… о теневой занятости

По данным Росстата, в 2013 году каждый пятый работающий россиянин был занят в неформальном секторе. Теневой рынок труда растет, абсорбируя сокращающиеся штаты предприятий и поддерживая низкую безработицу
По итогам 2013 г. доля занятых в неформальном секторе составила 19,7%, или 14,1 млн человек, достигнув 10-летнего максимума. Как следует из опубликованного Росстатом обзора экономической активности населения, за год неформальный сектор пополнился на 0,5 млн человек, формальный (юридические лица) — сократился на 0,7 млн.
Критерием неформальной занятости Росстат считает отсутствие госрегистрации в качестве юрлица: к неформальному сектору относятся как зарегистрированные индивидуальные предприниматели (ИП) и работающие у них, так и самозанятые граждане (работающие без регистрации в качестве ИП, в том числе в крестьянских хозяйствах). По критериям Международной организации труда, принятым и Росстатом, человек считается занятым, если работает за вознаграждение хотя бы час в неделю.

Дырявый рынок
Рост неформальной занятости опережал рост общей занятости в экономике в среднем все последние 10 лет: за 2004-2013 гг. занятость выросла на 6% (на 4 млн человек), в неформальном секторе — на 24,3% (на 2,8 млн). Число сообщивших о своей занятости на предприятиях со статусом юрлица за тот же период возросло на 2% (на 1,1 млн). По данным же самих юрлиц, численность их работников сократилась на 13,6%(на 6,7 млн).
Данные о занятости Росстат собирает двумя способами: на основе сведений предприятий и на основе опросов населения. Эти данные никогда не совпадают, в том числе в оценках размера неформального сектора: по статистике предприятий, вне формального сектора в 2013 г. оказалось порядка 29 млн человек (18 млн — в 2004 г.). Так, в 2013 г., по данным опросов населения, на предприятиях со статусом юрлица работало 58,5 млн человек, а по данным предприятий-юрлиц (в том числе малых) — 42,6 млн, включая совместителей и работающих по гражданско-правовым договорам, из 71,3 млн занятых. Это просто «две разные статистики», они несопоставимы, сетует директор Центра трудовых исследований (ЦТИ) ВШЭ Владимир Гимпельсон. Однако динамику обе показывают одинаковую: с 2000-х гг. дыра (разница между общей занятостью в экономике и числом занятых в белом секторе) разрастается.
На фоне роста общей занятости за десятилетие число работающих в так называемом наблюдаемом секторе (секторе крупных и средних предприятий — основных налогоплательщиков с наиболее прозрачной, в том числе для статслужбы, отчетностью) сократилось на 5 млн (на 12%) до 35,7 млн по итогам 2013 г. Хотя по отраслям динамика была неоднородной: так, обрабатывающая промышленность сократила почти четверть рабочих мест, а в госуправлении их число выросло на 18,5%.
Тенденция продолжается и в 2014 г.: за первое полугодие занятость на крупных и средних предприятиях снизилась примерно на 200 000 человек, при этом общая численность занятых в экономике не изменилась (71,15 млн). Опросы предприятий, которые проводят компания Markit (для индекса деловой активности PMI банка HSBC) и Институт Гайдара, показывают, что предприятия по-прежнему прогнозируют сокращение кадров, хотя интенсивность высвобождения снижается.
Происходит перелив рабочей силы из формального, регулируемого сектора в неформальный и нерегулируемый, констатирует Гимпельсон: сокращение спроса на труд — это отражение бизнес-климата, не способствующего росту инвестиций, в том числе в создание рабочих мест. Рынок труда при этом деформализуется и деградирует. «Занятость в формальном и неформальном секторах неоднородна: одно дело работать в чистом офисе со стабильной зарплатой, другое — заниматься непонятно чем», — говорит Гимпельсон, но спрос на труд сокращается, а низкие пособия по безработице заставляют людей браться за любую работу. Благодаря теневому рынку труда поддерживается низкая безработица (на июль — 4,9% экономически активного населения, исторический минимум) даже при стагнации экономики.

Демографический шок
Уровень занятости в России за последние 15 лет падал только в кризис 2009 г., сопровождавшийся резким экономическим спадом. Последовавший затем рост занятости быстро остановился, потому что происходил при стагнирующей численности экономически активного населения (занятые плюс безработные). А с 2012 г. она, все еще оставаясь на исторически максимальных уровнях, начала снижаться в силу демографических причин — сокращения населения трудоспособного возраста (16-54/59 лет). Оно началось в 2006 г., однако динамика численности экономически активных граждан следует за динамикой трудоспособных с запозданием: это связано с тем, что выходящие на пенсию все чаще продолжают работать и что поколения этой возрастной категории пока еще многочисленны. Так, в 2013 г. работало 52% женщин 55-59 лет и 27% мужчин 60-72 лет против соответственно 48 и 21% в 2004 г., а в структуре общей занятости доля людей 55-72 лет возросла за этот период с 9,5 до 13,5%. Однако молодые пенсионеры постареют и начнут массово уходить с рынка труда, а следующие за ними возрастные когорты намного малочисленнее: число россиян трудоспособного возраста с 2006 г. сокращалось на 0,5 млн ежегодно, а через 5-6 лет начнет снижаться на 1-1,2 млн в год, посчитали Ростислав Капелюшников и Алексей Ощепков из ВШЭ. Из-за спада экономической активности и занятости рынок труда испытает шок предложения, заключают они: по расчетам исследователей, ухудшение демографии будет ежегодно начиная с 2013 г. отнимать от темпов ВВП около 0,5 п. п.
Сокращение трудовых ресурсов может приостановить рост теневого рынка труда и даже перераспределить работников из неформального сектора в формальный, но пока происходит ровно обратное. Кроме того, «обеление» рынка труда никак не изменит саму численность занятых и не компенсирует демографический негатив, указывают Капелюшников и Ощепков. Противопоставить ему можно рост производительности труда, но для этого нужны инвестиции, а для их роста — уверенность бизнеса в благоприятных перспективах страны.

Ольга КУВШИНОВА. «Ведомости», 8 сентября 2014 года