Экономическая биология человека

Б. Миронов¹
(Опубликовано в журнале "Вопросы экономики" №10 2004 с. 141-150)

Около тридцати лет назад на границе экономики, биологии человека, медицины и физической антропологии родилось новое направление в науке, которое стали называть "антропометрической историей". Однако со временем его предмет расширился, антропометрический подход стал применяться к оценке современной социально-экономической ситуации, новое научное направление получило название "экономическая биология человека". С 2003 года в Мюнхене под редакцией профессора Мюнхенского университета Дж. Комлоса — лидера нового направления — выходит журнал "Economics and Human Biology" (Экономическая теория и биология человека). Представителей данного направления в первую очередь волнуют следующие вопросы: как экономика влияет на физическое развитие человека, его рост, вес, заболеваемость и как по антропометрическим данным (прежде всего по росту) можно оценить биологический статус, благосостояние и социальное неравенство в обществе?

Интерес к проблеме влияния экономических условий на здоровье и антропометрию человека понятен. Но на каком основании и вообще зачем оценивать благосостояние населения по росту? Рост представителей определенной группы людей служит историческим индикатором как количества и качества потребленных в юности продуктов питания, так и жизненных условий своего времени. Биологами доказано, что антропометрия человека, включая длину тела, в решающей степени (более чем на 80%) определяется генетическими факторами и лишь в незначительной мере (менее чем на 20%) зависит от качества жизни, или биологического статуса индивида, то есть от качества питания, перенесенных болезней, интенсивности и условий работы, медицинского обслуживания, жилищных условий, психологического комфорта, климата, воды, воздуха и других факторов внешней среды в течение всей жизни индивида до момента измерения роста. Но поскольку генетический фактор практически неизменен, то изменчивость роста — индивидуального или среднего в социальных группах, классах и целых популяциях — обусловливается исключительно качеством жизни. Иными словами, факторы внешней среды оказывают решающее воздействие на изменчивость роста во времени и пространстве. Уместна аналогия. Из семени пшеницы при любом уходе не вырастить арбуз, и никогда одно зерно пшеницы не будет весить килограмм. Но при посредственном уходе можно собрать 1т пшеницы с гектара, при среднем — 2 т, при идеальном — 5 т. Средний рост современного 20-летнего жителя Петербурга равен 178 см, жительницы — 166 см. Если создать в Петербурге условия жизни, как в Швеции или Норвегии, то рост мужчин постепенно увеличится до 185-186 см, а женщин — до 173-174 см.

Не стоит этому удивляться: человек как существо биологическое в процессе достижения полной физической зрелости превращает потребленные продукты в энергию, которая затем расходуется на различные нужды: на поддержание жизнедеятельности организма, работу, учебу, сексуальные отношения, спорт, борьбу с инфекциями, болезнями и т.п., а чистый остаток энергии от питания преобразуется в рост и при его избытке — в вес. После достижения полной физической зрелости, которая у мужчин обычно наступает к 25 годам, а у женщин — несколько раньше, длина тела уже не изменяется; при понижении биологического статуса происходит уменьшение веса, а при повышении — его увеличение. Потенции, заложенные в генах человека, полностью реализуются лишь в благоприятных условиях, и, наоборот, при продолжительных и суровых лишениях происходит задержка роста, которая может компенсироваться более быстрым увеличением длины тела в благоприятные периоды. Отсюда следует: высокие люди в целом лучше питались, имели лучший уход, меньше болели и т.д., то есть в целом обладали более высоким биологическим статусом, чем люди низкого роста.

Биологический статус не является синонимом благосостояния или уровня жизни. Но он в существенной степени определяется доходом, что позволяет делать выводы о динамике благосостояния народа и национальном доходе страны по изменению средней длины тела ее граждан. Расчеты показывают, что средний рост людей в каждой стране примерно на 67-77% определяется среднедушевым ВВП. В слаборазвитых странах, где поддержание биологического статуса поглощает большую долю доходов населения (например, в Индии свыше 70%), связь между благосостоянием и биологическим статусом теснее. Напротив, в развитых странах, где на поддержание биологического статуса уходит меньшая доля доходов населения, связь слабее².

Но зачем оценивать благосостояние населения по росту, если есть данные о зарплате и цепах, о доходах и собственности, о бюджете и потреблении, о национальном доходе и уровне неравенства? Во-первых, применительно к России (да и преобладающему большинству других стран) до середины XIX века в принципе невозможно оперировать традиционными индикаторами благосостояния из-за отсутствия надежных данных. Немногим лучше положение со статистическими источниками и в последующие периоды. Так, мы располагаем динамическим рядом цен и реальной зарплаты рабочих за длительный срок (1703-1914 годы) лишь по одному городу России — Санкт-Петербургу; данные о национальном доходе России фиксируются только с 1885 года. С большими проблемами сталкиваются и исследователи советского периода. Несмотря на то, что начиная с 1922 года ЦСУ регулярно проводило бюджетные обследования, позволявшие получать прямые сведения об уровне потребления и благосостояния рабочих, служащих и крестьян, их результаты не учитывали теневые доходы, потребление продуктов, произведенных в подсобном хозяйстве, никто не проверял точность обследований и нельзя с уверенностью сказать, что статистика не фальсифицировалась. Во-вторых, антропометрические данные позволяют взглянуть на положение людей в новом ракурсе: оценить их биологический статус, баланс между потреблением и расходом энергии — все то, что ни бюджет, пи зарплата, ни доход не учитывают. В-третьих, антропометрические сведения универсальны и элементарны, их легче сравнивать, даже если они относятся к разным годам, к разным социальным группам или странам, они не нуждаются в поправках на инфляцию и структуру потребления.

До последнего времени ареал антропометрических исследований ограничивался США, Великобританией, Германий, Австрией, Францией, Швецией. Нидерландами и Россией XVIII-XX веков. На второй Международной конференции по экономической биологии человека, проходившей в Мюнхене 2-6 июня 2004 года³ (первая состоялась в 2002 году), были представлены более широкие в географическом и хронологическом аспектах исследования. Проанализируем наиболее интересные данные из 49 исследований, обсуждавшихся на конференции, сгруппировав их по частям света.

Европа. В Чехии за последние 100 лет средний рост 20-летних мужчин увеличился на 11 см (со 168 до 179 см), женщин — на 6 см — со 160 до 166 см. Параллельно происходило увеличение роста и веса детей. Прибавка в росте трактуется как следствие существенного общего повышения уровня жизни, а увеличение разницы в росте мужчин и женщин с 8 до 13 см — как гендерная дискриминация — получение мужчинами преимуществ, возможно, за счет женщин⁴.

Португалия в XX веке также добилась впечатляющих результатов. Средний рост современных молодых португальцев достигает 172 см — на 9 см больше, чем в 1900 году⁵. Однако это на 4—6 см меньше, чем у современных российских новобранцев. В чем дело? Причина в том, что еще в 1989 году ВВП на душу населения в Португалии был в 2,1 раза ниже, чем в СССР⁶, и только в результате спада производства в России и экономического подъема в Португалии в 1990-е годы эта страна нас обогнала. По мнению московских антропологов, проанализировавших процесс физического развития московских школьников в последние 15-20 лет XX века, существенных сдвигов по 15 различным антропологическим признакам по сравнению с 1980-ми годами не произошло. Данный факт говорит о стагнации биологического статуса населения даже в Москве, которая по средним душевым доходам в 3 раза превосходит остальные регионы России. В исследовании были также представлены сравнительные данные о физических кондициях детей из обычных и привилегированных школ: "обычные" дети уступали в росте, весе и скорости полового созревания "привилегированным". Это можно интерпретировать как усиление социально-экономического неравенства в обществе⁷. В Армении физическое развитие детей в 1980-2000 годах замедлилось, а возраст наступления менархе у армянских девочек увеличился на 4 месяца (с 13,1 до 13,4 года), что говорит о снижении биологического статуса и уровня благосостояния⁸.

С привлечением данных о 20 тысячах саратовских рекрутов за 1750-1873 годы и всех новобранцах (260 тысяч) за 1874-1913 годы было установлено, что средний рост саратовцев в 1750-е годы равнялся 164 см, в 1790-е — 160, в 1850-е — 164, в 1890-е годы — 167 см. Это означает, что благосостояние населения Саратовской губернии во второй половине XVIII века ухудшалось, а за весь XIX век в основном улучшалось: в дореформенное время оно вернулось на начальный уровень 1750-х годов, а после отмены крепостного права его превзошло. Таким образом, при крепостном праве уровень жизни мог не только снижаться, как принято считать, но и повышаться в абсолютном выражении — данные тенденции определялись политикой государства в крестьянском вопросе, изменениями климата, урожайности, сдвигами в системе налогообложения. Пореформенное развитие саратовской деревни не было безоблачным, но и не было кризисным: производительность сельского хозяйства увеличивалась, доходы крестьянства росли, налоги снижались, что и выразилось в повышении роста и биологического статуса саратовцев. В целом по России ситуация характеризовалась примерно такими же, как в Саратовской губернии, тенденциями, но были отдельные региональные отличия, которые предстоит выяснить в будущем⁹.

Чрезвычайно интересными оказались данные о динамике роста жителей Западной и Центральной Европы за 18 веков нашей эры согласно измерениям 9447 скелетов из 314 захоронений. Вывод сенсационен: никаких существенных изменений в биологическом статусе населения в I—XVIII века не происходило, при этом рост взрослых мужчин колебался в пределах 168-172 см, женщин — 158-162 см. Как и сейчас, наблюдалось понижение роста с Севера на Юг и с Запада на Восток (разница составляла примерно 3-4 см), но всюду рост изменялся синхронно. Зафиксирован важный факт, говорящий о нарастании социально-экономического неравенства уже в доиндустриальную эпоху — прогрессивное увеличение дифференциации роста людей: в античное время — 1—4 см, в раннее Средневековье — 5-9, в позднее Средневековье - 10-14 и в Новое время — 15-18 см. Колебания роста на отдельных временных отрезках находились в прямой зависимости от изменений климата (повышение среднегодовой температуры сопровождалось увеличением длины тела) и динамики ВВП (рост производства сопровождался увеличением длины тела)¹⁰.

Средний рост людей, по-видимому, действительно мало изменялся в аграрных обществах, при этом средняя длина тела, по археологическим данным, несколько больше истинной. Оценка роста по костям из захоронений в принципе не может быть точной — средняя ошибка составляет примерно 3 см. Кроме того, как правило, лучше сохраняются захоронения богатых и знатных людей, чей биологический статус и соответственно рост были выше среднего. Это подтверждается и сравнением роста по информации из археологических и письменных источников (по результатам прямых измерений) за XVIII век, которые содержат данные о росте военнослужащих — людей невысокого социального ранга. Солдаты Англии, Германии и Швеции имели рост 167-169 см, Австрии и Венгрии — 165-167, Франции и Италии — 163-167 см. Таким образом, амплитуда роста, по археологическим источникам, составляет 168-172 см, а по данным прямых измерений — 163-169 см (на 3-5 см больше). Вероятно, археологи оценивали рост представителей элиты, а историки — простых людей.

Сведения по Российской империи не были включены в это исследование. По археологическим данным, в XVI-XVII века рост мужского населения Новгорода равнялся 165 см, женщин — 151 см¹¹. По письменным источникам, средний рост российских рекрутов начала XVIII века достигал 165 см¹². Длина тела жителей Литвы, по археологическим данным, в XIV-XVII веках составляла 167 см у мужчин и 157 см у женщин, по письменным источникам — 165 и 154 см соответственно¹³. В XVIII веке рост россиян уменьшился на 5 см, в XIX веке увеличился на 7-8 см, в XX веке — на 8-9 см. Судя по антропометрическим данным, Россия по биологическому статусу населения всегда находилась в одном ряду с Испанией, Италией, Португалией и Францией, иногда немного уступая, а временами превосходя их.

Южная Америка. Новые данные получены по Мексике за XVIII-XX века. Рост 20-летних мужчин, призванных в армию в 1740-1960 годах, колебался в пределах 162—164 см. Однако за постоянством средней величины скрывались уменьшение роста у темнокожего и увеличение у белого населения. Это объясняется как усилением неравенства в качестве жизни, так и стагнацией в биологическом статусе населения в 1740—1920 годах. Спустя десятилетие после Мексиканской революции 1910 года мужчины стали крупнее, причем во всех социальных группах, в результате в 1960-е годы рост мексиканцев достиг 165 см, что рассматривается как показатель медленного повышения уровня благосостояния населения в 1920-1940-е годы¹⁴.

Динамика биологического статуса населения Аргентины за 1888-1955 годы изучалась по данным о росте 13 тысяч заключенных. Анализ показал, что в конце XIX века рост населения понизился со 170 до 169 см, затем в период до 1914 года стабилизировался, а в 1920-1940-е годы повысился до 171 см. С учетом этих данных вызывает сомнение историографическая классификация оценки трех периодов в экономической истории Аргентины: "золотой век" (1880-1914 годы), стагнация (1915-1935 годы) и индустриализация (1936—1955 годы). Существование "золотого века" и стагнации проблематично, так как уровень жизни в течение первого периода понижался, а второго — повышался. Период индустриализации вопреки принятому мнению также отмечен некоторым повышением биологического статуса, что говорит о том, что индустриализация не сопровождалась снижением уровня благосостояния населения. Однако улучшение качества жизни в 1915-1955 годах было весьма скромным¹⁵.

Азия. В Индии в течение почти столетнего периода — 1910—2000 годы — рост мужчин оставался неизменным — 164 см, зато у женщин он увеличился на 2 см — со 151 до 153 см, благодаря чему и гендерная разница в росте сократилась с 13 до 11 см. Эти данные свидетельствуют о стагнации материального положения населения и о повышении биологического статуса женщин в результате снижения рождаемости. Исследователи обнаружили значительную — 4 см — разницу в росте населения между регионами, что свидетельствует о большой географической дифференциации в уровне жизни¹⁶.

Интересны сравнительные данные по Корее: по Южной — это результаты измерения роста новобранцев и студентов, по Северной — данные о росте 2384 мигрантов, бежавших на Юг (из-за отсутствия официальной информации о ситуации в КНДР). До провозглашения КНДР в 1948 году рост населения, проживавшего на Юге и Севере, не различался: 165 см — у мужчин и 154 см — у женщин. Но постепенно стал нарастать разрыв в пользу Юга, и в 1999—2003 годах он достиг у 20-летних мужчин 6 см, у женщин — 7 см. Современные северокорейские мужчины и женщины имеют тот же рост, что и 50 лет назад, — 165 и 154 см, в то время как южнокорейцы — 171 и 161 см. Также значительно уступают северокорейские дети своим южным сверстникам по всем антропометрическим параметрам — росту, весу, силе и т.д. Данный феномен обусловлен тяжелым положением в Северной Корее так же, как и экономическим рывком Южной Кореи, которая за 30 лет XX века по экономическим показателям приблизилась к странам ЕЭС, превратившись из развивающейся в развитую страну. Показатель ВВП на душу населения в Южной Корее выше соответствующего показателя в Северной Корее по меньшей мере в 5,2 раза, детской смертности — ниже в 3,2 раза; налицо большой разрыв и по всем другим показателям¹⁷.

Пожалуй, наибольших успехов в повышении биологического статуса в XX веке добились японцы. В течение 300 лет, в XVII-XIX веках, рост японцев оставался стабильным: мужчины — 156-157 см, женщины — 144-145 см. В XX веке начались изменения. Но если в первой половине XX века мужчины "подросли" лишь на 3 см, то во второй половине — на 12 см, достигнув в среднем 172 см и сравнявшись с португальцами. Увеличение среднего роста японки за XX век составило также 15 см и к 2000 году он достиг 160 см. В индустриальных районах прибавка роста была на 2 см больше, чем в аграрных, что полностью соответствует степени повышения доходов и улучшения питания. Огромный экономический рывок после второй мировой войны позволил японцам догнать по росту южнокорейцев, которым они в начале XX века уступали 3-4 см¹⁸.

В России в 1989 году, накануне катастрофического падения производства и доходов, ВВП на душу населения был ниже, чем в Японии, в 2,5 раза. Однако россияне были и остаются выше японцев, хотя разрыв сильно сократился: в начале XX века японцы уступали русским 10 см, сейчас — 5-6 см. Причина в том, что из-за высоких цен на продовольствие и по традиции японцы, несмотря на высокие доходы, до сих пор едят намного меньше россиян за исключением рыбы, яиц, овощей и фруктов, а в XVII — начале XX веков в переводе на калории они потребляли по крайней мере на треть меньше. Особенно мало едят японцы масла и жиров — в 10 раз меньше россиян, сахара — в 2,2 раза, молочных продуктов — в 5 раз меньше (данные за 1980-е годы). Важно, что японцы употребляют мало мяса — главного источника животного белка, необходимого для увеличения роста¹⁹. При этом работают они больше, чем русские. Меньшая калорийность пищи и соответственно меньшая "энергоемкость" питания при большем расходе сил на работу остаются главными факторами, которые определяют разницу в росте между японцами и россиянами в пользу последних.

Как и в Европе, повышение биологического статуса в Японии сопровождалось понижением возраста наступления полной физической зрелости, что особенно хорошо заметно у женщин по возрасту наступления менархе — в XX веке у японок он понизился с 14,7 до 12,5 лет — более чем на 2 года.

Интересно сравнить Японию и Корею с Вьетнамом и Китаем. В конце XIX века вьетнамцы были на 1-2 см выше японцев, накануне второй мировой войны они с ними сравнялись, а в конце XX века уступили несколько сантиметров. Вьетнамцы в начале XX века были всего на 2 см ниже корейцев, сейчас они выше северных корейцев, но намного ниже южных²⁰.

В дискуссии о преимуществах рыночной и командной экономик точки над i ставят данные о динамике роста жителей Китая. Накануне второй мировой войны китайцы отличались довольно высоким ростом: 168 см — у мужчин и 158 см — у женщин и были существенно выше японцев, вьетнамцев, корейцев и индийцев на 5-8 см, то есть по биологическому статусу китайцы намного превосходили своих соседей. В годы войны рост китайцев уменьшился, с ее окончанием стал увеличиваться. После провозглашения КНР в 1950 году повышательная тенденция сохранилась, но была прервана в годы "великого скачка" 1957-1961 годов. В целом достижения в области повышения качества жизни в Китае пока скромны: рост современных 20-летних китайцев, родившихся в начале 1980-х годов, составляет 170 см, китаянок — 160 см. За 50 лет китайцы прибавили всего-2 см, в то время как южнокорейцы — 6 см, японцы — 12 см. Однако следует учесть, что рыночные реформы в Китае начались в 1979 году, и прошло слишком мало времени, чтобы они могли существенно повлиять на биологический статус населения. Сравнение роста и веса детей, рожденных до и после 1979 года, приводит к выводу, что китайские реформы благотворно сказываются на уровне жизни, а быстрый экономический рост идет на пользу биологическому статусу населения²¹.

Обобщая результаты описанных исследований, можно сделать ряд выводов.

1. В традиционных доиндустриальных аграрных обществах Европы, Азии, Австралии и Америки рост и, следовательно, биологический статус населения был невысоким, колебался вокруг некой средней величины, которую обеспечивал низкий уровень производства и потребления. Этот уровень в Европе был выше, чем в Азии, Америке и Австралии до прихода туда европейских колонистов; в Японии он находился почти на минимально возможном уровне. Россия стояла в одном ряду с южноевропейскими странами. Длина тела человека определялась следующей закономерностью: чем выше была плотность населения и неблагоприятнее природные условия в данной стране и чем больше труда требовалось для поддержания биологического статуса, тем рост людей был ниже, и наоборот.

2. В индустриальную эпоху биологический статус населения существенно повысился везде, причем до 1980-х годов, как это ни парадоксально сегодня звучит, темпы его роста в демократических странах с, рыночной экономикой и в авторитарных государствах с командной экономикой отличались ненамного. Россия вновь оказалась на крайнем фланге индустриальных стран, но разрыв между нею и западноевропейскими странами не увеличился, а, возможно, даже сократился. Принципиальное значение для улучшения биологического статуса россиян имела такая особенность советского общества, как выравнивание доходов на некотором среднем для всех уровне прожиточного минимума. Дело в том, что неравенство в распределении доходов между различными группами в обществе является вторым по значимости (после среднего национального дохода на душу населения) фактором, влияющим на средний рост населения. Уменьшение неравенства в доходах на 10% приводит к увеличению длины тела взрослых на 1,4 см при той же величине дохода на душу населения.

3. В традиционных аграрных обществах колебания роста людей находились в тесной связи с колебаниями климата и урожайности, которые в значительной степени определяли и изменения экономической конъюнктуры. В индустриальных и особенно в постиндустриальных обществах длина тела перестала зависеть от природных и даже от экономических факторов. Экономика приобрела огромный запас прочности, перебои с обеспечением продовольствием в мирное время практически исключены, только война может нарушить нормальный ритм жизни²².

4. Уровень материального неравенства в обществе, оцениваемый по степени дифференциации роста представителей различных социальных групп, не характеризуется четко выраженной тенденцией: он то увеличивается, то уменьшается²³. Неравенство во всех аспектах между мужчиной и женщиной за последние 100 лет сильно уменьшилось, однако аналогичного уменьшения разницы в длине тела не наблюдается, хотя женщины растут немного быстрее, чем мужчины. Это говорит о том, что разница в росте запрограммирована генетически. Меньший рост женщин не всегда свидетельствует о гендерной дискриминации еще и потому, что на размеры женского тела влияет и идеал красоты, господствующий в обществе. Например, в Японии в отличие от России полная, крепкая, высокая и пышущая здоровьем женщина, которая "коня на скаку остановит", никогда не была идеалом. Поэтому миниатюрная японка сформировалась не только в результате дискриминации, но и под влиянием эстетических критериев. Между прочим, в дореволюционных российских институтах благородных девиц идеалом была бледная, хрупкая, эфирная девушка, и для достижения этого идеала институтки ели карандашные грифели²⁴.

5. Биологический статус населения всегда находится в тесной зависимости от уровня экономического развития (величины душевого ВВП), однако только в аграрных обществах он может служить почти синонимом благосостояния населения, поскольку львиную долю дохода люди тратят на поддержание жизни. В индустриальных и постиндустриальных странах значительная часть дохода идет на удовлетворение: небиологических потребностей, люди более гибко расходуют имеющиеся у них средства, весомую их часть откладывают на старость. Государство берет на себя функцию социальной опеки, но остаются большие различия в стиле жизни и значительное социальное неравенство. Вследствие этого биологический статус перестает быть синонимом благосостояния. Например, до середины XX века американцы были самыми высокими в мире — на 3-9 см выше европейцев из западных стран. Сегодня же рост голландцев, шведов и норвежцев, а также датчан, британцев и немцев достигает 184—186 см, они стали на 3—7 см выше американцев, хотя, как и прежде, ВВП на душу населения в США больше. Причины очевидны: меньшее социальное неравенство, совершенная система социального обеспечения, большая социальная безопасность, лучшая экология, меньшие трудовые нагрузки, продолжительный и качественный отдых²⁵.

Естественно, экономическая биология человека не ограничивается изучением антропометрической истории. В других представленных на конференции исследованиях рассматривалось влияние среды на заболеваемость и детскую смертность: проводился сравнительный анализ здоровья населения в современных Германии и США²⁶, оценивалось негативное воздействие хронических заболеваний на образование, рождаемость и экономический рост в США²⁷, прослеживалось отрицательное влияние социалистической системы в послевоенной Польше на здоровье граждан²⁸. Изучались экономические последствия заболеваемости туберкулезом для пациентов и их семей²⁹, приводились данные о возрасте, заболеваемости и продолжительности жизни в Англии в начале XX века³⁰, изучалось влияние системы здравоохранения и использования контрацепции на детскую смертность в Индии³¹.

В связи с неправильным питанием, избыточным весом, большими нервными нагрузками и стрессами сердечно-сосудистые заболевания и диабет становятся в настоящее время широко распространенными заболеваниями. Канадские исследователи выявили, что глобализация, изменение образа жизни и питания с традиционного на современный способствуют заболеванию диабетом. Особенно страдают им канадцы индейского происхождения, поскольку именно у индейцев образ жизни изменился в наибольшей степени³². Перекликаются с канадскими данными и результаты исследования в Кении, Танзании и Судане: там в последние десятилетия под влиянием глобализации происходит изменение морфологической конституции чернокожих африканцев — они становятся похожими на европейцев³³.

Распространено мнение, что чрезмерные трудовые нагрузки способствуют инфарктам. Японские исследователи, изучающие эту проблему, обнаружили, что между продолжительностью работы и инфарктами в Японии существует U-образная зависимость — наиболее часто инфаркт случается у мало или, наоборот, много работающих людей, в то время как у умеренно работающих инфаркт бывает реже. Объяснить эту закономерность пока не удается³⁴.

На конференции поднималась проблема влияния социального капитала на здоровье населения. Новое в общественных науках понятие "социальный капитал" означает гражданское взаимодействие, сплоченность людей на уровне коммьюнити, их способность самоорганизовываться ради достижения поставленных целей (civic or community engagement). В сущности, эта концепция отражает степень развитости гражданского общества на уровне отдельных поселений. Величину социального капитала характеризуют следующие эмпирические показатели: степень развития демократии (численность избирателей согласно закону); результаты голосования за массовые политические партии; членство в обществах взаимной помощи; число кооперативов и общественных организаций. Анализировалось влияние социального капитала в Италии, Шотландии и Нидерландах в 1880—1940-е годы на здоровье новорожденных, оцениваемое через их вес. Подобное влияние в то время не было решающим. Это объясняется тем, что в период модернизации более существенную роль для здоровья играют не социальный капитал, а питание, доход, подверженность инфекционным заболеваниям. Отсюда делается вывод об ограниченном значении концепции социального капитала для доиндустриальных и модернизирующихся обществ³⁵.

¹ доктор исторических паук, профессор СПбГУ
² Миронов Б. Социальная история России периода империи (XVIII —начало XX вв.): генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. 3-е изд. СПб.: Дм. Булапин, 2003, т. 2, с. 335-338.
³ Конференция организована двумя ведущими специалистами нового направления — Дж. Комлосом (Мюнхенский университет) и Й. Батаном (Тюбингенский университет), география участников охватывала все континенты, кроме Африки.
⁴ Blaha P., Vignerova J., Brabec M., Kovamova M. (National Institute of Public Health, Prague). Trend of height of the Czech adult population in the last century; Brabec M., Blaha P., Vignerova J. (National Institute of Public Health, Czech Republic). BMI dynamics and socio-economic changes: assessment through a structured statistical model; Vignerova J., Blaha P., Brabec M. (National Institute of Public Health, Czech Republic). Hundred years of follow-up of height and body weight of Czech children.
⁵ Padez Ch. (Universidade de Coimbra, Portugal). What can your height tell about you: educational level and body height in Portuguese young males.
⁶ Statistical Abstract of the United States 1992: The National- Data Book. Washington D.C.: U.S. Bureau of the Census, 1992, p. 831.
⁷ Godina E., Khomyakova I., Zadorojnaya L. (Institute and Museum of Anthropology, Moscow State University). Differences in growth and development between Moscow school children due to their family status.
⁸ Yepiskoposyan L., Hovhannisyan M., Khudoyan A., Hakobyan M. (Institute of Man, Yerevan, and Yerevan State Medical University, Armenia). Growth processes and the age at menarche in Armenian girls belonging to two successive generations.
⁹ Mironov В. (St. Petersburg State University, Russia), A'Hearn B. (Franklin and Marshall College, USA). When freedom is more effective than compulsion: the heights of Russian recruits before and after the abolition of serfdom, 1756-1900.
¹⁰ Koepke N., Baten J. (University of Tuebingen, Germany). The biological standard of living in Central Europe during the last 2000 years.
¹¹ Пежемский Д. (МГУ, исторический факультет). Жители Ягодина конца позднесредневекового Новгорода: историко-антропологическая реконструкция (http://www.hist.msu.ru/CaIendar/1997/Apr/Lomnosov97/pezhemskii.htm).
¹² Миронов Б. Социальная история России периода империи (XVIII—начало XX вв.), т. 2, с. 346.
¹³ Чеснис Г. Изменение длины тела населения Литвы в течение двух тысячелетий нашей эры — Вопросы антропологии, 1983, т. 73, с. 56-68. Оценки по археологическим источникам здесь также немного превышают данные прямых измерений.
¹⁴ Challu A. (Harvard University). Secular Trends in Living Standards in Mexico, 1740-1840; Lopez-Alonso M. (National Institute of Public Health, Prague). The revolution that did not grow: trends in heights of Mexican federal and rural soldiers 1850-1950; Grajales A. (Universidad Autonoma de Puebla, Mexico). Male stature at the end of the 18 century in Mexico.
¹⁵ Salvatore R. (Universidad Torcuato Di Telia). Economic specialization, human capabilities, and nutrition in the Argentine humid pampas: evidence from prisoners in Buenos Aires province (ca. 1895-1945).
¹⁶ Moradi A., Guntupalii A. (University of Tuebingen). What does gender dimorphism in stature tell us about discrimination in rural India, 1930-1975?; Guntupalii A., Baten J. (University of Tuebingen). Trends and inequalities of biological welfare in North, Wesi and East India, 1910-1945.
¹⁷ Pak S. (Seoul National University, Republic of Korea). A study of North Korean biological standards of living using anthropometric data from North Korean escapees.
¹⁸ Tomobe K., Hirayama Ts., Suzuki A. (Keio University, Tokyo). Changes in male heights and girls' menarchal-ages by prefectures in Japan, 1880-1980; Saito O. (Hitotsubashi University, Tokyo). Agricultural progress and human growth: an analysis of school records in Meiji rural Japan; Saito K.,Nagashima T. (Keio University,Tokyo). The relationship between living standards and market integration in Japan, 1880-1920.
¹⁹ Миронов Б. Социальная история России периода империи, т. 2, с. 391-392.
²⁰ Bassimo J.-P. (Maison Franco-Japonaise de Tokyo and Institute of Economic Research, Hitotsubashi University). Efficient, not so poor, but short; gross food supply and biological welfare in southern Vietnam during the late 19"' century.
²¹ Morgan S. (University of Melbourne, Australia). The regional variation in stature in China during the second half of the 20"' century.
²² Woitek U., Sunder M. (University of Munich). Cycles in average stature and their relationship to business cycles: Evidence from the American middleclass; Grell H., Schilitz A. (University of Potsdam). Does secular trend mean more variability in growth?; Brabec M. (National Institute of Public Health, Czech Republic). Analysis of periodic fluctuations of Swedish soldiers in 18 and 19 centuries.
²³ Moradi A., Baten I. (University of Tbbingen). Inequality in Sub-Saharan Africa 1950-1980.
²⁴ Институтки: воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. Сост., подг. текста и коммент. В. Боковой и Л. Сахаровой. М.: НЛО, 2001, с. 12-13.
²⁵ Baur M. (University of Munich). Health in the U.S. and Germany. См. также: Komlos J., Baur M. From the Tallest to (one of) the Fattest: the Enigmatic Fate of the American Population in the 20^th century. — Economics and Human Biology, 2004, vol. 2, N 1, p. 57-74.
²⁶ Baur M. (University of Munich). Health in the U.S. and Germany.
²⁷ Lange F., Bleakley H. (University of Chicago). The Impact of chronic disease burden on education, fertility and economic growth: evidence from the American South.
²⁸ Hulanocka B.,Lipowicz A.,Koziel S.,Kowalisko A. (Polish Academy of Sciences). On the risk factors of cardiovascular diseases: a longitudinal study.
²⁹ Muniyandi M. (Indian Council of Medical Research). Economic impact of tuberculosis on patient and their family in India.
³⁰ Hinde A., Gorsky M., Harris B. (University of Southampton, UK). Age, sickness and longevity in the late-nineteenth and early-twentieth centuries: evidence from the Hampshire friendly society.
³¹ Bhargava A. (University of Houston). Healthcare infrastructure, contraceptive use and infant mortality in Uttar Pradesh, India.
³² Green Ch. (Department of Anthropology University of Manitoba Winnipeg, Manitoba, Canada). Genes vs. geography: competing explanations for the diabetes epidemic?
³³ Rebacz E. (University of Szczecin, Poland). Biosocial characteristics of the development of the youth from Kenya, Tanzania and Sudan.
³⁴ Sokejima Sh. (National Institute of Public Health, Japan). Association between working hours and risk factors of ischemic heart disease in a rural population: cross-sectional study in Japan.
³⁵ Ward W. (University of British Columbia, Canada). Birth weight and social capital: a comparative approach.