…о причинах беспорядков во Франции

Ну все как в приснопамятные времена. 7 ноября обязательно советское телевидение давало репортаж из парижского пригорода Сен-Дени, который входил в так называемый "красный пояс" французской столицы. Еще лет тридцать назад это было рабочее предместье, традиционно голосовавшее за компартию и отмечавшее памятные даты советского календаря. Сегодня там живут иммигранты, преимущественно из Алжира, Туниса и Марокко. И градус недовольства совсем иной: вместо демонстраций - бунт жестокий и беспощадный. Кем-то организованные арабские подростки жгут автомобили, магазины, общественные здания. Пламя этого бунта перекинулось на другие города Франции, того и гляди, полыхнут соседние европейские государства. При этом уж кого-кого, а французские власти никак нельзя обвинить в том, что они игнорировали проблему иммигрантов.
"Наша задача - сохранить самобытность иммигрантских общин и одновременно интегрировать во французское общество", - втолковывала мне год назад основы государственной политики чиновница марсельского муниципалитета. Она сыпала бесконечными названиями социальных и образовательных программ - для женщин, подростков, для тех, кто хочет освоить новую профессию или просто освоить французскую грамоту. Говорила она и о том, что другого пути, как предоставлять гражданство даже тем, кто въехал в страну нелегально, нет. Чиновница эта сама, казалось, была живой иллюстрацией правильности такой политики - немыслимой красоты марокканка, закончившая Сорбонну, бегло говорящая по-английски, сама вышла из семьи нелегальных иммигрантов. И только грубый шрам, явно от ножа, пересекавший ее шею, намекал на то, что до описываемой ею гармонии в арабских кварталах еще далеко…
Ныне следует признать, что попытка интегрировать мусульманскую иммиграцию в западноевропейское социальное государство оказались не слишком успешными. Сначала это дало себя знать взрывами в Лондоне, теперь - погромами в Париже. Самое время вспомнить про Самюэля Хантингтона, американского ученого, предсказавшего надвигающийся конфликт цивилизаций. Если согласиться с неизбежностью и неотвратимостью такого конфликта, начало которому положила террористическая атака 11 сентября 2001-го, то полицейско-административные способы противостояния новой угрозе напрашиваются сами собой. Видимо, официозные российские комментаторы, уже упрекнувшие французские власти в нерешительности, устали за неделю беспорядков ждать, когда, наконец, пошлют армию, когда начнутся столь милые их сердцу облавы и зачистки. В общем, устали ждать, когда Париж станет похож на Нальчик. Случись это - и путинская политика на Северном Кавказе сразу же начинала бы выглядеть как единственный разумный ответ на взрыв исламского экстремизма.
Однако то, что происходит в Европе, на мой взгляд, только внешне имеет этническое или религиозное объяснение. Скорее речь идет о побочных отрицательных последствиях глобализации. Когда-то, лет двадцать назад, европейские государства решительно смягчили правила въезда в страну. Дело в том, что те, кого марксисты именовали пролетариатом, в 80-е благополучно переехали в средний класс: квалифицированные рабочие стали получать вполне приличные деньги. А иммигранты и должны были выполнять труд неквалифицированный. Однако проблема в том, что в последние лет 10-15 производства, требующие массового неквалифицированного труда, переместились в Азию и Латинскую Америку. И иммигрантские кварталы поразила массовая безработица - ею охвачено свыше 40 процентов исламского населения. В то же время социального пособия (около 400 евро) плюс практически бесплатного социального жилья оказалось достаточно, чтобы второе иммигрантское поколение отказалось от попыток улучшить свое материальное положение за счет повышения квалификации и образования. При этом появились зависть и раздражение по отношению к тем, кто достиг большего и находится на ином уровне потребления. По существу арабские кварталы в европейских странах - это Большой Ближний Восток в миниатюре, население которого в искаженном виде воспринимает действительность. С одной стороны, оно пользуются достижениями современной цивилизации, с другой - отрицает ее как враждебную.
Подозреваю, что европейские правительства столкнулись сегодня с непростой задачей - надо найти способ заставить агрессивных люмпенов, которых сделала таковыми социальная политика, работать.

Александр ГОЛЬЦ. "Ежедневный журнал", 8 ноября 2005 года

Во Франции одиннадцатые сутки продолжаются беспорядки. Число французских городов, охваченных беспорядками, продолжает увеличиваться. С наступлением темноты банды бесчинствующей молодежи жгут автомобили (сожжено более 1500 транспортных средств), церкви, школы, медицинские центры, почтовые и полицейские отделения. Временами дело доходит до стрельбы: участники беспорядков открывают огонь по полицейским и закидывают их камнями.
Беспорядки начались 28 октября пригородах Парижа, населенных преимущественно выходцами из Северной Африки. Затем волнения перекинулись в центр французской столицы. К настоящему времени насилие охватило огромную территорию - от немецкой границы до Атлантики и Средиземного моря, от Страсбура на востоке до Нанта на западе, Марселя и Ниццы на юге. По заявлениям представителей МВД Франции, прошлая ночь ознаменована "заметным снижением" числа погромов.
Беспорядки уже перекинулись на соседние Бельгию и Германию, в столицах которых также начались ночные поджоги автомобилей. Как и во Франции, поджоги совершаются в тех частях города, где высока доля выходцев из мусульманских стран. Несмотря на оптимистичные заявления официальных представителей, очевидно, что власти стран Западной Европы пока не нашли действенного средства обуздания погромщиков. По словам премьера-министра страны Доминика де Вильпена, республика отвечает на массовые беспорядки "стойкостью и решительностью". Официальные представители всячески подчеркивают социально-экономический характер выступлений молодежи. Они явно избегают говорить о религиозной принадлежности юных "геростратов". Невольно складывается впечатление, что властям страшно признаться в том, что происходящие события не являются банальным молодежным бунтом или хулиганством. Но то, о чем предпочитают молчать, уже очевидно всем: это бунт исламской молодежи и в нем не принимают участия подростки из других религиозных общин.
Ислам пришел в Западную Европу всего несколько десятилетий назад. После Второй мировой войны мусульман здесь практически не было. Первая массовая миграция была связана с войной в Алжире (1954-1962). После вынужденного согласия Франции на провозглашение независимости этого североафриканского государства, сотни тысяч местных мусульман воспользовались появившейся возможностью переехать в свою бывшую метрополию. В настоящее время во Франции находится самая крупная мусульманская община: от 5 до 7 миллионов мусульман (до 10% от общего числа населения) и ислам стал второй по численности религией страны после католицизма.
Многочисленные мусульманские общины имеются также в Германии (4 млн.), Великобритании (1,7 млн.), Италии и Голландии (по 1 млн.). Значительные мусульманские общины разбросаны по всем без исключения западноевропейским странам. Реальное количество мусульман в Западной Европе не знает никто, так как наряду с легальными иммигрантами и их потомками здесь проживают многие миллионы нелегальных, которые отсутствуют в данных официальной статистики. По разным подсчетам в Западной Европе сейчас проживает от 15 до 24 миллионов мусульман.
Большие мусульманские пригороды, населенные темнокожими гражданами имеются вокруг Парижа, Берлина и ряда других крупных европейских городов. Большинство современных французских мусульман оставляют потомки выходцев с арабского Магриба (Алжир, Тунис, Марокко). В Германии, Голландии, Австрии и Дании мусульманское сообщество в основном представлено потомками турецких эмигрантов. Британские мусульмане - в большинстве потомки выходцев из Британской Индии (Пакистан и Бангладеш). Значительное количество мусульман проживает в США. В основном они относятся к двум наиболее многочисленным группам: коренные мусульмане-афроамериканцы (потомки ввезенных из Африки рабов) и мусульмане-иммигранты.
В последнее время численность европейских мусульман стремительно растет. Этому способствует высокая рождаемость в мусульманских семьях, в которых среднее количество детей как правило не ниже четырех. Многодетность мусульманских семей контрастирует с кризисом традиционных семейных ценностей у коренных европейцев. Важнейшим демократическим завоеванием современной западной цивилизации провозглашена свобода гомосексуальных отношений, причем в ряде стран (Голландия, Бельгия, Канада, Испания и Швейцария, а также ряд штатов США) были законодательно разрешены однополые браки. Наряду с ростом численности сексуальных меньшинств сокращению коренного (атеистического или номинально-христианского) населения Западной Европы способствует сознательный отказ от рождения детей, так как многие европейцы считают, что дети станут для них помехой в карьере или попросту помешают вести привычную и комфортную жизнь. Семьи, которые имеют одного ребенка, редко решаются на рождение второго. Играет роль и воинствующая феминистская пропаганда, утверждающая, что дети препятствуют женщине занять достойное место в обществе. Отказ от традиционных семейных ценностей и нравственный кризис общества способствует росту популярности ислама даже в среде коренного населения Европы. Во Франции численность белых французов-мусульман уже превышает 50 тысяч человек, и это значительно превосходит число русских мусульман в России.
В течение нескольких десятилетий трудности демографического и экономического характера вынуждали страны Евросоюза легализовать и даже пропагандировать иммиграцию из мусульманских стран. Европейские политики считали неприличным даже задавать вопрос, совместимы ли в принципе современная Европа и ислам? Они проповедали идеи толерантности и мультикультурализма, которые были несовместимы с взглядами Сэмюэля Хантингтона, который в своей нашумевшей книге "Столкновение цивилизаций" утверждал, что Европа и Ислам - это два антипода, две изначально враждебные антагонистические цивилизации. Наоборот, господствовало мнение, что интеграция мусульманской диаспоры в европейское общество будет способствовать сближению христианской и исламской цивилизаций. Обоснованием подобных оптимистичных представлений служили примеры, когда вчерашние малограмотные гастарбайтеры или их потомки успешно вписывались в европейскую действительность, делали успешную карьеру и даже становились депутатами Европарламента. Но широко пропагандировавшиеся примеры подобного рода были единичными, они не отражали реальной картины и лишь дезориентировали общество, да и саму политическую элиту Западной Европы.
Основная проблема состояла в том, что процесс культурной интеграции мусульман в европейское общество был сильно затруднен из-за их приверженности исламским ценностям. Причем в отличие от иммигрантов первой волны, неприятие окружающей действительности в среде мусульман второго и третьего поколения постоянно нарастало и приобретало все более радикальные формы. Исламизации духовной способствовала Саудовская Аравия, ежегодно выделявшая на пропаганду Корана и строительство мечетей 30 миллионов франков. В результате число мечетей во Франции достигло 3 тысяч. Уже во второй половине 1990-х годов молодые мусульмане Европы начали проявлять все большую нетерпимость к таким европейским ценностям, как сексуальное равенство, свобода религии, свобода слова, обеспечение прав сексуальных меньшинств и т.д. В школах, которые посещали юные мусульмане, становилось все труднее преподавать определенные предметы. С годами во многих школах стало невозможно преподавать историю Холокоста, теорию происхождения жизни, развития видов и человечества, а также другие предметы, которые казались совершенно неприемлемыми в глазах юных мусульман.
Постепенно в школах с мусульманскими учениками утвердилась сексуальная сегрегация: мальчики садились в одной части класса, а девочки - в другой, в больницах участились отказы от лечения женщины врачом-мужчиной или мужчины - женщиной. Всего десять лет назад, мусульманские платки хиджабы носили только пожилые женщины. Сейчас их носит половина женского мусульманского населения Франции, а в некоторых муниципальных образованиях Франции эта цифра достигает 80 процентов.
Юные мусульмане Европы больше не ограничиваются тем, что сами живут по законам ислама. В большинстве случаев девушки и женщины-мусульманки не были свободны в своем выборе: чаще всего они были вынуждены надеть хиджабы под давлением родственников или общины. Согласно специальным исследованиям, проведенным французскими властями, в некоторых европейских городах девушка-мусульманка, которая отказывается носить платок, "рискует подвергнуться оскорблениям, физической агрессии, сексуальному насилию и даже коллективному изнасилованию". Во Франции подобные акты агрессии по отношению к инакомыслящим внутри мусульманской общины происходят регулярно. Рост исламского фундаментализма в среде европейских мусульман создал благоприятные условия для политизации ислама в Европе.
До конца 1990-х исламистские политические партии в Европе не существовали. Сейчас они появились во Франции и Бельгии. Пока они немногочисленны и не представлены в парламенте. Но уже есть первые успехи: в Бельгии в мае 2003 года. "Partie de la Citoyennete et Prosperite" (PCP, Партия гражданства и процветания), которая проповедует радикальный ислам, набрала более 8 тысяч голосов на выборах в Брюсселе. С 2000 г. число антисемитских выступлений в Европе резко возросло. За последние четыре года в городах были зарегистрированы сотни актов агрессии со стороны мусульманской молодежи.
В начале третьего тысячелетия европейские мусульмане превратились в активную политическую силу. Весной и летом 2001 года массовые акции были проведены британскими мусульманами в фабричных городах средней Англии. В 2002 году во время парламентских выборов во Франции массовые демонстрации французских мусульман в значительной мере парализовали активность правоэкстремистского Национального Фронта. Европейские мусульмане во многом способствовали выработке Европой самостоятельной позиции по вопросу войны в Ираке в 2003 году. Зимой 2003/2004 годов были проведены широкомасштабные акции европейских мусульман, которые были направлены против запрета французским Министерством образования ношения хиджаба в школах. В европейских городах постоянно проходят массовые марши в поддержку народа Палестины, против политики США и Израиля. Европа уже стала ареной деятельности исламских террористов, организовавших взрывы в Мадриде 11 марта 2004 года и убийство голландского режиссера Тео Ван Гога в Амстердаме 2 ноября 2004 года.
За несколько десятилетий ислам превратился в важнейший фактор европейской общественной жизни. Без учета этого фактора невозможен сколько-нибудь серьезный прогноз будущего развития Европы, да и всего современного мира. Большинство мусульман Европы так и не интегрировалось в европейскую действительность и сознательно отказывается принимать западноевропейский образ жизни, мораль и ценности. Отказываясь от европейской идентичности, они делают выбор в пользу "чистого" ислама в его аравийской разновидности и ощущают себя в первую очередь частью всемирной мусульманской общины численностью более 1 млрд. человек. Сложившаяся демографическая ситуация укрепляет мусульман в уверенности, что рано или поздно Западная Европа станет частью исламского мира. Некоторые аналитики утверждают, что уже в недалеком будущем именно Франция станет первой исламской страной Западной Европы. Вряд ли события будут развиваться в столь стремительном темпе. Но тенденция роста влияния ислама очевидна: ее наглядным и уродливым по своей форме проявлением стал нынешний бунт мусульманской молодежи в городах Западной Европы. И чем дольше местные власти будут закрывать глаза на исламскую проблему, тем сложнее будет найти адекватные методы ее решения.

Александр КРЫЛОВ. "Новая политика", 8 ноября 2005 года

"На смену сладкому сну совместимости культур пришел кошмар перманентного конфликта"

Бунты мусульманской молодежи, начавшиеся во Франции 27 октября под крики 'Аллах акбар', могут стать поворотным моментом в европейской истории.
То, что зародилось в пригороде Парижа - Клиши-су-Буа, на одиннадцатый вечер распространилось на 300 французских городов и поселков, а также перекинулось в Бельгию и Германию. Это насилие, которому уже начали давать вызывающие разные ассоциации названия - интифада, джихад, партизанская война, восстание, бунт, гражданская война, - побуждает к определенным размышлениям.
Конец эпохи. Время культурной невинности и политической наивности, когда французы могли допускать грубые просчеты, не видя и не ощущая их последствий, подходит к концу. Как и в ряде других европейских стран (здесь можно отметить Данию и Испанию), комплекс взаимосвязанных проблем, касающихся мусульманского присутствия, встал во главу угла французской политики. И надо полагать, эти проблемы останутся в центре внимания на долгие десятилетия.
Относятся они к упадку христианской веры и к сопутствующему ему демографическому коллапсу; к пожизненной системе социального обеспечения, которая притягивает к себе иммигрантов, несмотря на то, что одновременно истощает жизнеспособность экономики; к отходу от исторических обычаев и традиций в угоду экспериментам с жизненным укладом и бессодержательному многообразию культур; к неспособности контролировать государственные границы и ассимилировать иммигрантов; к общему стереотипу криминальности, который делает европейские города гораздо более неспокойными, чем американские; а также к всплеску ислама, в первую очередь, ислама радикального.
И это не в первый раз. Бунты во Франции - это ни в коей мере не первый пример полуорганизованных мусульманских мятежей в Европе. Несколькими днями ранее один такой бунт был отмечен в английском Бирмингеме, а другой - в датском Орхусе. По самой Франции волны мусульманского насилия прокатывались еще в 1979 году. Но нынешняя фаза отличается своей длительностью, масштабом, хорошо спланированным характером и особой жестокостью.
Опровержения прессы. Французская пресса очень тактично отзывается о 'насилии в городах', изображая нарушителей порядка в качестве жертв существующей системы. Основные печатные средства массовой информации, радио и телевидение отрицают тот факт, что сегодня приходится иметь дело с исламом; они игнорируют всепроникающую исламистскую идеологию с ее явно враждебным отношением к Франции, ярко выраженным стремлением к господству в этой стране и к замене французской культуры и цивилизации исламской.
Новая тактика джихада. Местные мусульмане из северо-восточной Европы за последний год использовали три отчетливых формы ведения священной войны. Это плохо продуманная тактика уничтожения случайных пассажиров, использованная в Лондоне. Это целенаправленные действия в отношении избранных жертв в Голландии, где ведется отбор отдельных политических лидеров и деятелей культуры, где им угрожают, а в отдельных случаях совершают на них нападения. А теперь это географически распространившееся насилие во Франции. Оно не так смертоносно, но политически не менее опасно, а потому требует к себе большого внимания. Пока не ясно, какие из этих или иных методов окажутся более действенными; однако британский вариант явно контрпродуктивен, поэтому более вероятны рецидивы французской или голландской тактики действий.
Саркози против Вильпена. Два ведущих французских политика и возможных кандидата на президентский пост в 2007 году, Николя Саркози и Доминик де Вильпен, отреагировали на бунты удивительно по-разному. Первый избрал жесткую линию действий (выступив с лозунгом 'нулевой терпимости' к городской преступности), а второй - мягкую (он пообещал реализовать 'план действий' по улучшению условий жизни в городах).
Против государства. Волнения начались через восемь дней после того, как Саркози провозгласил новую политику 'беспощадной войны' с насилием в городах, и через два дня после того, как он же назвал бунтующую молодежь 'отбросами'. Многие возмутители спокойствия считают себя участниками борьбы с государством за власть, а поэтому в качестве объектов нападения выбирают символы этой власти. В одном типичном репортаже упоминается 20-летний Мохаммед, сын эмигранта из Марокко, который сказал: 'Саркози объявил войну ... так он и получит войну'. Представители бунтовщиков требуют, чтобы французская полиция покинула 'оккупированные территории', а Саркози, в свою очередь, часть вины за организацию беспорядков возложил на 'фундаменталистов'.
Французы могут отреагировать на эти события тремя способами. Возможно, они ощутят собственную вину и начнут потакать бунтовщикам 'особыми правами' 987, 1158, 1100, 1169' и так далее без счету, а также 'планами масштабных инвестиций', которых требует часть восставших. Либо они могут дождаться окончания беспорядков, вздохнуть с облегчением и вернуться к своим делам, как обычно и делали. И, наконец, они могут осознать, что это лишь первый залп будущей революции, и пойти на трудный шаг по преодолению собственного равнодушия и снисходительности прошлых десятилетий.
Мне кажется, что возобладают первые два варианта, и, несмотря на скачок популярности Саркози, умиротворяющий подход Вильпена возьмет верх. Франции нужно нечто более масштабное и ужасное, чтобы она вышла из своего полусонного состояния. Однако долгосрочный прогноз в этом плане кажется абсолютно неизбежным. Как говорит Теодор Далримпл, 'на смену сладкому сну совместимости культур пришел кошмар перманентного конфликта'.

Дэниэл ПАЙПС. "The New York Sun", 8 ноября 2005 года
Перевод с сайта: Inopressa.ru

Суровый приговор может быть вынесен всей Европе

В этом году накануне "революционного" праздника 7 ноября в самой "революционной" стране, Франции, случилось некое подобие новой "революции". "Униженные и оскорбленные" жители предместий, выйдя на улицы, стали поджигать автомобили, громить мелкие лавки и ресторанчики, а также оказывать все более ожесточенное сопротивление полиции, пытавшейся восстановить общественный порядок. Предварительные итоги еще не завершившихся событий известны: сожжено уже более 3 тысяч автомашин, серьезно пострадали десятки домов, получили ранения более 100 человек, в том числе 30 полицейских, задержано около 800 участников беспорядков.
Но эти итоги отражают лишь внешнюю сторону событий, которые, хочется верить, подтолкнут французскую элиту и французское общество к глубокому пересмотру их мировоззрения и идеологии. Дело в том, что предместья Парижа, в которых начались волнения и которые еще полвека назад были рабочими, стали ныне прибежищем праздности и иждивенчества, а основной причиной бунта послужило не стремление трудящихся масс к равенству, а элементарная зависть тех, кто не состоялся как личности, к тем, кто доказал свою способность к созданию богатого, процветающего и справедливого общества.
Обратимся к "суровым фактам жизни". Франция, как и ряд других стран Западной Европы, стала центром притяжения иммигрантских сообществ, представленных прежде всего выходцами из бывших французских колоний Северной и Экваториальной Африки, стран Арабского Востока, а также Индокитая. Сегодня доля жителей Франции, рожденных за ее пределами, в общей численности населения превышает 10%, и только каждый восьмой из них прибыл из других европейских государств. Во Франции обосновалось до 80% всех выходцев из Алжира и Марокко, ныне живущих в Европе. При этом постоянную работу имеют лишь немногим более 40% всех мусульман-иммигрантов, и на их долю приходится более трети фиксируемых в стране правонарушений.
Иммигранты-мусульмане действительно живут хуже французов. Но, спрашивается, почему они должны жить лучше? В обществе, развивающемся под лозунгами свободы, равенства и братства, до поры до времени даже не хотели ставить этот вопрос, но теперь придется это сделать. Слишком долго во Франции права гражданина безосновательно подменялись правами человека, и настало время отказаться от столь явного шулерства.
На что имеет право претендовать приехавший в чужую страну? На отношение к себе как к честному и свободному человеку, на невмешательство в его частную жизнь, на свободу передвижения и вероисповедания. Все это - его неотъемлемые права, и, надо заметить, во всех странах Европейского союза они соблюдаются с исключительной скрупулезностью. Но может ли такой человек претендовать на равное с коренными жителями этой страны социальное обеспечение, образование, получение жилья и участие в общественной жизни? Нет и еще раз нет. Потому что все эти права проистекают не из его человеческой природы, а из его гражданского статуса. И это не противоречит идеям свободы, столь укорененным во Франции. Не случайно словом "общество" (societe) во французском языке обозначается любое добровольное объединение, включая даже фирмы и компании. Общество - это совокупность граждан, имеющих обязательства друг перед другом, социальный организм, в котором права неразрывно связаны с обязанностями и немыслимы без последних.
До сих пор Франция шла по иному пути. Иммигрантам предоставляется здесь практически бесплатное жилье, выделяемое из расчета 12 кв. м на человека, включая детей. Выселение из таких квартир, даже при неуплате за электричество и газ, возможно, согласно действующим законам, лишь с апреля по сентябрь - ведь в остальные месяцы во Франции господствует "суровая" зима и человек может подвергнуться недопустимым страданиям (на это надо было бы обратить внимание тех российских чиновников, которые так настойчиво стремятся выселять из домов собственных сограждан за долги по оплате услуг ЖКХ). Минимальное пособие, RMI, которое получают даже те, кто никогда и нигде не работал, составляет во Франции 390 евро в месяц. Пособие на ребенка - 160 евро в месяц. При этом все дети обязаны учиться в начальной и средней школе - опять-таки, абсолютно бесплатно. В правительстве за соблюдение этих норм отвечает специальный член кабинета - министр по делам равноправия и социальной солидарности. Откуда же недовольство?
Главной его причиной оказывается ненависть к преуспевающим членам общества. Она сильнее любой классовой ненависти, поскольку обусловлена не возмущением несправедливостью распределения национальных богатств, а несогласием части населения со справедливым их распределением. В такой ситуации проблему невозможно решить посредством очередной реформы системы социального обеспечения; насущной необходимостью становится радикальный отказ от прежних моделей социальной интеграции.
Однако этому препятствует политическая система, сложившаяся в Европе и, в частности, во Франции. Значительная часть национальной элиты с интересом наблюдает за попытками министра внутренних дел Николя Саркози справиться с беспорядками, но вряд ли желает ему успеха. Премьер Доминик де Вильпен и президент Жак Ширак хотят руководить "умиротворенной", а не разделенной Францией; ультраправые политики типа Жан-Мари ле Пена также окажутся в выигрыше, если правительство пойдет на уступки жителям иммигрантских кварталов и тем самым сохранит для правых возможность разыгрывать свои карты на следующих выборах; социалисты не преминут указать нынешнему кабинету на ошибочность ужесточения социальной политики. Здоровым силам общества становится все труднее противостоять требованиям меньшинств - в большинстве случаев абсолютно безосновательным - и не быть отнесенными к националистам. Но, судя по всему, этот ярлык скоро перестанет быть позорным клеймом для европейских политиков - в противном случае суровый приговор будет неизбежно вынесен всей Европе.

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ. "Независимая газета", 7 ноября 2005 года

Европа делает вид, что французские погромы ее не касаются

"Те, кто громят пригороды Парижа, пытаются докричаться до общества и показать ему: мы существуем!" Если жители арабских и африканских предместий действительно ставили перед собой такую задачу, которую на днях сформулировал за них Даниэль Кон-Бендит, студенческий лидер 1968 года, а ныне лидер фракции "зеленых" в Европарламенте, то они ее выполнили. Теперь весь мир знает, что во Франции есть агрессивная часть населения, готовая решать социальные проблемы подобным способом и, по сути, не считающая французское государство своим.
Самое удивительное - это отстраненная реакция остальной Европы. Даже сегодня, несмотря на поразившие всех боевые сводки с парижских улиц, европейская элита старается воспринимать происходящее как чисто французскую проблему. Тем более что есть формальный повод - сами того не желая, погромщики оказались ключевым элементом фактически уже начавшейся президентской кампании 2007 года. Два главных претендента на место наследника Жака Ширака - премьер Доминик де Вильпен и глава МВД Николя Саркози олицетворяют разные подходы. Де Вильпен склонен к переговорам с бунтовщиками и в пятницу принял группу "парламентеров". Саркози же полагается на силовые методы, хотя и признает, что после подавления смуты необходимо разобраться с ее причинами. Министр оказался под огнем критики после высказывания об "отбросах", которые виновны в беспорядках. Мусульманские лидеры и даже некоторые коллеги по правительству обвинили его в раздувании протестов. Одновременно звучат предположения, что волнения носят не совсем стихийный характер.
Желание европейцев считать все это исключительно французским явлением объяснимо. На самом же деле ни одно правительство не знает, как решать проблему иностранцев, которые не хотят или не могут интегрироваться в новое для себя общество. И хотя во Франции с ее значительным мусульманским населением (по официальным данным, более пяти миллионов) ситуация острее, чем где бы то ни было, локальные стычки возникают повсеместно. Только за последние недели серьезные столкновения на расовой почве произошли в Бирмингеме (по прогнозам, к 2007 году этот город станет первым в Великобритании, в котором белое население окажется в меньшинстве), а попытка марокканских нелегалов силой прорваться в Испанию привела к гибели 11 человек.
Ситуация усугубляется общим экономическим фоном. Характерный комментарий оставил на форуме ведущей газеты немецких интеллектуалов Die Zeit читатель, который рассуждает о последствиях подобных бесчинств в переживающей стагнацию Германии: "Времена, когда обыватель мог запросто купить себе новую машину взамен испорченной, прошли, да и замена разбитого погромщиками лобового стекла ударит по карману". Понятно, что такого рода настроения среди добропорядочных граждан способны лишь дополнительно поляризовать общество. Перед недавними земельными выборами в Австрии избирателей встречали плакаты "Не дадим превратить Вену в Стамбул".
Происходящее во Франции - грозный симптом того, что политика мультикультурализма, то есть совместного мирного проживания представителей различных культур и традиций, как минимум дает серьезные сбои. Термин, изобретенный в Швейцарии в конце 50-х годов прошлого века, вошел в политический обиход Европы к середине 1980-х. Распад колониальных империй, а также эпоха экономического бума, когда развитым странам нужны были дешевые рабочие руки, привели к наплыву большого количества иностранцев. Либеральное представление о том, что каждая национальная или религиозная группа может быть полноценным элементом общества, сохраняя свою уникальность, по сути, стало реакцией на уже сложившийся статус-кво. В определенном смысле эта модель альтернативна американскому "плавильному котлу", когда идентичность гражданина Соединенных Штатов заведомо выше любой национальной.
Как признает один из крупнейших европейских социологов и приверженец мультикультурализма лорд Ральф Дарендорф, "под внешним лоском интеграции в мультикультурную среду многие молодые люди с иммигрантским прошлым потерялись в окружающих их противоречиях; органичного для них всеобъемлющего мира традиций больше нет, но они еще не стали уверенными гражданами современного индивидуалистического мира". Проблема не в занятости и даже не в бедности, полагает г-н Дарендорф, а в отчужденности и отсутствии чувства принадлежности. В связи с парижскими событиями один из комментаторов замечает: ислам заменяет таким людям отсутствующую у них национальную идентичность. Не случайно британское общество было шокировано тем, что за летними терактами в Лондоне стояли не приезжие исламисты, а мусульмане, родившиеся и выросшие на Альбионе.
Самое же неприятное в том, что все развитые страны (за исключением США) испытывают серьезные демографические проблемы - коренное население стареет и убывает. Иных способов решения проблемы трудоспособного населения, кроме привлечения мигрантов, никто предложить не может. Как нет и прорывных идей относительно их интеграции. Кстати, в Соединенных Штатах, где ситуация с демографией лучше, нарастает другая проблема: американская нация меняется. К середине века белое население окажется в меньшинстве, а лидирующие позиции будут принадлежать выходцам из Латинской Америки и отчасти (не по численности, но по влиятельности) гражданам китайского происхождения. Трансформация США в страну двух языков (английский и испанский) и двух культур "будет концом Соединенных Штатов, какими мы знаем их последние триста с лишним лет", утверждает Сэмюэл Хантингтон, автор концепции столкновения цивилизаций. Радикально исламская Европа против радикально католической испаноязычной Америки при нейтралитете наблюдающего за этим Китая - такое противостояние второй половины XXI века может из больных фантазий футурологов превратиться в реальную перспективу.
С точки зрения демографии Российская Федерация - европейская страна, которой предстоит столкнуться с теми же проблемами, что и всему Старому Свету. К тому же Россия, как и Франция, - государство со сложным и до сих пор непреодоленным имперским прошлым. При этом продуманной и сбалансированной миграционной стратегии у нас до сих пор нет, зато мощные антииммигрантские настроения появились, в отличие от Европы, еще до того, как начался по-настоящему массовый приток иммигрантов.

Федор ЛУКЬЯНОВ. "Время новостей", 7 ноября 2005 года