Потенциал роста рождаемости в Москве
		Над темой номера работали Татьяна МАЛЕВА Алла ТЫНДИК

Вместо заключения

Имеющиеся в нашем распоряжении статистические данные говорят о том, что сейчас Москва, вместе со всей Россией переживает рост числа рождений, а в ближайшие годы этот показатель снизится под влиянием неблагоприятной возрастной структуры населения. Каковы дальнейшие перспективы в отношении деторождения в московских семьях? Настоящее исследование показало, что Москва продолжает лидировать в процессе изменения модели репродуктивного поведения населения. Имеющихся макро- и микро-данных по-прежнему недостаточно для того, чтобы оценить этот отрыв в полной мере (например, неизвестно, в каких масштабах откладывание рождения первенца заходит за 30-летний рубеж). Однако можно утверждать, что если раньше трансформация модели рождаемости проявлялась в основном в более быстрой перестройке возрастной модели рождаемости, то сейчас это также и нарастание доли окончательно бездетных мужчин и женщин. Бездетность среди московского населения - не норма, но социально допустимая жизненная позиция. В настоящее время она выражается словами «нет детей, потому что не хотел» в большей степени, чем «не хочу детей, поэтому и не будет», однако вопрос о дальнейшей трансформации установок детности остается открытым.

Нередко репродуктивное поведение населения России сравнивается с поведением населения других развитых стран – Франции, Германии и пр. В таком случае возникает привычная дискуссия о том, к какой именно модели в большей степени тяготеет Россия. Не вступая сейчас в эту дискуссию, мы все же хотим обратить внимание на российский опыт и российские уроки, которые показывает нам демографический и социологический анализ. Если следовать трансформационной логике изменения модели рождаемости современных поколений мужчин и женщин, можно рассматривать направление движения Москвы в качестве вектора развития других регионов России, во всяком случае, крупных российских городов.

Откладывание деторождения на более поздние возраста можно назвать ключевой тенденцией демографического развития как Москвы, так и России в целом. Однако существуют объективные биологические ограничения репродуктивного возраста женщины. При этом проблема «перманентного откладывания», приводящая в итоге к бездетности, также давно известна. Все это свидетельствует об актуальности задачи мягкого регулирования календаря рождений (так называемые «tempo policies»). Если говорить о возможностях политического вмешательства, прежде всего, следует повышать информированность населения о репродуктивных возможностях в целом и каждого человека, в частности. Повышение заинтересованности мужчин и женщин в том, чтобы проходить обследования на репродуктивное здоровье, может снизить долю «перманентно откладывающих».

В условиях сохранения и укрепления курса на поддержку семьи и родительства можно ожидать снижения эффекта негативной возрастной структуры и таких объективных демографических тенденций, как нарастание числа добровольно бездетных и откладывания деторождения. Другими словами, можно не допустить существенного ухудшения текущей ситуации, а это принципиально важно с точки зрения поддержания благоприятного общественного климата и «демографического оптимизма». Дальнейший рост интенсивности деторождения возможен при условиях формирования общества, дружественного к семье. Эти условия включают набор долговременных информационных, социальных, экономических и политических мер, хотя дивиденды от него не могут быть получены в ближайшее время.

Политические меры, вводимые с 2007 года, положительно повлияли на число рождений, особенно вторых. Однако для того, чтобы этот эффект оказался не только сдвигом календаря рождений, требуются серьезные и продуманные меры, отвечающие на новые социально-демографические вызовы. Европейский опыт показывает, что за 3–5 лет население «привыкает» к политическим мерам, и их влияние резко ослабевает.

Концепция снижения косвенных издержек рождения ребенка и улучшения условий совмещения родительских обязанностей и занятости на рынке труда занимает прочное место в семейной политике многих западных стран. Последнее время к ней обращаются и в России, в частности, вводя меры по повышению доступности детских дошкольных организаций. На текущий момент данные меры относятся преимущественно к детям от 3 лет. Однако следует обратить внимание и на другой ключевой порог – достижение ребенком возраста 1,5 лет. В этот момент происходит прекращение выплаты пособий по уходу за ребенком, материальное положение семьи ухудшается. Именно к этому моменту весомая доля женщин с маленькими детьми планирует выйти на работу, и для них остро встает вопрос услуг по уходу за ребенком.

Для Москвы развитие системы яслей представляется особенно актуальным в связи с ее динамичным рынком труда, большой долей высокообразованных женщин, занимающих высокие должностные позиции. Именно для этой группы женщин особенно важна возможность эффективно совмещать занятость с материнством. В настоящий момент они могут прибегать лишь к дорогостоящим услугам нянь, которые доступны далеко не всем.

Можно спорить о применимости рекомендаций Москве в отношении России в целом. По словам П. Макдональда, меры по «совмещению работы и семьи эффективны только в том случае, если эта работа есть»¹⁶. Однако несмотря на различия социально-экономического положения российских семей, большинство придерживается модели двух работающих супругов – и не важно, вызвано ли это стремлением женщины профессионально реализовать себя, либо недостаточным доходом домохозяйства¹⁷. О востребованности услуг яслей свидетельствуют и эмпирические данные (табл. 8): только 14% родителей стремятся отдать ребенка в садик в том возрасте, как это общепринято сейчас, т.е. в 3 года. Большее число родителей хотели бы сделать это уже по достижении ребенком полутора-двух лет (43,4%).

Таблица 8. Распределение ответов респондентов на вопрос о предпочитаемом возрасте начала посещения ребенком детского дошкольного учреждения, %

Источник: обследование «Человек, семья, общество» 2013 г. Подвыборка респондентов с детьми дошкольного возраста.

Политика совмещения занятости и родительства, направленная на экономически активные и относительно благополучные слои населения, имеет важные преимущества. Она не дает возможности нарастания так называемого «спекулятивного эффекта» при прямом материальном стимулировании, когда значительное число рождений приходится на бедные и маргинальные слои населения, что повышает дальнейшие риски социального сиротства.

Разрешение конфликта между семьей и работой подразумевает формирование широкого и диверсифицированного рынка социальных услуг и, в первую очередь, услуг по уходу за детьми разного возраста. Для постиндустриального общества, в которое стремится Россия и в которое, судя по всему, первой вступает Москва как наиболее экономически и социально развитый регион России, меры по разрешению этого конфликта должны стать стержневым элементом демографической политики. Эффект от развития услуг может проявиться не сразу, а через 2–3 года, однако его действие не исчерпается и в дальнейшем. Таким образом, в создании благоприятных условий жизни семьям с детьми заключается самый действенный инструмент повышения рождаемости в любой стране, и Россия не является здесь исключением.

¹⁶ McDonald P. (2000). The “Toolbox” of Public Policies to Impact on Fertility – a Global View. European Observatory on Family Matters seminar on Low Fertility, Families and Public Policies, September 2000.
¹⁷ Социальное и демографическое развитие. Социальное и демографическое развитие России. Каирская программа действия: 15 лет спустя / Под ред. Т.М. Малевой, О.В. Синявской. М.: ЮНФПА, 2010.