не могут себе представить. Ведь все еще очень часто человек, достигающий беременности легко и спонтанно, даже и не успевает задуматься, хочет ли он(а) ребенка или нет, а тем более – зачем ему или ей нужен этот ребенок.

У «нас» же, зачастую, получается в этой области достаточно «воинственная», по меньшей мере – «оборонительная», против общества, философия. Под сомнение ставятся не только традиционные («удержать мужа», «полноценная семья», и т.п.), но и «ультрасовременные» «научные» («давление социума») принятые мнения о том, почему вообще люди могут хотеть иметь детей, и выдвигаются свои мнения и чувства, на первый взгляд простые до примитивности, но сильные именно потому, что против такого плана «основополагающих» эмоций очень трудно подобрать такой же силы контраргумент:

«Я хочу продолжить свой род, конечно, и очень хочется дать жизнь дитенку, и вырастить, надеюсь, хорошего человечка. А что до социума, знаете, девочки, простите, не стоит тотально всем приписывать желание иметь детей давлением социума. Социум давит на тех, кто позволяет себя давить» (З.).

«Давление социума имеет свои пределы. Полноценная семья не всегда с детьми. Муж есть не у всех. Самодостаточный человек - никак с детьми не связано. Воспитывать ребенка - процесс долгий и не всегда усыпан розами. И воспитывать ведь можно и не своего, не правда ли? Так что ответ "просто хочу" - самый правильный. Почему-то желание съесть мороженого в жаркий день ни у кого вопросов не вызывает. А тут начинаем друг другу на мозги капать» (См.).

«Кто и как может возразить мне, если я просто ОЧЕНЬ СИЛЬНО ХОЧУ ребенка? Скажут – прими судьбу – почему именно я? Почему все людские группы имеют право бороться за свои желания, а мы не можем? Скажут – родятся больные дети – так может еще и здоровые. Вероятность этого, даже для самых евгенистов, 92%, и только 8% - пороки развития, причем не страшные чаще всего. И разве родить больного ребенка может только бесплодная пара? Как часто это горе настигает молодых и здоровых! Тут ничего заранее неизвестно, и нет возможности доказать мне, что я – права не имею»(Бо.).

Результаты анализа таких высказываний позволяют сделать предположение, что, действительно, стремление к материнству не полностью социально сконструировано, и в его основе лежит что-то совершенно другое, а именно, репродуктивное желание. Конечно, можно и это желание начать анализировать с точки зрения его сконструированности, ведь конструируется все, даже тело; важно, однако, нежелание самих участниц дискуссии признавать социальную обусловленность своей позиции, их стремление понимать ее как индивидуальный выбор, то есть «непокорное» прямому давлению общества поведение, проявление личной силы и разума.

Бесплодие или бездетность?

Дальше, несмотря на такую простоту найденного первоначального мотива – или, скорее, на пути ее поиска, «наша» мысль, как правило, работает путем выделения различных аспектов, связанных со стремлением к деторождению. Именно, возможно, в поиске разрешения возможных подозрений относительно влияния общества даже и на самые индивидуальные, личные «наши» желания. В результате формулируется вопрос, требующий самостоятельного решения, определения: что же все-таки угнетает «нас» больше, от чего «мы» хотим избавиться – от бесплодия или от бездетности? То есть, вопрос в том, «мы» хотим родить, чтобы перестать чувствовать себя ущербными, или, «мы» хотим, чтобы наша семья стала семьей с детьми?

Тут мнения очень разные, большинство все же ощущает бездетность и бесплодие как глубоко взаимосвязанные вещи, если вообще не как единое целое, состояние «парии», изгоя по обоим основаниям, при этом не важно, по какому из них будет найдено освобождающее от этого состояния решение (бездетность=бесплодию) – появление у женщины ребенка путем усыновления, например, психологически, для приверженцев этой позиции, почти ничем не отличается от других путей его (или ее) обретения:

«Усыновление ощущаю как решение проблемы бесплодия. Усыновленный ребенок и есть плод бесплодия, и ничего что он не является плодом женщины. Если есть плоды чего-то (хотя бы даже бесплодия), то это уже не бесплодие.»(Ек.)

«А я чувствую себя бесплодной и бездетной, когда осознаю, что периодически ВЫВАЛИВАЮСЬ ИЗ ЖИЗНИ. Когда прохожу мимо детского сада или школы, детской поликлиники, магазина детской одежды и игрушек, мимо театра, где идёт детский спектакль, по телику идут "мультики", а "покричать" некого, на полке детские книжки, а почитать некому…» (Сл.)

Для других же есть существенная разница, и, кстати, понимаемая примерно одинаково, при всех различиях в отношении к решению проблемы (бесплодие – не способность производить генетически свое потомство из-за «поломок» в репродуктивной системе, причем все это влияет и на психологию, и на образ жизни – определяющим образом; бездетность – отсутствие в семье детей; возможны и допустимы очень разные пути их появления):

«Бесплодие для моего понимания на сегодня очень просто - не имение СОБСТВЕННОГО плода, т.е. из собственных клеточек. Яблоня не плодоносит грушами. Можно быть бесплодной и быть счастливой мамой усыновленных детей»(Бу).

«Тот, кто бесплоден - имеет повреждения в репродуктивной системе. Проблема бездетности, на мой взгляд, лежит в другой области, не связанной со здоровьем, а скорее в области выбора стиля и образа жизни. Но у бесплодной женщины проблема бесплодия обострена тем, что именно физический недостаток является основным невольным выборщиком жизненной стези»(Яв.)

«А предложения об усыновлении нас обижают, не как упрек в некой ущербности - а как попытка лишить свободы выбора» (Р.).

Интересно, что распространено ощущение того, что «я» осталась бесплодной, даже и получив генетически своего ребенка (ВРТ ведь не лечат бесплодие, а как бы его «обманывают» на время), а не только «решив» проблему путем усыновления  или донорских программ (ДЯ, ДЯ+ДС). Иначе говоря, мамы ЭКО-детей продолжают ощущать себя бесплодными:

«Мое бесплодие - причина моей бывшей бездетности. С помощью ЭКО я стала мамой. Получилось, что причина не устранена, но следствие изменилось. Я родила. Но мои гинекологические проблемы никуда не делись - и бесплодие как проблема вернется вновь, если захочется еще ребенка» (О2).

Иначе говоря, состояние желания иметь детей при наличии биологических преград состоит из необходимости преодоления не одного только, а двух этих компонентов –  бесплодия и бездетности. Однако, если второе 100%-но преодолимо – просто есть более легкие и более трудные способы – то первое часто так и остается непреодоленным. Хотя, безусловно, с появлением ребенка перестает быть острым и болезненным. Скорее, осознание себя как навсегда бесплодного человека становится основой для формирования групповой идентичности. Именно поэтому, вероятно, «пробирочницы», ставшие «ЭКО-мамами», продолжают общаться преимущественно друг с другом – поскольку считают, что, во-первых, «естественные» мамы поймут их хуже, а во-вторых, только среди своих большинство может ничего не скрывать (в России обычно стараются не афишировать ВРТ-происхождение детей) и чувствовать себя по-настоящему раскованно и свободно.

ДЯ и СМ – гены и телесный опыт

Часто жизненные практики – свои или окружающих – подводят и к еще одному «делению», дилемме, порожденной биотехнологиями: генетическое (а-ля отцовство) материнство и/или материнство «беременности», или «гестационное». Что важнее? Далеко не всегда, или – практически никогда – не приходится выбирать конкретно между этими двумя крайними вариантами (обычно, конкретный диагноз – локализация проблем преимущественно в матке, или – в основном в яичниках – определяет решение человека, особого выбора ей не оставляя), однако, прояснить, для себя самой, свое личное «позиционирование» многим из «нас» приходится и в этой системе координат¹⁰

Что такое материнство прежде всего, вынашивание ребенка, или генетическая связь с ним? Что проще и вообще МОЖНО, без ущерба для собственных чувств и идентичности, при необходимости, делегировать «третьей стороне» - «использование» матки или «продукт деятельности» яичников? За что лично «я» буду бороться, пока есть здоровье и деньги – за свои клетки, или за свою матку? Или, «я» ни за что не буду бороться, это все не важно, пусть будет, как получится?

В попытках сформулировать пространство возможных ответов на эти вопросы и собственное отношение к ним, среди посетительниц Пробирки образуются две ярко выраженные «партии», одни настаивают на генетической связи, за что их обвиняют в мужеподобной твердолобости, фанатизме и эгоизме:

«Какая разница, почему я хочу генетически родного ребенка? Называйте это как хотите: самореализация, инстинкт самки, эгоизм, или дурь. Мне все равно. Я так хочу. Да, я хочу видеть в своем ребенке мои глаза, нос или губы. Мою доброту и любвеобильность в детстве. Мой мерзкий характер в переходном возрасте. Мою зажатость в юности и впечатлительность в более зрелом возрасте. Хочу видеть в ребенке умные мозги моего мужа, и даже его противный острый язычок»(М.),

«Именно помочь маленькому человечку лучше всего может тот, кто понимает его изнутри... а заказать такое понимание, предугадать его наличие нельзя на самом деле ни с родным, ни с усыновленным ребенком... хотя инстинктивно чувствую, что с родным такое будет возникать чаще...» (Бо.)

Другая – на доступной только женщине связи с ребенком, образующейся в процессе его вынашивания, получая за это упреки в необразованности, легкомыслии, неадекватности восприятия реальности:

«У меня бесплодие ассоциируется именно с невозможностью выносить и родить» (На.).

«Я предпочитаю быть со своим ребенком от самого начала и до конца, общаться с ним, чувствовать его толчки, вместе с мужем переживать все трудности и приятности беременности. Я хочу все это ощутить - уверена, что связь с ребенком после этого будет только крепче, даже если он ДЯ-шный»(ММС).

Попытки найти общую платформу приводят, наоборот, к еще более резким противоречиям, когда речь заходит о программах, в которых остается все меньше «своего» - то есть где участвуют уже и ДЯ, и ДС, и СМ, или хотя бы два из этих элементов одновременно. Тут «мы» уже готовы обвинять принимающих такие «условия» в полной «дегуманизации» процесса деторождения, в результате переоценивая и «простое» ЭКО как весьма технический и немедицинский процесс; хотя, тем не менее, продолжаем его применять: ведь «мы» так сильно хотим, что все новые и новые средства начинают казаться приемлемыми, особенно когда «путь» к ребенку становится все длиннее и сложнее:

«А как быть с такой ситуацией: из разряда пациента человек медленно идет к разряду пользователя конструктами? Когда, на каком этапе он перестает быть пациентом?

И СМ программу в чистом виде тоже можно назвать лечебным конструктом, нельзя же выращивание и забор ЯК назвать лечением бесплодия. Тогда донора ЯК тоже лечат.

А сама программа ЭКО? Она лечит бесплодие? Она его преодолевает.

Например, используются донорские ЯК для проведения ВРТ. Они также могут быть заморожены, и являются вашей собственностью. Состояние здоровья пациента может измениться,  и уже в этом случае врач уже может без нарушения закона переносить не Вам самой, а СМ ВАШИ, то есть принадлежащие Вам, эмбрионы.

Важным в подобной ситуации является то, что СМ и ДЯ не одно и то же лицо. В России, если СМ вынашивает генетически своего ребенка, это считается торговлей детьми. Хотя, в США, допустимо и это. Тут вообще непонятно, где ставить этические границы» (Яв.)

Можно видеть, что позиция «очень сильно желающих» произвести потомство, при наличии преград, ставит людей, несколько парадоксальным образом, в положение одновременно «парий» (поскольку «мы» весьма отчетливо осознаем свое бесплодие как болезнь, и соответственно свой организм – как неадекватно работающий, а самих себя – часто - как биологически суб-нормальных представителей человечества) репродукции и ее авангарда (поскольку наши проблемы эффективно решаются ультрасовременными методами) – определяющего свою позицию по отношению к проблемам выбора таких опций, которых в принципе пока не существует в области «естественного» размножения.

«Сектантство» или толерантность? «Чужие» репродуктивные желания

Так же ли «мы» толерантны и гибки, когда речь идет не о «наших» репродуктивных желаниях, а о других группах людей, чье родительство (или его отсутствие) общество тоже проблематизирует? Тут все оказывается совсем не так просто и во многом зависит от того, о какой именно группе потенциальных родителей идет речь.

«Мы» и чайлдфри

Пациентки ВРТ делятся на несколько групп в их отношении к добровольно бездетным (чайлдфри)- то есть к тем, кто СЛИШКОМ СИЛЬНО НЕ ХОЧЕТ. Первые просто не верят в их существование, поскольку «из себя», из своего жизненного опыта, не могут представить себе достоверно полное отсутствие стремления к рождению ребенка:

«Любая чайлдфри только до хорошего мужика чайлдфри. Как только встанет вопрос - мужика удержать - так и большинство чайлдфри отменят противозачаточные, выбросят презервативы и раздвинут ноги» (М.)

«А меня хоть убейте, я не верю ЧФ. Т.е. в константу этого ненормального поведения, противоречащего природе, инстинктам и т.д. Вернее так, я поверю в искренность убеждений ЧФ в данную минуту времени, пока он вещает. А далее... простите, не верю. Ой, да у них еще вся жизнь впереди… И их взгляды тысячу раз изменятся» (Яв.).

Вторые относятся к ним скорее враждебно, остро ощущая противоположность полюсов в континууме репродуктивных желаний, на которых находятся эти две группы:

«Чаще всего они в паре, где один ЧФ, а второму все равно. И результат - без детей» (Бо.)

«Одно обидно, если есть желание стать ЧФ, ты ей станешь (даже будучи фертильной). А вот если хочешь стать чайлд бизи, то тут с репродуктивными проблемами не так все просто. Предлагаю насильно отлавливать ЧФ и в рамках нац. Проекта обязывать их бесплатно вынашивать нам наших деток!» (Пя.)

«ЧФ – это естественный отбор. Хотя, так лучше не говорить, а то и про нас так говорят…»(М.)

Наконец, третьи оказываются способными ощутить некоторое родство с ними в том отношении, что и «они», и «мы» идем наперекор воле «судьбы» и «социума» в этом определенном отношении:

«Отношусь к таким людям с пониманием. Это их выбор»(ТП).

«Я чужой выбор всегда уважаю, за исключением тех случаев, когда не говорят, что мы умные, а вы все идиоты» (ВВ).

Итак, восприятие прямо противоположной группы строится по двум основаниям: ощущение полной чуждости их мировоззрения «нам» - и, с другой стороны, сходство их общественной позиции с нашей – им точно так же приходится «защищать бастион», как и нам. Для одних «пробирочниц» более важно первое, для других – второе, а кто-то, возможно, одновременно оценивает чайлдфри и как «идеологически чуждых», и как достойных сочувствия из-за сложности их положения.

«Мы» и многодетные

В отношении к многодетным, а таковыми в России уже «традиционно», с 1960-х годов, считаются все женщины и мужчины, у кого более 2-х детей, то есть к иной, чем форумчанки, группе «слишком сильно желающих», также нет однозначного общего отношения. Некоторые, вследствие слишком долгого неудовлетворенного желания родить ребенка (или изначальных ориентаций на многодетность, или и того, и другого вместе), начинают не только их хорошо понимать, но и сами чувствуют стремление к более-чем-однодетности, хотя – и тут – опасаются социальной стигмы:

«Именно сочувствие ко мне я чувствую, что будет трое детей у меня скоро! Мне это крайне удивительно. И что, придется деткам доказывать, что не верблюды, потом?» (Цы.)

«За долгие годы бесплодия пришла к выводу, что материальное ничто по сравнению с материнством. С мамой в больнице лежала молодая женщина - 32 года, ей делали операцию на венах, она в этот момент была на седьмом месяце беременности 10-м (!!!) ребёнком. Девочки, вы бы видели эти счастливые глаза!!! Дар жизни, даже если эта жизнь не во дворце - самое большое, что могут дать родители детям» (Ак.).

Другие же воспринимают многодетных через традиционную призму «безответственности», прежде всего экономической, и сами очень боятся, что в результате ЭКО получится двойня, ведь тогда «я не смогу дать детям ВСЕГО для достойной и небедной жизни»:

«По общим разговорам отношение к многодетным удивленное, что ли, несколько… сочувствующее. В основном, видимо, потому, что люди сразу при слове многодетность видят картину, где мама с папой алкаши, а семеро по лавкам в чужих обносках»(Ие).

«В моем понятии рожать много детей - значит иметь возможность всех обеспечить в будущем, дать всем образование, хоть какую то недвижимость. Знаю еще одну семью, у которых трое детей и все живут в мизерной однушке, и счастливы. Таких не понимаю, сейчас вы счастливы, потому что дети маленькие, а вырастут и захотят жить как минимум в отдельной комнате ....» (Ау.)

В третьем варианте, основу отношения составляет зависть к тем, кому рождение детей «слишком легко» дается:

«Одна моя знакомая, которая берет кредит на ЭКО, завидует своей подруге детства - у которой без проблем получилось родить 4х и получить от государства бесплатно большую квартиру в Москве. Первая бы тоже не отказалась от 4х детей и квартиры» (Б-П).

Итак, еще одна противоположная – уже по другому измерению – группа оценивается противоречиво – для многих, тут нет идеологических противопоставлений, однако присутствует зависть к «легкости преодоления» репродуктивных барьеров. Однако, тут уже видна и подверженность некоторых «пробирочниц» распространенным стереотипам – в не-главном, то есть не в том, что определяет, формирует «нашу» группу, ее идентичность как таковую, мы можем быть точно такими же детьми нашего общества, как и все остальные.

Мужское репродуктивное желание и «мы»

«Наше» отношение к мужским репродуктивным желаниям – сложное. В целом, если суммировать, «мы» бы хотели, чтобы «их» желания были достаточно сильными, но – слабее наших. И – чтобы в вопросах репродукции «они» нам полностью подчинялись, если «они» - «наши» мужья. При этом, если бесплодие женское, любые медицинские процедуры «мы» преодолеем с большей охотой, если мужское – нет-нет, да и попрекнем мужа их вредностью для здоровья:

«Часто наше отношение к ЭКО зависит от того, какой фактор бесплодия в семье: мужской или женский. Если у нас ЖФ, то мы меньше думаем о последствиях стимуляции, рвемся делать протоколы чуть ли не каждый месяц, готовы колоть\пить\вставлять\сосать\резать все, что угодно - лишь бы забеременеть. Девушки с МФ более осторожные» (М.)

«Я думаю, в ЖФ играет роль и чувство вины, и страх потерять мужа.»(К7)

«Не знаю, может, это такой эгоизм, но я не буду бороться до бесконечности за то, чтоб иметь ребенка именно от моего мужа. Мое здоровье для меня тоже немаловажно, и я не хочу прийти к цели измученной, возможно с проблемами со здоровьем. Именно женщина зачастую принимает окончательное решение (мужа всегда можно уговорить, ведь женщина намного хитрее)» (МТ).

Причем, наши желания важнее и в том случае, если «они» ребенка очень хотят – а «мы», как раз наоборот, не хотим:

«Я во втором браке, 3 года, муж очень хочет ребёнка, но не получатся - оказалось, МФ. У меня всё в порядке. Нас направляют на ЭКО. Проблема в том, что я не так уж и хочу ребёнка. Была готова, что он может быть, но, раз сам не получается - то делать ЭКО ради возможности забеременеть кажется мне диким, противоестественным. У меня есть сын от первого брака, 16 лет. Я не против ребёнка в принципе - планируем со дня свадьбы. Хотя только для мужа, мне бы и не надо. С другой стороны - мужа очень люблю и не хочу с ним расставаться» (Ля).

Но расхождение в репродуктивных устремлениях, а также путях решения вопроса, не должно становиться причиной для развода - тут «мы» стоим твердо –

«Вы часто видели, чтобы мужики в одиночку брали деток из детдомов? И кого больше-то у нас? Мам-одиночек или отцов? Не задумывались? Может, потому, что мужику, по сути, не ребёнок нужен, а ЖЕНЩИНА, НОРМАЛЬНОМУ нужна любимая и любящая женщина, а вот уже ребёнок - это как продолжение любви. Если муж бросает бесплодную жену – он ненормальный» (Г.),

«Во мне вообще всё противится желанию мужа во что бы то ни стало - любой ценой - обзавестись ребёнком. Мне обидно - неужели ему, получается, ребёнок дороже и важнее чем, собственно, я - раз он хочет толкнуть меня на риск и болезнь только ради ребёнка. Хотя вообще отношения у нас хорошие, мы любим и уважаем друг друга, но я не понимаю, зачем для счастья нам нужен ещё и ребенок» (Ля.)

«Мне кажется, что рожать ребенка ради мужа точно не стоит. Ведь все равно большая доля заботы о ребенке ложится на женские плечи. И не может здесь быть РАВНЫХ прав. Один – переспал или сперму сдал, другая - носила и рожала»(Р.).

«Женщина всегда должна знать точно, для кого она рожает ребенка - перед тем как родила. А здесь нарисовался Фриц, прости, на халяву. Не для него беременела Маша, не для него рожала. Знаешь, для себя» (Р.).

Вырисовывается репродуктивное пространство, основными действующими лицами в котором являются женщины, дети – объектами (или все же субъектами?) устремлений, а мужчины выполняют вторичную, служебную функцию. Как мы увидим ниже, многие мужчины часто с готовностью разделяют этот взгляд – область репродукции, видимо, единственная или одна из немногих, где главенство женщин признается обоими полами.

Одинокие мужчины и женщины и репродуктивное желание (гендерная разница)

Бывают ситуации, когда одинокий мужчина хочет ребенка, но при этом не хочет брака, пытаясь решить вопрос через ту или иную форму юридического договора:

«Хочу детей, но отношения с женщинами не складываются. Я бы хотел, объединившись с женщиной, на основании обоюдного приятия, выступить в роли НЕанонимного донора посредством участия медицинского учреждения (без интимного контакта). Расходы готов взять на свой счет. Хочу иметь возможность участия в воспитании ребенка без совместного проживания. Размер регулярной материальной помощи можно обсудить заблаговременно и зафиксировать юридическим соглашением» (ХМ),

Большинство форумчанок относится к этому резко отрицательно, разделяя свойственные современному российскому обществу представления, что «мать у ребенка быть обязательно должна»:

«Я бы посоветовала вам поискать женщину, готовую принять ваше предложение и попробовать с ней, все-таки, подружиться» (Кл.).

«Я не думаю, что мужчина, который не может построить нормальных отношений с женщиной, может быть хорошим отцом»(КК).

Интересно то, что эти же взгляды разделяют и мужчины, пытающиеся «завести» детей вне брака:

«Лучше, когда ребенок растет при матери, чем при нанятых сотрудниках Революционной будет (по крайней мере, для меня) мысль о том, что роль матери в процессе воспитания ребенка не является исключительной» (ХМ).

При этом отношение «пробирочниц» к внебрачному материнству весьма положительное. Неоднократно одинокие женщины, стремящиеся родить детей без физического контакта с мужчиной, получали на форуме полную поддержку, вне зависимости от того, возникали или нет «подозрения» в наличии у них нетрадиционной сексуальной ориентации:

«Нам - женщинам - гораздо проще... есть много женщин, желающих детей, но не имеющих претендента на роль папы»(Кл.).

«Я тоже делаю ЭКО, не будучи замужем. В клиниках наличие штампа в паспорте для этого не требуют и в душу с вопросами не лезут. Ну, разве что, иногда в глазах мелькнет немой вопрос на тему возможной нетрадиционной ориентации...» (Ж.)

Как видим, неравноправие полов в репродуктивной области распространяется и на одиноких (не состоящих в сексуальном партнерстве) людей, причем здесь различие восприятия «нормального» оказывается менее ожидаемым, а расхождение - более значимым по результатам. Для одиноких мужчин возможность завести детей, не вступая в такое партнерство, почти нулевая, в то время как для одиноких женщин барьеров в среднем столько же, сколько и для «замужних»: у первых более вероятно могут возникнуть финансовые ограничения, у вторых – разногласия с партнером.

Гомосексуалы и репродуктивное желание

Для многих форумчанок тема родительства гомосексуалов является отдельной от родительства просто одиноких людей и достаточно острой. У большинства «пробирочниц» границы терпимости к гомосексуальности расположены как раз там, где разговор заходит об однополом родительстве. Причем, если это гомосексуальные женщины, то они могут встретить понимание и поддержку(поскольку родительство вообще воспринимается как женское дело, и у большинства не возникает опасений, что мать, какой бы она ни была в других областях своей жизни, может как-то неадекватно ухаживать за ребенком),  в худшем случае – ответом будет молчание:

«Хотела сказать про лесбийские пары… ведь, если воспитывают ребенка две женщины, чаще всего это воспринимается спокойнее, чем, если этим же занимаются двое мужчин»(ОК.).

«Нас две мамы - ни одного папы и ВМИ. Что говорить ребенку, пока не придумала, но время подумать еще есть» (Та.).

«У меня есть знакомая семейная пара с вашей проблемой [ситуация женского гомосексуального родительства – О.И.] - что и как сказать ребенку - у них трое детей! Могу дать координаты, при вашем желании и их согласии. Они находили советы на каком-то из сайтов в свое время» (Р.).

Если же это мужчины, и, в особенности, если речь идет о том, что им отдали¹¹ ребенка на усыновление или даже под опеку (разницы между усыновлением и опекой в данном случае обсуждающие не видят), отношение к этому абсолютно враждебное – в них не верят как в возможных хороших воспитателей.

«Меня волнует - именно! - КОМУ детей отдали. Ну не может семья геев воспитать нормальных детей! Даже если эта пара будет пропагандировать гетеросексуальные связи, и свою семью - представлять как нечто экстраординарное - все равно не может!» (М.)

«Если гей воспитывает собственного ребенка, никому в голову не придет лишать его этого права. Но воспитывать чужого ребенка - не право, а привилегия» (Эл.).

Интересно, что, если геи - биородители, к этому «общественность» Пробирки готова относиться более позитивно, особенно при условии, что детей опять же воспитывает мать и где-то не рядом с геем-отцом:

«И гомосексуалисты и лесбиянки, разумеется, имеют право воспитывать детей. С одним маленьким уточнением - своих детей, а не чужих. Со своими - пусть делают, что хотят в рамках уголовного кодекса, а вот чужих трогать не надо» (Эл.).

«А детей все мои знакомые геи имеют. Дети растут с мамами, папы приходят в гости и не показывают детям свою сексуальную ориентацию. Так что если и мой сын вдруг окажется гомосексуалистом - буду продавливать именно такой вариант появления у меня внуков» (М.).

Итак, в этой области мы видим, с одной стороны, признание права всех людей иметь генетическое потомство (возможно, потому, что это так важно для нас самих), но. С другой, опять, резкое разделение мужских и женских прав на то, чтобы фактически растить это потомство.

В целом, оценка форумчанками различных «нетипичных» в отношении родительства групп людей демонстрирует превалирование, с их точки зрения, женских репродуктивных прав над мужскими, причем – в любом направлении. С другой стороны, в некоторых случаях, достаточно далеких от «нашей» основной «темы», «мы» с готовностью и некритично разделяем распространенные общественные стереотипы. До какой-то степени и преувеличение женской роли в социальном – особенно – родительстве – и преуменьшение в этой области роли мужской также можно вывести из стереотипов, однако, степень разрыва в оценках прав мужчин и женщин в этой области, характерная для «пробирочниц», выше той, которая характерна для «обычных» людей. Вероятно, это связано с тем, что на «наши» взгляды накладывает свой отпечаток необходимость преодоления дополнительных биологических и финансовых барьеров, в результате чего ценность будущего ребенка и собственного репродуктивного желания усиливается.

Заключение: «матриархальное» использование биотехнологий для присвоения ребенка как виртуальной идеи

Итак, что же происходит на том «полюсе» репродуктивных желаний, где «позволяют себе» «слишком сильно» хотеть появления на свет своего ребенка, несмотря на бесплодие? Можно видеть, что свое право здесь отстаивают достаточно настойчиво и упорно, однако:

• Только в случае, если именно репродуктивное желание сильнее среднего; потому что, вообще-то, среди бесплодных тоже есть чайлдфри и просто равнодушные к теме. Конечно, на тематическом форуме по преодолению бесплодия их голоса практически не слышны.
• Толерантность к другим вариантам и другим носителям репродуктивных желаний варьируется, и значительно, в зависимости от близости группы к бесплодным женщинам и возможности понять и разделить их интересы.
• В целом, утверждается приоритет женских репродуктивных желаний над мужскими, желания «размножиться» - над нежеланием, и, в несколько меньшей степени, гетеросексуального прокреативного желания над гомосексуальным, особенно мужским.

Таким образом, группа женщин, активно и современно стремящихся к деторождению, используя биотехнологии, в чем-то, на первый взгляд, кажется очень традиционной, «апологетом» традиционной семьи с детьми, женой и мужем. Однако, при более пристальном рассмотрении, эта группа скорее матриархальна: «во главу угла» ставится сильное женское желание, в данном случае прокреативное, а все остальное – прежде всего мужчины – имеет для них некую «служебную», вторичную роль.

Не поэтому ли именно так охотно женщины терпят мужей, которые мало зарабатывают, попивают, не очень хотят детей, неактивно относятся к лечению, страдают мужским бесплодием, а может быть, и сексуальными расстройствами (если судить по множеству жалоб по всем этим темам на форуме), что в противном случае главенствующая роль женщины в деторождении окажется под пусть даже незначительной угрозой? Активные, социально и экономически успешные, здоровые мужчины, видимо, воспринимаются как менее надежные в том смысле, что ими могут заинтересоваться другие женщины, и поддержка от них может исчезнуть в самый неподходящий момент.- или, возможно, женщин, очень сильно стремящихся к материнству, не устраивает распределение власти в семьях с такими мужчинами, поскольку они более вероятно, в российской реальности, окажутся патриархатными, и женщине будет сложно преследовать в такой семье личные цели – будет превалировать жизненная программа мужа.

Однако самой большой проблемой оказывается ситуация, когда муж хочет ребенка сильнее, чем жена. Большинство женщин на форумах пробирки настолько не согласно с подчиненной ролью в вопросе прокреации, что предпочитает взвалить на себя дополнительную ношу любой степени тяжести, лишь бы не оказаться перед лицом необходимости соперничать с кем-то еще за ребенка – даже тогда он лишь «идея ребенка», виртуальный образ, который может еще и не реализоваться.

Итак, в реальной жизни группы людей, поставленной в такие обстоятельства, что их репродуктивное желание, если оно сохраняется, отчасти вынужденно становится «слишком сильным», актуализированным, четко определенным, в общем случае, присутствуют не ослабляющие психологические проблемы, а, скорее, «делающие нас сильнее» переосмысление и перестановка различных элементов нашей жизни. Таким образом, акцент во фразе «право хотеть слишком сильно» постепенно переносится на слово «право» и на слово «сильно». Да, мы имеем это право, и это дает нам силу.

Литература

1. Бредникова О. Нартова Н. Нарушая молчание: дискриминация женщин в пространстве Новых репродуктивных технологий (НРТ) // Современная женщина, семья, демография. Актуальные исследования, под. ред. О. Здравомысловой. Москва: Звенья. C. 156-180.
2. Исупова О.Г. Русанова Н.Е. ВРТ как рынок: социально-психологические потребности пациентов ЭКО и критерии выбора клиники // Проблемы Репродукции, N 1. 2010. C. 75-85.
3. Исупова О.Г. Русанова Н.Е. Социальный портрет пациентов репродуктивной медицины // Социологические Ислледования, № 4, 2010.
4. Нартова Н. Кто кому мать? Проблематизация суррогатного материнства в дискурсе СМИ // Семья и семейные отношения: современное состояние и тенденции развития / Под общей редакцией проф. З.Х. Саралиевой. Н.Новгород: Издательство НИСОЦ, 2008. С. 146- 148.
5. Регистр центров ВРТ, Отчет за 2007 год. Российская ассоциация Репродукции Человека, Санкт-Петербург, 2009.
6. Adamson D. Ishihara O. Lancaster P. Mansour R. Mouzon J. de, Nygren K. G. Sullivan E. Zegers-Hochschild F. World Collaborative Report on Assisted Reproductive Technology, 2002 // Human Reproduction. Vol.24 No.9. 2009 P. 2310–2320.
7. Andersen A. N., Goossens V., Bhattacharya S., Ferraretti A.P., Kupka, M.S. Mouzon, de, J., Nygren K.G. Assisted reproductive technology and intrauterine inseminations in Europe, 2005: results generated from European registers by ESHRE, The European IVF Monitoring Programme (EIM)// Human Reproduction, February 18, 2009
8. Arditti R., Klein Duelli R., Minden S. (eds.) Test-Tube Women: what’s future for motherhood? London: Pandora Press, 1984.
9. Balen, van, Frank, Inhorn, Marcia C. Infertility around the Globe New Thinking on Childlessness, Gender, and Reproductive Technologies. Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 2002
10. Corea G. The Mother Machine, New York: Harper and Row, 1985.
11. Covington S. N., Burns L. H. (eds.) Infertility Counseling: a Comprehensive Handbook for Clinicians, New York: Parthenon, 1999
12. Dignitas Personae, Vatican Instruction on Bioethics, Welcomed for Guidance on Issues of Procreation, Medical Research //USCCB News Release N 08-196, December 12, 2008
13. Ginsburg F. D., Rapp R. (eds.) Conceiving the new world order: The global politics of reproduction. Berkeley: University of California Press, 1995
14. Ginsburg F.D., Rapp, R. The politics of reproduction. // Annual Review of Anthropology N 20, 1998. P. 311–343.
15. Greenhalgh S. (ed.) Situating fertility: Anthropology and demographic inquiry. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1995.
16. Hoorens^, S., Gallo F., Cave J.A.K., Grant J.C. Can assisted reproductive technologies help to offset population ageing? An assessment of the demographic and economic impact of ART in Denmark and UK, RAND Europe // Human Reproduction. 22(9), June 23, 2007. P. 2471-2475.
17. Saetnan A. R., Oudshoorn N., Kirejczyk M. (eds.), Bodies of Technology: Women’s Involvement with Reproductive Medicine. Ohio State University Press, 2000.
18. Sobotka T, Hansen MA, Kold Jensen T, Pedersen A.T., Lutz W, Skakkebæk N.E. The contribution of assisted reproduction to completed fertility: an analysis of Danish data // Population Development Revue 34. 2008. P. 79–101.
    

¹ Старший научный сотрудник, Институт демографии ГУ Высшая Школа Экономики
² Прежде всего, это характерно для классического фрейдистского подхода, вообще выводящего бесплодие как таковое (как и другие соматические заболевания) из «нерешенных психологических проблем» индивидуального развития человека (теории психогенного бесплодия, или теория психосоматической медицины). C точки зрения этих теорий, бесплодие уже и само является следствием психологических нарушений, в частности, может быть следствием и слишком сильного стремления к его преодолению. Эта модель зародилась в 1930-е годы и достигла пика популярности в 1950-1960-е (на Западе), а в России подобные взгляды у психологов можно часто встретить и сейчас (Infertility Counseling, A Comprehensive Handbook for Clinicians, Ed. by Sharon N. Covington and Linda Hammer Burns,1999).
³ Имеются в виду как языки разных этносов, так и «языки» отдельных социальных групп.
⁴ http://www.womansoul.ru/golubushka/index.php?showtopic=293&a; http://www.waytoquran.net/cgi-bin/e-cms/vis/vis.pl?s=001&p=0045&n=000010&g=
⁵ World Health Organisation, Summary Report, Consultation on the Place of in vitro Fertilization in Infertility Care, Copengagen, 18-22 June 1990  
⁶ Infertility around the Globe New Thinking on Childlessness, Gender,and Reproductive Technologies, EDITED BY Marcia C. Inhorn. Frank van Balen, UNIVERSITY OF CALIFORNIA PRESS Berkeley Los Angeles London, 2002, стр. 15.
⁷ Там же, стр. 5-6.
⁸ Важно отметить, что, несмотря на начало процесса коммерциализации сайта с января 2009 г., его форумы и сейчас по-прежнему остаются востребованным пространством свободного общения пациенток.
⁹ Дискуссии в топиках «Чайлдфри», «Принцип жизни чайлдфри», «Усыновление – решение проблемы бесплодия», «Гомосексуалисты лучше бабушки», «Ребенок ради мужа», «Отцовство, на основании мат. помощи», «Кто мы: бездетные или бесплодные», «Опять про многодетность», «Мои дети будут жить достойно!», «Что Вы понимаете под бесплодием?», «О себе и своих мыслях об ЭКО», «Зачем нам нужны дети?», «ДЯ или СМ», «Партия яичников vs партия матки», «Размышления на тему детских вопросов», «Многодетность и ответственность», «История про Фрица и Машу и действительность нашу», «Бесплодие и ЭКО сделали свое дело. Муж не выдержал и ушел…», имевшие место в периоды времени от 01.12.2005 до 25.10.2009.
¹⁰ В данной статье я лишь обозначаю эту проблему, более подробному и глубокому анализу противоречий между только генетическим и только «беременным» материнством посвящена вторая моя статья, публикуемая ниже.
¹¹http://www.gazeta.ru/news/lenta/2009/01/28/n_1322319.shtml - в тексте цитаты из обсуждения этого реального случая в Эдинбурге, когда двоих детей отдали под опеку пары гомосексуальных мужчин.