Демографическое развитие в поляризованном обществе

М.А. Клупт
(Опубликовано в журнале "Народонаселение" №4, 2005, с. 54-65)

Латинской Америке принадлежит заметное место в российском общественно-политическом дискурсе. Предметом сравнительных исследований оказываются, в первую очередь, экономическое, социальное и политическое развитие, а также особенности российской и латиноамериканской цивилизаций и культур. В то же время сравнительному анализу демографического развития России и Латинской Америки уделяется неоправданно мало внимания. Ввиду этого данная статья преследует две цели: во-первых, рассмотреть некоторые аспекты демографического развития Латинской Америки, до настоящего времени не получившие достаточного освещения в российской научной литературе; во-вторых, используя Латинскую Америку в качестве базы для сравнения, попытаться взглянуть на демографические проблемы России под иным, чем при сопоставлении с наиболее развитыми странами мира, углом зрения.

Социальная дифференциация смертности. В последние десятилетия была выявлена значительная социальная дифференциация показателей смертности в России¹ и негативное влияние нарастания неравенства доходов на показатели здоровья и смертности². Стало очевидным, что снижение продолжительности жизни в России в значительной степени является результатом устойчивого воспроизводства групп населения, для которых характерен повышенный риск смертности от связанных с алкоголем и других "внешних", а также неустановленных причин. Все это заставляет внимательнее присмотреться к динамике и социальной дифференциации показателей смертности в странах Латинской Америки, издавна отличавшихся значительными расхождениями по уровню благосостояния среди групп населения.

Успехи латиноамериканских стран в борьбе со смертностью во второй половине XX века неоспоримы. Регион является лидером развивающегося мира по показателям продолжительности жизни. Что касается сравнения с Россией, то оно, увы, не в пользу нашей страны. Четыре десятилетия назад Латинская Америка заметно отставала от России почти по всем важнейшим показателям, характеризующим продолжительность жизни. Единственным исключением была смертность взрослых мужчин — здесь положение было примерно одинаковым³. В настоящее время, напротив, уже Россия отстает от крупных стран Латинской Америки по всем ключевым показателям продолжительности жизни, и только в области младенческой смертности положение в России заметно лучше (табл. 1).

Таблица 1. Ожидаемая продолжительность жизни, коэффициент младенческой смертности и ВВП (ППС) на 1 жителя в некоторых странах Латинской Америки

* Оценка на 1952 год [Андреев Е.М. Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Демографическая история России: 1927—1957. М. 1998].

Источники: Рассчитано по: [Народонаселение стран мира. Демографический справочник / Сост. В.А.Борисов. М. 1989. с. 198—236; Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в изменяющемся мире /Программа развития ООН. М., 2004. с. 161—163, 190—193; Brea J. Population Dynamics in Latin America //Population Bulletin. March 2003. Vol. 58. №1.9. р. 13; World Data Sheet 2004 of Population Reference Bureau, http://www.prb.org; Демоскоп-Weekly. 2005. №195-196. http//www.demoscope.ru.

Давней и до сих пор не преодоленной болезнью латиноамериканских обществ являются широкие масштабы социального исключения. Если в Швеции доходы 10% богатейшего населения превышают доходы 10% беднейшего населения в 6,2 раза, во Франции — в 9,1, в США — в 15,9, то в Аргентине — в 39,1, в Мексике — в 45, а в Бразилии — в 85 раз (для сравнения: в России — в 20,3 раза)⁴. По предварительным оценкам латиноамериканских статистиков, в 2004 году 18,6% жителей региона классифицировались как пребывающие в крайней бедности или нищете, еще 24,3% — как живущие в бедности (в 1990 году, соответственно, 22,5 и 25,8%)⁵. На доходы, составляющие менее 1 доллара в день, проживает сегодня 56 млн. латиноамериканцев⁶. В Бразилии доля неграмотных среди населения старше 15 лет составляет 13,6%, в Мексике — 9,5%, в Перу — 15,0%, в Боливии — 13,3%⁷.

Для обездоленных групп населения Латинской Америки характерны две проблемы, непосредственно связанные с продолжительностью жизни. Одна из них — высокая младенческая смертность, другая — широкое распространение асоциального поведения, что сказывается, прежде всего, на уровне смертности мужчин молодого и зрелого возраста.

Разрыв между уровнями младенческой смертности в различных группах населения огромен и по сей день. И все же прогресс в снижении младенческой смертности во всех слоях населения не вызывает сомнений. Значения коэффициента младенческой смертности (табл. 2), характерные сегодня для наиболее обездоленных групп населения, заметно меньше тех, что были зафиксированы для населения в целом в начале 1950-х годов (Боливия - 176‰, Бразилия - 136‰, Перу-159‰).

Таблица 2. Младенческая смертность (на 1000 рождений) в различных группах населения некоторых стран Латинской Америки, около 2000 года

Источник: Country Profiles for Population and Reproductive Health: Policy Developments and Indicators 2003. http://www.phishare.org/documents/ UNFPA/820/

Добавим к этому, что высокая младенческая смертность в настоящее время характерна также для коренных народов Америки, по-прежнему занимающих приниженное положение в социальной и экономической иерархии⁸. В Мексике и Боливии, например, коэффициент младенческой смертности среди представителей коренных народов, проживающих в сельской местности, составлял в 2001 году соответственно около 90‰ и 60‰⁹.

Тенденции смертности мужчин трудоспособного возраста не столь однозначны. В Бразилии и Колумбии в последней четверти XX столетия наблюдались весьма устойчивые негативные тенденции в смертности молодых мужчин. В Бразилии ожидаемая продолжительность жизни мужчин в возрасте 30 лет снизилась с 40,67 года в 1975-1980 годах до 38,05 года в 1980-1985 годах. Хотя в 1985-1990 годах этот показатель вырос до 38,49 года, смертность в возрастной группе 15-30 лет продолжала повышаться. Лишь к 1990-1995 годам данная тенденция прекратилась и ожидаемая продолжительность жизни мужчин в возрасте 30 лет увеличилась до 39,05 года, так и не достигнув, впрочем, уровня 1975—1980 годов. В Колумбии с середины 70-х до середины 90-х годов прошлого века происходило постоянное увеличение смертности мужчин в возрастных группах 15-30 лет, а с середины 80-х годов и 30-40 лет¹⁰. В то же время в таких странах, как Аргентина, Венесуэла, Куба, Мексика, Чили, ситуация была принципиально иной — смертность мужчин данной возрастной группы продолжала устойчиво снижаться.

Указанные изменения в мужской смертности вряд ли можно рассматривать в отрыве от новейшей истории латиноамериканских стран. Последние десятилетия минувшего века во многих из них прошли под знаком неолиберальной экономической политики, итоги которой оказались далеко не однозначными.

В Чили в первое десятилетие после государственного переворота, совершенного в 1973 году военной хунтой, физический объем среднедушевого ВВП в постоянных ценах вырос лишь на 3,0%, однако в последующие десятилетия экономика развивалась быстрыми темпами: с 1983 по 1995 год рост данного показателя составил 67,7%, с 2000 по 2003 год он вырос на 5,1%¹¹. В Аргентине, Бразилии и Мексике итоги экономического развития оказались не столь успешными: периоды роста перемежались с кризисами, а в начале XXI века физический объем среднедушевого ВВП снизился: в Аргентине в 2003 году по сравнению с 2000 годом на 10,8%, в Бразилии соответственно на 1,4%, в Мексике — на 2,8%¹².

Динамичный рост одних территорий (как правило, примыкавших к крупнейшим мегаполисам) сочетался с глубоким упадком других. Быстрая урбанизация сопровождалась разрастанием кварталов нищеты. Резко увеличилась преступность. В Бразилии, например, смертность от убийств выросла с 11,4 на 100 тысяч жителей в 1980 году до 28,4 в 2002 году, а в 10-миллионном Сан-Пауло, крупнейшем мегаполисе страны, соответственно с 17,3 до 53,9 (для сравнения: в России значения данного показателя выросли с 14,3 на 100 тысяч жителей в 1990 году до 29,1 в 2003 году)¹³. Бразилия и Колумбия, как, впрочем, и Россия, входят в число стран с наиболее высокими значениями данного показателя.

Исследование, проведенное в Сан-Пауло, выявило статистически значимую отрицательную корреляцию (/ = —0,58) между уровнем дохода главы семьи и риском быть убитым, при этом наблюдались колоссальные различия в уровне смертности от убийств в различных районах мегаполиса¹⁴. С учетом ухудшения показателей смертности молодых мужчин в Бразилии и Колумбии, наблюдавшегося на протяжении ряда лет, можно полагать, что в наиболее обездоленных группах населения этих стран смертность взрослых мужчин в последние десятилетия имела тенденцию к росту. Об этом же косвенно свидетельствует и рост смертности от внешних причин в Бразилии в 1980-е годы, а в ряде штатов и в первой половине 1990-х годов¹⁵.

Отмеченные особенности смертности в ряде латиноамериканских стран имеют очевидное сходство с Россией. По данным А. Ивановой и Е. Семеновой, в России "среди умерших в трудоспособных возрастах, особенно молодых, от всех основных причин смерти преобладают лица с образованием, как правило, не выше среднего и профессиями, не требующими его более высокого уровня, довольно большую категорию составляют безработные. Лица с высшим образованием и соответствующим профессиональным статусом встречаются среди умерших в этих возрастах относительно редко, и среди причин смерти этих лиц ни разу не встретились такие диагнозы, как алкогольная кардиомиопатия, отравление алкоголем или повреждение с неопределенными намерениями"¹⁶.

В то же время в латиноамериканских странах рост смертности молодых мужчин в тех случаях, когда он и имел место, все же компенсировался значительным улучшением ситуации в других возрастно-половых группах. В России такой компенсации не происходило, более того, в последнее время увеличилась роль экзогенных факторов смертности женщин в молодых возрастах¹⁷. Добавим к этому, что Латинская Америка — регион, где доля "алкогольных" смертей (4,5%) в 3 раза превышает среднемировой уровень¹⁸, — все же не знала колебаний смертности, подобных тем, что наблюдались в России в годы антиалкогольной кампании и последующей либерализации торговли спиртными напитками. Все это позволяет предположить, что проблема сверхсмертности в группах населения с низким уровнем доходов и образования в современной России приняла более тяжелый по сравнению с латиноамериканскими странами характер.

Как Россия, так и страны Латинской Америки относятся к группе государств, для которых характерны высокие уровни социального неравенства. Тем не менее в России ситуация в области смертности и продолжительности жизни значительно хуже, чем в Латинской Америке. Означает ли это, что кризис смертности в России никак не связан с высоким уровнем социального неравенства и определяется какими-то другими причинами? Вряд ли. Скорее всего, имеет место иное: различная история социального неравенства, его идеологического и институционального оформления, а также психологического восприятия в Латинской Америке и России привели к тому, что социальная поляризация в России повлекла за собой более тяжелые демографические последствия, чем в Америке.

В России в 90-е годы отмечалось быстрое нарастание экономического и социального неравенства и связанной с ним депривации. Поэтому стресс, вызванный экономическим кризисом, для многих россиян был усилен потерей социального статуса, резким изменением сложившегося образа жизни и разрывом прежних социальных связей. К этому добавились распад ранее хоть как-то упорядоченной "идеологической вселенной", быстрое размывание бытовых представлений о том, "что такое хорошо и что такое плохо".

В странах Латинской Америки в годы проведения неолиберальной политики уровень неравенства доходов оставался очень высоким, но существенно не менялся — например, в Бразилии коэффициент Джини вырос с 0,627 в 1990 году до 0,639 в 2002 году, в Колумбии, соответственно, с 0,535 до 0,575, тогда как в Мексике снизился с 0,536 до 0,514, а в Чили - с 0,554 до 0,550¹⁹. Для миллионов латиноамериканцев, проживавших за чертой бедности на протяжении всей жизни, смена экономического курса вряд ли была столь же сильным психологическим потрясением, как для россиян. В результате социально-психологические эффекты, подобные российским, если и наблюдались, то были выражены значительно слабее.

Здравоохранение многих стран Латинской Америки и сейчас не может похвастаться охватом всех слоев населения. Крайне острой остается проблема доступа к здравоохранительным услугам лиц, занятых в неформальном секторе экономики, где о страховых взносах работодателей не может быть и речи. Тем не менее, история латиноамериканского здравоохранения — это история постепенного охвата здравоохранительными услугами все более широких слоев населения. История же российского здравоохранения в последние десятилетия носит, как хорошо известно, совсем иной характер.

Следует подчеркнуть, что бедность не тождественна маргинальности, а социальная активность и солидарность являются проверенным "лекарством" от стресса. Латиноамериканская история последних десятилетий знает многочисленные примеры самоорганизации бедноты для решения насущных проблем повседневной жизни²⁰. К этому следует добавить, что во многих странах Латинской Америки в последние десятилетия наблюдается настоящий бум организаций гражданского общества, активное участие в которых принимают представители среднего класса.

Многие из таких организаций являются участниками международных программ (в том числе в области здравоохранения и репродуктивной медицины). В странах Центральной Америки неправительственные организации сыграли значительную роль в создании системы первичной медицинской помощи; в Бразилии, например, они способствуют снижению материнской смертности, а также ведут разъяснительную и "переговорную" работу в районах, отличающихся высоким уровнем смертности от насильственных причин²¹. В России же надежды на быстрое развитие сети организаций гражданского общества не оправдались, а вопросы здоровья и повышения продолжительности жизни занимают в деятельности таких организаций второстепенное, если не третьестепенное положение.

Наконец, говоря о "стрессоустойчивости" латиноамериканцев, вероятно, не стоит сбрасывать со счетов культурные факторы, и в первую очередь знаменитую латиноамериканскую жизнерадостность. Это косвенно подтверждает тот факт, что Латинская Америка относится к числу регионов мира с низким уровнем самоубийств — так, по данным ВОЗ, в 1995 году в Мексике он составлял (на 100 тысяч человек) 5,4 среди мужчин и 1,0 среди женщин, в Бразилии, соответственно, 6,6 и 1,8, тогда как в США (2000 год) - 17,1 и 4,0, в Швеции (в 2001 год) - 18,9 и 8,1, а в России (в 2002 году) - 69,3 и 11,9²².

Рождаемость и демографическая политика. На протяжении 1950-1970-х годов рождаемость в большинстве стран Латинской Америки была очень высокой (табл. 3). К числу немногих исключений относились лишь Аргентина и Уругвай, где рождаемость стала снижаться уже в начале прошлого века. Быстрое снижение смертности при сохраняющейся высокой рождаемости привело к тому, что на какое-то время Латинская Америка стала мировым лидером по темпам роста населения. С 1950 по 1970 год ее население увеличилось в 1,70 раза, тогда как Китая — в 1,55 раза, Индии — в 1,49 раза.

Таблица 3. Суммарный коэффициент рождаемости в некоторых странах Латинской Америки в 1950—1955 годах и 2004 году

Источники: Brea J. Population Dynamics in Latin America //Population Bulletin. March 2003. Vol. 58. №1; World Data Sheet 2004 of Population Reference Bureau, http://www.prb.org

Традиционно основная проблема в области народонаселения в Латинской Америке виделась в нехватке трудовых ресурсов и низкой плотности населения. Роль государства в решении проблем народонаселения определялась известной формулой аргентинского мыслителя и политика Хуана Баутисты Альберди (1810—1884): "Править — значит заселять!". Практическим инструментом реализации этого подхода было поощрение иммиграции, главным образом из Европы. Идея контроля над рождаемостью казалась в этих условиях абсурдной. Аборты, ввиду их категорического неприятия церковью, были практически запрещены.

Начиная с 70-х годов прошлого века, не без влияния США, крайне обеспокоенных быстрыми темпами роста населения развивающихся стран, в позиции правительств Латинской Америки произошли существенные изменения. Так, в Мексике до 1973 года действовал запрет на продажу контрацептивов. Новая политика, провозглашенная в 1973 году, была, напротив, направлена на развитие сети услуг в области планирования семьи в государственных медицинских учреждениях. Исследования зафиксировали быстрое расширение масштабов контрацепции. Суммарный коэффициент рождаемости, составлявший 6,8 в 1965—1969 годах, сократился к 2004 году до 2,8. Снижение рождаемости произошло и в беднейшей группе населения, где данный показатель составлял 5,1 в 1994 году²³.

Несколько по-иному развивалась ситуация в Аргентине — стране, в которой в силу раннего начала демографического перехода и огромной территории проблема "демографического взрыва" не была актуальной. Здесь в 1974-1983 годах был введен запрет на продажу контрацептивов (большая часть этого периода приходится на время военного правления, сопровождавшегося жестокими репрессиями). Запрет соблюдался главным образом в сфере государственного здравоохранения и повлиял, в основном, на репродуктивное поведение бедного и беднейшего населения, поскольку представители средних и высших классов" легко его обходили. Тенденция к понижению рождаемости на короткое время была прервана, но затем возобновилась: в 1970-1975 годах суммарный коэффициент рождаемости составлял 3,1, в 1975-1980 годах - 3,4, в 1980-1985 годах - 3,2²⁴.

При опросах ООН правительство Аргентины заявляет о том, что удовлетворено существующими темпами роста населения²⁵. В то же время на официальном уровне высказывается озабоченность низким уровнем рождаемости, а желательная численность населения страны оценивается в 100 млн. человек²⁶ при фактической численности в середине 2004 года 37,9 млн. человек.

В Колумбии, третьей (после Бразилии и Мексики) по численности населения латиноамериканской стране (45,3 млн. человек на середину 2004 года), правительство еще в 1976 году оценивало темпы роста населения как слишком высокие. В Бразилии изменение позиции правительства, до того времени пронаталистской, было продекларировано в 1974 году на Всемирной конференции по народонаселению в Бухаресте. В 1987 году президент Бразилии Ж. Сарней констатировал, что ежегодный прирост населения в 2,4% сводит на нет все попытки разрешить социальные и экономические проблемы²⁷.

Тем не менее, как в Колумбии, так и в Бразилии правительственная поддержка программ в области планирования семьи является косвенной, и обеспечение населения контрацептивами осуществляется либо коммерческим сектором, либо неправительственными организациями. В Бразилии крупнейшей из них является BEMFAM, с 1967 года ассоциированная с Международной федерацией планируемого родительства. В Колумбии основным "игроком" на демографической сцене является PROFAMILIA — неправительственная организация, которая также входит в данную федерацию. Бразильское правительство при опросе ООН в 2001 году заявило, что проводит политику невмешательства в проблемы рождаемости²⁸. При этом в обеих странах значительную роль в финансировании услуг по планированию семьи играют американские благотворительные фонды и Агентство международного развития США.

В условиях быстрого прогресса контрацептивных медицинских технологий в ряде стран Латинской Америки, и прежде всего в Бразилии, с начала 1980-х годов сложился специфический медико-социальный механизм снижения рождаемости, при котором основным методом контрацепции стала стерилизация. Этот метод применяется всеми слоями населения, и особенно широко — бедным и беднейшим населением, не имеющим средств на приобретение гормональных противозачаточных средств.

О масштабах применения стерилизации в Бразилии говорит тот факт, что в 1986 году этот метод использовали 27% бразильских женщин в возрасте от 15 до 44 лет, а в 1996 году — уже 40%, т.е. 52% всех женщин, применяющих методы контрацепции²⁹. На северо-востоке Бразилии — самом бедном из 5 макрорегионов страны — стерилизации проводились заметно чаще, чем в экономически мощном Сан-Пауло, выше была и доля бесплатных для пациенток операций, финансировавшихся из государственных фондов. Там же соотношение между численностями женщин, сделавших операцию стерилизации, и теми, кто принимал гормональные пилюли, составляло 3,46, тогда как в экономически развитом южном макрорегионе — только 0,85³⁰. В то же время, как показывают результаты обследований, к операции стерилизации достаточно часто прибегают и более состоятельные женщины после достижения желаемого числа детей.

Профсоюзные активисты и женские организации отмечают многочисленные случаи, когда работодатели требуют от претенденток на рабочее место справку о проведении стерилизации с тем, чтобы избежать выплаты им предусмотренного законом пособия в случае наступления беременности. Однако, поскольку такие требования делаются всегда устно, а женщины боятся попасть в "черный список" работодателей, уличить последних в нарушении прав женщин оказывается практически невозможным³¹.

Активисты, защищающие права бразильских индейцев, отмечают также, что операции стерилизации, на которые соглашаются женщины из индейских племен, являются с их стороны актом отчаяния, так как они не имеют других средств спасти уже родившихся детей от недоедания. Кроме того, отмечается заинтересованность богатых землевладельцев в сокращении численности индейских племен — это позволяет отобрать их земли³². Достаточно распространенными оказались и случаи своеобразного подкупа избирательниц: местные политики, чтобы обеспечить себе победу на выборах, предлагали женщинам из беднейших слоев населения оплатить проведение операции их стерилизации³³.

Снижение рождаемости в Бразилии оказалось весьма быстрым. В крупнейших городах суммарный коэффициент рождаемости снизился к концу XX века до уровня простого воспроизводства, а в таких городах с миллионным населением, как Салвадор и Белу-Оризонти, еще ниже — до 1,8. Статистические данные показывают также, что снижение рождаемости произошло в стране и в беднейшей группе населения, хотя и было не столь значительным, как в других слоях населения, — в 2003 году суммарный коэффициент рождаемости составил 4,8³⁴. Тем не менее, население Бразилии (179,1 млн. человек на середину 2004 года) сохраняет значительный потенциал роста и, по прогнозам, на 2025 год составит 211,2 млн. человек³⁵.

Более драматический характер приняли события в Перу. Судя по данным официальной статистики, среднедушевой ВВП Перу (около 4900 долларов по ППС в 2002 году) примерно в 2 раза ниже, чем в Аргентине и Чили, и в 1,5 раза ниже, чем в Бразилии. Впрочем, действительная величина ВВП Перу с трудом поддается оценке, поскольку, по мнению экспертов, эта страна занимает среди латиноамериканских стран второе (после Колумбии) место по объему теневых прибылей наркобизнеса. В начале 1970-х годов на одну женщину в сельских населенных пунктах Перу приходилось в среднем 8,1 рождения. Затем коэффициент рождаемости начал снижаться, но еще в 1985—1990 годах для страны в целом он составлял 4,0, а в сельской местности (в 1986 году) — 6,65.

На протяжении 1990-х годов внутриполитическая обстановка в Перу была крайне напряженной. В стране происходили постоянные вооруженные столкновения правительственных сил с партизанскими движениями, пользовавшимися поддержкой части индейского населения. Одной из причин этих столкновений была борьба за контроль над производством и сбытом наркотиков, служивших традиционным источником доходов для индейцев, проживающих в труднодоступных районах страны. В середине 1990-х годов режим А. Фухимори начал массовую кампанию по проведению стерилизаций, широко используя насильственные методы. Если в 1996 году было проведено 10 тысяч стерилизаций, то в 1997 году — уже 100 тысяч. Насильственные стерилизации в Перу имели явную военно-политическую подоплеку — аналитики вспоминают в этой связи высказывание Э. Че Геварры: "Убить герилью в материнской утробе легче, чем в горах"³⁶.

Первоначально кампания по массовой стерилизации в Перу щедро финансировалась американским Агентством по международному развитию, рядом японских и перуанских неправительственных организаций. Однако в 1998 году в ведущих американских газетах появились материалы о насильственных стерилизациях в Перу, вопрос о них был поднят и в американском конгрессе. С протестами выступили ряд перуанских и международных правозащитных организаций. Это повлекло за собой прекращение финансирования программы стерилизаций в Перу из государственных фондов США. После падения в конце 2000 году режима Фухимори власти Перу заявили о том, что число пострадавших от насильственных стерилизаций превысило 200 тысяч человек³⁷. К 2004 году коэффициент суммарной рождаемости в Перу снизился до 2,8.

Естественно возникает вопрос, почему в Латинской Америке (за исключением Перу) меры административного давления на семью с целью принудить ее к снижению рождаемости не получили столь широкого распространения, как в ряде азиатских государств. Основные причины этого видятся в следующем.

Во-первых, масштаб и острота проблем перенаселения в большинстве стран Латинской Америки были все же заметно меньшими, чем в Китае и Индии. Во-вторых, в латиноамериканских странах существенно иными, чем в Китае, были и правила неписаного "социального контракта" между народом и властью. Диктаторские режимы в Латинской Америке никогда не отличались уважением к правам личности, и вмешательство в репродуктивное поведение оставалось на периферии зоны их политического контроля. Кроме того, такой контроль (запрет абортов, контрацептивов и т.д.) никогда не был направлен на ограничение рождаемости и всегда освящался авторитетом католической церкви. Государство, заявляя свои права на подобный контроль, выступало в освященной всей ибероамериканской политической традицией роли хранителя моральных и религиозных ценностей (характерной, например, для режима Ф. Франко), но отнюдь не претендовало на функции органа централизованного экономического планирования. Отметим также, что организация мобилизационных кампаний, охватывающих десятки миллионов людей, требующих специфического и по-своему сложного менеджмента, никогда не была сильной стороной латиноамериканских правящих режимов, сколь бы жесткими или жестокими они не являлись.

В-третьих, не стоит забывать и о событиях политической истории. В Бразилии, например, первые официальные заявления властей о том, что темпы роста населения слишком велики, относились к эпохе военного правления (1964—1985 годы). Диктаторский режим, широко использовавший пытки для подавления оппозиции в стране, постоянно подвергался критике со стороны правозащитных организаций и католической церкви, что создавало для него серьезные политические трудности. Последующее возвращение Бразилии к гражданскому правлению проходило под знаком демократизации и утверждения прав человека. И при диктатуре, и в условиях демократизации широкомасштабные государственные кампании контроля над рождаемостью, подобные китайской, оказывались невозможными или политически крайне опасными для их организаторов, что, собственно, и подтвердил недавний "перуанский эксперимент".

Опыт Латинской Америки показывает, таким образом, что способ, которым то или иное общество отвечает на возникшие перед ним демографические вызовы, в немалой степени определяется спецификой его институтов. При этом весьма велика роль как глубинных интегративных структур, часто называемых "институциональными матрицами"³⁸ (или — метафорически — "геномом" общества³⁹), так и надстраивающихся над ними политических и других институтов.

Какие же выводы из всего вышесказанного представляются наиболее актуальными для российского общества? Прежде всего, отметим важность организации на государственном уровне социально дифференцированной статистики смертности. Крайне актуальны также исследования, позволяющие оценить различия в реальном доступе разных социальных и социально-демографических групп российского общества к услугам здравоохранения. Необходимо подчеркнуть, что эти меры не являются чисто техническими или узковедомственными, они должны дать российскому обществу возможность оценивать демографическую ситуацию и факторы ее развития не по одним только усредненным и маскирующим социальные различия характеристикам.

Еще один вывод состоит в том, что устойчивое воспроизводство групп российского населения, для которых характерен повышенный риск смертности от "внешних" (прежде всего связанных с алкоголем) причин, представляет собой не просто социально-экономический, но, в значительной степени, и культурный, а также социально-психологический феномен. Можно предположить, что "низы" латиноамериканских обществ, веками жившие в условиях выраженного социального неравенства, сумели сформировать культурные и социально-психологические механизмы, способствующие адаптации к жизни в условиях поляризованного общества и снижению стрессовой нагрузки на индивидуальную психику. Кроме того, в последние десятилетия ускорилось распространение "здоровых" моделей поведения среднего класса среди слоев общества, занимающих более низкое положение на социальной лестнице. В России же быстрый переход от эгалитарного и коллективистского общества к обществу, отличающемуся высокими уровнями социального неравенства и разобщенности, повлек за собой целый ряд негативных социально-психологических и культурных феноменов, негативно сказывающихся на состоянии здоровья и продолжительности жизни.

В связи с этим особого внимания российских исследователей проблем здоровья и продолжительности жизни заслуживают процессы смыслообразования и социальной диффузии. Необходимо понять, как возникают и транслируются из одних групп населения в другие представления, придающие смысл или обессмысливающие ответственное отношению к своему и чужому здоровью. Важно также установить, как складываются и передаются от одних групп населения к другим, а также — от поколения к поколению стереотипы здорового, жизнеутверждающего или, напротив, деструктивного и несущего риск для своей и чужой жизни повседневного поведения. Решение этих задач расширит научную основу для пропаганды здорового образа жизни и поможет блокировать разрастание деструктивных моделей повседневного поведения, несущих значительную угрозу всему российскому обществу. Кризис смертности, наблюдаемый в настоящее время в России, принял столь широкие масштабы, что для его преодоления нужны усилия не только государства, но и всего общества. Неудачи в борьбе со смертностью во многом определяются атрофией механизмов мобилизации общества для решения стоящих перед ним жизненно важных задач. Механизмы социальной мобилизации, так или иначе работавшие в советский период, в сегодняшних условиях малопригодны, а новые механизмы, основанные на широком включении организаций гражданского общества, еще не заработали.

В этой связи возникает вопрос о роли государства и организаций гражданского общества в решении демографических проблем России. Опыт других стран свидетельствует о том, что единого и пригодного "на все случаи жизни" рецепта не существует. Тем не менее, пример Латинской Америки показывает, что организации гражданского общества могут играть заметную роль в решении демографических проблем и в странах, где демократические институты находятся лишь в процессе становления.

Говорить о том, какой должна быть "оптимальная" пропорция участия государства и неправительственных организаций в решении демографических проблем России, сейчас, вероятно, еще преждевременно. Перспективы формирования гражданского общества в России сегодня видятся далеко не столь радужными, как всего полтора десятилетия назад, а решение демографических проблем не терпит отлагательства. Поэтому наиболее рациональная стратегия для сегодняшней России состоит, как представляется, в том, чтобы государство, продолжая играть "первую скрипку" в решении демографических проблем, одновременно стремилось к расширению участия в их решении организаций гражданского общества.

¹ Неравенство и смертность 51,5в России: Коллективная монография / Под ред. В. Школьникова, Е. Андреева и Т. Малевой. М, 2000; Иванова А.Е., Семенова В.Г. Новые явления российской смертности // Народонаселение. 2003. №3.
² Римашевская Н.М., Кислицына О.А. Неравенство доходов и здоровье // Народонаселение. 2004. №2.
³ Ожидаемая продолжительность жизни для мужчин в возрасте 30 лет по таблицам смертности населения Мексики за 1965-1970 годы составляет 39,7 года, Бразилии — 39,3 года, Перу 37,2 года [Boletfn Demogrdfico. No 67. America Latina Tablas de Mordalidad. CELAD, 2002. http://www.cepal.org/cgibin/getProd.asp7xmN/publicaciones/xml/0/9320/P9320.xml
&xsl=/celade/tp!/p9f.xsl&base=/tpl/top-bottom.xsl], тот же показатель для тридцатилетних российских мужчин в середине 1960-х годов - 39,7года [Андреев Е.М., Вишневский А.Г. Вызов высокой смертности в России // Народонаселение. 2004. №3. c. 80]
⁴ Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в изменяющемся мире /Программа развития ООН. М., 2004. с. 210-211
⁵ Panorama social de America Latina. Naciones Unidas, CEPAL, 2004. р. 7
⁶ Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в изменяющемся мире /Программа развития ООН. М., 2004. с. 151
⁷ рассчитано по: Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в изменяющемся мире /Программа развития ООН. М., 2004. с. 161-163
⁸ Представители коренных народов составляют значительную часть населения Боливии (71%), Гватемалы (66%), Эквадора (38%), Перу (47%), Гондураса (15%) и Мексики (14%) [Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в изменяющемся мире /Программа развития ООН. М., 2004. с. 110
⁹ Panorama social de America Latina. Naciones Unidas, CEPAL, 2004. р. 21
¹⁰ Boletfn Demogrdfico. No 67. America Latina Tablas de Mordalidad. CELAD, 2002.
¹¹ Рассчитано по: Portes A. Neoliberalism and the Sociology of Development: Emerging Trends and Unanticipated Facts // Population and Development Review 23 (2). June 1997. р. 242; Estudio Econymico de America Latina у el Caribe 2003-2004. CEPAL, 2004. р. 353
^{12 12} Рассчитано по: Estudio Econymico de America Latina у el Caribe 2003-2004. CEPAL, 2004. р. 353
¹³ Российский статистический ежегодник 2004. M., 2004. с. 87
¹⁴ Homicide Trends and Characteristics — Brazil, 1980-2002 MMVR Weekly. March 05. 2004/53(08). P. 169—171. http://www.cdc.gov/mmwr/ preview/mm wrhtml/mm5308a 1. htm
¹⁵ Antunes Paes N. Diverging regional trends in Brazilian adult mortality (preliminary version) // Paper presented at the Seminar 1 of the IUSSP Committee on Emerging Health Threats determinants of diverging trends in mortality. June 2002, Rostock, Germany. http://www.demogr.mpg.de/Papers/workshops/ 020619_paperO3.pdf
¹⁶ Иванова А.Е., Семенова В.Г. Новые явления российской смертности // Народонаселение. 2003. №3. с. 88
¹⁷ Там же, с. 91
¹⁸ Gender and alcohol consumption and alcohol-related problems in Latin America and the Caribbean // Rev Panam Salud Publica / Pan Am J Public Health. 2002. №12(1). http//www.scielosp.org/pdf/rpsp/vI2nl/10984.pdf
¹⁹ Panorama social de America Latina. Naciones Unidas, CEPAL, 2004. р. 12
²⁰ Сото де Э. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М., 1995: Ворожейкина Т.Е. Государство и общество в России и Латинской Америке // Общественные науки и современность. 2001. № 6.
²¹ Homicide Trends and Characteristics — Brazil, 1980-2002 MMVR Weekly. March 05. 2004/53(08). P. 169—171. http://www.cdc.gov/mmwr/preview/mmwrhtml/mm5308a1.htm; Health Reforms in Central America, Views from the Perspective of Community Health // Paper of the Regional Committee on Community Health Promotion VII International Conference on Primary Health Care "The Reform of the Health Sector in the Americas". Havana, 1999. http:/phmovement.org/pubs/reforms.html; Jose de Oliveira Araujo M. The role of local authorities in implementing health care wit the gender perspective: The case of the Women's Total Health Care Program in Sao Paulo, Brazil, http://www.un.org/womenwatch/daw/ csw/role.htm
²² h/tp://www. who.int/mental_health/prevention/suicide/en/Figures_webO6O4_table.pdf
²³ Tuirаn R. Demographic transition, life course and poverty in Mexico, http://www.cicred.org/pauvrete/actes/tuiran.pdf
²⁴ Pantelides E. Completing The Fertility Transition: The Case Of Argentina//Completing The Fertility Transition, http://www.un.org.esa/population/completingfertility/completingfertility.htm Р. 337, 339)
²⁵ Views and policies concerning population growth and fertility among governments in intermediate-fertility countries // Completing the Fertility Transition, http://www.un.org.esa/pop-uiation/completingfertiiity/compietingfertility.htm
²⁶ Preocupaciyn general por envejecimiento у baja natalidad. http://www.uniges.com/type/mod/p/02.asp?p01=argentina
²⁷ Демографическая политика в современном мире / Под ред. А.Г.Вишневского. М.: Наука, 1989. с. 177
²⁸ Views and policies concerning population growth and fertility among governments in intermediate-fertility countries // Completing the Fertility Transition, http://www.un.org.esa/pop-uiation/completingfertiiity/compietingfertility.htm
²⁹ Perpetuo О., Wajnman S. Socioeconomic correlates of female sterilization in Brazil // http://www.cicred.ined.fr/pauvrete/actes/perpetuo.pdf р. 312
³⁰ рассчитано по: Caetano A. Fertility transition and the diffusion of female sterilization in northeastern Brazil: the roles of medicine and politics. http://www.iussp.org/Brazi/2001/slOS19_02_Caetona.pdf р. 30
³¹ Corporate sterilization. By Bill Hinchberger. http://mulwiationalmonitor.org/hyper/issues/1991/1I/mm1191_06.html
³² Johansen B. Stolen wombs. Indogenous women most at risk, http://www.ratical.org/ratville/sto/en Wombs,html
³³ Infertile Ground Is Sown in Brazil. Politicians Trade Sterilizations for Votes By Jon Jeter// Washington Post Foreign Service. June 11. 2004.
³⁴ Country Profiles for Population and Reproductive Health: Policy Developments and Indicators 2003. http://www.phishare.org/documents/ UNFPA/820/
³⁵ World Data Sheet 2004 of Population Reference Bureau, http://www.prb.org
³⁶ Infertile Ground Is Sown in Brazil. Politicians Trade Sterilizations for Votes By Jon Jeter// Washington Post Foreign Service. June 11. 2004. р. А14
³⁷ Peru's Apology for Forced Sterilization Feared Part of a Strategy to Limit Family Planning Options, http://www.crlp.orgpr_02_0729peru.htm/
³⁸ Кирдина С. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск, 2001.
³⁹ Рашковский Е. Восточное в глобальном: заметки с конференции российских востоковедов // Мировая экономика и международные отношения. 2005. №1.