Гендерная социализация детей в контексте трудовой миграции из Таджикистана

София Касымова¹
(Опубликовано в журнале "Диаспоры", 2012, №2, с. 124-148)

Таджикистан — страна детей. По последним данным официальной статистики более трети населения страны (35%)² составляют лица моложе трудоспособного возраста, т.е. до 15 лет³. Среднее число детей в одной семье — четыре-пять человек. В то же время по разным оценкам⁴ от 600 до 800 тыс. граждан страны вовлечены в трансграничную трудовую миграцию — в основном мужчины. Это примерно 10-12% общей численности населения⁵. В сельских регионах каждый второй мужчина молодых и средних возрастных групп систематически выезжает за пределы страны, оставляя надолго свою семью.

В Таджикистане уже выросло одно поколение детей трудовых мигрантов. Многие из тех, кто сейчас выезжает на заработки в Россию и другие страны, идут по уже проторённой тропе своих отцов; по всей вероятности, их дети будут продолжателями династии трудовых мигрантов. Миграция также предопределила жизненный путь отдельной группы таджикских детей, родители которых стали гражданами другой страны. Дети в семьях мигрантов — не новое явление в среде таджиков, поскольку ещё в досоветский период мужчины — отцы семейств из горных регионов — систематически выезжали на заработки в городские (равнинные) поселения⁶. Однако то, что наблюдается сейчас, во многом отличается от опыта предков современных трудовых мигрантов: во-первых, масштабами распространённости трудовой миграции по регионам и среди широкого круга населения Таджикистана; во-вторых, тем, что нынешняя трудовая миграция оказывает значительное влияние на жизненные перспективы не только самих мигрантов, но и их детей, внуков и правнуков. На это указывает, в числе прочего, формирование устойчивых таджикских сообществ за границей, в основном в Российской Федерации, где жизнь в иной культурной и языковой среде настойчиво ставит вопрос об адаптации не только самих мигрантов, но и их детей. В-третьих, отличительная черта современного миграционного поведения населения Таджикистана -— участие женщин в трансграничной трудовой миграции. Большинство этих женщин — матери. Это обстоятельство требует обратить особое внимание на гендерную составляющую при изучении вопроса о влияние трудовой миграции на социализацию детей в семьях трудовых мигрантов (как на родине, так и в принимающем обществе), ведь волей- неволей дети становятся участниками всех связанных с миграцией событий.

Вопросы социализации детей в условиях трудовой миграции активно разрабатываются зарубежными авторами, в особенности в тех странах, где, как и в Таджикистане, внешняя миграция имеет широкое распространение⁷. Исследователей в России, где сконцентрировано основное количество трудовых мигрантов из Таджикистана, не на шутку беспокоят «...дети трудовых мигрантов, которые уже через 10-15 лет начнут здесь [в России — С.К.] активно бороться за свои права»⁸. В то же время рассматривается вопрос об их полезности для страны, учитывая демографическую ситуацию в России⁹. Проблема адаптации детей из семей мигрантов к жизни в иных социальнокультурных условиях всё более актуализируется в таджикских диаспорах России. Некоторые из них начали предпринимать активные шаги для достижения поставленных целей: «С одной стороны, освоение и сохранение таджикскими детьми национального культурного достояния в условиях многонационального города, с другой — интеграция в культурную жизнь большого города»¹⁰.

В Таджикистане сейчас нет ни одной работы, посвящённой обозначенной тематике. Мой исследовательский интерес к ней обусловлен не только её новизной, но прежде всего тем, что, на мой взгляд, гендерная социализация во многом определяет гендерную ситуацию в целом в том или ином обществе. Например, без осмысления процесса гендерной социализации трудно понять, почему ранние браки так предпочтительны среди таджиков или почему родители зачастую препятствуют тому, чтобы их дочери получили образование.

Очевидно одно, что в таджикских семьях родители/старшее поколение, особенно отцы/деды, имеют немалую власть над детьми, и во многом от них зависит, какими людьми вырастут их дети/внуки. Здесь имеется в виду обычная ситуация, когда старшие и младшие поколения живут вместе и находятся в постоянном взаимодействии друг с другом в привычных для них жизненных условиях. Что же происходит с детьми в случае длительного отсутствия отца и в некоторых случаях — матери, или же когда семья оторвана от привычной жизненной среды и проходит сложный этап адаптации в совершенно иной социально-культурной среде?

Я полагаю, что изменение привычных условий социализации детей приводит к тому, что появляются другие формы их адаптационного поведения. Дети приобретают альтернативный опыт жизни — вне семьи и семейно-родственных отношений или же в совершенно непривычных социально-культурных условиях. В итоге меняется роль семьи и самих субъектов социализации.

В своем исследовании я бы хотела подтвердить данное предположение, показать, как описанный процесс протекает в семьях родителей, работающих за границей трудовыми мигрантами¹¹. Эмпирическую базу работы составляют материалы социологических исследований, проведённых автором в 2010-2011 гг. в разных регионах Таджикистана¹².

О гендерной социализации детей

В социологической науке «социализация» определяется как процесс становления личности, усвоения индивидом ценностей, норм, установок, образцов поведения, присущих данному обществу, социальной группе¹³. Как утверждает Э. Гидденс, в ходе социализации, через контакты с другими людьми, беспомощный младенец постепенно превращается в обладающее самосознанием разумное существо, понимающее суть культуры, в которой он родился. Однако социализация не является разновидностью некоего «культурного программирования», в процессе которого ребёнок пассивно воспринимает воздействие со стороны всего того, с чем входит в контакт¹⁴. Это означает, что социализация — активный процесс усвоения ребёнком культурных образцов, норм поведения, установок, стереотипов, представлений и ценностей, принятых в той или иной социокультурной и этнической общности. В то же время это процесс непрерывный, продолжающийся в течение всей жизни человека. Самым важным этапом социализации выступает детство, когда закладываются основные жизненные ориентиры поведения человека.

Как известно, девочки и мальчики обладают своими специфическими потребностями, интересами и проблемами. По своей сути, социализация детей — это прежде всего гендерная социализация. В социальных науках категории «гендер» и «гендерная (половозрастная) социализация» появились лишь два-три десятилетия назад, однако процесс социализации ни в одном обществе не был гендерно индифферентным, поскольку главный принцип гендерной социализации — дифференцированный подход к детям в зависимости от пола. Именно такой подход вынуждает девочек и мальчиков, с одной стороны, осваивать принятые модели женского и мужского поведения, следовать гендерно-окрашенным нормам, ценностям и стереотипам; а с другой стороны, он обеспечивает воздействие на детей общества, социальной среды с целью привития им определённых правил и стандартов поведения, социально приемлемых для женщин и мужчин. Таким образом, гендерная социализация — это процесс усвоения индивидом культурной системы гендера того общества, в котором он живёт; своеобразное общественное конструирование различий между полами¹⁵.

О гендерном порядке в таджикском обществе

Культурная система гендера, или гендерный порядок того или иного локального сообщества не является неизменным, раз и навсегда заданным явлением. Они в той или иной степени подвержены влиянию внешних и внутренних факторов, которые в конечном итоге приводят к качественным изменениям в структуре гендерного порядка. Такие изменения, в свою очередь, проявляются в новых отношениях на уровне индивидов и социальных групп. Это означает, что меняется социальная среда, условия социализации; появляются новые агенты социализации и, соответственно, уменьшается значение прежних агентов.

Применительно к таджикскому обществу в историческом контексте можно констатировать динамичное изменение социально-культурной среды, начиная с 1920-х гг., обусловленное усилиями советского государства по модернизации общественной жизни в Средней Азии. Основной задачей советской модернизации было ослабление и в конечном итоге замена старых этнических/религиозных ценностей и норм поведения на новые — советские, с тем, чтобы воспитать нового «советского человека». Однако на практике советская модернизация затронула лишь небольшой слой местного населения, в основном политическую элиту и интеллигенцию, которые были интегрированы в советское публичное пространство. Как правило, они проживали в городской полиэтнической среде, рядом с представителями русскоязычного населения. Более трети населения Таджикистана, будучи сельскими жителями, в наименьшей степени были вовлечены в процесс модернизации; прежде всего это относится к культуре и гендерным отношениям. Вот почему этот слой населения в наибольшей степени сохранил свои этнические/религиозные ценности и нормы поведения. Это означает, что социальная среда, условия и агенты социализации в сельских регионах Таджикистана оставались почти неизменными вплоть до конца советской эпохи. В литературе советского периода это явление характеризовалось как «традиционализм»¹⁶. В широком смысле понятие «традиционализм» и производное от него «традиционалистский» означает приверженность к традициям, некой изначальной или классической модели — в нашем случае, гендерной социализации детей. Имеющиеся материалы¹⁷ позволяют нам реконструировать классическую модель гендерной социализации детей, т.е. показать, как процесс социализации создавал и воспроизводил, из поколения в поколение, образцы поведения и систему ценностей, направленных на сохранение гендерной сегрегации публичной и приватной сфер, разделение труда по половому признаку и иерархические статусные позиции женщин и мужчин.

Досоветская модель гендерной социализации детей у таджиков

В досоветский период главным агентом социализации детей была семья. В традиционной таджикской семье дети очень рано осознавали свою поло/гендерную идентичность, прежде всего через отношения родителей и окружающих к себе — как к девочкам или мальчикам. Родители, особенно отцы, охотно проявляли свою эмоциональную привязанность по отношению к мальчикам-младенцам, чаще с ними играли, подчёркивая их гендерную значимость, при этом за девочками недолго ухаживали, о них меньше заботились. Между отцом и дочерьми существовала некая дистанция, отчуждённость, которая на всю жизнь порождала страх перед отцом.

Матери старались подготовить девочек к самообслуживанию и самостоятельности в рамках их обязанностей: с пяти-шести лет старшие девочки в семье ухаживали за маленькими братьями и/или сёстрами, включались в домашние дела, были помощницами матери по хозяйству. Девочек с раннего детства приучали терпеть и переносить лишения и ограничения в еде, сне, комфорте; капризы девочек не поощряли, к капризам и требованиям мальчиков относились терпимо. Проводниками такой воспитательной тактики, в первую очередь, были женщины старшего поколения — матери, бабушки. Исходя из своего жизненного опыта, они предупреждали дочерей о том, что в случае неподготовленности к такой роли их ожидает нелёгкая жизнь в доме мужа, где те будут в подчинении последнего и его родственников.

Наблюдая за повседневной жизнью своей семьи, дети усваивали традиционные установки гендерных ролей: мальчики на примере отца осознавали свое превосходство над девочками; знали, что у них есть право наказывать их, если последние не будут вести себя соответственно своему гендерному статусу. Девочки понимали, что они должны и обязаны обслуживать других членов семьи, особенно мужскую половину; быть скромными, послушными, бояться мужчин: своих и посторонних, поскольку свои могут наказывать за непослушание; посторонние же мужчины могут посягнуть на их честь, доброе имя. Доброе имя девушки — тот капитал, который определял её ценность в семье, общине. Понятие «доброе имя» (номи нек) включало в себя не только сохранение девственности до брака, но и такие элементы, как стыдливость и скромность (шарму хаё) во всём: в одежде, манере разговаривать с окружающими, в соблюдении правила не выходить и не показываться в общественных местах с посторонними мужчинами. Все перемещения девочек и контакты с окружающими находились под строгим контролем не только со стороны их семьи, но и всего окружения, рода, общины. В то же время мальчиков поощряли к активным действиям, к самозащите; они больше времени проводили вне дома, среди мужчин.

В досоветский период важным элементом социализации было религиозное воспитание детей. По сути, всё воспитание строилось на принципах исламской этики и норм поведения, согласно мусульманскому праву. Воспитание из несмышлёного ребёнка истинного мусульманина и мусульманки было святой обязанностью родителей.

Таким образом, процесс гендерной социализации детей в семье служил двум целям патриархатного общества: 1) формированию в мальчиках нормативной мужественности, а в девочках — женственности, принятой в данной культуре; 2) реализации традиционных гендерных ролей: для девочки это роль жены, матери, домашней хозяйки; для мужчины — роль кормильца, защитника и хозяина семьи.

В советский период появились другие каналы социализации: система образования, улица, СМИ, трудовой коллектив; особенно возросла роль образовательных институтов (детские дошкольные учреждения, средняя школа, которая была обязательной для всех; высшие учебные заведения). Выход таджикских женщин в публичную сферу, повышение уровня образованности, появление модернизированных формальных и неформальных правил социальных коммуникаций и практик повседневности между женщинами и мужчинами привели к некоторому смягчению внутрисемейных отношений, возникающих в процессе гендерной социализации. В городских образованных семьях отношение к сыновьям и дочерям перестало быть строго дифференцированным; сократилась эмоциональная дистанция между отцом и дочерьми; дети приобрели в некоторых случаях право голоса и право выбора жизненной стратегии; смягчился контроль старших над младшими. В сельских регионах ситуация была иной; там во многом сохранились условия социализации по традиционному образцу, поскольку частная и публичная жизнь сельских жителей в наименьшей степени оказались затронутыми советской модернизацией.

В постсоветский период усилилось влияние улицы и разных формальных и неформальных групп на процесс социализации детей. Это происходит в силу того, что семья не смогла, как прежде, выполнять свои традиционные функции. В итоге статусные позиции родителей перемещаются на нижние ступеньки иерархии власти не только на уровне семьи, но и вне её. Этому в немалой степени способствует трансграничная трудовая миграция, когда ограничивается влияние родителей или одного из них на своих детей — в нашем случае речь идёт об отцах.

Заочный отец

Мне неизвестно, насколько дети-школьники из сельских регионов хорошо знают такой школьный предмет, как география, но они наверняка знают о такой стране, как Россия. Знают потому, что «папа в России»; «эту куртку папа привёз из России»; «папа звонил из России»; «папа прислал денег из России»; «папа женился в России»; «папу убили в России» и т.д., и т.п. Также можно с уверенностью утверждать, что временно и/или постоянно многие дети живут и воспитываются без отца. На это указывают эмпирические материалы последних лет. По данным исследования, проведённого в районах Куляб и Гиссар, в каждой второй семье на момент интервью кто-то один или двое-трое из членов семьи отсутствовали. Все они совершеннолетние (взрослые) мужчины, которые в большинстве случаев работают, реже учатся или служат в армии, т.е. находятся за пределами своего района, области и страны¹⁸.

По мнению литовских исследователей, в ситуации длительного отсутствия отца или матери происходит кризис в семье, в результате которого неизбежны функциональные нарушения в семейном организме. Разлука с родителями (или одним из них) при выезде на работу за рубеж является одним из обстоятельств, влияющих на дисфункциональность семьи; возможны нарушение многих функций, в том числе социализации детей¹⁹. В данном контексте возникает ряд вопросов, прежде всего касающихся адаптации девочек и мальчиков к новым социально-психологическим условиям. Как живут дети в ситуации длительного отсутствия отца? Ведь отец — главная фигура в традиционной (патриархальной) семье: он выступает как а) кормилец, б) персонификация власти и в) пример подражания для своих сыновей, а нередко и непосредственный наставник во внесемейной, общественно-трудовой деятельности²⁰. Что изменилось в жизни этих детей, когда главный человек в семье — отец, далеко от дома? Кто вместо отца осуществляет традиционный контроль за детьми? Изменилась ли при этом привычная модель взаимоотношений отцов и детей в семье?

Мнение о том, что временно или постоянно многие дети живут и воспитываются без отца, вовсе не означает, что они остаются одни или только с матерью, т.е. с одним из родителей. После отъезда отца таджикские дети остаются жить в окружении многочисленных родственников; кроме матери, брата/тьев и/или сестры/ёр, как правило, это дедушка и бабушка, тётя/и, дядя/и, двоюродные братья и сёстры. Это типичная ситуация, поскольку в Таджикистане, особенно в сельских регионах, преобладают большие и сложные по составу семьи²¹, где совместно проживают в одном доме и ведут общее хозяйство не менее двух или трёх родственных семей. Такие семьи (домохозяйства) состоят из одной супружеской пары старшего поколения, их сыновей с жёнами, неженатых сыновей и незамужних дочерей, а также внуков. Сложный состав семьи, в свою очередь, определяет отношения её членов, сконструированные по па- триархатному типу: младшие подчиняются старшим, женщины мужчинам. Как практически воспроизводятся эти иерархические отношения взрослых и детей, женщин и мужчин в семьях трудовых мигрантов, мы рассмотрим на примере повседневной жизни Амира, обычного сельского мальчика 13 лет, живущего в семье²², где в значительной степени сохранена традиционалистская модель гендерных отношений. Следует подчеркнуть, что семья Амира является типичной для большинства сельских регионов Таджикистана²³.

Амир живёт в большой семье, главой является дед по отцовской линии. Он старший ребёнок у своих родителей, у него есть ещё две сестрёнки и маленький братик. Вместе с ними живут его бабушка (мать его отца), незамужняя тетя (младшая сестра его отца) и неженатый дядя (младший брат его отца) и, конечно, мать-домохозяйка. Отец мальчика каждый год выезжает на заработки в Россию на 9-10 месяцев; бывает дома только в зимний период. Первый вопрос, который я хотела выяснить: каково отношение Амира к факту длительного отсутствия отца в семье? Мальчик привык к длительным поездкам отца, воспринимает это спокойно, без лишних эмоциональных переживаний и, по всей видимости, не очень скучает без него. Возможно, последнее объясняется тем, что он не один такой, у многих его школьных друзей и соседских мальчишек отцы такие же трудовые мигранты: «Нет, я не скучаю по отцу, а чего скучать, знаю, что приедет скоро...».

На мой взгляд, есть ещё одна причина, которая не даёт Амиру скучать и переживать по поводу отсутствия отца — его отъезд практически ничего не изменил в привычной жизни семьи. И раньше, когда его отец никуда не уезжал, в большом семействе воспитанием детей занимались все, кто был постарше воспитуемого ребёнка. Сделать замечание, запретить или разрешить что-либо делать или не делать могли не только дедушка, бабушка и мама, но и другие взрослые члены семьи. Почти любой старший в семье (как мужчины, так и женщины) может приказать, потребовать у мальчика выполнить ту или иную работу. Из интервью с бабушкой Амира, домохозяйкой, 63 года:

«Сами видите, в кишлаке много работы, за коровой нужно смотреть, земля (огород) есть, там полно работы, хворост нужно собирать, чтобы печь лепёшки, а лепёшки мы делаем через день-два, семья-то большая. Кто всё это будет делать, если дети не будут помогать?».

Амир не мог сказать, увеличилась ли его трудовая нагрузка за период отсутствия отца. Со слов его матери, мальчик делает покупки в местном магазинчике; раньше это была обязанность его отца. Остальные виды работы — обычные для его возраста и данной местности трудовые обязанности детей в семье.

Амир знает свои семейные обязанности, старается их выполнять, однако, по рассказам матери и бабушки, в последнее время он всё больше стремится проводить время на улице, в школе, с друзьями. Из интервью с бабушкой Амира:

«Хорошо, что есть эти телефоны [мобильные — С.К.], постоянно его нет дома, то в школе, то в райцентр с друзьями поехал, вот и ищи его. Один раз даже в Душанбе поехал в гости к своей тёте».

По вечерам ходит в местную мечеть, которая расположена недалеко от их дома, читает вместе с взрослыми мужчинами кишлака вечерние молитвы, слушает проповеди местных домулло²⁴. Старшие в семье поощряют посещение мечети; по их мнению, это лучше, чем заниматься какими-либо нехорошими делами. По моим наблюдениям, в сельской местности мечеть больше, чем просто религиозное учреждение²⁵; там мужчины общаются, обмениваются новостями, обсуждают какие-то общие проблемы и стараются решить их совместными усилиями. Если такое сравнение допустимо, то это своеобразный мужской клуб, где мальчики приобщаются к миру взрослых мужчин.

Следует отметить, что гендерная тематика в списке «актуальных разговоров» посетителей мечети — одна из часто обсуждаемых. Предметом дискутирования и нередко осуждения становится внешний вид и поведение кого-либо из девушек/ женщин кишлака или близлежащих кишлаков. Бывает, что на примере кого-либо из известных певиц или танцовщиц выясняется, «что такое хорошо» и «что такое плохо». Таким образом, мечеть берёт на себя и часть воспитательных функций семьи, особенно по части гендерного образования. Из интервью с Амиром:

«Домулло говорит, что уважайте своих родителей, особенно отца, не курите, не пейте водку, не гуляйте с нехорошими девушками, это “харом”»²⁶.

Полученные знания о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо» мальчик применяет на практике по отношении к своим сёстрам, которым 11 и 8 лет. На правах старшего мужчины в своей семье (имеется в виду родительской) Амир начал контролировать поведение сёстер; это проявляется в высказываемых им критических замечаниях поводу их внешнего вида (одежды, причёски); поведения. Здесь налицо усиление влияния религиозных формальных и неформальных структур на гендерную социализацию мальчиков/молодых мужчин. В Таджикистане сейчас количество мечетей превышает количество школ²⁷. Посещение мечети становится обязательной практикой в повседневной жизни большинства мужчин исламского вероисповедания. Для них это означает не только выполнение необходимых религиозных ритуалов, но главное — принадлежность к легитимному мужскому сообществу.

Высшие воспитательные функции по отношению к Амиру и другим детям выполняет фактический (на период отсутствия сына) и символический глава семьи — дед (68 лет). В таких семьях, где сильны традиционалистские установки, одним из основных методов воспитания является использование силы, чтобы дети боялись наказания. Боится ли Амир своего деда? «Да, боюсь, но знаю, что он ничего не может сделать, просто отцу позвонит и скажет, что я его не слушаю, а отец потом меня будет ругать». У Амира страх перед наказанием отца сильнее, хотя он никогда не бил сына; мальчик боится, что отец может лишить его обещанного подарка:

«Отец, когда звонит, спрашивает у меня, слушаю ли я деда; я говорю “да”, но он не верит и потом переспрашивает у деда; если дед пожалуется на меня, то отец, конечно, будет ругать и скажет, что ничего мне не привезёт, как приедет домой».

Из данного отрывка видно, что в семейном воспитании начинают доминировать другие методы воздействия на детей, основанные не на страхе физического или психологического наказания, а на мерах экономического воздействия.

На мой взгляд, экономическая мотивация вырисовывается и в отношениях главы семейства (деда) к семье сына, т.е. к Амиру, его матери, сёстрам и брату. Каким образом? Отец мальчика регулярно присылает своему отцу (деду Амира) необходимую сумму денег, с тем, чтобы он их распределял на нужды всего семейства. По рассказам бабушки Амира, это хорошие деньги, их вполне хватает на питание и другие необходимые нужды семьи. В данном случае отец мальчика является основным кормильцем и во многом от него зависит благополучие всего семейства. Возможно, этим объясняется повышенное внимание и доброжелательное отношение со стороны деда и других родственников к Амиру, к тому, как он учится, как одет и чем питается, т. е. проявляется забота по отношении к детям трудового мигранта на период его отсутствия. В данном случае, с точки зрения этики, было бы не совсем правильным связывать заботу родственников о мальчике с тем, как много и как часто его отец присылает деньги домой. Однако очевидно, что такая связь имеется. На это указывают результаты наших полевых исследований трудовой миграции в разных регионах Таджикистана²⁸. Нередко деньги мигранта²⁹ становятся причиной возникновения конфликтных ситуаций между его родителями, с одной стороны, и женой, с другой. В большинстве случаев, как в семье Амира, трудовой мигрант присылает деньги старшему (по статусу и возрасту) в семье — как правило, это отец или мать. Из интервью с Нисо, 32 года, женой трудового мигранта:

«Муж почти два года не приезжал; когда я ему звоню, он говорит, что отправил по почте деньги. Я иду на почту, а там говорят, что эти деньги уже получила моя свекровь, я у неё спрашиваю, она говорит, вот тратила на это, это, это... Я не знаю, на что она тратила, но мы живём в нищете, я не могу своим детям купить даже килограмм конфет, одни носки даже не могу купить им. Сколько раз говорила об этом с мужем, но он не хочет обидеть свою мать».

Также нередко бывает, что трудовой мигрант не может или не хочет посылать деньги своей семье. Последствия всех этих денежных конфликтов непосредственно отражаются на положении детей в семье. Судьбу Амира можно считать благополучной на фоне десятков других детских судеб, которые СМИ и другие заинтересованные структуры нередко используют в качестве иллюстрации негативных последствий трудовой миграции в Таджикистане.

Детский труд и раннее взросление

Электронные и печатные СМИ³⁰ всё чаще пишут о тяжёлой участи детей трудовых мигрантов, о том, что эти дети в ситуации длительного отсутствия отца живут плохо, что их жизнь изменилась в худшую сторону. Положение детей описывается как индикатор неблагополучия не только в семьях большинства трудовых мигрантов, но и всего таджикского общества. Следует особо отметить, что такой пессимистический подход к освещению проблемы характерен для подхода журналистов ко всей миграционной тематике в целом. Приведем два примера. «Юный душанбинец Сафар Собиров в свои 15 [лет — С.А.] не понаслышке знает, что такое труд... вот уже 3 года подряд после занятий в школе трудится на рынке. Заработанные крохи [деньги — С.К.] отдаёт матери. Отец подростка находится в миграции, но уже несколько лет не помогает семье»³¹. «Если бы у меня был отец, я не оказалась бы в таком положении, со слезами говорит Мавлюда, которой 15 лет, хотя выглядит как пятиклассница. По словам лечащего врача, у нее анемия и замедленное развитие организма, она просто недоедает. Её отец уехал на заработки 12 лет назад и не вернулся... Жив, здоров, имеет другую семью и о них совсем не вспоминает»³².

Один из основных аргументов журналистов и других авторов, доказывающих, что дети в семьях трудовых мигрантов «живут плохо» — факты роста числа детей, работающих и зарабатывающих для себя и своей семьи. На первый взгляд, это действительно так: достаточно обратить внимание на детей в общественных местах — на рынках, в точках общественного питания, на полях. Вот ещё одна цитата: «Я это наблюдаю каждый раз, когда бываю на рынке [в Душанбе — С.К.]: мальчики 9-12 лет предлагают помочь донести покупки до пункта назначения, просят купить пакеты, специи. Можно видеть, как мальчики и девочки ходят по рынку с подносами пирожков, бутылками с чаем, в одиночку и группами предлагая товары на продажу. Эти дети работают самостоятельно, во всяком случае, их не видишь в сопровождении взрослых. В то же время нередко бывает, что дети помогают своим родителям, чаще девочки матерям в их маленьком бизнесе, продают ли они ведро яблок из своего сада или пару бутылок молока. Мальчиков постарше (13-16 лет) можно видеть на обочине дорог или в специализированных местах моющими автомашины, грузчиками на складах, крупных торговых точках. Условия труда малолетних работников характеризуется как тяжёлые, не соответствующие Детскому возрасту»³³. По данным обследований, в основном это дети из малообеспеченных семей. К этой группе относятся следующие категории семей: 1) с женщинами во главе; 2) семьи трудовых мигрантов в период отсутствия отца; 3) многодетные семьи; 4) семьи с пенсионерами, инвалидами на иждивении; 5) с низким уровнем доходов; 6) семьи, где родители имеют низкий уровень образования и где мать домохозяйка³⁴.

Как мы видим, работающие дети есть не только в семьях трудовых мигрантов, хотя за неимением достаточно достоверных данных трудно определить их долю в общей численности детей, занятых трудовой деятельностью. Что касается использования детского труда, так это явление имело широкое распространение не только в досоветский, но и в советский период — как в рамках семьи, так и вне её. Раннее приобщение девочек и мальчиков к труду было одним из главных составляющих социализации детей в таджикском, а шире — в среднеазиатском обществе. В общественном сознании трудовое воспитание детей рассматривалось как добрая народная традиция³⁵. Вплоть до позднесоветского периода (конец 1980-х — начало 1990-х гг.), кроме выполнения ежедневных обязательных трудовых обязанностей по дому, дети были вынуждены трудиться на хлопковых полях, в большинстве случаев вместо своих родителей. Вне семьи труд детей использовало государство в лице и от имени школы. В сезон хлопкоуборочной компании практически все сельские школы закрывались, поскольку начиная с 4-5-го классов участие школьников в сбор хлопка было обязательным³⁶.

Сравнивая детский труд как социальное явление и как один из элементов социализации детей в разных временных контекстах, а именно, в позднесоветское время и в период формирования национального государства (с 1991 г. вплоть до сегодняшнего дня), можно заметить некоторые различия в мотивации участия детей в трудовой деятельности. Разница заключается в том, что у нынешнего поколения детей есть хороший стимул заниматься общественным трудом. Это возможность за свой труд получать вознаграждение — то, чего не было у детей в 1950-е-1980-е гг., когда их труд был практически безвозмездным как в семье, так и вне её. Другая отличительная черта — дети зарабатывают деньги не только из-за чрезвычайной нужды всего семейства, когда заработка родителей недостаточно для минимального пропитания и удовлетворения первичных нужд, но и для себя лично. Именно возможность зарабатывать деньги для себя указывает на добровольный характер детского труда. Вот отрывок из интервью с Акмалом, 15 лет (его отец трудовой мигрант, регулярно присылает деньги своей семье):

«Я уже два года одеваю себя сам, ничего не прошу у родителей, купил себе плеер хороший, мобильник. Отец и мать сначала были против моей работы, чтобы я мыл машины. Когда увидели, что есть польза, только говорят, чтобы я не бросил из-за этого школу».

Если рассмотреть эту ситуацию с точки зрения гендерных отношений, то нетрудно выявить различное отношение мальчиков и девочек к трудовой деятельности. Мальчики более активны и самостоятельны в поисках заработка, они сами могут договариваться с работодателями об оплате и условиях труда, сами распоряжаются заработанными деньгами. Девочки же участвуют как вспомогательная рабочая сила, за труд которых могут и не заплатить. Из интервью с Мархабо, 12 лет (её отец трудовой мигрант, девочка живёт вместе с мамой, братьями, сёстрами и бабушкой в пригороде Душанбе, помогает матери продавать молоко): «Я помогаю маме нести бидоны с молоком, потом продаём их на базаре в городе, деньги за молоко получает мама, мне ничего не даёт, только иногда, если попрошу что-нибудь купить».

Следует констатировать, что когда девочки с малых лет приучаются нести ответственность за материальное обеспечение своих семей и вовлекаются в трудовую деятельность вне семьи, безусловно, это показатель изменений в традиционных гендерных ролях. Рассмотрим эту ситуацию на примере того, как женщина — трудовая мигрантка — выполняет свою роль матери, воспитывая дочь на «расстоянии».

Когда мама — трудовая мигрантка

По данным проведённого в странах Центральной Азии в 2009 г. исследования, женщины — трудовые мигрантки из Таджикистана составили примерно 12-15% от общего числа мигрантов. В основном это женщины молодых и средних возрастных групп, большинство из которых — матери. Материалы интервью с женщинами с опытом трудовой миграции³⁷ показывают, что при любой возможности они стараются не брать с собой детей. По мнению этой группы женщин, самый лучший вариант, если дети останутся дома на попечении родных и близких людей, особенно тех, кому они доверяют. Большинство женщин, имеющих малолетних детей, оставляют их дома. Детей постарше 12-14 лет иногда берут с собой, хотя, как правило, это касается сыновей. И это не случайно. В контексте патриархата сыновья (даже если они несовершеннолетние) считаются законными представителями и защитниками женщины. Сопровождая мать в длительной поездке, они одновременно выполняют несколько ролей: помощников матери в их трудовой деятельности, их символических защитников. Присутствие сына (сыновей) обеспечивает женщине символический контроль, который может обезопасить её впоследствии от возможных обвинений в «ненадлежащем», с точки зрения традиционных норм, поведении. Дочерей редко берут с собой. Здесь явно виден дифференцированный подход родителей к своим детям в зависимости от пола даже в такой неординарной ситуации.

Различия в отношении родителей к детям в зависимости от пола проявляется также в их психологических переживаниях. Женщины — трудовые мигрантки, находясь далеко от дома на заработках, острее переживают разлуку с дочерью, нежели с сыном. Переживания матери выражаются в постоянном волнении, страхе за дочь, которая далеко от неё. Специфика отношения к дочери проявляется также в активной поведенческой стратегии контроля и заботы на расстоянии. Как это происходит в жизни, рассмотрим на примере девушки Зебо (15 лет), мать которой в течение последних двух лет находится на заработках в России³⁸.

Зебо после отъезда матери живёт в доме своей тёти в Душанбе. Раньше она жила вместе с родителями и младшими братьями в доме деда (по отцу) в одном из южных районов страны. Три года назад её родители развелись. Мать (34 года) вынуждена была уйти из дома мужа с тремя детьми: старшей дочерью Зебо и сыновьями 10 и 8 лет, которых она оставила на попечении своей матери в кишлаке. Зебо она привезла своей старшей сестре, а сама уехала в Россию на заработки. Отъезд матери в далёкую страну на длительный срок Зебо воспринимает двояко. С одной стороны, она с надеждой ожидает, что мать сможет заработать нужную сумму денег для покупки жилья, тогда у них будет свой дом; в то же время она испытывает некоторые затруднения, с которыми ей приходится сталкиваться без мамы: «Без мамы тяжело, тётя хорошая женщина, но мама есть мама; то, что я могла говорить маме, не могу спрашивать или рассказать тёте».

По рассказам Зебо, мать звонит ей через каждые два-три дня, т. е. два-три раза в неделю. Купила дочери мобильный телефон, чтобы она также в случае необходимости могла позвонить сама: «Мама как звонит, сперва спрашивает, куда я ходила, что делала. Предупреждает каждый раз, чтобы туда не ходила, сюда не пошла, ну, в общем, чтобы дома сидела». По мнению Зебо, у неё хорошие отношения с матерью; хотя она далеко, девочка всё же чувствует её заботу и внимание. Мать присылает деньги на одежду или то, что она просит, но ей не очень нравятся нравоучения матери: «Мама раньше такой не была, а теперь всё время чего-то боится, говорит, чтобы я была осторожной, как будто я в лесу живу...».

Мать Зебо не только старается контролировать дочь на расстоянии, но старается выполнять свои воспитательные функции посредством другого человека — своей сестры, которой она очень доверяет. Из интервью с тётей Зебо: «За Зебо я смотрю строже, чем за собственными дочерьми, их у меня трое. Все-таки дочь сестры, не дай Бог что-нибудь случится». Таким же образом мать следит за внешним видом дочери. Как рассказывает Зебо, «мама сама присылает мне одежду, туфли, плащ, пальто купила... даёт тёте деньги, чтобы она купила мне ткани для платья. Всё говорит, чтобы я не одевала узкие и открытые платья, не красила глаза и губы. Мама даже как-то посоветовала мне носить “camp” (хиджаб), хотя сама в России одевается по-европейски, в брюках, кофте, без платка».

С чем связаны страхи и опасения матери? Чего же так боятся матери — трудовые мигрантки? Какая опасность может предостерегать их дочерей, оставшихся без прямого контроля и заботы?

Анализ материалов интервью с трудовыми мигрантками позволяет выявить природу этих волнений и страхов. Они связаны не столько с особой материнской любовью к дочери, а прежде всего с тем, что женщина-мать чувствует огромную ответственность за нормативное поведение своей дочери, которая осталась без материнского контроля и заботы. Женщина беспокоится не просто за дочь, независимо от её возраста и брачного статуса, а именно за несовершеннолетнюю девочку или незамужнюю девушку. Из интервью с трудовой мигранткой (43 года):

«Я вернулась [домой в Душанбе — С.К.] из-за дочери, ей сейчас 16 лет, даже когда была там [в России — С.К.\ всё время у меня был страх, что с ней, как она без меня, не дай бог что-нибудь случится, позор будет на всю жизнь. Вот выдам её замуж и опять поеду на заработки».

«Выдать замуж, обустроить семейную жизнь дочери» — это означает снять с себя ответственность по контролю и заботе о дочери; тогда это ответственность перейдёт к её мужу. На мой взгляд, одна из причин широкой распространённости ранних браков в Таджикистане³⁹ в последние десятилетия — стремление родителей как можно скорее освободить себя от груза ответственности за воспитание дочери, особенно в ситуации длительного отсутствия родителей, когда уменьшается их влияние на воспитание детей.

В поисках брачного партнёра в принимающем обществе

Как же находит своё решение вопрос «обустройства жизни детей» в ситуации, когда семья оторвана от привычной жизненной среды и проходит сложный этап адаптации в совершенно ином социально-культурном окружении? По всей вероятности — сложно, поскольку, по мнению некоторых представителей таджикских диаспор в России, «в этих условиях нарушается принцип создания традиционного института семьи, когда чаще всего браки заключаются по рекомендации родителей или родственников⁴⁰.

Вот как решается (или не решается) проблема «обустройства жизни детей» в таджикских сообществах (по материалам СМИ). Нилуфар, 22 года, с пяти лет вместе с семьей живёт в Волгограде: «Я бы хотела создать семью с таджиком, потому что хочу сохранить язык и традиции. Мне это очень близко и важно. Я общалась с множеством молодых людей по Интернету. Кто-то не нравится внешне, кто-то мне не симпатичен по своим интеллектуальным данным. Так что до сих пор я не выбрала никого». Другая девушка-таджичка, жительница Санкт-Петербурга, студентка медицинского университета Фарахноз призналась, что «многие ребята, желающие создать с ней семью, не подходят ей по социальному статусу и интеллектуальным качествам. Потому в России трудно создать семью с таджиком. Те, кто едут сюда из Таджикистана, сфокусированы на работе и заработке. Кроме того, я завишу от мнения родителей, я несвободна. Если я не смогу добиться разрешения родителей, то брак не состоится»⁴¹. Сестры Анифа, Сатриниса и Шохиста Каландаровы из Екатеринбурга отмечают: «Папа нам строго-настрого сказал, что за русского и даже за мусульманина-суннита замуж выходить нельзя. Женихом может быть только памирец-исмаилит. И мы с ним согласны. Только вот хотелось бы найти образованного мужа, но в Екатеринбурге таких немного»⁴².

Итак, в таджикских сообществах в России девушки и молодые женщины часто испытывают трудности с обустройством личной жизни, поскольку хотели бы замуж за «своего», который бы соответствовал им по социальному статусу и интеллектуально-культурному уровню, а к тому же понравился бы их родителям. В то же время, по данным обследований, многие молодые мужчины — мигранты вступают в различные формы брачно-семейных отношений с российскими женщинами⁴³. В данном случае этнические, конфессиональные и социальнокультурные различия не выступают препятствием, а мнение родителей нередко игнорируется.

Из интервью с Саидом, 28 лет, с 15 лет живёт в России:

«Ещё давно, как только мне исполнилось 20 лет, мои родители начали разговор о женитьбе, каждый раз звали меня домой, чтобы устроить свадьбу. Я всё откладывал на потом, сперва думал — ещё рано, нужно немного поработать, денег накопить, потому не торопился с женитьбой.

Потом встретил одну девушку, там, в Челябинске, она русская, очень серьёзная и скромная. Родители узнали об этом и поставили условие, чтобы я вернулся домой и женился на таджичке. А я все откладывал поездку домой. Однажды позвонили мне из дому и сказали, что мама тяжело заболела, в тот же день я купил билет и вылетел домой, оказалось, что меня обманули, хотели меня женить, уже свадьба была назначена, я ничего не смог сделать. Только сказал матери, что я это делаю из-за уважения к ней и отцу, но жить с их невесткой не буду. Они сказали, что ладно, ладно, думали, со временем всё наладится. А я даже пальцем не тронул эту девушку, знаю, она ни в чём не виновата, зачем ломать ей жизнь, пусть найдёт свое счастье. Короче, после свадьбы я сразу же обратно уехал в Россию, женился на этой русской девушке, живём хорошо, детишки родились. Знаю, что родителей обидел, ну что поделаешь, они же не понимают, что там, в России, жизнь другая, чтобы я там делал с этой их кишлачной невесткой?».

Различия в поведенческих практиках девушек и парней — представителей молодого поколения таджикских мигрантов в России, прежде всего обусловлены существующим гендерным порядком в Таджикистане, который, как уже отмечалось, в наибольшей степени сохранил черты традиционалистской модели как на уровне семьи и личных отношений, так и в публичной сфере. Именно традиционалистская модель составляет основу семейных отношений в таджикском обществе; в условиях миграции она значительно замедляет адаптацию таджикских женщин к иной социально-культурной среде. Как пишут российские исследователи, изучающие таджикские диаспоры в России, «...таджикские женщины, в отличие от мужчин, почти не работают, главное их занятие домашнее хозяйство. Они почти не владеют русским языком, ограничены в контактах с окружающим сообществом... в большей части исключены из общественной жизни диаспоры — как в силу своей малочисленности, так и по своим социальным ролям. И если среди мужской части диаспоры браки с представителями других народов — явление достаточно распространённое, девушек выдают исключительно за таджиков»⁴⁴.

В условиях жизни за границей возрастает значение традиционной роли женщины-матери как воспитательницы детей, особенно девочек — возможно, потому, что социально-культурная среда несёт в себе множество рисков для них. Большинство таджиков, проживающих в России, не приемлют ценности, нормы и правила поведения местного населения. Из интервью с мужчиной, 43 года, имеет российское гражданство, живёт в Москве:

«У меня растут две девочки, и то, что я вижу вокруг и каждый день, всё больше пугает меня, я беспокоюсь за своих дочерей, потому что да, я понимаю, свободные отношения, но не до такой степени, чтобы через день менять мужчину, потому что, видите ли, этот мне сексуально не подходит, а другой подходит. В общем, разврат это называется».

Неприятие элементов другой культуры и образа жизни вынуждает многих таджиков всё более замыкаться в рамках семейно-родственных, земляческих отношений, создавая замкнутые структуры, способные воспроизвести этноконфессиональную культуру и образ жизни, ядром которых выступает гендерный компонент.

¹ Касымова София Рахматулаевна, кандидат философских наук, руководитель Центра гендерного образования (г. Душанбе, Таджикистан).
² Демографический ежегодник Республики Таджикистан. Агентство по статистике при Президенте Республики Таджикистан (PT). Душанбе, 2011. С. 80.
³ Трудовой Кодекс Республики Таджикистан определяет трудоспособный возраст с 15 лет; согласно ст. 27 лицо, достигшее 15 лет, может стать субъектом трудовых отношений, т.е. заключить трудовое соглашение. См.: Трудовой кодекс PT. Душанбе, 2011. С. 12.
⁴ В 2008 г., по данным Миграционной службы Министерства внутренних дел PT, в качестве трудовых мигрантов в зарубежные страны выехало более 600 тыс. человек, 16% из них составляют женщины. По данным Федеральной миграционной службы России, в 2010 г. туда въехало 5 млн. трудовых мигрантов, 800 тыс. из которых — граждане Таджикистана. См.: ASIA- PLUS. №58. 17.11.2010.
⁵ Численность населения Республики Таджикистан по состоянию на 1 января 2009 г. составляла 7373,8 тыс. человек. См.: Женщины и мужчины Республики Таджикистан. Статистический сборник. Душанбе, 2010. С. 23.
⁶ Относительно широкое распространение имела сезонная трудовая миграция мужчин из горных местностей, в основном из южных и центральных регионов (Каратегин, Дарваз, горные регионы Куляба и Зерафшана) современного Таджикистана в густонаселённые городские, равнинные поселения (Фергана, Карши, Самарканд, Бухара, Гиссар). См.: Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана. Душанбе, 2003. С. 5.
⁷ См.: Лялюгене И.Ю., Рупшене Л.A. Влияние трудовой миграции родителей на социализацию подростков // Социологические исследования. М., 2008. №1; Об исследовании детей мигрантов // http://demoscope.ru/weekly/2011/0469/gazeta017.php; Дети, оставленные позади // http://www.deti.zp.ua/show_article.php?a_id= 120004
⁸ Неженское лицо миграции. Интервью РИА «Новости» с М. Малышевой, научным сотрудником Института социально-экономических проблем народонаселения РАН. См.: http://ria.ru/interview/20080307/100901485.html
⁹ Дети мигрантов полезны России // http://emigrant-ussr.ru/publ/sootechestvennik/deti_migrantov_polezny_rossii/2-1-0-117
¹⁰ «Нур» помогает детям мигрантов // www.wiki.freesiberia.org/
¹¹ Анализ материалов исследований по вопросам трудовой миграции позволяет выделить несколько вариантов таких семей — как на родине, так в принимающих странах. На родине, т. е. в Таджикистане, в настоящее время встречаются три варианта отпускающих семей в зависимости от того, кто является трудовым мигрантом: отец, мать или оба родителя. К первому варианту относятся семьи, в которых отец семейства — трудовой мигрант. Эта самая распространённая и многочисленная группа, особенно в сельских регионах. Второй вариант, напротив, встречается гораздо реже, преимущественно в городских поселениях. Третий вариант еще менее распространён: одновременно оба родителя— трудовые мигранты, а дети остаются на попечении родственников, чаще бабушек и дедушек. Что касается семей таджикских трудовых мигрантов в принимающих странах, то здесь также можно выделить два варианта. Семьи, которые выезжают в другие страны на заработки в полном составе, включая несовершеннолетних детей, и с намерением вернуться в свою страну, и такие же семьи, которые ориентированы на постоянное проживание и интеграцию в принимающее общество.
¹² В частности, это материалы шести интервью с детьми трудовых мигрантов (трое девочек 12, 15, 16 лет и трое мальчиков 10, 15 и 17 лет). Все интервью с детьми были проведены в местах их постоянного или временного проживания, в кругу близких и родственников; некоторые из них также были проинтервьюированы. В данной работе также использованы материалы 16 интервью с женщинами 26-58 лет, имеющими опыт трудовой миграции; часть из них имеет несовершеннолетних детей.
¹³ См.: Краткий словарь по социологии. М., 2001. С. 174.
¹⁴ См.: Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 69.
¹⁵ См.: Тезаурус терминологии гендерных исследований. М., 2003.
¹⁶ См.: Поляков С.П. Традиционализм в современном среднеазиатском обществе. М., 1989.
¹⁷ Для реконструкции классической модели я использовала материалы этнографических экспедиций советских ученых М.С. Андреева, Н.А. Кислякова, Е.М. Пещерёвой, состоявшихся в первой половине XX в. в Таджикистане. Оживить эти научные тексты мне помогли рассказы моей бабушки Кумри Каримовой (1905-1997) и других родственниц поколения 20-30-х гг. прошлого столетия. См.: Андреев М. Таджики долины Хуф (верховья Аму-Дарьи). Вып.1. Сталинабад, 1953. С. 52; Кисляков Н. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., Наука, 1969. С. 44; Ягнобские этнографические материалы. Душанбе, 1976.
¹⁸ Так, у половины опрошенных женщин старшего поколения (116 человек) сыновья — трудовые мигранты в России, а у молодых женщин (116 человек) — мужья. См.: Касымова С. Правовая грамотность мужчин и женщин в контексте семейного законодательства Республики Таджикистан и мусульманского права шариат. Исследовательский отчёт по материалам исследования, проведённого в районах Куляба и Гиссара. Душанбе, 2011. С. 20.
¹⁹ См.: Лялюгене И. Ю., Рупшене Л.А. Влияние трудовой миграции родителей на социализацию подростков... С.70.
²⁰ Кон И.С. Современное отцовство. См.: http://sexology.narod.ru/bookl5_5_7.html
²¹ В среднем численность постоянно проживающих в одной семье не менее десяти человек. В настоящее время в официальных статистических отчётах нет соответствующих данных по Таджикистану. Наши расчёты сделаны на примере одного кишлака. Население кишлака Лангар джамоата Дехконо- бод Гиссарского района составляет 4159 человек, количество домохозяйств (семей) 391, средний размер равняется 10,6 человек. См.: Касымова С. Правовая грамотность мужчин и женщин в контексте семейного законодательства... С. 20.
²² По материалам полевых исследований, проведённых в Кулябском районе Хатлонской области. Май 2011 г.
²³ Особенно южно-центральных районов страны (Куляб, Гиссар, Каратегин, горные районы Зерафшана).
²⁴ Домулло — уважительное обращение к духовному лицу.
²⁵ В отдалённых сельских местностях в мечетях нередко организуются встречи местного населения с представителями властей, международных организаций, общественных организаций; проводятся образовательные и просветительские мероприятия, семинары и тренинги. Однако в большинстве случаев мечеть используется по прямому назначению.
²⁶ Хааром - запрет совершать то или иное действие в исламе.
²⁷ В Таджикистане сегодня насчитывается 3882 религиозных объединения, сообщил журналистам в пятницу зампред правительственного Комитета по делам религий Мавлон Мухторов. В их число входят 74 неисламских религиозных объединения, 3424 мечети пятикратной молитвы, 344 соборных мечетей и 40 центральных соборных мечетей. См.: В Таджикистане количество мечетей превысило количество школ // http://www.interfax-religion.^ru/?act=news&div=44256.
²⁸ Материалы 16 биографических интервью с таджикскими женщинами, имеющими опыт трудовой миграции в России, материалы четырёх дискуссий на фокус-группах с женщинами — жёнами и матерями трудовых мигрантов (Шаартуз, Худжанд и др.).
²⁹ В Таджикистане официально зарегистрированные денежные переводы увеличились с 146 млн. долл. в 2003 г. до 260 млн. долл. в 2004 г., составляя 12% валового национального продукта страны. См материалы международной конференции «Экономическая динамика денежных переводов трудовых мигрантов в Таджикистане». Душанбе, 25-26 января 2006 г. С. 5.
³⁰ В основном это зарубежные и местные неправительственные СМИ.
³¹ Кормильцы поневоле: детский труд в Таджикистане. См.: http://www.dw- world.de/dw/article/0,, 151235 62,00.html
³² Жизнь в ожидании. Как живут жёны и дети трудовых мигрантов в таджикской глубинке? См.: http://www.kginfo.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=738&Itemid=l
³³ Альтернативный доклад о ходе выполнения Республикой Таджикистан Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах. Душанбе, 2006. С. 21.
³⁴ Там же. С. 34.
³⁵ Поляков С.П. Традиционализм в современном среднеазиатском обществе... С. 43.
³⁶ Там же.
³⁷ Интервью с 16 женщинами, имеющими опыт трудовой миграции в Россию.
³⁸ Данный параграф написан на основе двух интервью с девушкой Зебо и её тётей, в доме которой она проживает. Интервью проведены в формате свободной беседы. Также использованы материалы включённого наблюдения.
³⁹ Таджички выходят замуж рано вопреки политике властей // http://www.bbc.co.uk/russian/intemational/2011/01/110131_tajik_marriage.shtml; Таджикские правозащитники выступают против ранних браков и разводов по телефону // http://www.dw-world.de/dw/article/0„4453923,00.html.
⁴⁰ Холзода Н. Хочу замуж только за таджика // http://forum.comunicom.ru/index.php?action=printpage;topic=l86.0.
⁴¹ Там же.
⁴² Михайлов В. Они предпочитают жить в России // http://zemliaki.info/publ/2009_god/ll_2009_god/oni_predpochitajut_zhit_v_rossii/5-1-0-73.
⁴³ См.: Олимова С., Боек И. Трудовая миграция из Таджикистана... С. 117.
⁴⁴ Черных А.В. Таджикское сообщество Пермского края: этносоциальные и этнокультурные процессы // http://www.baromig.ru/experts/stati-o-migratsii/problemy-integratsii-sredneaziatskikh-migrantov-v-rossii.php.