Изменение социальной структуры сельского общества

Татьяна Нефедова
(Часть главы "Изменение социально-экономической структуры сельского общества. Опубликовано в: Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова? М.: Новое издательство, 2006. с. 269-273)

Секрет своего успеха люди в самых разных районах и в самом разном возрасте формулируют одинаково: «Работать надо».

Самозанятость населения в своем индивидуальном хозяйстве, которая сильно увеличилась в 1990-е годы, стала одним из выходов из тупика сельской безработицы. Однако этот вид занятости перспективен только в том случае, если хозяйство не балансирует на уровне нищеты и минимального самоснабжения, а приносит реальный доход.

По мнению социологов, реформы 90-х разрушили советскую модель стратификации общества, а новая модель еще не сложилась. В государственном секторе сохранилась сословно-корпоративная система ролей и статусов, в частном — формируется классовая система¹. При этом они признают, что часть граждан — безработные, специалисты на грани нищеты, не получающие зарплату, криминальный бизнес — выведена из привычной системы социальной стратификации.

Большинство экспертов видят главный недостаток современного российского социума в отсутствии достаточно мощной прослойки среднего класса. Принадлежность к нему определяется не только по уровню доходов. Средний класс в деревне — это предприниматели, фермеры и работники бюджетной сферы. Формируется он в основном из сельской интеллигенции, как правило имеющей, помимо нищенской зарплаты, дополнительный доход от своего хозяйства, и из обеспеченных семей товарных домохозяйств. Именно рост численности среднего слоя, повышение его устойчивости, наличие у него специфического самосознания превращают гетерогенное социальное образование в целостный средний класс, основная цель деятельности которого видится социологам как посредническая (надежные и социально стабильные связи между верхними и нижними слоями общества), динамическая (источник обновления элиты), стабилизирующая (часть общества, не заинтересованная в крутых переменах), культурная (носители новых стилей жизни, источник новых идей), представительская (адекватные выразители интересов общества)².

Несмотря на значительную степень консерватизма села по сравнению с городами, сдвиги в сельском сообществе очевидны: население вынуждено адаптироваться к изменившимся условиям и делает это более или менее успешно. По характеру такой адаптации, основываясь на серии социологических опросов, проведенных в 1999 году в Новосибирской области, М.А. Шабанова выделяет три группы людей:

1. Восходящие адаптанты — те, кто в новых условиях нашли способы решения жизненных проблем и повысили уровень своей индивидуальной свободы. Среди опрошенных трудоспособного возраста это 18% горожан и от 7 до 22% сельских жителей.
2. Нисходящие адаптанты, которые сегодня более или менее справляются с проблемами, но решают их такими способами, которые сопряжены со снижением уровня их индивидуальной свободы. В сельской местности это самый многочисленный слой — 57% и более. В тех же сельских районах, где он невелик, он уступает только неадаптантам. В крупных городах нисходящих адаптантов 29%.
3. Неадаптанты, не имеющие надежных способов преодоления жизненных проблем. В городах их 18%, в сельской местности в среднем — 17%, а в депрессивных районах — более 50%.

Есть и группа сохранивших статус-кво — это 14% в городе и 9% в деревне. А в наибольшей степени повысили уровень индивидуальной свободы руководители и предприниматели³.

Тот же автор отмечает несколько неблагоприятных социокультурных сдвигов за 1990-е годы. При повышении уровня индивидуальной свободы руководителей, у большинства работников он, наоборот, снизился, что свидетельствует о воспроизводстве и расширении прежних диспропорций и несправедливостей. Снижение уровня свободы происходило вне связей со значимостью выполняемых функций. Современные социокультурные сдвиги, по мнению М.А. Шабановой, расходятся с лозунгом «Чтобы жить хорошо, надо много работать»: 56% восходящих адаптантов, 64% нисходящих и 65% неадаптантов стали больше работать⁴. При этом адаптация населения в сельской местности происходит несколько хуже, чем в городах, что подтверждают данные социологического опроса ВЦИОМ, приведенные в таблице 6.3.3

Таблица 6.3.3. Типы адаптивного поведения в городах и сельской местности, 1999, % от числа опрошенных

Источник: Левада 2000: 474

Однако мы позволим себе не согласиться с утверждением М.А. Шабановой о незначимости фактора трудовых усилий в социально-культурной стратификации сельского сообщества. Причем они значимы не только сами по себе, но и в сознании сельских жителей. В тех условиях, в которых сейчас находятся хозяйства населения, имеющие необходимый им доступ к земельным ресурсам и ресурсам предприятий, отчасти заменяющим капитал, часто именно трудовой фактор наряду с условиями сбыта продукции становится главным критерием для оценки успеха. Спросите у любого продавца, торгующего собственной продукцией, много ли семей в их деревне выращивает что-то на продажу, и вам ответят: «Кто не спит и не пьет, все продают». Поговорите с любым хозяином нормального среднего товарного подворья, относящего себя к среднему классу в деревне. Секрет своего успеха в самых разных районах и в самом разном возрасте крестьяне формулируют одинаково: «Работать надо», имея в виду не только трудозатраты, но и умение организовать свое дело. В разных районах от 20 до 40% жителей отвечали нам, что сейчас можно выжить на своем хозяйстве (многие из них, правда, считали, что только с помощью колхоза), что бедные в деревне — это те, кто не хочет или не может по возрасту или состоянию здоровья трудиться.

Таким образом, формируется новая социальная стратификация, основанная на уважительном отношении к труду и стремлении к относительному достатку. Понятие достатка в умах сельских людей начинает связываться и с трудовыми усилиями в своем хозяйстве. При этом в отличие от первой половины 1990-х годов, когда негативное отношение сельского сообщества к наиболее активным его представителям заметно преобладало — вплоть до саботажа работы у односельчан, в 2000-х годах неприятие фермеров и наиболее активных товарных домохозяйств мы наблюдали, скорее, у когорты руководителей крупных предприятий и реже — у населения, которое теперь активно подрабатывает у новых частников. Тем не менее географические различия велики и здесь. Там, где активных людей осталось совсем мало (см. раздел 2.4. о Каргопольском районе), негативизм односельчан к ним все еще превалирует.

Очень интересными представляются исследования З.И. Калугиной, которая по частоте упоминаний сельскими жителями выделила пять основных факторов структуризации сельского социума:

1. Материальный статус — «богатые, средние, нищие», «зажиточные и простые», «высокообеспеченные и малообеспеченные» и т.д. Причем подавляющее большинство ответов — это дихотомическое деление на «богатых» и «бедных».
2. Социальные качества — «пьющие и непьющие», «которые хотят жить хорошо и которые пьют», которому близок фактор деловых качеств — «работящие и ленивые».
3. Занятость и профессиональная принадлежность — «работающие и безработные», «интеллигенция и колхозники», «бюджетники — колхозники — коммерсанты» и т.п. Причем этот фактор, один из основных в советское время, стал сегодня менее значимым.
4. Властные полномочия — «начальство и работяги», «элита (конторские) и рядовые, простые люди».
5. Принадлежность к коренному населению — «коренные и приезжие». Появление этого фактора связано с вынужденными миграциями 1990-х годов и, по оценкам социологов, сегодня он является даже более важным, чем национальная и конфессиональная принадлежность⁵.

Сочетание этих факторов и определяет, по сути, современную социальную структуру сельских сообществ, причем наиболее важными для самоидентификации оказываются первые три фактора. Остальные — возраст, уровень интеллекта, нравственные качества и т.п. — менее важны. Выбор первого фактора как основного для структуризации общества характерен именно для бедных (к которым отнесли себя 27% опрошенных; еще 31% считает свой уровень жизни ниже среднего) и высокообеспеченных (их доля крайне мала — 1%). Уже опираясь на наш опыт, добавим, что точно так же выбор второго критерия как основного характерен для «крайних» групп социума — людей, которые, работая не покладая рук, создали образцовые участки с товарным хозяйством, и наиболее опустившейся части общества.

Самозанятость населения в своем индивидуальном хозяйстве, которая значительно увеличилась в 1990-е годы, стала одним из выходов из тупика сельской безработицы. Однако этот вид занятости перспективен только в том случае, если хозяйство не балансирует на уровне нищеты и минимального самоснабжения, а приносит реальный доход, как это уже происходит в некоторых районах.

Появление в деревне фермеров и просто товарных агропроизводителей создало для жителей села новые рабочие места, и, как уже говорилось, после первоначального неприятия практика работы «на соседа» получает на селе все большее распространение. Сельская занятость тем самым увеличивается, однако «новые» хозяева предъявляют высокие требования к качеству труда, страдают от деградации человеческого капитала в деревне еще больше, чем коллективные предприятия. По наблюдениям социологов, в работники к частным хозяевам обычно идут люди не из беднейших слоев, а из среднеобеспеченных семей, что связано с более четко выраженной в деревне, чем в городе, зависимостью между качеством рабочей силы и уровнем дохода⁶. Таким образом, помимо конфликтов, связанных с землей (см. раздел 5-6), между крупными агропредприятиями и фермерами идет и борьба за остатки сельской рабочей силы.

В последние годы социологи говорят о разрушении привычной социальной структуры и поляризации общества по уровню материального благополучия не только в городах, но и в сельской местности. Причем прежние статусные, карьерные соображения и здесь уступили место доходу, получаемому благодаря работе на предприятии, с помощью фермерского хозяйства, в личном подсобном хозяйстве, в криминальном бизнесе. Однако не следует забывать, что сельская местность существует в тесной связке с городами, и процессы урбанизации в российском обществе еще не завершены⁷. И хотя, при сохранении современных тенденций, уровень доходов будет оставаться определяющим, для сельского населения (как и для городского) вновь усиливается значимость статусных характеристик, в том числе и значимость образования. Недаром сельская молодежь в подавляющем большинстве стремится учиться в городе, а это требует немалых денежных средств на их проживание в городах и порой платное обучение (что никак не вяжется с официальными цифрами нищенских доходов селян). Эти средства на помощь детям могут быть получены только в своем индивидуальном хозяйстве, что сильно стимулирует его товарность. Отток молодежи сопровождается снижением общей подвижности сельского населения, невозможностью по финансовым соображениям столь частых, как прежде, поездок в города, что приводит к убыстрению его «постарения» и возвратной рурализации, по терминологии Н.В. Зубаревич⁸.

Итак, хозяйства населения стали в современной России и фактором выживания, и источником повышения доходов, и тормозом развития. С какой стороны посмотреть. Последний взгляд весьма распространен, поскольку включение адаптивных механизмов и стремление к устойчивости не ведет к развитию. Но различия отдельных семей, сел, районов очень велики и не случайны. Каждая местность обладает собственным содержанием, и хозяйства населения служат одним из наиболее ярких выразителей ее потенциала. Надо только уметь его увидеть.

¹ Тихонова Н.Е. На пути к новой стратификации российского общества // Общественные науки и современность. 1998. №3; Заславская Т.И. Пространство посткоммунистических трансформаций. Динамика человеческого потенциала. Вектор российских институциональных сдвигов // Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003
² Заславская Т.И. Пространство посткоммунистических трансформаций. Динамика человеческого потенциала. Вектор российских институциональных сдвигов // Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003, с. 70
³ Шабанова М.А. Три оси трансформационного пространства и свобода // Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003, с. 133
⁴ Там же, с. 135
⁵ Калугина З.И. Парадоксы аграрной реформы в России: социологический анализ трансформационных процессов. Новосибирск: Институт экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН. 2001, с. 145
⁶ Фадеева О.П. Сельский труд: симбиоз формального и неформального // Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003.
⁷ Город и деревня в Европейской России: 100 лет перемен / Под ред. Т. Нефедовой, П. Поляна, А. Трейвиша. М.: ОГИ, 2001, с. 171-196
⁸ Зубаревич Н.В. Социальное развитие регионов России: проблемы и тенденции переходного периода. М.: УРСС, 200