… о полемике Гессен и Адоманиса по поводу демографической ситуации в России

Известный российский журналист и комментатор Маша Гессен недавно опубликовала в New York Review of Books статью о демографическом состоянии России. Как один из немногих, кто внимательно следит за российской демографией, и как человек, старающийся привлечь к этой теме больше внимания, я был крайне разочарован. Статья Гессен содержит такое количество фактических ошибок, что ее следует считать откровенно вредной для неспециалистов: человек, ничего не знающий о вопросе, прочтя эту статью, может принять на веру целый ряд не соответствующих действительности утверждений.
В этой колонке я хотел бы избежать многословных выпадов в адрес Гессен и личных нападок на журналистку. Я постараюсь просто указать на фактические неточности, чтобы читатели могли немного лучше разобраться в обсуждаемом предмете.
Гессен:
«Однако после 1989 года она [рождаемость] упала и с тех пор не восстановилась: несмотря на введенные путинским правительством финансовые стимулы, коэффициент рождаемости в России составляет 1,61. Это один из самых низких уровней в мире (коэффициент рождаемости в США на 2014 год оценочно составляет 2,01, что также ниже уровня воспроизводства, но намного выше, чем в России)».
Эта фраза содержит сразу несколько ошибок. Рассмотрим их поочередно. Во-первых, Гессен пытается игнорировать восстановление рождаемости в России («она упала и с тех пор не восстановилась»), однако если посмотреть на тенденции за пару десятилетий, улучшение показателей в последние годы будет выглядеть очень впечатляюще. Вот как это выглядит на графике:

Кроме того, Гессен по каким-то причинам решила сообщить читателям устаревшие и неточные данные по рождаемости как в России, так и в США, преувеличив разрыв между двумя странами. Коэффициент рождаемости в России явно выше 1,61 (в 2013 году он был на уровне 1,71), а в Соединенных Штатах явно ниже 2,01 (1,87 в 2013 году). Отставание России от Америки в области рождаемости сокращалось в течение последних 15 лет и, скорее всего, в ближайшие годы продолжит сокращаться.
Кое-что нужно сказать и о сравнительной перспективе. К счастью или к несчастью — в зависимости того, как вы относитесь к невысокой рождаемости, — Россия в этой области не так уж сильно выделяется на мировом фоне. Короче говоря, ее коэффициент рождаемости - вовсе не «один из самых низких в мире». Вот список стран, в 2012 году отстававших от России по этому параметру: Босния и Герцеговина, Португалия, Сингапур, Южная Корея, Польша, Испания, Сербия, Греция, Венгрия, Словацкая Республика, Германия, Италия, Япония, Таиланд, Македония, Австрия, Латвия, Чешская Республика, Куба, Молдавия, Кипр, Ливан, Болгария, Хорватия, Швейцария, Румыния, Украина, Эстония, Люксембург, Словения и Литва. Это больше 30 стран, многие из которых вдобавок состоят в Европейском Союзе. Кроме того, есть еще 10-15 стран (кстати, в их число входит Китай!), уровень рождаемости в которых близок к российскому до неразличимости.
Гессен:
«За исключением двух кратких периодов — когда Советской Россией правил Хрущев и когда ею правил Горбачев, — смертность в стране неумолимо росла».
Автор непростительным образом закрывает глаза на сильное и устойчивое снижение смертности в последнее десятилетие. Можете сами взглянуть на нижеприведенный график и сказать, похоже ли это на «неумолимый рост».

Гессен:
«Кроме того, есть смерти от внешних причин, ситуация с которыми также продолжает становиться все хуже и хуже».
Гессен опять почему-то решила полностью проигнорировать значительное улучшение, отмечавшееся за последние десять лет. Россияне стали намного реже, чем раньше, умирать от внешних причин. Ситуация не «становится все хуже и хуже», а превращается из «кошмарной» в «по-прежнему очень скверную». Скажем откровенно: если вы считаете, что в России смертность от внешних причин продолжает устойчиво расти, вы просто фантазируете.
Гессен:
«На психологическую природу российской болезни указывает и тот немаловажный факт, что два кратких перерыва в этих отрицательных тенденциях совпали не с периодами наибольшего процветания, а с временами, которые можно — за отсутствием более точного определения — назвать периодами наибольшей надежды».
Это будет соответствовать реальности, только если полностью проигнорировать последние десять лет, в течение которых ожидаемая продолжительность жизни стремительно росла. Сейчас она достигла исторически рекордных для России значений. Объективно говоря, россиянин, родившийся в 2014 году, в среднем может рассчитывать на больший срок жизни, чем его предшественники, родившиеся в любой из гессеновских «периодов наибольшей надежды».
Гессен:
«Также возможно, что другие постсоветские страны, порвав с Москвой, вернули себе способность надеяться. Иначе почему крайне близкие России культурно и географически Белоруссия и Украина не вымирают с такой скоростью, как она?»
В реальности с 1995 года Украина «вымирает» быстрее России. И этот разрыв растет, а не сокращается.
Если вышеприведенный график вас не убеждает, примите во внимание, что в 2012 году такие постсоветские соседи России, как Литва и Латвия, продемонстрировали более высокие темпы естественной убыли населения, чем Россия. То же самое относится и к Польше с ее хвалеными реформами. В 1990-х Россия отставала от соседей, но сейчас у нее очень неплохие показатели по меркам посткоммунистической Восточной Европы. Долгосрочные демографические перспективы множества стран, добившихся намного большего прогресса в области политических реформ, чем Россия, сейчас заметно хуже, чем у нее.
Надеюсь, я сумел наглядно продемонстрировать, что «способность надеяться» никак не связана с демографической стабильностью. Оранжевая революция не улучшила украинскую демографию, а постепенное ужесточение политического климата в России не сказывается отрицательно ни на рождаемости, ни на смертности. Некоторые из наиболее демографически нестабильных стран в мире — скучные социал-демократии вроде Германии, а некоторые из наиболее демографически растущих — ужасные диктатуры вроде Саудовской Аравии. Более того, самые катастрофические годы российского демографического спада в точности совпадают с периодом самых интенсивных экономических и политических реформ.
И что бы ни говорила Гессен, никакой загадки в том, почему нынешний «период сравнительного процветания» не улучшил демографическую ситуацию, нет. Ответ прост — в действительности он улучшил демографическую ситуацию! Экономический прогресс последних 15 лет явным и положительным образом сказался на основных демографических тенденциях России. Можно думать всё что угодно о Владимире Путине и его «вертикали власти», однако здоровье населения в России заметно и на долгий срок улучшилось и бесполезно делать вид, что это не так.

Марк АДОМАНИС (Mark Adomanis). «Forbes», 4 сентября 2014 года
Опубликовано на ИноСМИ.Ru

Марк Адоманис (Mark Adomanis) утверждает в Forbes, что он нашел восемь ошибок в моей статье о книгах Мишель Парсонс (Michelle Parsons) и Николаса Эберштадта (Nicholas Eberstadt), посвященных российской демографии. При этом он крайне избирательно подходит к датам и цифрам. Например, пытаясь доказать ошибочность моего тезиса (а на самом деле, тезиса Эберштадта) о том, что рождаемость в России упала в 1989 году и с тех пор не восстановилась, он начинает график с 1991 года — потому что, начни он с 1989 года, моя правота была бы очевидна. Я могла бы перечислить все передержки и искажения, присутствующие в статье Адоманиса, но внимательный читатель может найти их самостоятельно. Поэтому я лучше сконцентрируюсь на содержательной стороне его критики.
По мнению Адоманиса, политика президента Владимира Путина позволила России преодолеть демографический кризис. Фактически, он спорит с одной фразой из моей статьи: «В своем исследовании, опубликованном в 2010 году, Эберштадт справедливо прогнозирует, что в ближайшие годы тенденция к депопуляции умерится, но не будет переломлена». Нижеприведенный график из книги Эберштадта заканчивается 2008 годом и показывает, что к этому моменту данная тенденция имела место уже почти два десятилетия. Вопрос в том, удалось ли ее переломить за последние пять лет?

Информация российского статистического агентства «Росстат» вызывают некото  рые сомнения. Дело в том, что еще в 2011 году Росстат пересмотрел свои данные за 2004-2009 годы на основании результатов переписи 2010 года. Хотя статистическое агентство сообщает об этом на своем сайте, оно не упоминает, что результаты переписи 2010 года у многих не вызывают доверия. Доля россиян, отказавшихся в ней участвовать, превысила 20%. Вдобавок, как доказал ряд российских журналистов, региональные власти часто завышали свои показатели, демонстрируя успехи в борьбе — правильно! — с депопуляцией. К этому моменту Путин ясно дал понять, что он считает демографический кризис важной темой, и в итоге чиновники на местах постарались продемонстрировать нужные цифры. С выборами они поступают точно так же.
Но даже если мы будем опираться на сведения Росстата, мы не найдем в них того решительного и устойчивого перелома тенденции, о котором говорит Адоманис. Вот ежегодные данные российского статистического агентства по численности населения с 2007 года по 2014 год:

142.8//142.8//142.7//142.8//142.9//143.0//143.3//143.7

Даже если интерпретировать эти данные самым благоприятным образом, говорить можно будет только о выравнивании — которое и прогнозировал Эберштадт, — а не о переломе тенденции. Однако если принять во внимание ведшуюся в этот период политику агрессивной раздачи российских паспортов этническим русским на приграничных территориях, в выравнивании тоже можно будет усомниться. Кроме того, данные за 2014 год должны были бы учитывать более 2 миллионов жителей аннексированного Крыма. Так как они их не учитывают, это означает, что мы имеем дело не с реальной информацией, а с прогнозом, подготовленным в начале года (до мартовской аннексии).
Наконец, очевидно, что даже это неубедительное смягчение депопуляции не сможет продолжаться по одной простой причине: российская демографическая картина по-прежнему отражает последствия Второй мировой войны. Во время войны и сразу после нее рождалось очень мало детей, а выживало еще меньше. Эффект этой «демографической ямы» был столь велик, что он продолжает сказываться из поколения в поколение. В середине 1970-х годов, когда в первый класс пошли дети крошечного военного поколения, российские школы пустели. Эта ситуация повторяется примерно с 25-летним интервалом. Сейчас детьми начнут обзаводиться внуки поколения рожденных в войну, и это неминуемо означает очередной спад рождаемости.
Российские СМИ любят Адоманиса: на записи из его блога на сайте Forbes часто ссылается государственный пропагандистский канал RT. При этом он — не единственный человек на Западе, который в последнее время прославляет успехи Путина в области преодоления демографических проблем. Мне нравится ирония ситуации: если послушать путинских полезных идиотов, можно решить, что в России нет демографического кризиса. Что будет очень странно, так как именно на борьбу с демографическим кризисом явно направлены многие из важнейших шагов, предпринимаемых Путиным.

Маша ГЕССЕН. «The New York Review of Books», 9 сентября 2014 года

ДЕМОГРАФИЯ – РОССИЯ – ГЕССЕН – АДОМАНИС

Маша Гессен, не слишком довольная моим критическим разбором ее статьи про российскую демографию, опубликовала в New York Review of Books «постскриптум». В нем она для начала на полном серьезе сообщает следующее:
«По мнению Адоманиса, политика президента Владимира Путина позволила России преодолеть демографический кризис».
Этого я никогда не утверждал. В своей записи я вообще упомянул Путина всего один раз, когда заметил, что о нем «можно думать что угодно», но это не повод отрицать улучшение демографической ситуации. Впрочем, хвалить Путина за это улучшение не имеет особого смысла, потому что порождено оно в первую очередь не изменением государственной политики, а общим ростом стандартов жизни в стране.
Далее Гессен заявляет:
«Но даже если мы будем опираться на сведения Росстата, мы не найдем в них того решительного и устойчивого перелома тенденции, о котором говорит Адоманис».
Как всегда, словам я предпочитаю диаграммы. Вот как данные Росстата по численности населения выглядят на графике. Решайте сами, на что это больше похоже — на «решительный перелом» или на временную ни о чем не говорящую флуктуацию.

Еще дальше Гессен отмечает:
«Кроме того данные за 2014 год должны были бы учитывать более 2 миллионов жителей аннексированного Крыма. Так как они их не учитывают, это означает, что мы имеем дело не с реальной информацией, а с прогнозом, подготовленным в начале года (до мартовской аннексии)».
Ежегодно публикуемые Росстатом данные отражают численность населения на 1 января соответствующего года. Данные по 2014 году отвечали ситуации на 1 января 2014 года — то есть за несколько месяцев до аннексии Крыма. Чтобы Крым в них появился, Росстат должен был бы сначала задним числом изменить свою методологию, а затем подправить статистику. Вряд ли Гессен была бы рада таким откровенным манипуляциям. Вдобавок Росстат периодически публикует раскладку по областям, поэтому если вы (как и я!) предпочитаете не учитывать Крым при анализе российской демографии, делать это просто.
Однако главную свою претензию Гессен высказывает в конце статьи. Она очень недовольна тем, что я использую точные демографические данные вместо неточных:
«Российские СМИ любят Адоманиса: на записи из его блога на сайте Forbes часто ссылается государственный пропагандистский канал RT. При этом он — не единственный человек на Западе, который в последнее время прославляет успехи Путина в области преодоления демографических проблем. Мне нравится ирония ситуации: если послушать путинских полезных идиотов, можно решить, что в России нет демографического кризиса».
Именно из-за таких пассажей я и люблю писать о демографии. В отличие от политики в ней есть отчетливо правильные и отчетливо неправильные ответы. Ожидаемая продолжительность жизни либо растет, либо падает. Смертность либо повышается, либо снижается. В своей исходной статье Гессен сделала ряд фактических заявлений. Что у российских соседей население редеет медленнее, чем у России. Что ожидаемая продолжительность жизни в России росла только в «периоды надежды». Что смертность в России не стала ниже.
Разумеется, на деле за долгий период политического регресса и окостенения ожидаемая продолжительность жизни в России значительно выросла. Как справедливо пишет Гессен, я определенно — не единственный человек на Западе, заметивший это. Проблема в том, что многие из этих людей — профессиональные демографы, публикующиеся в реферируемых академических журналах. В последние годы выходили статьи, например, с такими заголовками: «Компоненты и возможные определяющие факторы снижения смертности в России в 2004-2010 годах» (Components and possible determinants of the decrease in Russian mortality in 2004-2010) и «Новое снижение смертности в России: начало кардиоваскулярной революции?» (The Recent Mortality Decline in Russia: Beginning of the Cardiovascular Revolution?). Так как Гессен считает, что о снижающейся российской смертности пишут только «полезные идиоты», я просто приведу короткую цитату из первой из этих работ:
«После долгого спада ожидаемая продолжительность жизни в России заметно увеличилась в 2004-2010 годах. Это самый долгий период улучшения в истории страны с 1965 года».
Эта цитата, напрямую противоречащая тому, о чем писала Гессен в исходной статье, взята не из эфира Russia Today, не из «Российской газеты», не с «Голоса России», LifeNews или любого другого из так нелюбимых Гессен прокремлевских новостных ресурсов. Я взял ее из академической статьи за авторством ряда российских и британских демографов, часть которых входит в число наиболее уважаемых и продуктивных исследователей в своей области. Будем считать, что эти люди тоже стали пешками в коварных играх Владимира Путина? Что, отмечая в России положительные тенденции в вопросах здоровья населения, они оказывают помощь и поддержку врагу?
Как я напрямую говорил в своей исходной статье, демографическая траектория страны — вразрез с тем, что утверждает Гессен, — не имеет никакого отношения к либеральности ее политики и к способности ее правительства «внушать надежду». Среди наиболее демографически нестабильных стран на планете имеются Германия и Япония — социал-демократические государства с демократическими выборами и прозрачными системами управления. Среди стран с наиболее высоким демографическим ростом, напротив, имеются жуткие диктатуры вроде Саудовской Аравии и недееспособный, обрушившийся в хаос Ирак. О том, хорош или плох тот или иной режим можно судить, ориентируясь на разные факторы, однако смотреть только на долгосрочные демографические прогнозы — один из худших возможных вариантов.
Здоровье населения в России, безусловно, значительно улучшилось (впрочем, устойчивость этих перемен — тема для отдельного научного спора). Так считают не какие-то городские сумасшедшие в шапочках из фольги, а профессиональные демографы. Гессен отчаянно пытается этого не видеть, но получается у нее в итоге та самая политическая пропаганда, которую она осуждает.

Марк АДОМАНИС (Mark Adomanis). «Forbes», 9 сентября 2014 года
Опубликовано на ИноСМИ.Ru