Конструирование категорий и идентичностей

Валерий Тишков
(Полностью глава "Конструирование категорий и идентичностей" опубликована в книге: В.А. Тишков. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М. Наука, 2003)

<…>

Перепись и государство

Категоризации населения государств по принципу личностной идентификации на основе культурных маркеров (раса, этническая группа, язык, религия) имеет уже более чем двухвековую историю. Сегодня найдется немного государств, которые не проводили бы регулярные переписи населения. Причем, чаще всего причина отказа от данной процедуры кроется не в слабости государственного аппарата или в нехватке средств, а в угрозах, которые может заключать в себе сама по себе процедура деления населения страны по различным маркерам коллективной идентичности.

Существующий исторический опыт крайне противоречив и чрезвычайно разнообразен. Ставшая рутинной и стандартизованной процедура переписи во многих странах имеет много схожих черт, но и не меньше различий, а вместе с этим и социально-политических последствий. Пожалуй, наиболее разительно отличается наиболее известный нам опыт американских и советских переписей, который заслуживает сравнительного изучения. Вообще проблема статистики и государства слабо рассматривалась в контексте политической антропологии, в том числе и при изучении этнографии государства, которая остается terra incognita (пост)советского обществознания. Сразу же отметим одну из наших общеметодологических посылок, что без категоризации населения, т.е. без официальной процедуры сертификации коллективных идентичностей и тем самым без придания легитимности населению в рамках определенного политического образования не состоялось бы и современное государство, а также не смогла бы действовать и вся система международных отношений. С другой стороны, без более чувствительного и рефлексивного отношения к процедуре переписи населения можно упустить важнейшие моменты, которые происходят как в самом обществе, так и в научно-теоретических взглядах на то, что есть общество и государство и как осуществлять эффективное управление в современных условиях. Приведу лишь два примера значимости теоретической постановки данной проблемы для поведения государства в отношении переписи и для эффективности или разрушительности результатов переписи с точки зрения общественного управления.

Первый пример из опыта переписей в США. Еще два десятилетия тому назад американские антропологи инициировали в мировой науке пересмотр категории "раса" не как биологической категории, а как прежде всего социальной категории. На этот счет была даже принята известная резолюция ЮНЕСКО. В последние годы позиция большинства североамериканских ученых стала еще более радикальной: раса рассматривается не более чем культурный (идеологический) конструкт, который не подкрепляется никакими физиологическими, генетическими и социальными факторами¹. Однако все попытки воздействовать на Бюро переписей США и устранить данную категорию из вопросника американской переписи пока закончились неудачей. Ибо слишком много политики, денег и бытовых эмоций, включая элементарный расизм, продолжают быть связанными с данной категорией. Максимум чего удалось добиться, это позволить в переписи США 2000 года фиксацию множественной расовой принадлежности и расширения "номенклатуры" расовых категорий. В то же самое время более удачными оказались давние лоббистские усилия представителей ученого мира и общественности по признанию в качестве самостоятельной категории латиноамериканского населения США: испаноамериканцев ("Spanish Americans" или просто "Hispanic"). Специальная совещательная комиссия по населению испанского происхождения, действовавшая при Бюро переписей США, добилась включения данной категории в программу, начиная с переписи 1980 года². В целом следует признать, что более гибкая процедура при категоризации населения США в ходе переписей, особенно прорывное введение в 1980 году категории так называемых "дихайфинейтид америкэнс" (пишущихся через дефис), помогли ослаблению этнорасовой напряженности в стране и укреплению общегражданской лояльности старых и новых иммигрантов³.

Существенной уступкой экспертному сообществу и общественным группам давления было введение в переписи 2000 года более широкой номенклатуры этнических категорий вместе с признанием принципа сложного этнического происхождения. В итоге в США легитимно оформилась со всеми необходимыми "объективными" параметрами (численность, расселение, половозрастной состав, образовательный и социальный статусы и т.д.) многомиллионная группа, которая до этого была лишь смутно угадываемой частью американцев, говоривших с испанским акцентом. Так было, по крайней мере, для внешних обозревателей Америки. Спустя десять лет ситуация изменилась. Её самое разительное проявление - это приветственные двуязычные (на английском и испанском) надписи в нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди и зазвучавшая на улицах и в университетских коридорах испанская речь, которой пользуются более 20 миллионов жителей страны.

Сторонники эссенциалистского (реалистского) подхода воспримут данную ситуацию не более как отражение переписью существовавшей этнической реальности в виде испаноамериканцев (как "этноса", "субэтноса", "этнографической группы" или "переходной группы" в зависимости от языкового жонглирования терминами), среди которых произошел некий "этнический процесс" или "возрождение национального самосознания", который реально отразила перепись. Однако дело обстоит сложнее: не будь переписи и дебатов по поводу особой переписной категории, а затем полученных статистических данных, то не состоялась бы и сегодняшняя общность под названием "хиспаник". Старожильческое испаноамериканское население США (не следует забывать, что территория страны к югу от Рио-Гранде, включая такие штаты, как Техас и Калифорния, была фактически аннексирована у Мексики только в середине 19 века), конечно же, существовало до и помимо переписей населения, как существует многочисленная более современная миграция в США из Мексики и других стран Латинской Америки. Но насколько я могу судить по собственным наблюдениям американского общества в последние четверть века, это было именно население, но не осознаваемая общность или даже особая группа населения со своим отличительным названием. Отличительное название существовало только на уровне уничижительных кличек типа "мексов", которыми могли назвать и живущего в Техасе американца с вековыми семейными корнями, уходящими в испанское колониальное правление, и недавнего мексиканского мигранта, временно работающего на плантациях Калифорнии. Да и то, даже клички разнились в зависимости от их субъектов и ареалов рапространения.

Именно перепись сделала испаноамериканцев единой категорией, причем не очень понятно какой по своему смыслу категорией: расовой, этнической или вообще без обозначения: "хиспаник" - и на этом конец. Более точными словами, именно в результате переписи произошла легитимизация (конструирование) группы по самоидентификации, которая основана больше на языковой (никак не этнической!) отличительности. Почему не этнической, если этничность понимать в более строгом смысле, а не как любую культурную отличительность? Потому что между испаноязычным (чаще - двуязычным или просто с испанской фамилией) американцем-техасцем, кубинским иммигрантов во Флориде и нелегальным "мокроспиночником" - мексиканцем из Калифорнии этнокультурная дистанция огромна, и сами себя они не воспринимают как единую группу. Единой группой их делают прежде всего переписные таблицы! А уже потом следует их интерпретация и трансляция этих интерпретаций на массовый уровень и их воплощение в строчки бюджетов страны и штатов, а также в правовые тексты. Каким образом эта и сходная переписная инженерия скажется на развитии американского государства, пока судить рано, ибо необходима определенная историческая дистанция, но некоторые проблемы и парадоксы будут нами отмечены ниже.

Второй пример тесного взаимодействия существующей научной парадигмы, идеологии и государственной политики связан с опытом первой советской 1926 года и первой постсоветской переписи 2002 года в России: в первом случае - с введением принципа этнической национальности ("народности") в категоризацию населения и выработкой этнографами в этой связи списка наций, народностей и родо-племенных групп; во втором случае - с моими собственными попытками внести некоторые изменения в практику отечественных переписей населения после распада СССР и образования Российской Федерации. Поясню, о чем идет речь.

Моими коллегами перепись населения 1926 года считается как "самая научная" прежде всего за то, что она зафиксировала самый длинный (не употребляю более содержательное слово "полный") список национальностей⁴. Так, например, Е.А. Семенова, исследовавшая вопрос об этнической информации в материалах переписей населения, считает, что перепись 1926 года "по уровню научного профессионализма организаторов и разработчиков переписи, по уровню подготовки ее инструментария, по глубине анализа этнической ситуации в стране, по качеству публикации полученных материалов в советской истории осталась непревзойденной"⁵. Аналогичной точки зрения придерживаются фактически все российские этнологи. Для меня же в такой оценке содержится определенная проблема, ибо 56 опубликованных томов этой переписи составляют не только "уникальное издание с колоссальным объемом информации"⁶, но и уникальный памятник, а точнее - фундамент грандиозной общественной утопии: построить "социалистические нации" из этнокультурного многообразия, которым отличалось население исторического российского государства. Именно с переписи населения 1926 года началась групповая категоризация населения по экслюзивному этническому признаку и была затверждена этнонациональность как всеобщий атрибут личности⁷. Фундаментальную ущербность большой теории не смогли компенсировать ни энтузиазм профессиональных этнографов, ни открытость организаторов переписи, ни скрупулезность ее публикаторов. Более того, романтическая и одновременно идеологизированная вовлеченность этнографов в определение через перепись советских наций и народностей и в процесс "национально-государственного строительства" оказали противоречивое воздействие на общество и на саму науку.

После тоталитарных и идеологизированных манипуляций с советскими переписями после 1926 года, перепись 2002 года многими мыслилась как возврат к некой научной норме и как восстановление справедливости, в частности признание "непризнанных этносов". Смена политики отрицания в пользу политики признания этнокультурного разнообразия населения действительно является ключевой в сфере обеспечения эффективного управления на демократической основе. Отрицание в разных его формах (от прямого запрета на упоминание тех или иных групп до перезаписывания одних и в другие) было распространено в советское время. Но принципиально с точки зрения процедуры, а не ее последствий, это ничем не отличалось от оформления "советских наций и народностей", осуществленных во время переписи 1926 года. В том и в другом случаях имело место косвенное насилие или внешнее предписание, но политические результаты были противоположными: после 1926 года всячески спонсировалось "преодоление национального неравноправия" и "национальное развитие", а также политика коренизации, а в последующие десятилетия отрицанием оформлялись депортации, утверждение статуса титульных наций в союзных республиках, ассимиляция и гомогенизация. Не произошло по этой части радикального изменения и в отношении фиксации этнических категорий в переписи 2002 года.

Закончилась неудачей наша попытка ввести категорию смешанной этнической идентификации, которая позволила бы фиксировать как "горизонтальную" двойную или множественную этническую лояльность (по родителям и среде проживания), так и "вертикальную" множественную идентичность от малых до более крупных сообществ, принадлежность к которым может ощущать один и тот же индивид одновременно или в разных ситуациях⁸. Научно-экспертное сообщество, включая Ученый совет Института этнологии и антропологии РАН, и специалисты Госкомстата России не поддержали данную новацию. Госкомстат России остался сторонником формирования официального "списка народов России" и даже подготовил собственные списки национальностей и языков. После критики этого списка был объявлен тендер на составление инструментария переписи по вопросам национальности и языка - до этого исключительная прерогатива Института этнографии. И на этот раз по результатам тендера институт (точнее, рабочая группа в составе П.И. Пучкова, З.П. Соколовой, С.В. Соколовского и меня) получили возможность составить такие списки.

После дебатов на Ученом совете ИЭА РАН⁹ институт не смог предложить и отстоять какую-либо единую и более модернизированную позицию, избрав путь тривиального расширения так называемого "списка основных национальностей" за счет включения названий этнических групп, культурная отличительность которых официально не признавалась (например, группа малых андо-цезских народов Дагестана, включавшаяся в состав аварцев) или она была реанимирована из историко-этнографического материала энтузиастами открытия "новых этносов" и этническими активистами (например, алюторцы или сойоты). Впервые был также предложен принцип указания "групп" и "подгрупп" (на языке доминирующей теории, "этноса" и "субэтноса").

Мышление в категориях группизма, а не в категориях сложного самосознания, а также представление об этнической общности как о фундаментальном и трудно меняющемся образовании в конечном итоге столкнулось с трудно преодолимыми методологическими и политическими трудностями. Прежде всего, аномальными стали восприниматься изменения советского периода, как, например, исчезновение алюторцев, сойотов и десятков других миноритарных идентичностей, аваризация андо-цезских народов Дагестана, алтаизация южно-сибирских тюрков или татаризация кряшен. Многими моими коллегами единственно правильным считается возврат к норме 1926 года, когда многие их этих групповых идентификаций были зафиксированы. Но нынешняя ситуация оказалась гораздо более сложной и её невозможно свести к одному варианту. Часть андо-цезских народов считает себя аварцами, часть продолжает сохранять идентичность андийцев, ахвахцев, ботлихцев, дидойцев и т.д. Как показывают мои собственные наблюдения, наиболее приемлемой для большинства этой части населения Дагестана была бы возможность считать себя как аварцами, так и андийцами, арчинцами или другими, но не в качестве "подгрупп аварцев". Более мобилизованные местными активистами дидойцы, возможно, в большинстве своем предпочтут указать себя исключительно как дидойцы. Неоднозначная ситуация и с кряшенами: часть из них, особенно в Татарстане, предпочла бы двойную принадлежность, часть, особенно за пределами Татарстана, не желает иметь татарскость в своем обозначении. И все же из этой ситуации возможно было найти оптимальный и наименее компромиссный для науки и политики выход.

Однако методологический подход "группа-подгруппа" или "этнос-субэтнос" (будучи сам по себе новацией, но новацией недостаточной и половинчатой) даже не предполагает самой возможности двойной идентификации. Естественно, не предполагает этого и российская перепись, ибо "национальность у человека может быть только одна". B итоге именно расширение списка, т.е. перечисление в "списке народов" двух-трех десятков до этого не выделявшихся этнических идентификаций, вызвало политическую напряженность в ходе подготовки переписи 2002 года, а среди экспертов и статистиков возникли острые споры и определенная сумятица.

Следует отметить, что в научных дебатах на тему "перепись и государство" нами замечена абсолютизация самой субстанции "государство". В определенном смысле государство является абстракцией и в любом случае - это соединение разного уровня компетенции и полномочий конкретных людей на государственной службе. В вопросе переписи государство не действует как моноголосный воленавязыватель, как это может быть в вопросах права или военных решений. Здесь имеет место столкновение многих интересов и представлений, здесь действует фактор инерции и компетенции бюрократии и наличия ресурсов. Здесь действуют современные политические озабоченности, не говоря уже об огромной массе разнонаправленных движений и действий в процедуре общенационального масштаба и в исполнение которой вовлечены сотни тысяч людей. Наконец, в России (аналогичная практика имеется и в США) существует Государственная комиссия по проведению Всероссийской переписи населения 2002 года, в которую входят ученые, а не только государственные служащие, и которая призвана обеспечивать экспертную проработку принимаемых решений, но роль которой также может оказаться противоречивой¹⁰. В России роль комиссии по переписи-2002, сформированной исключительно из одних государственных служащих (за исключением профессора А.Г. Вишневского), фактически была сведена к минимуму, ибо все важнейшие вопросы решались в конечном итоге путем импровизационных решений чиновников и экспертов из числа госслужащих. По нашим сведениям, к окончательной формулировке вопросов имели отношение не комиссия, а конкретные должностные лица: министры, начальники управлений администрации президента и аппарата правительства РФ. Даже ведущие специаслиты и высшие должностные лица Госкомстата оказались оттесненными от этой завлекающей воображение высших госслужащих деятельности.

Наконец, в отношениях государства с процедурами переписей проявляются и непредвиденные обстоятельства, которые могут нарушить важнейший принцип регулярности проведения переписей и даже сам факт их проведения. Как известно, еще в 1994 году правительство Российской Федерации приняло постановление о проведении в 1999 году всероссийской переписи населения. В 1995 году состоялось всероссийское совещание статистиков, на котором обсуждались организационные и методологические принципы проведения переписи. В 1997 году была проведена пробная перепись населения. Последующее решение перенести перепись на 2002 год в связи с финансовым кризисом 1998 года было мало убедительным. Позволю заметить, что до сих пор считаю причинами переноса срока первой переписи в Российской Федерации не столько нехватку финансовых средств, сколько деморализацию федерального статистического ведомства по причине ареста его руководителей в 1998 году и страхи (во многом из-за плохой обществоведческой экспертизы) руководства страны, прежде всего президента Б.Н. Ельцина, получить доказательства устроенного в стране "геноцида" в итоге "шоковой терапии", в чем его обвиняла оппозиция, начиная от коммунистов до респектабельных академиков.

<…>

Как создаются "население" и "группы" в переписях

Следует отметить, что первенство в проведении переписей населения принадлежит больше церкви, чем государству, по крайней мере, в Европе и в Америке. Подробная регистрация прихожан и приверженцев церкви, особенно в лоне римско-католической церкви, началась еще в 16 веке и сохраняется до сих пор. Это дело поставлено столь хорошо среди, например, религиозных общин США, что необходимость включать в программу национальной переписи вопрос о религии фактически отпадает.

В Европе и в Северной Америке создание национальных систем статистики развивалось с конца XVIII - начала XIX века и было важнейшим средством медернизации государства. Одной из самых ранних периодических (раз в десять лет) переписей населения можно считать перепись 1790 года в США. Именно с этого момента молодое независимое государство конституировало не только собственное население, но и первые его градации по группам, которые тогда еще не имели столь четкую дефиницию "расы" или "этнической группы", а скорее брали за разделительный принцип регионы происхождения его граждан. Причем, заметим, что территория, на которой разместилось новое государственное образование никогда не была пустующей землей. К началу XVI века, когда началась европейская колонизация, здесь проживало около 3,5 миллионов индейцев, принадлежавших к 17 основным языковым группам и разместившихся на огромных просторах от восточного Атлантического до Северо-Западного тихоокеанского побережий. Болезни, завезенные европейцами, особенно оспа, а также преимущество обладания огнестрельным орудием, сделали свое дело за два столетия индейско-европейских контактов. К моменту первой переписи 1790 года на территории первых 13 штатов (т.е. это в основном восточное побережье) индейцы составили всего 1,2% населения, которое и было зафиксировано переписью как "коренные индейцы" (Native Indian).

Также появилась и была определена как отдельная группа населения африканские рабы. Прибытие первого раба-афроамериканца на территорию США (колония Джеймстаун - нынешний район Вашингтона) относится историками к 1619 году, но уже спустя 30 лет число африканских рабов достигло 50 тысяч (в основном, в Вирджинии и Массачусеттсе). Когда проводилась первая перепись, то чернокожее население составило вторую по численности зафиксированную группу - 19%. Самой многочисленной группой стали выходцы с Британских островов (British) - 70% всего населения. Это было примерно три из четырех миллионов жителей Соединенных Штатов. Среди них были англичане, уэльсцы, шотландцы, ирландцы. Почему именно была выбрана категория "британцы" - вопрос господствовавшей идеологии и даже, возможно, случайного творчества авторов первой переписи. Но ясно, что представление о стране как о стране пилигримов - выходцев с Британских островов, восставших и отделившихся от своей матери-метрополии, было на тот момент господствующим. Оно и определило данную классификацию групп.

В ее основе еще не было родившегося позднее представления о доминирующем культурном компоненте, который получил название WASP (белый, англосакс и протестант). Ибо в переписи была выделена еще одна (четвертая) категория населения - "другие североевропейцы" (Other Northern European). Эти составлявшие 10% населения были в основном выходцами из Голландии и Германии (точнее немецких княжеств, ибо Германии как таковой еще не было). Подавляющее их большинство разделяло ту же самую протестантскую веру. И хотя религия в тот исторический период была важнейшей формой идентичности, тем не менее, авторы переписи провели различие по линии "британец-североевропеец" прежде всего по политическим и, возможно, по меркантильным соображениям: чтобы "британцам" не делиться в равной мере всеми преимуществами основных "собственников" нового государственного образования. Со временем эти основные категории уйдут в небытие, ибо прежде всего изменилось само американское общество, но тем не менее заложенная первой переписью градация групп сохранялась очень долго и где-то её отголоски сохранились до самого последнего времени.

В XIX веке США проводили регулярные переписи каждые 10 лет и, казалось бы, несмотря на многочисленную иммиграцию (кстати, данное понятие тогда не употреблялось), это был период формирования единой американской нации, за исключением, конечно, рабов и индейцев, которые никакими правами не обладали и в категорию "американского народа" не входили. Однако представление самих американцев и внешних обозревателей о неком едином народе было больше мифом, который создавался не только пропагандистами, но и в том числе самими переписями, несмотря на все более утверждавшуюся в них расовую градацию, т.е. деление жителей на группы-категории, называемые "расами".

Начиная с переписи 1850 года появилась еще одна мощная разделительная линия между "рожденными в Америке" и "не рожденными в Америке", которая отражала очередной и сохраняющийся поныне принцип деления жителей страны по времени иммиграции. Смысл этой переписной категории состоял только в одном: держать недавнее иммигрантское население в приниженном положении и получать дивиденды от его сверхэксплуатации остальными "настоящими американцами", как будто бы все они сами когда не были иммигрантами. Этот рудимент общества жесткой дискриминации сохраняется и поныне, хотя смысл его присутствия в переписи сильно изменился, в том числе включая и обратные, "про-иммигрантские" установки большей части современного американского общества.

С конца XIX века переписи стали почти обязательной характеристикой современного государства, включая территории колониальных владений располагавших ими государств. Собирались специальные международные статистические конгрессы, на которых вырабатывались общие критерии и осуществлялся обмен информацией между представителями разных стран и соответствующих национальных ведомств. Ссылки на решения данных конгрессов до сих пор можно встретить в методической литературе статистических органов, в научных работах статистиков, включая и российских экспертов и государственных служащих.

Утверждались данные процедуры нелегко и почти всегда в противоречии интересов государственной бюрократии и населения. Истории известны ранние попытки проведения всеобщих переписей, которые были отвергнуты населением и местными органами власти, как, например, во Франции в середине XVIII века¹¹. Аналогичные ситуации были в Канаде и США, где население, особенно вновь прибывшее, панически боялось введения новых государственных налогов и призыва на военную службу. Кстати, ранние переписи очень часто носили именно выборочный характер, ибо государству было важнее сосчитать не проживающее в нем население, а те субъекты, которые подвергались налогообложению или исполняли другие обязательства. Вот почему перепись могла охватывать только домовладения (именно они обкладывались налогом) и не считать представителей тех групп населения, которые налогами вообще не облагались (как, например, до переписи 1820 года американские индейцы, проживавшие на территории резерваций и не считавшиеся гражданами).

Первая всеобщая перепись населения в Российской империи 1897 года дала действительно богатейший материал о населении столь крупного и сложного по составу населения государства. Восприятие и интерпретация историками этой переписи до сих пор содержит в себе много мистификаций и постфактических рационализаций, как, например, "опрокидывающее в прошлое" вычисление численности русских по параметрам "родного языка" и "вероисповедания", а не самоидентификации, которая как категория в том момент для переписчиков не существовала (что такое "национальность" население просто не знало), но которая действительно может быть единственным критерием этнической принадлежности, в том числе принадлежности к русским. Причем, само содержание понятия "русского" (так же, как и "татарина", "таджика" и т.д.) пережило самые причудливые трансформации. Это также слабо учитывается учеными.

Так, например, в упоминавшемся труде Б.Н. Миронова приводятся таблицы распределения русского населения по районам Российской империи в 1897 году и этнического состава населения России в 1719-1914 годах¹². Первая таблица составлена на основе общего свода данных переписи 1897 года, и в данном случае цифры назвавших русский язык родным языком были переквалифицированы (уже исследователем, а не публикаторами переписи) как "русские". В этой операции "склейки" этнонима и носителя языка есть две существенные проблемы. Во-первых, в конце XIX века родным языком скорее считался язык, который человек лучше всего знал и которым чаще всего пользовался, а не язык, который должен был совпадать с названием народности. В России уже значительная часть нерусского населения подверглась языковой ассимиляции в пользу русского языка, особенно народы Европейского Севера, Поволжья, Северного Кавказа и западных регионов России. Если бы из этой категории можно было бы вычесть хотя бы неправославных, тогда бы численность этнических русских возможно была бы точнее, но эта операция никем из исследователей не проводилась. Сделать это было возможно только при обсчете первичных данных переписи, но такой операции сделано не было, ибо прежде всего в ней не нуждались сами организаторы переписи: в то время русскими могли считаться все, кто исповедывал православие, не говоря о малороссах и белорусах. Что же касается этнического состава дореволюционного населения России в историческом разрезе, то используемые для этого данные В.М. Кабузана и С.И. Брука¹³ нуждаются еще в более серьезной коррекции. "Русский" в XIX веке и "русский" в XX веке также различались, как и содержание названия "татарин". Приведу лишь одну литературную цитату из "Дамы с собачкой" А.П. Чехова: "А что, ваш муж - немец? - спросил Анну Павловну Гуров, увидев на двери ее квартиры надпись "Фон Дидериц". Нет, он - русский. Он принял православие". Не случайно, в переписи 1926 года переписчикам нужно было уточнять у тех, кто назвался "русским", не является ли он "малороссом" или "белорусом". Сужение понятия "русскости" до этнической категории произошло уже в результате и после переписи 1926 года.

Какие категории изначально вводились в переписях? Прежде всего стандартной категорией стало проживающее население (иногда с добавлениями - постоянное, непостоянное, совокупное и пр.). С конца XIX века государства всегда хотели считать всех, кто находился в пределах его границ. Поэтому главной разделительной категорией стала граждане-неграждане. Близкой, но отличной от первой стала категория рождения в государстве и за рубежом. Обе категории имели большие нагрузки и в то же время свои отличительности.

Категория "граждан" и "иностранцев" была особенно значима в тех государствах, где господствовала жесткая якобинская формула нации как согражданства и не признавались никакие другие внутренние подкатегории. Франция наиболее жестко стояла на протяжении почти двух столетий в процедуре проведения собственных переписей. В стране были только "французы" и "иностранцы", которых переписывали по странам происхождения (как иммигрантов в США и Канаде). В 1962 году категория "иностранцев" была рапространена на новую группу населения, которую стали называть "натурализованными французами".

О том, насколько болезненно во Франции государство и многие политики блюли чистоту нации, говорит хотя бы тот факт, что в начале 1980-х годов Генеральный секретарь компартии Франции Жорж Марше отправил в Политбюро ЦК КПСС жалобу на Институт этнографии АН СССР за то, что в изданном демографическом справочнике "Народы мира" (автор С.И. Брук) население Франции разделялось на отдельные народы (собственно французы, корсиканцы, бретонцы и другие). От выговора институт и автора справочника спасли начавшиеся идеологические потепления и испорченные отношения между двумя компартиями¹⁴.

Для стран массовой иммиграции не менее важной была категоризация населения по странам происхождения. Вопрос о месте рождения присутствовал фактически во всех переписях США, а позднее - в переписях Канады, Австралии, Великобритании. Поскольку этничность не имела того значения, которое она обрела позднее, то все выходцы из Российской империи, например, шли на протяжении десятилетий как люди из "России" или как "русские", хотя этнические русские среди них составляли явное меньшинство, а преобладали евреи, поляки, украинцы, финны¹⁵. Последние исследования выявили, что только 2% "русских" иммигрантов в США могут считаться этническими русскими¹⁶.

В российской переписи 1897 года вопрос о гражданстве отсутствовал, ибо все жители страны и так считались поддаными российского императора и никакой дополнительной легитимности для определения населения страны не требовалось. Важнейшую градацию на грани гражданской и культурной идентичностей представляли собою категории "православные" и "инородцы". Как и во многих переписях того времени, российская перепись содержала вопрос об языке, что дало позднее основу для исторических реконструкций этнического состава населения страны. Однако выполненные историко-демографические исследования о русских, как мы уже отметили, не различают исторически обусловленные формы идентичности и как бы опрокидывают в прошлое нынешнее представление о "русском этносе". Неучет изменения самого содержания русскости и механистические проекции данных переписей и других более ранних описей населения в конечном итоге приводят исследователя к политически предпочтительным выводам о русских не как о меняющейся во времени форме личностной идентификации, а как о неком исторически оформившемся и длительно существующем коллективном теле, которое и осуществляет акт российского государствообразования и тем самым делает его (государство) легитимным.

В советских переписях озабоченность государства по поводу единого народа не находила отражения, ибо не существовало и самой этой озабоченности: факт существования, т.е. изначальная легитимность советского народа обеспечивались не через всеобщий переписной референдум, а через другие механизмы, в том числе силовые и идеологическо-пропагандисткие. Категория "народа" в переписях была отдана в пользу этнических идентификаций, которые в свою очередь были оформлены как "народы СССР" или "советские нации". На этом ключевом вопросе следует остановиться особо, ибо именно здесь роль этнографов в государственной переписной политике оказалась решающей и по своим итогам противоречивой. Как известно, еще при Временном правительстве была создана в рамках Российской академии наук Комиссия по изучению племенного состава населения России (КИПС), в которую вошли лингвисты, географы, специалисты по физической антропологии и этнографы, прежде всего специалисты по составлению этнографических карт России. Последние еще ранее в рамках деятельности специальной Постоянной комиссии Императорского российского географического общества (ИРГО) собрали информацию о языках, одежде, жилище и быте народов империи и подготовили проекты таких карт¹⁷. Именно петербургские этнографы обратились в правительство с предложениями организовать изучение этнографического состава населения европейской и азиатской частей России. Ими подчеркивалась стратегическая ценность этнографической информации, поскольку к тому времени Германия организовала изучение этнического состава ряда западных территорий (Литвы, Галиции, Буковины, Бессарабии и других).

Именно тогда в острых спорах рождалось понятие о категории "национальность" или "народность", которые до этого отсутствовали в научной и политической практике, в том числе и при проведении переписей. Население страны вообще не понимало смысл этого понятия, ибо пользовалось другими идентификационными категориями (правславные, инородцы, местные самообозначения, в том числе и по этнокультурным параметрам). Председатель комиссии С.Ф. Ольденбург рекомендовал придерживаться языка и религии как основных показателей национальной принадлежности, тем самым ориентируясь на перепись 1897 года. Кстати, именно по принципу "национальности, определяемой по языку" была произведена в 1919 году демилимитация границ между Украиной, Белоруссией и РСФСР. Другие этнографы, например, В.В. Богданов, считали, что для неевропейской России язык не может использоваться в качестве показателя национальности (среди значительной части населения уже имела место значительная языковая русификация). Уже к 1920 году КИПС перестал рассматривать язык в качестве основного определителя народности. Был выработан довольно сложный метод определения национальной принадлежности, т.е. национальности. Этнографы, в частности С.И. Руденко, сочли перепись 1897 года в этой части ошибочной из-за остуствия вопроса о национальности и предложили Наркомнацу ввести эту категорию в предстоящую перепись. В 1924-1926 годах в КИПС были разработаны инструкции по регистрации национальности и составлен Список национальностей СССР. Руководитель подкомиссии по переписи В.П. Семенов-Тян-Шаньский подготовил список из пяти вопросов для переписчиков при определении национальности. Переписчику рекомендовалось узнать национальную принадлежность родителей опрашиваемого, вероисповедание, в "котором он родился", вероисповедание во время опроса, язык детства, язык домашнего общения, владение русским языком. Предлагались и другие перечни "объективных критериев" национальной принадлежности. Некоторые этнографы предупреждали, что население не понимает смысл этих вопросов, а в некоторых даже нет и аналогов таких терминов. Специалист по Средней Азии И.И. Зарубин рекомендовал переписывать ответы в пользу "правильных": если назвался сартом, значит нужно записывать узбек.

Так в итоге родилась система двухступенчатой регистрации национальной принадлежности: фиксация ответов в ходе переписи и последующая их перекодировка и сведение к заранее заданному перечню. Сложность такой методики вынудила ЦСУ использовать разные подходы для разных регионов страны, чтобы население могло дать "правильные" ответы. На Украине вопрос задавали в форме "национальность (народность)", в Закавказье дополнительно спрашивали о племени, роде и т.п. Для Средней Азии и для населения Сибири существоали свои отдельные инструкции.

С позиции сегодняшнего дня легко высказывать критическое отношение к тогдашней увлеченности этнографов вместе с властью способствоать процессу "национального самоопределения" некогда "угнетенных наций". Однако бесспорен сам факт, что именно тогда и с активным участием ученых самого высокого ранга была сконструирована категория национальности (народности), которая сегодня кажется столь непререкаемо фундаментальной не только для ученых и политиков, но и для "национализированного" населения.

Эта идеология дожила до сегодняшнего дня и программа переписи 2002 года в ее нынешнем варианте продолжает считать "народы России", а не статистические категории учета этнических идентификаций среди российского народа. Смысл переписных данных не предполагает наличие такой категории, как российский народ, хотя россияне в этнокультурном, расовом и религиозном отношениях более гомогенны, чем, например, современные американцы, а тем более индусы или индонезийцы. Но представить себе, что авторы американских или индийских переписей отдали бы категорию "народ" для подсчета культурно различительных групп населения, крайне трудно и даже невозможно: миф о едином американском народе или об индийской нации начал бы мгновенно рассыпаться, как и сама гипотетическая общность. В равной мере не считают "народы" и другие национальные переписи, резервируя столь мощную категорию для всего населения государства и тем самым соблюдают основную миссию переписи, о которой я сказал выше: создавать народ для государства.

Изобретение культурных категорий

Наиболее сложным и запутанным вопросом переписей был и остается вопрос об использовании культурных категорий в отношении населения государств. Такой первичной категоризацией во многих случаях стало деление населения по расовому составу. Данная категоризация основывается на выборе определенных физических черт личности и конструировании на этой основе биологической категории в отношении носителей этих черт. Своего рода пионером данной новации выступили США, где сложилась давняя традиция деления населения на взаимно исключающие расовые категории. Хотя отношение и содержание понятия раса менялось, тем не менее, оно стойко сохранялось в практике переписей, и именно переписи представляли собою главную сферу общественной деятельности, через которую конструировалась расовая номенклатура населения страны. Более того, именно переписи придавали легитимность и научную ауру расовой идеологии и общественной практике.

Вопрос о расе появился в переписях США с 1790 года в форме простой дихотомии - черные и белые. Но со временем в США произошла сложная метаморфоза смешивания расовых и этнических категорий, ибо исходная методологическая позиция основывалась на том, что обе категории имеют экслюзивный характер (они не могут носить множественную природу) и объективно связаны или даже предопределены происхождением. Именно как "раса" появились категории индейцы и китайцы в переписи 1870 года, японцы - в переписи 1890 года, филиппинцы, индусы, корейцы - в 1920 году (в 1950 году две последние категории элиминировали). В 1930 году записывали отдельно мексиканцев, но потом от этой практики отказались. В 1960 году появились гавайцы, эскимосы, алеуты.

Последние десятилетия ХХ века были временем огромного интереса к феномену коллективных идентичностей. В США этот вопрос вышел далеко за пределы академического сообщества и вызвал ожесточенные дебаты с большими социальными и политическими последствиями. Отчасти, это было вызвано болезненным наследием американского расизма и сохраняющимися расовыми проблемами, а также новыми волнами иммигрантов, которые во многом изменили облик современной Америки и ее идеологических устоев. Родившаяся формула "многокультурности"¹⁸ оформила взгляд на страну и ее население как разделенной на определенное и фиксированное по групповому членству число различных "культур", каждая из которых заслуживает своего достойного исторического места, статуса, равного обращения и уважения, а также возможно и специальной поддержки. Этот новый общественный климат отразился и на практике переписей, а вместе с этим и на представлениях, что есть население Америки и кто есть американцы.

В 1977 году в США была введена правительственная директива различения в федеральной статистике, включая и переписи, этнических и расовых групп населения. В итоге, начиная с переписи 1980 года, к "расовым" категориям были добавлены корейцы, вьетнамцы, индусы, гуамцы и самоанцы. Отдельный вопрос касался лиц испанского происхождения. В последней переписи 2000 года эти категории остались фактически без изменения, внося огромную путаницу в этно-расовую классификацию. Именно перепись 1980 года в США ознаменовала попытку придать этническую принадлежность каждому американцу, для чего была использована новая категория "происхождение" (ancestry), также использованы данные переписи по языку. Но вопрос о языке был сформулирован плохо и эта формулировка часто менялась. В итоге появившиеся исследования, в том числе и знаменитая гарвардская "Энциклопедия этнических групп в США", стали своего рода памятником устаревшей методологии или не очень удачным реверансом в пользу феномена "этнического возрождения".

Закономерность здесь была одна и та же: как только вводилась новая категория, так сразу же увеличивалось число клиентов в ней находиться, хотя все предыдущие оценки численности культурно отличительных групп этого не фиксировали. Так, например, число американцев словацкого, хорватского и франко-канадского происхождения удвоилось между переписями 1980 и 1990 годов, а число акадийцев (кейджианс) увеличилось в 60 раз. Все эти четыре категории в переписи 1980 года отсутствовали и их подсчеты делались на основе других данных. Появились они только в переписи 1990 года.

Методологический тупик американской переписи

Несмотря на убежденность, что Америка страна свободного культурного многообразия и что американская нация построена не на принципах крови, происхождения, национальности или религии, а на всех объединяющем идеале либеральной демократии, отношение к культурному (этно-расовому, языковому, религиозному) разнообразию в этой стране было очень даже непростым. Масштабной и длительной дискриминации подвергались такие большие группы населения, как негритянские рабы и их освобожденные потомки, американские индейцы, иммигранты-католики, китайские и мексиканские сезонные работники и еврейские торговцы. Многие из проблем и их последствия остаются и по сегодняшний день. Как пишет бывший директор Бюро переписей США Кеннет Приуитт, комментируя прошедшую перепись 2000 года, "в этой стране, хотя мы и живем вместе, но это не всегда получается мирно. Не всегда это совместное проживание было справедливым, и нет гарантии, что в предстоящие десятилетия мы будем жить по-другому. Есть проблемы, которые нам необходимо решать, особенно те, которые были вскрыты недавно проведенной переписью населения"¹⁹.

Что прежде всего имеет в виду автор этого замечания, так это то, что каждая новая перепись вскрывает массу проблем американского общества, особенно социального характера? Кеннет Приуитт имеет в виду прежде всего впервые осуществленную в истории американских переписей опцию множественной расы, т.е. возможность указания множественной расовой принадлежности. По его мнению, этот вопрос затрагивает саму суть конфликта между единством и многообразием в Америке: "Вариант множественной расы, по моему мнению, вызвал колебания, которые сигнализируют о наступлении политического и социального землетрясения. Это землетрясение случится вопреки казалось бы противоположной данному предсказанию тенденции в национальной демографии"²⁰.

Что же есть это принципиально новое, если Америка уже пережила в своем развитии радикальные перемены в характере национальной мозаики? Как известно, в XIX - начале XX веков иммиграция изменила облик страны, первоначально основанный на северо-европейском, протестантском компоненте. В начале ХХ века американское общество представляло собою уже сплав протестантов, католиков и евреев-иудаистов. Но эта масштабная и со значительными последствиями перемена не идет в сравнение с тем, что произошло с Америкой во второй половине ХХ века. Ее народ стал представлять в буквальном смысле все известные цивилизации, культуры и языки, т.е. американские граждане стали не просто культурно сложным обществом, но своего рода первой в истории "мировой нацией" или "нацией мира" (world nation).

И вот здесь, пожалуй, впервые мы ставим вопрос об исторической уязвимости американского проекта, по крайней мере, в том его виде как он отражается и реализуется переписной процессуальностью. Если внимательно посмотреть на итоги последней переписи, то получается следующая картина. Вопрос о расе позволял выделить 15 отдельных групп, но на самом деле, если не считать подгруппы в категории "азиаты", то базовая система расовой классификации признает только шесть категорий: белые, черные, азиаты, индейцы и аляскинские аборигены, коренные гавайцы и жители тихоокеанских островов, и другая раса.
По сравнению с переписью 1990 года, здесь только одно отличие: гавайцы и другие тихоокеанцы выделились из "азиатов" в самостоятельную категорию. Более серьезное и принципиальное отличие отразилось через впервые предоставленную возможность ответа на вопрос об "одной или более" расовой принадлежности. Варианты ответом в рамках вышеназванных шести категорий позволяют получить 63 отдельных расовых группы (точнее, группировки). Выделенная как этническая категория испаноамериканцы и не-испаноамериканцы разделила все население еще на две дополнительные категории, позволив тем самым зафиксировать 126 возможных расовых/этнических группировок.

Что получилось в итоге инструкции к вопроснику "отметьте одну или более рас"? Хотя не так много американцев указали множественную расовую принадлежность (около 7 миллионов или 2,4% населения), однако среди детей доля "многорасовых" американцев в два раза выше, чем среди взрослых. Это означает, что с каждой следующей переписью и по мере возрастания числа межрасовых браков, а также психологического привыкания к подобной опции, это число будет продолжать расти. Как отмечает Кеннет Приуитт, "что действительно имеет экстраординарный смысл, так это то, что нация неожиданно перешла, причем с минимальным пониманием последствий, от ограниченной и сравнительно закрытой расовой таксономии к варианту, у которого нет никаких ограничений. В будущем расовые категории несомненно станут более многочисленными. А почему нет? Какие основания у правительства объявить, что "все, хватит"? Когда существовали только три или даже четыре и пять категорий, тогда такая позиция имела бы смысл. Но сейчас мы, как нация, как мы можем решать, что позволенное для нынешней переписи 63 расовых или 126 расово-этнических групп есть то самое "правильное" число? Это уже невозможно сделать, как и не может быть никакого другого "правильного" числа. Не существует ни политических, ни научных ограничителей"²¹.

Более того, по причине поколебленных современной наукой основ расовых подразделений, позицией государства при проведении переписи может быть только принцип самокатегоризации, который отныне должен распространиться на всю систему официальной статистики. Расовая принадлежность - это личный выбор каждого опрашиваемого. Никто не способен отказать американцу с самой малой долей "белой крови" указать, что он в расовом отношении принадлежит к "черно-белой" или к "индейско-белой", или к "черно-азиатской", или к "азиатско-гавайской" расовой группе. Основанная на расовых и этнических параметрах политика идентичности будет неизменно усиливаться в США пока с той или иной формой идентификации связано распределение определенных общественных благ и преимуществ.

Наверняка, скоро в США появятся новые группы, которые будут требовать признания и удовлетворения их специфических запросов и требований. Например, арабско-американская община в лице своих активистов уже заявила о желании стать "расовой группой" при проведении переписей. Без признания через перепись невозможно сформулировать те или иные программы и требования. Все это означает, что вся нынешняя система расовой таксономии имеет одновременно слишком мало и слишком много категорий и по этой причине является уязвимой и более того - несостоятельной с точки зрения будущего развития Америки.
Эта историческая несостоятельность просматривается в следующих возможных коллизиях. Во-первых, под вопросом оказывается вся система на основе статистической пропорциональности устранения дискриминации в различных общественных сферах и в области гражданских свобод и политических прав. Этот механизм радикально ослабнет по мере того, как будут возникать все больше и больше расовых групп и подгрупп. Во-вторых, в случае ослабления американской экономической мощи и возможного роста конкуренции за рабочие места в США неминуемо ослабнет эйфория от формулы многокультурности, и вполне могут возникнуть снова анти-иммигрантские и расистские установки и конкретная политика. Формула процветающей и прочной этнорасовой мозаики не является раз и навсегда данной для этой страны. Любой более или менее серьезный кризис, в том числе и политический, порождает всплески ксенофобии и экстремизм, которые всегда присутствуют в американском обществе. В-третьих, длительно существовавшая толерантность в религиозной сфере до этого касалась главным образом протестантско-католического диалога и нет уверенности, что столь же естественно он может распространиться на растущих численно мусульман, индуистов и буддистов. Наконец, расширение, но не элиминация номенклатуры групповых категорий в современных условиях вполне может означать конец старой основы иммигрантского общества - это стремление "стать американцем", означавшее разную степень ассимиляции. Теперь обращение к групповому партикуляризму иммигрантов с высоким социальным статусом и из вполне состоятельных стран, а также использование групповых прав становится средством преуспевания, а не маргинализации, как это было еще 50 лет тому назад. Америка должна будет стать другим обществом, где на смену неудобным "расовым" категориям может придти формула "многонациональности", которая является саморазрушительной для любого государства. Это и будет возможное прощание с Америкой.

Конечно, не перепись виновата в столь тревожном прогнозе и в сегодняшнем манипулировании этническими и расовыми категориями. Но без переписи это манипулирование было бы невозможным. Америка умела находить ответы на самые серьезные вызовы и решать проблемы собственного общества. Мое ощущение, что одним из таких ответов к моменту следующей переписи 2010 года будет устранение из программы вопросов о расе и об этничности. Исправить в этой изначально несостоятельной процедуре едва ли что-либо удастся.

Постсоветские переписи

Первые постсоветские переписи населения имеют исключительное общественно-политическое значение, ибо это своего рода финальные акции в процессе образования новых государств. Во-первых, этими акциями официально устанавливается факт наличия населения государства, а, значит, тем самым легитимизируется и само государство. Во-вторых, в условиях многих неопределенностей, включая возможные территориальные споры (между рядом постсоветских государств до сих пор нет обоюдно и официально признанных границ), переписи охватывают не только население, но и территории в пределах новых государственных границ, делая после этого внешние претензии более трудными. В-третьих, только переписи могут наиболее полно отразить миграционно-демографические и социально-культурные перемены в ходе общественных трансформаций, вокруг которых ведутся принципиальные политические дебаты. В-четвертых, в ходе первых переписей можно реализовать конструирование облика новых наций и государств, подправив через переписные категории и манипуляции неудобную "жесткую реальность", как, например, выяснить, кто есть "главный", а кто есть "меньшинство". Наконец, именно в этом раунде переписей, как никогда, возможны новации и неизбежны коллизия новых методологических установок с опытом советских переписей, новых и старых взглядов и политических интересов, а также более открытое соотнесение отечественного и международного опыта в проведении переписей.

Интересен сам эксперимент осуществления отличительных переписных программ в разных странах на однородном в социально-культурном плане человеческом материале - бывших советских согражданах. Однако этот сравнительный аспект постсоветскости (post-soviety) остается задачей последующих исследований. Отметим только, что к началу 2003 года 10 стран бывшего СССР провели переписи населения. Это Азербайджан, Армения, Беларусь, Грузия, Казахстан, Украина, Латвия, Литва, Эстония, Таджикистан. В 2002 году перепись прошла в России. Планируют провести перепись Узбекистан и Туркменистан. В целом советские традиции статистики, образованное население и достаточные (хотя и скромные) материальные ресурсы позволили провести переписи на должном уровне, если сравнивать ситуацию по аналогичным среднеразвитым странам, проводящим всеобщие переписи. Проблемы возникли в других достаточно неожиданных для организаторов переписи аспектах.

В конце 1998 года, когда пришла пора назначать дату очередной переписи населения, российские власти оказались не готовы к осуществлению этого мероприятия по материальным (финансовым), политическим и морально-психологическим причинам, хотя Государственный комитет по статистике Российской Федерации (Госкомстат России) уже задолго готовился к проведению переписи в 1999 году. Официальным объяснением переноса сроков переписи были последствия финансового дефолта 1998 года, когда российская казна оказалась без средств для проведения переписи. Однако, на наш взгляд, были и другие не менее существенные, хотя и необъявленные причины, среди которых самая важная - это боязливое нежелание администрации Б.Н. Ельцина фиксировать негативные итоги реформ, о которых предпочитала говорить значительная часть общества, включая академическое сообщество. В наличии "демографической катастрофы" и в "обнищании народа" были убеждены почти все, а не только оппозиционные политики и ученые. Коммунистическая оппозиция готовила Ельцину импичмент, в том числе и за "геноцид против народа". Это оказало влияния на решение не проводить перепись в 1999 году. Другой причиной была дезорганизация самой статистической службы в условиях, когда часть бывшего руководства Госкомстата России была арестована по обвинению в коррупции, а новое руководство чувствовало себя еще неуверенно для осуществления столь важного мероприятия. Пришедший к власти новый президент В.В. Путин не счел возможным проводить перепись в начальный срок своего пребывания у власти. Так, в итоге дата переписи оказалась сдвинутой на октябрь 2002 года.

Особый вопрос - это роль и позиция Госкомстата России, который часто в работах ученых и в журналистских публикациях изображается как бюрократический монстр без позитивных устремлений. Госкомстат чаще всего называется виновником всех проблем и недостатков переписей. На наш взгляд, антропологический анализ этого ключевого актора должен включать более чувствительный подход, чем демонизация учреждения. Для должного феномена переписи невозможно игнорировать то обстоятельство, что Госкомстат России, прежде всего Управление по переписи населения и демографической статистике, занимался постоянно подготовкой первой российской переписи, начиная с пробной переписи 1997 года и даже еще раньше. Своего рода репетицией предстоящей всеобщей переписи была микроперепись 1994 года. В 1995 году прошло Всероссийское совещание статистиков, где речь шла о подготовке первой постсоветской переписи.

Достижением Госкомстата России была подготовка и проведение через Федеральное Собрание закона "О Всероссийской переписи населения" (принят Госдумой 27 декабря 2001 года и подписан президентом 25 января 2002 года), которым впервые в истории государства создавалась законодательная основа для проведения переписей. Однако федеральный закон о переписи содержал несколько уязвимых положений: из старого опыта было взято худшее, а нововведения были далеко не самыми лучшими. Но самое интересное - это идеология переписи, которая частично отражена в краткой преамбуле закона: "Всероссийская перепись населения является основным источником формирования федеральных информационных ресурсов, касающихся численности и структуры населения, его распределения по территории Российской Федерации в сочетании с социально-экономическими характеристиками, национальным и языковым составом населения, его образовательным уровнем".

Выделим два момента в этом определении. Во-первых, перепись - это всего лишь "федеральный информационный ресурс", предназначенный для использования в управлении, а не источник информации и ресурс для всего общества, в том числе для науки и для других общественных структур и институтов. Это зауженное понимание миссии переписи оказало влияние на поведение правительственной бюрократии в отношении переписи как исключительной собственности госаппарата, а не как общероссийского дела. Государственная комиссия по проведению переписи носила формальный характер. Вопросы решали (справедливости ради, во многих случаях не без консультаций с учеными) некоторые вовлеченные в это дело министры, ответственные работники Администрации президента и центрального аппарата Правительства РФ, и, конечно, работники Госкомстата. Во-вторых, для нас имеет важное значение сформулированная в законе задача определения "национального и языкового состава населения". Естественно, под "национальным составом" имелись в виду численность, размещение и другие параметры проживающих в стране этнических общностей. Но что имелось в виду под "языковым составом"? Естественно предполагать, что выяснение, какими языками владеет и на каких языках разговаривает население, т.е. выяснение языковой ситуации для целей образовательной и культурно-информационной политики. Однако многие акторы переписи понимали задачу переписи в данной сфере по-другому.

Как закон определил основные сведения о населении, которые могут (подчеркнуто мною - В.Т.) собираться в ходе переписи? Среди прочих, в этом перечне числятся "национальная принадлежность" и "владение языками (родной язык, русский язык, другой язык или другие языки)". Это не окончательные формулировки вопросника, но формулировки текста закона сыграли определяющую роль в выработке вопросника 2002 года. Именно на закон ссылались ключевые акторы в тех случаях, когда трудно воспринимались отличающиеся от текста закона формулировки или когда нужно было заблокировать новации.

Принятие закона в декабре 2001 года, а перед этим проведение в ноябре 2001 года Госкомстатом России и Российской академией государственной службы симпозиума о международном опыте переписей означали завершение подготовительной стадии переписи. Как мне представляется, в конце 2001 года ни для властей, ни для ученых не было вопросов в отношении законодательной основы переписи, а программа переписи (вариант вопросника был роздан участникам симпозиума) казалось была определена окончательно, как и принятый федеральный закон. Симпозиум 27-28 ноября и расширенная коллегия Госкомстата 29 ноября 2001 года с участием руководителей региональных статуправлений и руководителей статистических ведомств других постсоветских государств прошли в оптимистических тонах, включая хвалебные слова в адрес отечественной статистики со стороны руководителя Статистического отдела ООН²². Однако это не сняло ряд проблем в организации переписи.

Под воздействием реакции общества на перепись, а также, возможно, по соображениям личностного или корпоративного характера организаторы переписи были одержимы вопросами обеспечения конфиденциальности и анонимности, которые часто смешивались друг с другом. Я не имею этнографических наблюдений, но вполне допускаю, что большинство высших федеральных чиновников, будучи богатыми людьми и проживая в дорогих загородных особняках, могли имплицитно проецировать перепись на свою личную ситуацию и отторгать более жесткий подход к переписи. Закон установил сомнительный принцип добровольного участия в переписи как "общественной обязанности человека и гражданина", что впоследствии сыграло отрицательную роль в обеспечении главных условий качественной переписи - это ее всеобщего охвата населения и точности сообщаемых данных. Никто принцип добровольности не подвергал сомнению до момента публикации в "НГ" (30.09.2002) моей статьи "Перепись должна быть обязательной". Однако за десять дней до начала переписи уже было поздно сделать какие-либо поправки к закону за столь короткий срок. Как сказал мне один из депутатов Госдумы, "твоя статья стала нашим позором, но мы же не специалисты-универсалы, чтобы все предвидеть".

Мне представляется, что авторы закона и Государственная дума продемонстрировали недостаточную компетенцию в области правового обеспечения переписей населения, а также не учли ситуацию с правовым сознанием и с состоянием гражданской ответственности среди населения России. Понятие "общественная обязанность" ушло из сознания россиян с крахом коммунистического правления, а новое чувство ответственного гражданина еще не сформировалось. Почему международные эксперты, в том числе и представители ООН, не обратили внимания российских коллег на эту проблему? Ответ на этот вопрос мне неизвестен.
В апреле 2002 года правительственные чиновники, ответственные за перепись, усугубили дело тем, что сняли с вопросника указание имени и фамилии опрашиваемого, видимо, не будучи уверенны в обеспечении конфиденциальности информации со стороны самого государства. В советские времена перепись действительно не была правовой обязанностью, но тогда исполнение "общественной обязанности" гарантировалось всеобщей покорностью граждан и партийным контролем. В новых условиях эти механизмы уже не работали. Анонимность не добавила гарантий проведения качественной переписи и даже, наоборот, снижала ответственность опрашиваемого за точность информации в момент опроса. По некоторым данным, инициаторами введения анонимности вопросника были министр труда и социальной политики А.П. Починок и некоторые чиновники из администрации Президента. Именно А.П. Починок на расширенном заседании Государственной комиссии по проведению переписей 28 апреля 2002 года представил анонимность как высшую форму обеспечения конфиденциальности, а также демократичности самой процедуры. Госкомстат не пытался оспаривать это решение, но придумал маневры, компенсирующие некомпетентные вторжения влиятельных лиц. Были разработаны инструкции как записывать опрашиваемых, чтобы обеспечить контроль за опросом и выполнение проверочных процедур. Кроме этого, в одной из форм вопросника фиксировались адресные данные и даже имя и фамилия. И все же переписные листы утратили столь необходимые не только для проверки, но и для будущих историков личностные данные.

Таким образом, проблемы организаторов переписи и государственного аппарата в целом заключались в следующем. Первое - это трудное восприятие возможных новелл и слабая заинтересованность в их воплощении. Преемственность данных и привычная ясность для практических работников казались более важными, чем эксперименты, а тем более радикальные изменения в программе. Эта позиция вполне понятна, особенно в условиях запаздывания с проведением переписи и цейтнота времени в самый канун переписи, когда дискуссии и изменения могли сорвать график подготовки и даже саму перепись. Но понимание не есть оправдание, а только основание для вывода о необходимости более открытого и глубокого обсуждения этих проблем на более ранних стадиях подготовки. Вторая проблема заключалась во внешних вмешательствах влиятельных правительственных чиновников и Администрации президента, которым было почти невозможно противостоять, а также в недостаточном взаимодействии с экспертным сообществом, даже если последнее само не выступало монолитным сторонником обновленного подхода к переписи в вопросах национальности и языка.

Программа переписи: взгляд назад или взгляд вперед?

Что касается программы переписи, то ее организаторы психологически не были настроены переписывать новую страну и новую ситуацию, ибо с начала 1990-х годов значительная часть российского общества и большинство экспертов хронически пребывали в состоянии отрицания настоящего. Так, например, за последние 10 лет в стране уже фактически не стало коммунальных квартир, а владельцев двух квартир стало больше, чем проживающих в коммунальных квартирах. В России имеется около 40 миллионов дачных участков, т.е. второго жилья разного типа - от летних домиков до благоустроенных особняков. Однако программа переписи 2002 года, как и предыдущая перепись, предусматривала дополнительный опрос по жилищным условиям с подробным выяснением условий живущих в коммунальных квартирах и фактически не предусматривала сбор сведений о втором жилье. Это вполне совпадало с господствующим общественным климатом по части самовосприятием страны как страны разрушенной и пребывающей в жестоком кризисе. Даже президент Путин называл Россию "очень бедной страной", не говоря уже о прессе и об ученых.

Другим важным элементом господствующей парадигмы кризиса стал миф о демографической катастрофе в России и "вымирании нации" под воздействием реформ. Текущая статистика Госкомстата давала оценочную численность населения на 2002 в 143 миллиона человек, т.е. почти на пять миллионов меньше чем в 1989 году. Сильно разойтись с этой цифрой по итогам переписи Госкомстат не мог, не поставив под сомнение корпоративный престиж. В течение последних 7-8 лет наука и статистика дружно кормили друг друга поверхностными и политизированными разговорами и данными о катастрофическом падении численности населения и о предстоящей утрате трети или половины населения. Эти же данные, к сожалению, были использованы и ООНовскими структурами в оценке демографических процессов в России. В свою очередь "прогноз ООН" стал главной отсылкой для подтверждения демографической катастрофы.

На интернетовском сайте Госкомстата по переписи населения в разделе "аналитика" была помещена единственная статья профессора МГУ Бориса Хорева, перепечатанная из коммунистической газеты "Завтра", под названием "На краю гибели", в которой изложены алармистские и национал-шовинистические взгляды на демографические проблемы страны. Хорев пишет о том, что "к концу ХХI века на территории русской земли останется не более четверти ее сегодняшнего населения" и делает следующий заключительный вывод: "Противоядие, которое существует, - постепенное вовлечение в Союз Белоруссии и России, одну за другой, всех стран СРГ. Но тут совершенно ясно нарастание противоречий с американским империализмом, который, пользуясь нашей сегодняшней слабостью, хотел бы эти страны от нас отсечь. Поэтому нужен прочный союз с Китаем и Индией, который позволит противостоять Западу. Все вышесказанное означает только одно - Россия стоит на краю гибели. Русский этнос может остаться в ХХI веке государствообразующим только при полной смене властного режима, осуществляющего катастрофический для страны курс, и создания правительства национального согласия". И этот политизированный бред, помеченный датой 11 июля 2002 года, был помещен на официальный сайт всеросиийской переписи населения! Не случайно, общество было буквально запрограммировано установкой, что перепись должна "посчитать сколько нас осталось" (такое название газетной статьи в "НГ" было одним их многих аналогичных вариантов газетных заголовков, посвященных переписи).

Что касается программы переписи по части вопросов о национальности и языке, то здесь в конечном итоге был использован советский опыт восприятия этих субстанций, хотя на начальном этапе Госкомстат проявил большую долю самостоятельности и готовность к новациям. В первом варианте вопросника (утвержден Госкомстатом 27.03.2000 г.) присутствовала формула, предложенная Институтом этнологии и антропологии РАН и использованная для переписи 1994 года, которая звучала следующим образом: "К какой национальности (народу) или этнической группе Вы себя относите?". Эта формула отличалась от формулы переписи 1989 года, но, на мой взгляд, она была не лучше прежней. Этой формулой опять же предполагалось существование иерархии этнических общностей, которая не только научно уязвима, но и была непонятной населению. Тем более, что в итоговом списке эта иерархия никак не отражалась, ибо конечный продукт получал название "перечень основных национальностей".

По моему предложению, поддержанному Ученым советом института, эта формула была изменена на вариант "Какова Ваша национальная (этническая) принадлежность". Эта формула также была принята Госкомстатом уже для переписи 2002 года, и даже существовал пробный вариант вопросника с такой формулировкой. Смысл ее был в том, чтобы постепенно вводить понятие этнической принадлежности вместо (или наряду) с категорией "национальность", которую важнее было зарезервировать для определения гражданской принадлежности. Моя идея заключалась в том, чтобы через 10 лет поменять местами "национальная" и "этническая" или же оставить только "этническая принадлежность". Все эти замечания были мною изложены в письме на имя вице-президента РАН А.Д. Некипелова, у которого состоялось рабочее совещание с участием ведущих специалистов в этой области. В итоге от РАН было направлено письмо на имя В.Л. Соколина с предложением внести изменения в программу переписи.

Однако перед самым утверждением окончательной формы вопросника Правительством Российской Федерации 20 апреля 2003 года по настоянию Правового управления Администрации президента формулировка была изменена на вариант 1989 года: "Ваша национальная принадлежность". Представители Госкомстата без должной академической поддержки не смогли объяснить и отстоять смысл предлагавшегося нововведения. Так страна ушла с наследием 1926 года до следующей переписи через десять лет.

<…>

О "списке народов"

Еще к переписи 1970 года специалисты Института этнографии АН СССР составили список из примерно 800 названий (этнонимов), сгруппированных в 141 "основную национальность"²³. Итоги переписи были разработаны по 104 национальностям. Позднее, при обсуждении переписи 1989 года, некоторые специалисты считали, что "уменьшение числа народов в стране приобрело катастрофический характер"²⁴: со 194 наименований в 1926 году до 128 в 1989 году. И как объяснить, куда делись почти 70 народов? В ходе этих дискуссий были высказаны некоторые ценные замечания. В частности, резонным было заключение Е.А. Семеновой, что "процесс количественного роста или сокращения включаемых в список этнонимов, постоянное превращение этнонимов из "основных" в "прочие" и "другие" и наоборот, процесс оттачивания списков национальностей и языков, видимо, бесконечны во времени, и следует принять как данность то, что любой, самый совершенный и профессионально составленный список будет лишь приближением к этнической реальности, а не ее точной копией"²⁵.

Серьезное воздействие на ход этой дискуссии оказала внешне демократическая, но, по сути, ортодоксальная позиция М.В. Крюкова, что существует некая вне институционализированной этничности (т.е. "закрытого" списка народов) сложная таксономическая иерархия этносов трех уровней: субэтносы (этнографические группы), этносы и метаэтнические общности. По его мнению, открытая фиксация всех без исключения самоназваний (причем, на родном языке!) в переписи должна сопровождаться после переписи анализом этого максимально полного списка этнонимов, который можно "скорректировать лексико-статистическим анализом и результатами эндогамных барьеров, разделяющих этносы". Только так можно "подойти к созданию научно обоснованной таксономической классификации народов СССР"²⁶.

Представляется важным заключение о проекте "Списка народов СССР", сделанное С.В. Соколовским в ходе данной дискуссии после переписи 1989 года. При составлении "модели этнической реальности" им предлагалось делать учет "процессуального характера этничности, многоуровневости и многокомпонентности форм этнической идентификации, зависимости процедур определения собственной национальности от различных факторов социально-политического и историко-культурного характера. Такая модель противостоит "этническому реализму" и приводит к пониманию условности и функциональной ограниченности любого "списка" этнических общностей... Несовместимость бытующей в стране практики учета населения по этническим признакам с демократическими принципами организации жизни общества обусловили разработку концепции "открытого списка". Сутью концепции является предоставление личности права выбора любого этнонима для самоидентификации (а не только официально признаваемого) и возможность отказа от идентификации по этническому принципу. Концепция позволяет учесть динамический характер этничности, многоуровневость этнического самосознания, известную подвижность и условность границ между этническими категориями населения"²⁷.

Однако к новой переписи Госкомстат еще в 1999 году подготовил свой вариант списка национальностей и языков для переписи 2002 года, который был прислан на отзыв в ИЭА РАН в январе 2000 года. За малыми исключениями, он ничем не отличался от списка предыдущей переписи 1989 года. После критического отзыва на эти документы со стороны института²⁸ Госкомстат принял почти все предложения относительно новой структуры и нового содержания методических документов по вопросам национальности и языка. В ряде моментов сотрудники Управления внесли свои ценные коррективы. Трудности и драма Госкомстата и Академии заключались в другом, а именно - в сложности самого вопроса о списке народов, во внешних политических воздействиях и в неспособности (или в невозможности) солидарно противостоять этому воздействию.

На самом деле вопрос о списке (списках) достаточно прост в смысле понимания разницы между перечнем возможных самоназваний и списком этнических групп (национальностей), хотя следует признать, что многие государственные чиновники, политики и журналисты до самого последнего момента так и не смогли понять эту разницу, каждый раз говоря, что в стране может зарегистрироваться около 800 народов и разных групп. Это понимание сохранилось отчасти и после переписи, ибо Госкомстат заявил о готовности кодировать все встречающиеся самоназвания. На самом же деле еще с переписи 1926 года существует и каждый раз обновляется составляемый этнографами список возможных этнических самоназваний, которые могут встретиться переписчику во время опроса. Если не брать эпатажно-игровые самоназвания (эльфы, скифы, толкинисты и т.п.), то этот список главным образом отражает местные языковые и другие варианты самоназваний, которые достаточно хорошо известны специалистам. Такие списки на 800-900 вариантов самоназваний составляются как методическое пособие для обработки результатов переписи.

Есть другой список - перечень национальностей, который используется для кодировки агрегированных данных и который, конечно, связан с первым списком. В этом списке указывается "правильное" (более употребительное и известное, а также общепринятое на данный момент в науке) название национальности, которая подразумевается тем или иным вариантом самоназваний. Все самоназвания должны быть сведены к этому "основному" списку или к "перечню основных национальностей", как он называется уже при публикации материалов переписи. Между двумя перечнями (списками) существует скрытая динамика, которую понять гораздо сложнее. Во-первых, далеко не все самоназвания (или просто названия) есть языковые и местные варианты обозначения одной и той же группы. Часть названий обозначает этнокультурную идентификацию, которая вполне может рассматриваться как обозначение отдельной этнической общности или как одна из форм сложной (горизонтальной и вертикальной) идентификации. Во-вторых, часть названий когда-то уже присутствовала в переписи и исчезла из нее по ряду причин, в том числе и в силу ассимиляционных процессов и ассимиляционистских установок организаторов предыдущих переписей. В-третьих, есть названия, которые могут "кочевать" от одного списка к другому в силу господствующего (предпочтительного) названия группы в данный исторический момент (горские евреи - таты, лопари - саамы, или инуиты - эскимосы) или в результате принятых общественностью научных переквалификаций.

Вокруг вопроса о месте во втором списке в советское время всегда шла политическая борьба, ибо это было связано с официальным признанием этнической общности как "нации", "коренного народа" или "национальности". Здесь постоянно сталкиваются две тенденции. Одна - это "укрупнение" народов за счет включения в их состав малых культурно близких групп и тем самым уменьшение общей численности народов ("наций", "этносов" и т.п.). В политическом плане - это ассимиляционистская или интеграционистская линия, т.е. политика отрицания. Ее пропонентами выступают самые разные силы: государство, представители доминирующей культуры, идеологические "патриоты", "шовинисты", "национальные нигилисты", политические деятели и общественные активисты, строящие свою деятельность на гражданских и других внеэтнических принципах, часть научного сообщества. Вторая тенденция - это конструирование наций и народностей на основе этнических партикулярностей и легитимация низовых требований о групповом признании с целью воссоздание "подлинной" и "полной" номенклатуры этнических общностей. Выразителями этой тенденции выступают большинство этнографов, так называемая "национальная интеллигенция" и активисты этнических меньшинств, часть либерального политического спектра, правозащитники и международные структуры по защите национальных меньшинств.

Оба видения находятся в рамках одной парадигмы и почти всегда пребывают в жесткой конфронтации по поводу номенклатуры групп, которую должна зафиксировать перепись. С точки зрения государственного строительства и управления многоэтничным обществом в современной России возможны две стратегии. Одна, которой придерживается большинство государств мира, - это не поощрять этнический партикуляризм и не создавать через процедуру переписи дополнительную политическую легитимность для групповых коалиций в ущерб национальной интеграции и гражданских основ организации общества. Другая - это поощрение этнического партикуляризма через максимально возможный "открытый список" и через признание многообразия форм этнической идентичности, в том числе и через фиксацию ее множественной природы, включая "вертикальную" и "горизонтальную" таксономию групп. Первый подход заключает в себе постоянный риск низовых жалоб и межгрупповых споров за членство, статус и названия, но он позволяет государству строить отношения с фиксированными группами и их структурами, хотя и мешает утверждению примата гражданской идентичности. Второй подход заключает в себе риск хаотического роста групповых коалиций на этнической основе в условиях, если в государстве сохраняется смысл этнических коалиций для обеспечения доступа к власти и ресурсам. Но при последовательном проведении данной стратегии есть возможность через признание этнической мозаики и ее сложности снизить саму значимость групп в социальной жизни и в политике, т.е. растворить амбиции высоко статусных групп на обладание исключительным положением.

По-настоящему, российская власть до сих пор не понимает суть и значимость данной дилеммы, а в контексте переписи она вообще не обсуждалась. Есть только смутная интуиция "что хорошо и что плохо" может быть для государства, но и эта интуиция зависит от идеологических и бытовых взглядов политиков и чиновников, а не от профессионального и рационалистического понимания проблемы. В переписи 2002 года государство и наука так и не смогли определиться по данному вопросу, полагая, что главная задача - это объективный учет и получение ответа на вопрос "сколько народов живет в России". Отечественная наука в этом вопросе не сделала шаг вперед и в целом озабочена тем же самым вопросом, как это было и в предыдущих переписях: установить номенклатуру этнического состава населения, поделив его на группы. Если бы ученые-этнологи лучше поняли символическую природу этнического и не воспринимали категорию "этнос" в столь фундаментальном смысле как, например, воспринимается категория "танатос" (смерть), тогда за ними могли бы последовать и российские политики, расширив свои возможности управления этой сферой так же через символьные действия. Но, увы, этого не произошло. Вместо этого получились драматизированные и бесплодные дебаты, которые радикальной перемены в процедуру переписи 2002 года не принесли. В России опять переписывались "народы", а не "идентичности" в рамках одного российского народа. Тем самым российская перепись населения 2002 года не выполнила свою основную миссию - создать народ для государства.

1 - Полемику российских антропологов по этому вопросу см.: Проблема расы в российской физической антропологии / Ред. Т.И. Алексеева, Л.Т. Яблонский. М., 2002.
2 - Harvey Ch. 'Statistics and Politics: The 'Hispanic Issue' in the 1980 Census' // Demography. 1986. Vol. 23. Pp. 403 - 418.
3 - Об итогах этой переписи и анализ ее результатов для понимания этнодемографической ситуации в США см.: Lieberson S. & Waters M. From Many Strands. Ethnic and Racial Groups in Contemporary America. N.Y., 1988.
4 - См.: Воробьев Н.Я. Всесоюзная перепись населения 1926 года. 2-е изд. М., Госстатистика, 1957; Крюков М.В. Этнические процессы в СССР и некоторые аспекты Всесоюзных переписей населения // Советская этнография. 1989. № 2; Подходы к изучению этнической идентификации. Сб. статей / Отв. ред. Э.А. Чамокова. М., 1994; Перепись - 2002: проблемы и суждения // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 132. М., 2000.
5 - Семенова Е.А. Этническая информация в переписях населения // Этнокогнитология. Вып. 1. Подходы к изучению этнической идентификации / Под ред. Э.А. Чамоковой. М., 1994. C. 81-82.
6 - Там же. C. 81.
7 - Уже сама формулировка вопроса вкладывала в него разные смыслы для граждан России и для иностранцев: Вопрос 4. "Народность. Для иностранцев, какого государства подданный", а в инструкции для переписчиков пояснялось, что "перепись имеет целью определить племенной (этнографический) состав населения" и "не следует заменять народность религией, подданством, гражданством или признаком проживания на территории какой-либо республики".
8 - На этот счет смотрите мои многочисленные высказывания в книгах: Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997; Он же. Этнология и политика. М., 2001.
9 - См.: Перепись - 2002: проблемы и суждения // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 132. М., 2000.
10 - Такие комиссии играли особо исключительную роль в период первых советских переписей. Фактически именно Комиссия по определению племенного состава населения России, в которой главную роль играли ведущие в тот момент этнографы, составила номенклатуру народов для переписи 1926 г.
11 - The Politics of Numbers / Ed. P. Starr. N.Y, 1987. Pp. 12-13.
12 - Миронов Б.Н. Социальная история России. М., СПб, 1999. Т. 1. С. 22, 25.
13 - Брук С.И., Кабузан В.М. Динамика численности и расселение русского этноса (1678-1917 гг.) // СЭ. 1982. № 4; Кабузан В.М. Русские в мире. Формирование этнических и полиэтнических границ русского этноса. СПб., 1996 и другие многочисленные работы этих авторов.
14 - Нелишне узнать из источника (Беседа В.А. Тишкова с С.И. Бруком ) // ЭО. 1995. № 1. С. 89-101.
15 - Подробнее см.: Народы России. Энциклопедия / Гл. ред. В.А. Тишков. М., 1994. С. 53-65.
16 - Petersen W. Ethnicity Counts. New Brunswick. 1987. P. 219
17 - Патканов С.К. Проект составления племенной карты России // Живая старина. 1924. Т. 24. № 3. С. 217-244.
18 - Об этом см.: Мультикультурализм в трансформирующихся обществах / Под ред. В.С. Малахова и В.А. Тишкова. М., 2002; Тишков В.А. После многонациональности. Культурная мозаика и этническая политика в России // Знамя. 2003. № 3.
19 - Prewitt K. 'Census 2000. As a nation, we are the world' // Carnegie Reporter. 2001. Vol. 1. № 3. Fall. P. 4.
20 - Ibidem.
21 - Idid. P. 9.
22 - См.: Международный симпозиум. Перепись населения - XXI век: опыт, проблемы, перспективы. 27-28 ноября 2001 г. М., 2001
23 - Брук С.И. и Козлов В.И. Этнографическая наука и перепись населения 1970 г. // Советская этнография. 1967. № 6. С. 10-11.
24 - Чамокова Э.А. и Филимонова Л.В. Правовые этнические проблемы и инструментальные задачи переписи // Этнокогнитология. Вып. 1. С. 94.
25 - Семенова Е.А. Этническая информация в переписях населения // Этнокогнитология. Вып. 1. Подходы к изучению этнической идентификации / Под ред. Э.А. Чамоковой. М., 1994. C. 90.
26 - Крюков М.В. Этнические процессы в СССР и некоторые аспекты всесоюзных переписей населения // Советская этнография. 1989. № 2. C. 33.
27 - Соколовский С.В. Заключение (о проекте "Список народов СССР": итоги и перспективы исследования) // Этнокогнитология. Вып. 1. C. 109-110.
28 - Текст отзыва см.: Соколовский С.В. Указ. cоч. C. 185-192.