Столица, город или деревня. Об итогах урбанизации в отдельно
взятой республике на Южном Кавказе

Сергей Румянцев

«Факт, что все великие культуры городские, является абсолютно определяющим и в полном своем значении так и не оценен. …Вот подлинный критерий «Всемирной истории», четко выделяющий ее из истории человечества вообще: всемирная история – это история городского человека. Народы, государства, политика и религия, все искусства, все науки покоятся на единственном прафеномене человеческого существования, на городе».

Шпенглер, «Закат Европы.
Очерки морфологии мировой истории».

На протяжении всего 2004 года автор, в русле стипендиатской программы проводимой Фондом им. Генриха Белля на Южном Кавказе, занимался изучением процессов миграции в Азербайджане. В том числе исследовалась и ситуация в области внутренней миграции. В ходе исследования проводился как анкетный опрос, так и серия интервью. О некоторых результатах проведенного исследования и сообщается в данной статье. Здесь, в частности, рассматриваются итоги урбанизации, и сегодняшнее положение дел в столице республике – городе Баку.

Но прежде, немного предыстории. В Азербайджане процесс современной урбанизации весьма четко обозначен семидесятыми годами XIX века. Основой его стал «нефтяной бум». С 1871 года начинается промышленная добыча нефти и с этого момента Апшерон достаточно быстро превращается в самый урбанизированный регион Азербайджана. Это верно и для конца XIX века, и для начала века XXI. Буквально за полсотни лет до этого Баку – центр будущей, самой крупной на Южном Кавказе, агломерации, представлял собой весьма небольшой по численности населения городок. Тогда «…в 1810 году, в Баку и его предместьях был 931 дом, в которых проживало 2235 душ мужского пола. Можно считать, что общее число местных жителей, включая женщин и приезжих, по-видимому, доходило до 6 тысяч человек»¹. Город был вполне феодальным центром ремесла и торговли. Этими видами деятельности занимались 54,5% его жителей. В нем в большом количестве проживали представители духовенства, а также хан со своей семьей, выселенный после 1806 года, после захвата Баку русскими². Еще в 1874 году здесь было только 16 тысяч жителей, но к 1918 уже 248 тысяч человек.

Именно рост населения Апшерона сделал Азербайджан одним из самых урбанизированных уголков огромной Российской империи. «В 1913 году городское население Азербайджана составляло примерно 24% от всего населения, в то время как в остальной части империи 18%»³. Но произошло и то, что случалось в той или иной степени со всеми окраинами империи. Рост населения Апшерона во многом осуществлялся за счет «…притока в Баку огромной рабочей силы со всех концов России, сформировался многонациональный Бакинский рабочий класс»⁴. Уже тогда были заложены основы будущих проблем и достижений. Баку постепенно превращался в интернациональный город, и здесь начал формироваться тот, особый социум, который, даже будучи разбросан по всему свету, продолжает существовать и поныне. И хоть собственно азербайджанцы в недостаточной степени участвовали в урабанизационных процессах, ход истории все же неумолим, и в Баку рождается пусть и очень тонкая и хрупкая прослойка интеллигенции, которая сыграет свою роль в образовании АДР (Азербайджанская Демократическая Республика, 1918–1920 годы). «Азербайджанская интеллигенция появилась в середине XIX века сразу же вслед за русской и в такой степени зависела от нее, - отмечает Т. Свентоховский, - что в ней возникли даже свои аналоги ‘западников’ и ‘народников’»⁵.

Слабость и малочисленность интеллигенции предопределила и слабость первой республики. Перед первым же серьезным нажимом со стороны Советской России республика пала. Именно тогда, в процессе и после включения в состав нового государства, страну покинули первые политические беженцы. В основном это были члены партии Мусават, а также правительства первой республики. Советское руководство, сделав ставку на ускоренную индустриализацию и связанную с ней урбанизацию, далj старт массовой внутренней миграции. C периодf 1970-х – 1980-х годов, когда Баку и другие города республики пережили новую волну массовой миграции, но теперь уже действительно внутренней, мы и начнем описывать современную ситуацию в республике.

Города и горожане

«…перед его взором все стоял этот чудовищный город, миллионы мужчин, женщин, детей, рабочих, служащих. Как сказать обо всех? Как изобразить эту бесчисленную толпу на ста страницах, на тысяче, на миллионе страниц?».

Еще раз подчеркнем, что, говоря об урбанизации и связанных с ней, процессах внутренней миграции, нам придется, прежде всего, говорить о Баку или, скорее, об Апшеронской агломерации. Сумгаит, являясь индустриальным городом – спутником столицы, должен рассматриваться совместно с Баку. Это тем более необходимо, что «во взаимоотношениях Азербайджана и Баку за последние 50, 100, 150, 200 лет потенциально содержатся наиболее острые, наиболее драматичные проблемы культурной, политической, социальной, экономической жизни нашей страны»⁶.

Еще раз вернемся к важнейшей составляющей городской жизни в Азербайджане. Речь идет о том, что слой городских жителей, опять же в Баку и Сумгаите, во многом формировался за счет приезжих из других республик. Удельный вес собственно азербайджанцев по отношению ко всему населению республики на протяжении второй половины ХХ века постоянно увеличивался. Однако в отношении роста городского населения перемены вплоть до конца 1980-х - начала 1990-х годов были не столь впечатляющи. В 1959 году азербайджанцев, проживающих в городах, по отношению к их общей численности, было только 36,4%, а по отношению ко всем горожанам – 51,3%, т.е. в тот год население городов республики наполовину состояло из неазербайджанцев. Это, прежде всего, были русские – 24,8% и армяне 15,2%, хотя по отношению ко всему населению их процент был заметно ниже – 13,6% и 12,0% соответственно.

К 1970 году численность азербайджанцев, проживающих в городах, по отношению к их общему числу, немного увеличившись, достигла отметки в 39,7%⁷. 1970-е годы - это веха, определившая начало изменения облика Баку и постепенное его превращение в столицу национального государства. В тот период в МВД республики на заседаниях его сотрудников, озвучивалась цифра в 450 тысяч переселенцев из сельских местностей, не имеющих право на постоянное проживание в Баку. Всеми правдами и неправдами эти люди стремились закрепиться в городе. Благо, к тому времени уже насквозь коррумпированные органы власти, не стояли неодолимой преградой на пути мигрантов. Протекал этот процесс, следующим образом: главе жилищно-коммунального хозяйства соответствующего района, давалась взятка в размере 200-300 рублей. За ночь, на выделенном участке земли вырастала «хибарка». Быстренько подключались свет и вода. Жители ее платили за коммунальные услуги, и это был определенный документ, удостоверяющий их право на жизнь в черте города. Потом, при получении прописки, было необходимо предъявить подшивку из оплаченных квитанций, удостоверяющую их длительное проживание в столице. Далее, на втором этапе, хотя для кого-то он мог быть и первым, следовало всеми возможными способами добыть себе прописку. Обычно прописывались в каком-нибудь общежитии, например, при заводе.

Достаточно популярна была и прописка у родственников. Продолжающие функционировать традиционные родственные и земляческие связи давали возможность многим, даже весьма дальним родственникам, прописаться у тех, кому повезло больше, т. е. у переехавших ранее в города. В результате в одной квартире могло быть прописано в два раза больше людей, чем реально проживало. Методы эти чрезвычайно действенны и сейчас. Недаром в российских новостях периодически вспыхивает дискуссия по поводу огромной численности приезжих зарегистрированных в какой-нибудь квартире с весьма ограниченной жилплощадью. Все эти действия имели смысл, поскольку при негласном согласии всех сторон, и чиновников и переселенцев, примерно раз в декаду проводился процесс узаконивания присутствия мигрантов в Баку, т.е получение ими прописки. Эти процессы еще ждут своих исследователей, как справедливо замечает Р. Бадалов, но нам будут интересны два момента, на которых мы и остановимся.

1. Первое - это возможное появление городских трущоб. Мы говорим, возможное, потому что не можем предложить здесь четкого ответа на этот вопрос. Скорее, мы попытаемся обозначить проблемное поле. Наиболее популярными местами для постройки подобного рода «хибар» были районы, которые носят название Хутор и Баиловский нахалстрой. Это, впрочем, не означает, что подобное строительство не велось в других частях города. Выглядели эти постройки достаточно непрезентабельно, так как в ход, при их строительстве, шли все подручные средства.

Мы говорим в прошедшем времени, хотя и сейчас сохранилось немало подобных построек. Но, с другой стороны, большая часть территории современного Баку застроена одноэтажными или двухэтажными домиками еще конца позапрошлого и начала прошлого веков. Условия жизни в них не намного лучше. Нередко удобства находятся во дворе, куда выходят и небольшие окошки таких квартирок. Эти районы приближены к центру города, занимают значительную часть центра города и поэтому сейчас активно скупаются с целью приобретения земельных участков под строительство высоток. Фактически все эти постройки представляют собой те же трущобы, только более ранней постройки, но жители их нередко вполне довольны своим жильем. В советский период многие из жителей подобного рода домов получали квартиры в новостройках, которые при всех минусах советского жилищного фонда, все же были для этих людей огромным шагом вперед. Но, и это случалось очень часто, многие предпочитали не переезжать и, обустраивая на всякий случай полученные квартиры, оставались жить на прежнем месте.

Автору в процессе проведения исследования приходилось сталкиваться с подобными случаями и в наши дни. В конце концов, все определяла и определяет близость к центру города. Кроме того, подобные кварталы (или в местном варианте «мяхля») весьма комфортны для их жителей в плане присутствия рядом старых и хорошо знакомых соседей, а то и родственников, живущих по соседству. Можно выйти вечером на улицу посудачить друг о друге или обсудить за чашкой чая (хотя в национальном варианте это будет скорее «армуд»), партией в домино или нарды политическую ситуацию в стране и в мире. Эти кварталы очень напоминают, по меньшей мере, в том, что касается досуга, деревни или поселки и даже города в районах⁸. В советское время современное городское пространство обошло стороной эти оазисы сельского по сути бытия.

Но здесь интересна другая сторона этих процессов. В Баку все же создалась прослойка городских жителей и, несомненно, развивалась городская жизнь. За период независимости это субкультура, которую мы обозначим как «Бакинская», была фактически подвергнута обстоятельствами, т.н. «переходного периода» деструкции. Этот факт весьма болезненно воспринимается бакинцами. Что скрывается под этим выбранным нами обозначением? Несомненно, среди этих людей есть те, кто во втором или третьем поколении проживает в Баку. Есть и те, кто в молодости переехал сюда, нередко пройдя «школу» городской жизни где-нибудь в России. И эти люди тоже частенько испытывают дискомфорт от внезапно изменившихся условий окружающей их городской среды.

Но жители описанных выше «мяхля», которые нередко расположены в центре города, в большинстве своем и есть так называемые «коренные» бакинцы. Это и в самом деле особая городская субкультура. Она требует к себе самого пристального внимания, так как сейчас переживает второе пришествие внешнего мира. Именно их дома скупаются, и они расселяются кто куда. Возможно, недалек тот день, когда изучать уже будет нечего. Интересен же этот социум тем, что представлял собой качественно совершенно иной мир, который сосуществовал с тем, о котором, сейчас вздыхая, вспоминают русскоязычные бакинцы.

Впрочем, мы снова впадаем в какую-то дихотомию. И те бакинцы, и эти, так в чем же разница? В субкультуре носителей этих двух, а возможно и трех разных миров, которые образовывали старый Баку. Нам здесь придется забросить удочку в мутную воду предположений, но единственное наше оправдание в том, что наживка наша – это не только наблюдения автора, позволяющие определить сегодняшнее положение дел, но и данные, собранные в работе с информантами. В роли последних, в данном случае выступали бывшие работники «органов» и сами жители этих «мяхля».

Итак, о субкультуре «коренных бакинцев». Одна из главных черт ее – высокий уровень религиозности (не путать с религиозной грамотностью). Он присущ как жителям всех старых селений Апшерона (таких как Нардаран, Маштаги, Бузовны, Сараи, Фатмаи и др.), так и собственно «коренным бакинцам», уже позабывшим, в каком поколении они проживают в Баку. Обозначим, впрочем, некоторые из районов города, чтобы как-то конкретизировать в пространстве эту субкультуру. Это, несомненно, старый город (Ичери Шехер), так называемая Кубинка, районы улиц Советской и Завокзальной и др.

Высокая степень религиозности - видимо тот фундамент, на котором держится очень жесткий консерватизм по отношению к повседневным нормам жизни. Он проявляется, например, по отношению к внешнему виду человека, к одежде, которую тот носит. Как, например, с гордостью объяснил мне один из информантов, вышедшего выбрасывать во двор мусор подростка, иностранца из Индии, собравшиеся во дворе жители окрестных домов, подвергли избиению, за то, что он осмелился сделать это в шортах. «Вдруг моя сестра или мать в этот момент во дворе была бы!», - уверенный в своей правоте добавил он. То же относится и к женщине. Девушка в мини-юбке или с сигаретой в руке воспринимается как особа легкого поведения. Контроль за нравственностью женщин очень плотный, но при этом женщина, скорее, человек второго сорта. Кроме, пожалуй, матери.

Здесь мы подходим к еще одной ярко выраженной черте этой субкультуры – определенному кодексу чести. Ударить в драке кого-либо ножом, а затем отсидеть за это положенный срок для «дахлинца»⁹, считается весьма почетным делом. Обидчика, особенно если он посмел неуважительно отозваться о какой-либо улице или районе (мяхля), следует наказывать всем миром. Автор был свидетелем участия в подобной акции людей весьма преклонного возраста (аксакалов). Иногда именно они и утихомиривают страсти. В этой среде широко распространены бандитизм, воровство и торговля наркотиками. Можно было бы подвести под это основание, сказав, что первое–второе поколения переселенцев в города быстро маргинализируются. Но здесь речь идет не о недавних переселенцах, а о чрезвычайно живучей «коренной» городской субкультуре. Вопрос этот требует отдельного рассмотрения, и мы никак не можем претендовать на полноту изложения.

Остановимся еще на одном, по нашему мнению, интересном моменте – на живучести стереотипов поведения рассматриваемой общности. Привычка жить непосредственно рядом с местом сбора мусора, а в маленьких двориках этих кварталов оно нередко занимает видное место, - возможно, одна из причин весьма вольного обращения с бытовыми отходами и при жизни в высотках. Еще в советское время представителей данной субкультуры нередко целыми кварталами переселяли в современные, по тем временам, высотки. По сообщению одного из информантов, в Бинагадинском районе Баку (тогдашнем Кировском), существовал известный на всю округу 20-й дом, представлявший собой хрущевку (8-й микрорайон). Как раз он и был полностью заселен «дахлинцами». Практически все его жители мужского пола были задействованы, в той или иной степени, в криминальной деятельности (бандитизм, воровство и т.п.). А вокруг самого дома были разбросаны горы мусора, ставшие одной из приметных его черт. Привычку выбрасывать мусор из окна жители подобных домов сохраняют на протяжении десятков лет, и по сию пору. И сейчас проблему с бытовыми отходами подобным простым и «изящным» способом, решают жители некоторых сельских местностей, переселившиеся в Баку. Особенно это относится к беженцам и вынужденным переселенцам.

Итак, субкультура, о которой идет речь, отличается высоким уровнем консерватизма, весьма устойчивыми перед влиянием внешнего мира стереотипами поведения и целым рядом других особенностей, даже таких, например, как особый говор. Все эти черты помогли данному сообществу весьма успешно пережить, не распавшись на отдельные атомы и не утратив своей идентичности, массовую урбанизацию советского периода и пока еще сохраниться в постсоветском Азербайджане. Характеризовать эту субкультуру следует, возможно, как средневековую городскую, но никак не сельскую. Нередко поведение новых переселенцев в города чрезвычайно напоминает поведение «дахлинцев», но сами они уже во многих поколениях проживают в Баку, он как бы вырос вокруг них, в очень слабой мере повлияв при этом на их быт и стереотипы поведения.

Этот мир сосуществовал рядом с современной, по сути, космополитической культурой тоже бакинцев. Здесь речь идет о людях образованных. Один из важнейших индикаторов, определяющих этот мир, – его русскоязычие. Именно этот слой понес наибольшие потери в период после развала СССР, так как во многом состоял из представителей этнических меньшинств, а также азербайджанской русскоязычной интеллигенции, заметная часть которой, так и не сумев приспособиться к новым порядкам, эмигрировала из страны. Добавим к этому тех 450 тысяч переселенцев из сельских местностей в Баку, о которых говорилось выше, и мы получим довольно неоднозначную картину старого Баку. Этот социум был гораздо более сложным, чем принято сейчас считать. Но смытый потоком перемен он, прекратив свое существование, сохранился в памяти его членов, как некий цельный, вызывающий тоску и горькие сетования по поводу его безвременной кончины, мир.

2. Второй момент, на котором необходимо остановиться (в определенной степени мы затрагивали его и в ходе предыдущего изложения), – это этнические процессы, связанные с построением так называемого национального государства и протекающие именно в столице. Все они тесно связаны с новой волной внутренней миграции – как вынужденной, так и добровольной, и эмиграции из страны большого количества представителей этнических меньшинств, проживающих здесь, т. е. с процессами, приведшими к более высокому уровню гомогенизации этнического состава населения страны.

Рассуждая о появлении в городской среде «новых людей», Рахман Бадалов замечает: «Парадокс, однако, заключается в том, что именно большой город, на определенном витке своего развития, создает новые мифы «национальной общности», а в некоторых случаях и коллективной безопасности»¹⁰.

Действительно, в городах, в постоянном общении друг с другом, должны, казалось бы, рушится этнические стереотипы. Но этого не случается. Точнее, процесс этот носит неоднозначный характер. С одной стороны, например, многие азербайджанцы, жители Баку, спасали во время погромов армян. И история здесь повторилась, потому что, точно так же, армяне в марте 1918 года, когда в городе установилась диктатура большевиков и дашнаков, во главе с Шаумяном, спасали от погромов азербайджанцев. Но вся эта система взаимовыручки демонстрируется на фоне погромов проходящих именно в городе. Значит, в городе люди познают и ненависть, и уважение друг другу.

Впрочем, стоит ли этому удивляться? Достаточно вспомнить Р.У. Брубейкера с его идеями о постимперском разъединении народов. Аналогии с Австро-Венгерской империей, упоминаемой им, можно продолжить и здесь. Описывая процессы, проходившие в этом государстве во второй половине XIX века, Я. Шимов замечает, что «именно в городах смешивались и взаимодействовали друг с другом культуры центральноевропейских народов, но парадоксальным образом здесь же, в космополитических городах дунайской монархии, кипели национальные страсти, расшатывавшие габсбургское государство, помимо искусства жить, подданным древней династии было необходимо овладеть куда более сложным искусством – жить вместе»¹¹. Видимо, мы сталкиваемся с парадоксом, отличающимся удивительным постоянством.

Первым делом, необходимо разобраться с проблемой постимперского разъединения народов. Мнение Брубейкера представляется нам достаточно обоснованным, и мы не намерены оспаривать основные положения, выдвинутые им. Вопрос в другом, насколько близка к действительности идея, которая, судя по количеству авторов, ее разделяющих, скоро превратится чуть ли не в хрестоматийную. Она гласит, что разъединение народов началось еще в советское время, в 1970-е годы, что и отражали переписи населения.

Нам все же представляется, что нет видимых оснований преподносить подобную идею как само собой разумеющуюся, что делает, например А.Ю. Скаков, который уверенно заявляет, что «…наличие этих (имеются в виду армяне и русские - автор) меньшинств затрудняло как образование самой азербайджанской нации, так и создание моноэтнического государства с определенной идеологией. Поэтому еще в послевоенные годы начался процесс мягкого вытеснения этих национальных меньшинств из Азербайджана, перешедший в отношении армян во время Карабахского конфликта в жесткую фазу. В итоге армян в Азербайджане практически не осталось, а количество русских сократилось в три раза»¹².

Не вдаваясь в дискуссию, считаю все же необходимым подчеркнуть, что, по моему мнению, для подобных выводов нет достаточных оснований. Говорить о масштабном давлении на русских или армян в совершенно русскоязычном вплоть до конца 1980-х годов Баку нет достаточных оснований. Чтобы настаивать на таких выводах было бы не лишним, по крайней мере, провести полноценное исследование, например, в среде бывших бакинцев. Хотя не факт, что подобное исследование будет результативным. Что такое память человеческая, замечательно показывают исследования повседневной истории обществ.

Подходя к вопросу о снижении численности русских (к ним причисляются, как правило, и украинцы, и белорусы), да и армян, следует помнить о гораздо более низкой рождаемости у представителей данных этносов, по сравнению с азербайджанцами или талышами. Кроме того, следует всегда иметь в виду и межнациональные браки. И во второй половине ХХ века, и сейчас такие браки, в массе своей, заключались между мужчинами азербайджанцами и женщинами, русскими или армянками. Дети от таких браков в своем подавляющем большинстве причисляли себя к азербайджанцам. Необходимо иметь в виду и факт постоянного пребывания на территории республики большого количества русских, украинцев или белорусов, приезжавших после окончания учебных заведений по распределению работать в Азербайджан. Многие из них недолго пребывали в Азербайджане, но, во время переписей, описывались как население республики. Это же утверждение распространяется на семьи военных. При этом отток представителей этих этносов, безусловно, имел место, но так же, как и в случае с евреями или теми же азербайджанцами.

Более низкий уровень жизни, нежели в некоторых других союзных республиках, меньшая возможность для карьерного роста и получения качественного образования – это были проблемы, затрагивающие всех жителей тогдашнего Азербайджана, в том числе и собственно азербайджанцев. Исследование миграционных процессов, предпринятое нами, позволяет утверждать, что мотивация на отъезд из страны даже сейчас, после почти пятнадцати лет строительства так называемого национального государства, не носит заметных отличий у русских или азербайджанцев. Но дело не только в этом. Мне представляются совершенно бессмысленными попытки придавать во многом стихийному процессу нациеобразования черты четко обдуманного и методично выполняемого на практике плана.

Понятны попытки бывших советских руководителей, вернувшихся к власти в ипостаси президентов, оправдать свое прошлое якобы имевшей место деятельностью направленной на создание национального государства. Но следует ли исследователям принимать на веру подобные утверждения? Сейчас в республике, несомненно, получил широкое распространение бытовой национализм. Но период, когда и государство (при А. Эльчибее) пропагандировало пантюркистские идеи, был ограниченным по времени. По прошествии более 10 лет независимости пропасть, разделяющая русскоязычных и нерусскоязычных, не стала менее глубокой. Наверное, имеет смысл характеризовать ситуацию с межэтническими отношениями в стране, как сложную, и ниже мы проиллюстрируем это при помощи данных проведенного нами опроса. Но даже и сейчас в стране проживает свыше 100 тысяч русских, а также, по разным данным, от 20 до 30 тысяч армян. Что же говорить о временах 1970-х годов, когда обстановка была неизмеримо более благоприятной?

Еще раз подчеркнем, что, по нашему мнению, имеет место напряжение в отношениях между носителями разного типа культур или, скорее образов жизни, стереотипов поведения. Можно обозначить их как городские и сельские. Иногда они наряжаются в этнические одежды. Но это только вариант, способ рационализации этого конфликта.

При этом, именно изучая миграционные процессы, невольно сталкиваешься с проблемой межэтнических отношений. Отъезд из республики огромного числа граждан вызывает невольный интерес к их судьбе за рубежом. Особенную актуальность этому процессу придает всем известное широкое распространение ксенофобии по отношению к кавказцам в России, где большинство уехавших живет и работает. Исследования, постоянно проводящиеся в Российской Федерации, подтверждают наличие среди населения большого числа людей, имеющих этнические предубеждения. В Азербайджане же необычайно живуч автостереотип гласящий, что азербайджанцы лишены национальной нетерпимости в силу присущих им особых качеств.

Но так ли это? Можно, наверное, считать аксиомой, что неконтролируемые миграционные процессы во многом ответственны за рост межэтнических противоречий. Можно ли их контролировать? И как бы вели себя люди, не пережившие нашествие мигрантов в своем, «прежде таком спокойном и тихом городе», и теперь уже ратующие за изгнание «этой шумной толпы инородцев»?

Как раз на последний вопрос мы и сможем ответить. Дело в том, что Баку, хотя и пережил за последние 10-15 лет массовый приток мигрантов, – все же принял в свои стены иной поток нежели, например, Москва. В основном это были беженцы и вынужденные переселенцы, которые в подавляющем большинстве своем являются этническими азербайджанцами. Кроме того, в первые годы независимости сюда потянулись турки и, в меньшей степени, иранцы. Первых многие, особенно националисты, считают представителями единой с азербайджанцами тюркской нации, а среди вторых вообще преобладают азербайджанцы из северного Ирана. Имел место и приток немалого количества индийцев, корейцев, вьетнамцев, китайцев, привлеченных возможностью получить образование и найти работу. Приезжают сюда на работу и жители Шенгенской зоны, а также граждане США и других развитых стран.

И все же, не считая турок, которые по численности возможно равны всем остальным иностранцам, вместе взятым, речь идет только о нескольких десятках тысячах человек в, двухмиллионной, по меньшей мере, столичной агломерации. Следует помнить и то, что в массе своей эти люди либо студенты, оплачивающие свое обучение, и это приносит стране определенный доход, либо работодатели. Европейцы и американцы в подавляющем большинстве заняты в нефтяном или сопутствующем ему бизнесе и гуманитарных проектах. А, например, турки очень часто открывают всевозможные кафе, донярные и т.д., тем самым, создавая новые рабочие места. В основном, это люди образованные и в быту ведущие себя соответственно нормам, принятым в современном обществе. И еще один важный момент – никто из них не приехал в город для того, чтобы остаться здесь жить. В массе своей эти люди - контрактники, и, отработав свой срок, они уезжают. Здесь даже и речи быть не можем о спекуляциях на тему, о возможном этноконфессиональном изменении состава населения. Кроме того, наверное, было бы логичным предположить, что люди, живущие в стране, из которой эмигрантом стал чуть ли не каждый третий ее житель и где практически нет семей, не имеющих хотя бы одного родственника за рубежом, пусть и не близкого, должны с пониманием относится к эмигрантам у себя дома.

Но этого не происходит. И здесь имеет место заметное недовольство присутствием иммигрантов. Почти каждый третий респондент (опрос проводился весной и летом 2004 года, выборка составила – 3283 человека) указал на отрицательное к ним отношение. И, что самое интересное, таких гораздо больше, чем тех, кто относится к иностранцам положительно, понимая, что в современном мире вполне естественно работать там, где есть работа. При этом большое число респондентов указало на нейтральное отношение, но я думаю, можно с большой долей вероятности предположить, что многие из них в случае действительно большого притока иммигрантов перейдут в лагерь тех, у кого их присутствие вызывает дискомфорт. 68 человек посчитали необходимым высказать собственное мнение и фактически все они выглядят очень полярными. Либо они отражают ярко выраженное положительное отношение, либо наоборот. Так, например, один из респондентов высказал вполне здравую мысль. «Бизнес без границ, где появится возможность, там и работать». Или другой вариант: «Нормально. Каждый человек вправе жить, где он хочет и к тому же все мы люди». Случались и более лаконичные – «Отлично, молодцы». Или в какой то степени курьезные – «Руководство страны знает, что делает. Я верю главе государства»¹³.

И все же большинство мнений носило отрицательный характер, при этом некоторые из них были даже оскорбительными. «Они ведут себя, как дома, и наезжают на наших». Или вот еще одно «Они используют наших ценных работников как дешевую рабочую силу». Приведем еще пару высказываний подобного рода: «Никогда не думал, что другие придут и будут указывать нам, что делать»; или такое «Терпеть не могу, когда эти грязные уроды ведут себя здесь как дома. Готова их депортировать обратно».

Нередко негативное отношение к иностранцам накладывается на подобное же отношение к власти. «Считаю, что политика нашего государства позволяет иностранцам чувствовать себя, как дома, а нам - как в гостях». Очень часто подобного рода высказывания включает в себя какую то попытку размышления по поводу неравноправного положения иностранных работников по сравнению с местными - факт, впрочем, действительно, имеющий место. «Открывающим новые рабочие места - положительное, работающим не по специальности - отрицательное». Другой вариант «Как правило, они зарабатывают больше чем мы, что вызывает чувство социальной несправедливости».

Нередко плохое отношение оправдывается якобы потребительской позицией со стороны приезжих по отношению к азербайджанскому обществу. «Они ищут выгоду только для себя и идут к цели, не заботясь ни о ком и ни о чем». Имеют место и попытки рационализации ксенофобии, через стремление приписать этнические стереотипы самим иностранцам. «Большинство из них относится к нам с презрением и высокомерием». Нередко эти высказывания вообще носят парадоксальный характер. «К большинству нейтральное, к некоторым отрицательное (индийцы, пакистанцы, американцы)». Вот, куда более лаконичное: «Ненавижу турок».

Впрочем, ситуация сложившаяся в данной сфере, вообще носит парадоксальный характер, да и где и когда было иначе. Например, к эмигрантам из собственной страны отношение совершенно другое. Половина респондентов выразила положительное отношение к уехавшим из республики. А вот тех, кто не приветствует их, только 10,2%. Когда за рубежом зарабатывают эмигранты из Азербайджана, это воспринимается как естественное явление. А по отношению к иностранцам, стремящимся найти работу, где это возможно, отношение прямо противоположное. Замечательно этот принцип отражается в том, что 71% высказавших отрицательное отношение к иностранцам, сами хотели бы уехать. Причем, 26,3% из них хотели бы уехать на ПМЖ.

О прочных связях деревни и города или об итогах урбанизации

«Если деревня в праве судить город, то и город вправе судить деревню».

Дж. М. Кутзее, «Бесчестье»

При любом рассмотрении этих вопросов мы должны помнить о том, что воспринимать их следует в русле идей догоняющей модернизации. При этом огромное значение в данной связи имеет дихотомия, деревня – город. В данном случае следует воспринимать город, как «… центр изменений, «полюс роста», из которого процесс модернизации распространяется на сельскую периферию. Складывается иерархическая система городов, модернизируется сама деревня. В конечном счете, в общественном организме традиционное постепенно вытесняется современным и исчезает»¹⁴. В этом развитии большое значение имеет соотношение численности сельского и городского населения. Радикально оно для Азербайджана изменилось только в годы после начала массовой миграции, т.е. в 1990-е.

Проходил этот процесс неоднозначно, результаты его на сегодняшний день следующие. Баку и Сумгаит перенаселены. Но Апшеронская агломерация не смогла поглотить поток рабочих рук, хлынувших сюда со всей страны. Проблема безработицы решалась двумя путями: люди становились либо эмигрантами, либо, чаще всего, находили работу в чиновничьем аппарате, а не в реальном секторе. По данным Р.Мусабекова «Сегодня почти третья часть работающего населения страны, 531 тысяча человек заняты в бюджетном секторе. В итоге на сто человек в Азербайджане приходится 13 служащих. Даже соседняя Россия, в которой чиновничий аппарат тоже катастрофически вырос по сравнению с советским периодом, имеет более терпимые пропорции»¹⁵.

Вполне обычным явлением для стран развивающегося мира становится быстрый уход выходцев из деревни в третичный сектор экономики. Это также чрезвычайно ярко отражается на ситуации в Баку. Огромное количество людей занято именно в сфере услуг, особенно в торговле. При этом город не только не оказал заметного влияния на деревню, что привело бы к сокращению разрыва между ними, скорее, но, напротив, сам испытал мощное влияние деревни.

Дело не только в распространении в городе сельских типов производств. Зримым их присутствием стали огороды вокруг высоток, разведение домашней птицы, овец, а иногда и крупного рогатого скота. Но в этом смысле ситуация с каждым годом как будто улучшается. Пик этого переноса пришелся на самое начало 1990-х, когда коровы паслись на бульваре. В конце 90-х вполне обычным явлением были пасущиеся в районе Университета (БГУ) бараны. В настоящий момент центр города почти освобожден от подобных излишеств, но в спальные районы города эта практика пришла, видимо, всерьез и надолго.

Однако куда важнее факт переноса в город сельского образа мышления. Эффект от подобного сосуществования был силен и раньше, но сейчас он фактически стал нормой и превратился в мощнейшую питательную среду для всех видов клановщины, местничества и тому подобных способов формирования вертикали власти. Отношение чиновников и населения опосредовано подобными традиционными связями. Выделение же правящего клана, состоящего из нахичеванцев (автономная область на юге страны) и еразов (азербайджанцев из Армении), во многом способствует росту конфронтации между выходцами из разных районов.

Видимо, имеет смысл говорить о том, что гораздо большее значение имеет не этническая, а региональная идентификация. В целом по ситуации в республике можно проследить массу признаков, присущих так называемым развивающимся странам. При этом амбиции интеллигенции и политиков выглядят как претензии представителей власти вполне состоявшейся современной страны. И во многом это объясняется долголетним вхождением на равных правах в элиту СССР, страну, которая в памяти людей сохранилась как великая держава, один из основных центров силы на земном шаре. Здесь особенно интересно формирование мифа, связанного с деятельностью «лучшего азербайджанца» Гейдара Алиева, в бытность его одним из советских партийных функционеров. Естественно, вся его деятельность в тот период преподносится как исключительно положительная для судеб страны. Но это уже тема для отдельного исследования.

Завершая обзор ситуации, мы остановимся еще на одном весьма показательном моменте прочной связи города и деревни. Даже переехав в город Баку или Сумгаит, многие семьи продолжают зависеть от мест исхода. Летом и осенью переполненные автобусы развозят сельхозпродукцию по родственникам, живущим в городах. Те потом кормятся этим на протяжении всей зимы. Причем, для многих это единственная возможность пережить «холода».

В заключение осталось заметить, что включение в состав Российской империи, нефтяной бум, ускоренная индустриализация и урбанизация советского периода, вспыхнувшая с новой силой внутренняя миграция в постсоветском Азербайджане – важнейшие вехи процесса, конечным итогом которого должно было стать образование современного модернизированного общества. И хотя на протяжении этого времени было совершено немало прогрессивных преобразований, но…  Мы снова в пути, или, скорее, в погоне. В погоне за светлым будущем, которое на сей раз «можно потрогать руками», съездить на «Запад» - и вот оно такое близкое и такое недосягаемое. Мы знаем, какой мы хотим видеть эту страну, но так и не поняли каким мы хотим видеть наше общество. Это, конечно, победа над коррупцией и, наверное, над непотизмом и трайбализмом и прочее. Но какое место в жизнедеятельности общества должны занимать традиционные ценности, ведь традиция - очень важная составляющая азербайджанского общества? Хотим и готовы ли мы измениться внутренне или стремимся остаться прежними и просто «подтянуть» экономику? Да и возможен ли такой вариант? Где найти точку опоры в этом неспокойном море вопросов, где та якорная цепь, карабкаясь по звеньям которой, мы выберемся на палубу прекрасного современного лайнера и не окажется ли он Титаником? У нас, к сожалению, нет ответов на все эти вопросы. Совершенно точно можно обозначить только один факт. Мы снова в начале пути, и будет он и тернист и долог.

¹ Ашурбейли С. История города Баку. Период средневековья, Баку, Азернешр, 1992, с. 318-319.
² Там же, с. 320-322.
³ Azerbaijan human development report, Baku, 1996, p. 33.
⁴ Султанов Ч. А. Эпоха зарождения нефтяной промышленности Азербайджана, http://www.sultanov.azeriland.com/ oil/part_01html  
⁵ Д. Е. Фурман (ред. сост.). Азербайджан и Россия: общества и государства, М.: Летний сад, 2001, с. 13.
⁶ Там же, с. 256.
⁷ Козлов В. И. Национальности СССР. Этнодемографический обзор. М.: Наука, 1989, с. 89; 93; 100.
⁸ Обозначение хорошо передающее факт довольного жесткого деления страны на две, совсем не равновеликие части. Все, что не столица – это район.
⁹ Их прежде всего и следует отнести к данной субкультуре. Перевести это слово можно как – «горцы». Возможно, они потомки татов, живших на территории Апшерона, по крайней мере, со средних веков.
¹⁰ Д. Е. Фурман (ред. сост.), Цит. соч., с. 265.
¹¹ Шимов Я. Австро-Венгерская империя, М.: ЭКСМО, 2003, с. 608.
¹² А. Искандарян (отв. ред.), Миграции на Кавказе. Материалы конференции, Ереван, Кавказский институт СМИ, 2003, с. 7.
¹³ Интересно сохранилась ли вера после безвременной кончины старого президента и приходом власти нового.
¹⁴ Журавская, Е.Г., Панарин, С.А. Города на Востоке: хранители традиций и катализаторы перемен, М.: Наука, 1990, с. 50.
¹⁵ Р. Мусабеков. Паразитическая власть, Монитор, 2002, № 8 (16), с. 9.