Потери от высокой по сравнению с женским населением смертности мужского населения в нашей стране, названной в свое время Б.Ц. Урланисом очень точным понятием «сверхсмертность», не раз оценивались с экономической точки зрения. В представленной таблице мы предлагаем обратить особое внимание на ожидаемую продолжительность жизни для лиц, достигших 60-летнего возраста – она высвечивает не только весь клубок накопившихся с десятилетиями проблем, но и подлинную глубину или «пропасть» нашего отставания от цивилизованного мира. Если по показателю ожидаемой продолжительности жизни при рождении для мужского населения мы занимаем неподобающее стране с амбициями строительства постиндустриальной или даже инновационной экономики 168 место среди 220 стран/территорий, то для достигших 60-ти лет мужчин наши показатели продолжительности жизни просто позорны. Они близки или равны показателям последней (!) десятки стран мира, если исключить Сьерра-Леоне, и даже на 1 год ниже аналогичных показателей таких стран этой десятки, как Ботсвана и Замбия. И эти показатели не только напрямую связаны с предшествующей жизнью нынешнего пенсионера, но и с уровнем и качеством его жизни в пенсионном возрасте – с проблемой низких пенсий большинства пожилого населения страны за исключением нескольких субъектов Федерации. Мы говорим о среднем уровне пенсий, который, например, в 2011 г. составлял всего 164% к прожиточному минимуму пенсионера (подчеркнем, что речь идет не о минимальном, а о среднем уровне пенсий) и 130% к прожиточному минимуму всего населения. В 2012 г. это соотношение соответственно составило 179% и 141%.

Стр. 14.

Ожидаемая продолжительность жизни в 2010-2015 годах в ряде стран* (стр.13)

* оценка ООН

К еще более опасному явлению, чем ежегодные колебания коэффициентов младенческой смертности по десяткам регионов, которое может стать устойчивой тенденцией флуктуационного демосоциального развития, следует отнести отставание села от города, которое может ещё в большей мере сдерживать экономическое развитие страны, чем непомерная дифференциация между уровнем развития регионов России. При этом разрыв между уровнем смертности младенцев в городской и сельской местности не только сохранялся, но даже рос, несмотря на все программы для села и попытки беспрецедентного финансирования аграрного сектора российской экономики. Если в 1990 г., который можно условно считать точкой начала перехода к рыночной экономике, превышение уровня сельской младенческой смертности над уровнем городской составляло 7,6%, то к 2009 г. увеличилось до более чем 29%, а в 2012 г. выросло до 31,9%. Следовательно, в период перехода к рыночной экономике, продекларированной самостоятельности решения локальных проблем муниципальными властями, которые способны, как показал длительный опыт европейских стран, эффективнее учитывать и решать местные проблемы при условии соответствующего финансирования, условия жизни городского и сельского населения в нашей стране, возможности городской и сельской медицины не просто оставались разными, как это, к сожалению, в отличие от развитых стран, было всегда, но эта разница возрастала. Две причины очевидны. Первая связана с низким уровнем развития сельской инфраструктуры, что отличает нас от всех высокоразвитых и не очень (среднеразвитых) стран Европы, которая на порядок ниже городской, тоже не отличающейся современным уровнем, гарантирующим надлежащий уход за соответствующими контингентами населения, присущий всем европейским странам 21 в. Вторая – связана с низким уровнем жизни сельского населения по многим причинам. Напомним лишь о приведенных данных о размере средней оплаты труда в сельском хозяйстве, которая не дотягивает до 52% от средней по экономике, и низких доходах жителей села. Превращение приоритетного национального проекта по сельскому хозяйству в долгосрочную федеральную целевую программу … мало что изменило в социальном развитии сельской местности России. Разрыв в важнейших показателях социодемоэкономического развития – ожидаемой продолжительности жизни и младенческой смертности между городом и селом остается таким же значительным. Эта проблема носит политически более сложный характер, так как во многих республиках и автономиях основная часть титульного населения живет в сельской местности, но на это российские политики предпочитают не обращать внимания. Хотя различия в ряде регионов между сельской и городской местностью, например, по уровню младенческой смертности огромны. Любая территориальная дифференциация этого показателя, если она значительна, должна обращать на себя пристальное внимание различных институциональных единиц: от федеральных социальных министерств и правительств региона до региональных парламентов и научно-исследовательских сообществ.

Стр. 48-49.

Очень опасной тенденцией, свидетельствующей даже о провале федеральной политики, которая, как и любая дифференциация этого важнейшего показателя, не обсуждалась и даже не была затронута на заседании Совета при Президенте РФ, повестка дня которого была посвящена мерам, направленным на улучшение демографической ситуации в России (26 февраля 2013 г.), можно считать резко возросшую дифференциацию показателя младенческой смертности в городах-миллионерах. Если в 1994 г. худший показатель превышал лучший на 79%, то в 2010 г. – уже на 210%, а в 2012 г. – на 231%. То есть за годы, в том числе, успешного экономического развития, ситуация в городах, олицетворяющих развитие и прогресс, ухудшилась. Это свидетельствует не только о явных неудачах в достижении целей демографической Коцепции-2025, но и является весьма тревожным симптомом для социальной политики российского государства в целом, так как сравнительные успехи в экономическом развитии совершенно не гарантируют автоматического улучшения демографической ситуации даже по её основным, базовым параметрам.

Стр. 58-59.

Самая весомая акция в России – материнский капитал и добавочные меры по его индексации и расширению возможностей использования могут рассматриваться как помощь менее обеспеченным или бедным семьям, а такими у нас становится большинство семей, в которых появляется третий ребенок (а часто в зависимости от региона и в случае рождения второго), но никак не мера поощрения рождаемости, существующая в виде продуманной системы в большинстве развитых стран. Введенный в РФ родовой сертификат, который приблизительно равен средней пенсии, и другие пособия на детей не являются, по мнению специалистов, чувствительным вкладом в общий доход семьи. Но даже более серьезные вливания в доходы семьи не могут гарантировать ни рост рождаемости, ни спасение от депопуляции. Нынешний уровень детских и семейных пособий остается уровнем поддержки бедных, не давая в лучшем случае оказаться им в рядах нищих – крайне бедного населения по терминологии ООН, но их низкий уровень ставит под сомнение даже это утверждение.

Стр. 74.

Демографический переход модернизирует «тысячелетние социальные механизмы, управляющие воспроизводством человеческих поколений» (А.Г. Вишневский). Важно, что демографическая модернизация вызывает изменения не только таких социально-демографических феноменов, как семья и брак, но и социально-экономических – института наследования, солидарности поколений и т.д. Социально-экономический прогресс ряда стран, например, Индонезии, Малайзии и других стран Юго-Восточной Азии, Карибского бассейна, ряда стран Латинской Америки, ускоряет в них процесс демографической модернизации, который охватил вначале наиболее развитые страны, а затем и развивающиеся, оставаясь частью современного этапа демографического перехода и частью демографической эволюции.

Динамика демографических индикаторов и показателей заболеваемости населения 1990-х - 2010-х гг., также свидетельствует о противоречивости российской демографической модернизации этого периода, которая в меньшей мере была связана с экономической динамикой или реагировала на неё с б?льшим лагом. Это также говорит в пользу необходимости её скорейшего завершения, без чего невозможен переход российского общества к постиндустриальному, информационному этапу развития экономики. Ход и эффективность социально-экономической модернизации должны оцениваться показателями ожидаемой продолжительности жизни мужского и женского населения как индикаторами оценки деятельности и эффективности проводимой политики.

Стр. 101-102.