Горожане и дачи

Татьяна Нефедова
(Опубликовано в журнале "Отечественные записки", 2012, №3. С. 204-215)

Окрестности любого российского города уже давно невозможно представить без принадлежащих горожанам домов самого разного типа — от невзрачных сараев до шикарных коттеджей. Слово «дача» (в провинции иногда еще говорят «сады») настолько прочно вошло в повседневный лексикон и кажется таким обыденным, что о его научном осмыслении речи практически не идет. До сих пор не проведено полноценного анализа типологии дач, а также специфики социальных отношений дачников ни между собой, ни с коренными жителями.

Общее определение таково: дача — это дом и участок земли в сельской местности, владельцами которых являются горожане, прописанные (зарегистрированные) в городе, но проводящие в сельской местности какое-то время (от недели до целого года). Но почему горожане живут на два дома? Что это за дома и насколько далеко люди готовы ездить на свою дачу? Как изменяются дачные предпочтения в зависимости от социальной принадлежности человека? Сколько времени горожане проводят на своих дачах? Какое отношение это имеет к процессам субурбанизации, и есть ли у нас вообще субурбанизация в классическом виде, или ее развитие «тормозит» дачная традиция? Начнем с последнего.

Субурбанизация по-российски

Обилие «новорусских замков» вокруг крупнейших городов отчасти отражает первые ростки субурбанизации, особенно заметные вокруг Москвы и С.-Петербурга. Однако крупные города, после некоторого перерыва в 1990-х годах, все еще остаются привлекательнее для жизни, чем сельская местность, так что урбанизация в России пока не завершена. Другое дело — массовая сезонная деконцентрация горожан, две трети которых имеют в сельской местности нечто, собирательно именуемое «дачей».

Существует несколько причин, по которым у нас не развивается субурбанизация и контрурбанизация западного типа с переездом горожан на постоянное жительство в сельскую местность. Прежде всего, это сохранение института регистрации (прописки) и рост цен на жилье в крупных городах, особенно в Москве. Люди опасаются, что, потеряв городскую квартиру, ни они сами, ни их дети уже не смогут в случае необходимости вернуться жить в город. Во-вторых, это слабое развитие современной инфраструктуры в сельской местности: плохие дороги, недостаток школ, больниц и мест для отдыха и развлечений. Кроме того, круглогодичное проживание в загородном доме в России требует больших вложений, чем в странах с умеренным климатом, и число людей, которые могут себе это позволить, невелико. И, наконец, из-за низких налогов на недвижимость местные власти не слишком заинтересованы в увеличении числа дачников.

И тем не менее элементы дезурбанизации в России есть. Но если в развитых странах в авангарде этого процесса идет средний класс, то в нашей стране весь год за городом проводят либо самые богатые граждане — в поселках бизнес-класса или даже в собственных имениях, либо, наоборот, наименее обеспеченные, которые живут на деньги, полученные от сдачи в аренду своих московских квартир, и зимуют в кое-как утепленных дачных домах. Но объединяет обе прослойки то, что и те и другие все равно имеют в собственности также городскую квартиру.

Правда, есть и сознательные переселенцы из крупных городов в сельскую местность. По сравнению с миллионами дачников это капля в море. Но поскольку это люди активные, регулярно пользующиеся Интернетом, создается иллюзия большой волны. Чаще всего это представители интеллигенции, полностью или частично бросающие свои городские занятия, иногда — престижную работу ради сельской жизни, в том числе и занятий сельским хозяйством. Для них это своеобразное бегство от общества потребления и «ужасов мегаполисов» с безумным ритмом жизни, теснотой и толчеей, загрязненной средой, пробками на дорогах и т.п.

Тем не менее куда более распространенным в России остается не выезд из крупных городов в субурбию на постоянное место жительства, а жизнь на два (а порой и на три) дома: городская квартира и работа в Москве с дачей в пригороде и/или в удаленной сельской местности.

История дач в России

Дачная традиция в России имеет глубокие корни. Само слово «дача» происходит от слова «давать»: в дореволюционной России бояре и дворяне, служа в городе, выезжали в свои сельские вотчины и даваемые за службу «кормления» (деревни с сельскохозяйственными землями и крестьянами) для надзора за ними. В конце XIX века дачами стали называть места загородного отдыха дореволюционного «среднего класса» — разночинцев. Под Москвой еще в 1917 году насчитывалось около 20 тысяч дач¹. После революции бесплатные ведомственные дачи для летнего загородного отдыха получали партийные функционеры, генералы, хозяйственники, ученые, писатели, артисты. Сельскохозяйственная роль дач тогда была скромной. А во второй половине XX века дачи перестали быть символом элитарности и успеха, зато сельскохозяйственная компонента дачного времяпровождения заметно выросла.

Можно выделить пять видов второго жилья горожан в сельской местности²: классические дачи, сады, огороды, сельские дома в деревнях и особняки или коттеджи.

Классические дачи — самый старый вид, существовавший в России еще до советской власти. Но число классических дач резко выросло сразу после Октябрьской революции и особенно в середине XX века, когда земельные участки под строительство стали выдавать своим работникам советские ведомства и организации. Этот тип дач характерен главным образом для пригородов столичных центров — Москвы и Санкт-Петербурга. По сей день здесь сохранились деревянные одно-двухэтажные дома постройки 1940-60-х годов с 2-4 комнатами, чаще всего без элементарных удобств, предназначенные в основном для летнего отдыха. Лишь небольшая часть элиты в этих поселках имела более обустроенные дома, куда можно было приезжать и зимой.

При классических дачах всегда имелись участки земли площадью от 12 до 50 соток, но их сельскохозяйственное использование хотя и росло в 1950-70-х годах, особенно интенсивным никогда не было. На участках сохранились лесные деревья, благодаря чему поселки с классическими дачами до сих пор остаются весьма живописными.

Сады — самый массовый вид агрорекреационного землепользования. В 1949 году было выпущено специальное постановление о коллективных садах и огородах. Микроучастки по 6-8 соток выдавали обычно работникам предприятий и организаций на землях городов, сельских поселений, предприятий и Гослесфонда. Можно сказать, что сады — это сильно уменьшенные классические дачи. В 1950 году в садоводческих кооперативах числилось 40 тысяч членов, в 1970 — 3 миллиона. К 1990 году садовые участки имели 8,5 миллиона семей, желающих их получить было не меньше. К концу 2000-х участки были уже примерно у 14 миллионов городских семей. Это почти столько же, сколько домохозяйств имеют в деревне сами сельские жители. Поначалу на этих участках не разрешалось строить дома, только крошечное строение для отдыха. Однако когда в 1967-1969 годах в СССР был официально введен второй выходной день и появилась возможность ночевать за городом, власти пошли на смягчение норм домостроительства на садовых участках. Тем не менее до 1990 года садоводческие домики были гораздо скромнее классических дач, и вокруг городов возникли огромные массивы полудомов-полусараев, по меткому замечанию Б.Б. Родомана, «трущобные города», без удобств, пожароопасные и антисанитарные, со всеми вытекающими отсюда социально-экологическими последствиями.

Одним из условий выделения участка под сады было его обязательное сельскохозяйственное использование. На своих небольших участках люди с увлечением выращивали картофель, овощи, ягоды и фрукты. И это несмотря на то, что выделялись им самые худущие земли, требовавшие колоссальных усилий для облагораживания.

Огороды, в том числе и в пределах городов, всегда были спасением российских горожан, расширяясь в военные и смутные времена, они кормили своих владельцев. Формально огороды размером от 2 до 6 соток как особый вид агрорекреационного землепользования отличаются от садов тем, что там не разрешены жилые постройки, а земля, в отличие от дачной и садовой, не дается в собственность. С этим связана как меньшая популярность огородов у жителей больших городов, так и то, что чаще они встречаются вокруг малых городов, нередко вплотную подходя к многоэтажным домам. В последние годы число огородов сокращалось, а размер участка постепенно возрастал, сравнявшись с садовым. Как правило, там ставят либо нежилые постройки для инвентаря, либо (все чаще и чаще) все-таки летние дома, которые де-факто превращают огороды в садовые участки. В целом по стране только сады и огороды имеют 17 миллионов семей³. С учетом среднего размера семьи это половина всех горожан России.

Сельские дома, которые горожане наследуют или покупают, — четвертый вид российских дач, получающий в последние годы все более широкое распространение. Поскольку официально раздаваемых земель под строительство дач не хватало, горожане нашли другой путь экспансии в сельскую местность. Помогла им сельская депопуляция в Нечерноземье, обилие заброшенных домов и целых деревень. В 1970-80-е годы купить дом официально было невозможно, сделки имели фиктивно-теневой характер: дом оформляли на местного жителя, хотя пользовались им горожане. Старую деревенскую избу в полузаброшенной деревне можно было приобрести за 1-3 месячные зарплаты. В 1989 году горожанам официально разрешили покупать сельские дома, в 1992-м — землю вокруг. Поначалу местные власти препятствовали наплыву дачников. Однако постепенно поняли, что от горожан есть и польза: они сохраняют дома, ухаживают за заброшенными и заросшими бурьяном участками, ремонтируют колодцы и т.п.

Часть домов и прилегающих участков горожане покупали, часть доставал крупных центров тем или иным образом перешли к горожанам, зона спроса расширилась, а цены — возросли. И даже когда живы деревенские родители, их городские дети летом обычно приезжают в деревню отдохнуть и поработать на огороде, оставляют там детей на все летние каникулы — в общем, используют родительский деревенский дом как полноценное второе летнее жилье.

Рисунок 1. Разные типы дач горожан в сельской местности

Сколько горожан купили дома в деревнях, точно установить невозможно. Соответствующей статистики нет не только на федеральном, но даже на региональном и районном уровнях. Наши обследования в конце 1990-х годов в Переславском районе Ярославской области показали, что к 26 тысячам человек местного сельского населения каждое лето добавляется 37 тысяч приезжих семей из Москвы и Подмосковья (как минимум 70 тысяч человек), купивших дома в здешних деревнях. Еще 13 тысяч москвичей имеют участки и дома в расположенных здесь садоводческих и огородных поселках. Значит, летом сельское население этого района может увеличиваться почти в четыре раза. Сегодня соседние с Московской областью регионы, благодаря скупке москвичами деревенских домов, фактически стали дачной зоной столицы.

Размеры земельных участков в таких деревенских хозяйствах, как правило, больше, чем в дачных поселках иных типов: от 15 до 50 соток. Если это дом родителей, то сельскохозяйственная составляющая летнего отдыха горожан обычно очень существенна. Если же горожане покупают покинутый дом, то сельским хозяйством занимаются реже.

В последние годы появилась еще одна разновидность жилья горожан в деревне, которую условно можно назвать «поместье»: покупая дом с участком, некоторым удается дополнительно взять в аренду обширный кусок заброшенных земель или леса.

Особняки или коттеджи — это пятый новейший, вид усадеб горожан за городом. Причем в отличие от Англии, откуда они родом, коттеджами в России называют, как правило, большие каменные дома, которые нередко похожи на средневековые замки и резко контрастируют с окружающими постройками. По всей видимости, их владельцы пытаются воплотить идеал дома-крепости, стараясь отгородиться от остального мира.

Коттеджи более характерны для пригородов. По уровню комфорта они не уступают ни городскому жилью, ни single-family-houses западных пригородов. Тем не менее пока они остаются все же не основным, а скорее дополнительным жильем: владельцы чаще всего сохраняют прописку и квартиру в крупном городе, используя особняки в качестве все тех же дач. Собственно, и строятся они нередко в старых дачных поселках, иногда — на месте деревянной дачи. Однако чаще под особняки все же отвоевывают края полей и лесов, группируя их в специальные коттеджные поселения. Именно для закрытых поселков бизнес и отчасти эконом-класса характерна реальная субурбанизация. Все виды особняков роднит то, что агропроизводством их богатые хозяева почти не занимаются, а небольшие участки земли (в среднем это 10—15 соток) заняты газонами и клумбами.

Постиндустриализация или рурализация?

Дача как воплощение мечты о втором загородном доме не есть продукт какой-то особой руральной ментальности россиян. Это результат вписывания естественной для всех народов тяги к совмещению достоинств городской и сельской жизни в конкретные историко-географические условия России. Русская дача — явление не уникальное. Но у нее есть две специфические особенности: сезонность использования и аграрная составляющая как средство выживания для значительной части населения.

Для России 1990-х годов были характерны два разнонаправленных процесса: с одной стороны — глобализация общества и начало постиндустриального развития в пригородах, а с другой — рурализация занятий части населения, в наибольшей степени характерная для садов и огородов горожан, расположенных также в пригородах. В 2000-х годах тяга горожан к сельскому хозяйству ослабла, но и до сих пор их вклад в агропроизводство в России неоправданно велик. По данным сельскохозяйственной переписи 2006 года, горожане на своих участках производят 12% всех овощей, 21% плодов и 37% ягод.

Можно выделить несколько причин тяги городских жителей к ведению собственного сельского хозяйства. Первая из них — экономическая: постоянный дефицит продуктов в советском прошлом и денег в 1990-2000-х годах. Вторая — быстрая и недавняя урбанизация. В России мало горожан, которые прожили бы в городе несколько поколений, у множества людей остались родственники в де­ревне, включая престарелых родителей, которых они регулярно навещают и часто «замещают» на огородах, а впоследствии наследуют их дома. Третья причина — социально-экологическая: бегство на дачу и временная перемена занятий для многих горожан является отвлечением от городских стрессов.

И все же в последние годы наметился явный отход от сельскохозяйственной деятельности на даче, причем среди представителей самых разных слоев общества. И чем крупнее город, тем меньше его жители озабочены огородами на дачах. С учетом дальнейшего расширения спроса на дачи и их продолжающейся территориальной экспансии это говорит о начале процесса постиндустриального развития сельской местности.

Рассмотрим на конкретных примерах. Для этого разделим российские дачи на три типа: ближние, среднеудаленные и дальние.

Рисунок 2. Зоны дачной экспансии Москвы и Санкт-Петербурга. Интенсивностью заливки показаны зоны распространения ближних, среднеудаленных и дальних дач

Ближние дачи

Ближние дачи горожан характерны для всех городов, и чем крупнее город, тем больше зона дачного строительства и землепользования. Но максимальной плотности дачи достигают в ближайших пригородах Москвы, где в глаза бросается обилие больших двух-трехэтажных каменных особняков-коттеджей.

До экономического кризиса 2008 года в пригородах столицы строились преимущественно коттеджные поселки бизнес-класса⁴. Цена одного кв. метра в таких коттеджах с учетом стоимости земли колебалась от 3 до 5 тысяч долларов. Это означает, что дом с небольшим участком обходился владельцу в сумму от 1 до 5 миллионов долларов. В наиболее престижных районах на западе Под­московья, вдоль Новорижского и Рублево-Успенского шоссе, стоимость одного кв. метра жилья доходила до 25 тысяч долларов. Кризис и явный переизбыток дорогих домов дали толчок строительству поселков эконом-класса, цена за один кв. метр в которых составляет в среднем около 1,5 тысячи долларов⁵.

Сколько коттеджных поселков в Подмосковье, сказать трудно, оценки варьируются от 670 до 1100, при этом заселено всего 320. Помимо индивидуальных жилых домов или таунхаусов здесь есть сервисные и вспомогательные службы, охрана и т.п. Однако наши неоднократные визуальные обследования отдельных коттеджей в северном секторе Подмосковья на расстоянии 20—30 км от Москвы, проводившиеся в активное вечернее время в выходные и рабочие дни в марте и в августе, показали, что большая их часть используется почти так же, как и традиционные дачи, то есть по сути в качестве жилья для летнего отдыха и посещения в выходные дни. Например, в будний мартовский день в 7—8 часов вечера более половины коттеджей выглядели необитаемыми, а в четверти горел свет только в маленьком окошке сторожа.

Стоимость земли также сильно колеблется в зависимости от направления (западное — самое дорогое) и удаленности. В 2011 году одна сотка земли в Мо­сковской области стоила от 2 до 20 тысяч долларов, достигая в самых престижных районах 50 тысяч. Несмотря на это, именно Московская область держит в России лидерство по вводу жилья на душу населения — 1,1 кв. м в год при среднероссийских показателях 0,4 кв. м и московских — 0,15 кв. м⁶. Правда эти цифры охватывают не только сельскую местность, но и строительство жилья в подмосковных городах, где москвичи также активно покупают квартиры из-за сравнительно более низкой, чем в Москве, стоимости.

И все же наибольшую площадь в пригородах крупных городов занимают садово-дачные поселения, хотя они и не бросаются в глаза так, как вычурные коттеджи. Например, в северном Подмосковье на стыке Пушкинского и Щел­ковского районов между большими городами Королев, Пушкино и Щелково они формируют огромные сплошные массивы: одно-двухэтажные, преимущественно деревянные псевдогорода, по площади куда большие, чем ближайшие к ним города областного подчинения. Подобные массивы типичны и для восточного Подмосковья. В западном они мельче и разрозненнее, чаще примыкают к населенным пунктам или окружены лесами, делая эти территории более при­влекательными для горожан, а землю, соответственно, — более дорогой. И тем не менее, несмотря на рассеянность, общая площадь рекреационных поселений больше именно в западном секторе.

В целом 1,4 миллиона сельского населения Московской области в летний период увеличивается как минимум на 3-4 миллиона человек. Положение ближних дач здесь хотя и комфортно с точки зрения небольшой удаленности от столицы, но становится все менее удобным по целому ряду других факторов. Это и преобразование природных ландшафтов, и 50 больших мусорных свалок, и соседство с крупными животноводческими комплексами, и сильная застроенность, и высокая плотность населения. К тому же резко ухудшилась и физическая доступность второго жилья. Виной тому постоянные пробки на дорогах, которые сильно ограничивают возможность ежедневно ездить с дачи на работу даже в летнее время. Кроме того, смена поколений хозяев, изменение их иму­щественного положения, купля-продажа дачных владений усилили социальные контрасты и соседские конфликты.

В пригородах происходит явное вытеснение сельского образа жизни с при­внесением туда городских образцов, включая внешний вид и обустройство домов, разведение на участках газонов и цветов вместо картошки и лука. Сами дачники вблизи городов, как правило, отгорожены от сельского населения и физически (высокими заборами), и психологически (практически не общаются с местными жителями). Для строительных и ремонтных работ приглашаются гастарбайтеры или бригады из Москвы и ближайших городов. Практически нет контактов и с местными властями (разве что у руководителей дачных кооперативов), которые считают, что от такой концентрации горожан они имеют лишь дополнительные хлопоты (уборка мусора, ремонт дорог и т.п.). Тем не менее экономический вклад дачников все же ощущается, если и не в поступлениях в местные бюджеты, которые невелики из-за низких налогов на недвижимость, то в бурном росте торговли продуктами и стройматериалами. Именно в пригородах можно наблюдать первые ростки постиндустриального сервисного развития сельской местности, хотя и с особой российской спецификой: высочайшей плотностью ближних дач, сохранением мощных сельскохозяйственных предприятий, восстановлением в 2000-х годах промышленности и т.п.

В 2011 году было принято решение об увеличении площади Москвы в 2,5 раза в юго-западном направлении вплоть до границ с соседней Калужской областью. Это означает, что огромное количество коттеджных, дачных и садовых поселений окажутся частью столицы. Пока только объявлен конкурс на проекты развития новой Москвы, и судьба дачных поселений, оказавшихся в границах го­рода, не ясна.

Среднеудаленные дачи

Среднеудаленные дачи характерны для крупнейших центров. Они могут располагаться на расстоянии 100 и более км от города и представлять собой садовые товарищества, хотя чаще горожане покупают дома в деревнях. Там, где региональные центры не очень велики (менее 500 тысяч жителей), среднеудаленные дачи обычно связаны с наследованием горожанами родительских домов в сель­ской местности, в силу чего они довольно сильно рассредоточены.

Среднеудаленные дачи москвичей — это в основном садовые участки и дома в деревнях, расположенные в областях, окружающих Московскую область. Особенно их много в муниципалитетах, непосредственно граничащих с Московской областью, или в районах — соседях второго порядка, а также в наиболее живописных местах (например, на реке Угре в Смоленской области). Чем дальше от Москвы, тем меньше доля организованных садоводческих поселений и тем больше доля домов, купленных москвичами в деревнях.

Приведу пример Петушинского района Владимирской области, непосред­ственно примыкающего к Московской области. Он начинается на 95-м км от Москвы, расстояние до Владимира примерно такое же. В 2000-х годах здесь действовал договор с правительством Москвы, в соответствии с которым район предоставлял землю и коммуникации для садовых участков москвичей, а Москва — различную технику: мусоровозы, автобусы, машины скорой помощи.

При 150 сельских населенных пунктах в районе 139 садоводческих товариществ москвичей и жителей городов Московской области (около 30 тысяч участков). В местных деревнях тоже много дачников, а в 12 из них, где уже не осталось коренных жителей, живут только дачники, причем в основном московские (владимирцы сюда не добираются). При этом цены на землю в этих местах в 2—5 раз ниже, чем в Московской области.

Главная проблема как для властей, так для и самих дачников — это тонны мусора вокруг летних поселений. Недовольны и местные жители: из-за спроса «богатых» москвичей растут цены на продукты. Поэтому местные власти в последнее время неохотно выделяют землю, а среди дачников цена на нее растет. И это несмотря на то, что в районе много заброшенных сельскохозяйственных земель, которые сейчас никак не используются.

Отношения москвичей с местными жителями здесь более тесные, чем вблизи столицы, но по мере увеличения числа дачников и уменьшения численности сельских жителей они зачастую портятся. Это связано с тем, что первоначальный баланс интересов и отношений двух сообществ (местного и дачного) постепенно разрушается. Поначалу местные охотно подрабатывали удачников, теперь старые работники умерли, и для ремонта, не говоря уже о строительстве, все чаще приглашают гастарбайтеров. Прежний натуральный обмен: горожане — дефицитные продукты из Москвы, местные жители — картошку и молоко — нарушен. Все только за деньги, и по немалым ценам. Взаимодополнение сменяется разделением двух сообществ с последующим отторжением горожан местными жителями.

Итак, в зоне распространения среднеудаленных дач при сильном дачном давлении и деградации сельской жизни деревня оказалась не готовой к приему большого потока горожан даже для сезонного проживания. И хотя сельское хозяйство и промышленность здесь зачастую в еще большем упадке, чем в пригородах, развитие сервисных функций остается на низком уровне. А местные власти, воспитанные в идеологии индустриального промышленно-сельскохозяйственного развития села, не видят перспектив, связанных с дачным освоением районов. Исключение составляют лишь наиболее близкие к Московской области районы, давно ставшие частью столичного региона.

Дальние дачи

Отдельные дачники в отдаленных деревнях на расстоянии 400-600 км от городов стали появляться еще в 1970-80-х годах. Но дачный бум пришелся на середину 1990-х и 2000-е годы. Наибольшей популярностью сельская глубинка пользуется у жителей Москвы и Санкт-Петербурга. Причем их дачные зоны пересеклись на юге Псковской и Новгородской областей, распространившись на восток и северо-восток, вплоть до удаленных районов Костромской области. В деревнях, где согласно официальной статистике числятся буквально единицы постоянных жителей, в наиболее популярных у дачников районах (например, на Валдае) возникают целые улицы новеньких деревянных домов.

На базе Угорского проекта⁷ с 2006 года проводится обследование дачного заселения удаленной сельской местности на примере периферийного района Ко­стромской области. Это настоящая российская глубинка — территория, располо­женная на значительном расстоянии от больших городов (до Костромы, Кирова, Нижнего Новгорода — 250-300 км, до Москвы — 600 км), в типичной экономи­ческой ложбине в зоне южной тайги. Прошедшее в стороне шоссе Кострома — Киров служит единственной ниточкой, связывающей огромное залесенное про­странство с «большой землей».

В начале XX века на месте угорского поселения жило более 3000 человек, теперь — около 300 человек, и это не так мало. Пока работает администрация, школа, почта, магазин, есть библиотека, клуб, где проводятся дискотеки. Есть 25 детей в возрасте до 15 лет. Но половину всего местного населения составляют люди пенсионного возраста, и, естественно, с каждым годом оно убывает. В центре поселения сосредоточено 62% жителей, остальные разбросаны по малым дерев­ням. Такая сильная депопуляция сопровождалась отрицательным социальным отбором: наиболее активные давно уехали. От крупного когда-то колхоза остался небольшой кооператив, где формально заняты 20 человек, а фактически работают сам председатель и два-три его помощника. Другой работы, кроме бюджетной сферы и лесничества, здесь нет. Обрабатываемые земли уменьшились в десять раз, большая часть сельскохозяйственных земель (около 2000 га) зарастает сорными травами и лесом. Пока они никем не востребованы, чего нельзя сказать о домах и приусадебных участках в деревнях.

Во всех живых деревнях есть дачники. Причем чем меньше коренных жите­лей там осталось, тем больше домов куплено горожанами. В центре поселения доля дачников среди собственников и арендаторов земельных участков составляет уже 30%, в деревнях с 30-40 местными жителями — около 40%. В умирающих малых деревнях, где осталось менее 10 постоянных жителей — от 70 до 90% домов принадлежат горожанам. Но, что характерно, в совсем опустевших деревнях нет и дачников. Жизнь горожан без местных жителей в таких удаленных местах невозможна, два этих сообщества тесно связаны и зависимы друг от друга.

Если еще 5-6 лет тому назад здесь можно было купить добротный деревенский дом за 2 тысячи долларов, то теперь цена возросла до 4-7 тысяч. Приусадебный участок, причем довольно крупный - до 50 соток, до последнего времени вовсе ничего не стоил и приобретался в дополнение к дому.

Преобладают москвичи (85% всех купивших дома) среднего и старшего воз­раста, среднего достатка и в основном интеллектуальных профессий. Им легче приезжать на дальнюю дачу 1-2 раза в год на срок от недели до нескольких ме­сяцев. Дорога на машине от Москвы занимает 8-9 часов, поездом — ночь. Есть несколько петербуржцев и костромичей (в основном наследники домов). Многие молодые и средневозрастные жители местного районного центра Мантурово при­езжают к своим родителям в выходные и в отпуск (3/4 местных жителей имеют детей в городах), по сути, являясь такими же дачниками. Однако после смерти родителей многие жители Мантурово продают деревенский дом москвичам, так как в городе живут почти в таком же.

Московские дачники не строят здесь новые дома, а покупают относительно крепкие деревенские. По архитектуре они относятся к типу домов Русского Севера — на высоких подклетях со скотным ныне пустующим двором внизу и огромным сеновалом наверху под одной крышей с жилой частью, с двумя печами (русской и голландской). Их общая площадь в среднем достигает 100-150 кв. м, жилая часть дома — 50-65 кв. м. Отличить дачу от дома местного жителя можно разве что по огородам. Дачники, как правило, сельским хозяйством не занимаются, кроме кошения травы и посадки декоративных растений. Зато собирают и заготавливают грибы и ягоды, ловят рыбу в реке. Многие продолжают и в деревне заниматься своим профессиональным делом, постоянно читают. Но любимое занятие — внутреннее благоустройство деревенского дома при сохранении почти неизменным внешнего вида. Поэтому деревни даже при смене населения имеют традиционный облик. Поначалу формировались профессиональные кластеры: «деревни ученых», «деревни художников», «деревни журналистов», «деревни учителей». Впоследствии узкая профессионализация размывалась.

Интересно, что каждый пятый из опрошенных в этих удаленных местах дачников имеет еще и участок в Подмосковье, то есть это уже даже не второе, а третье летнее жилье. Но ближняя дача из-за сжатия природных ландшафтов, их огораживания, обилия машин теряет функцию загородного жилья на природе. В отличие от дальней дачи, где вид горизонта из окна дома, тишина и отсутствие людей — обычное явление.

Опросы, проводившиеся в 2008 году⁸, показали, что отношение к московским дачникам у местного населения в основном положительное. Главным достоинством пришлых горожан они считают то, что те поддерживают и облагораживают дома, тем самым сохраняя деревни. Важно и то, что дачники сами или с помощью местных жителей косят траву, которая без ухода вырастает в рост человека, создавая сухой пожароопасный «мост» между лесом и деревнями на местах, некогда занятых картофельными или даже льняными полями.

Взаимоотношения дачников с местным сообществом в значительной степени зависят от размера деревни. Если в ней остались только бабушки, то они, как правило, начинают опекать москвичей и сами сильно от них зависят. Например, большинство дачников приезжают на машинах и часто подвозят местных жителей до городского центра или до остановки автобуса. Зимой бабушки присматривают за домами горожан. В более крупных деревнях отношения местных и дачников сложнее: все, что делают горожане по обустройству домов, вызывает сильный интерес и не всегда одобрение.

Дачники чувствуют себя своеобразной диаспорой и стараются поддерживать друг друга. Долгое время проводя в деревнях, удаленных друг от друга на 3-7 км, они, тем не менее, общаются между собой гораздо активнее, чем дачники в пригородах. Появились новые неформальные центры социальной жизни, тяготеющие к небольшим деревням, как правило, с наиболее активными дачниками. В депопулировавшем и разреженном пространстве сельской глубинки на этапе постиндустриальной трансформации размер населенного пункта, в отличие от предыдущих этапов колхозного развития, перестает играть решающую роль. Новые социальные сети, а не отдельные элементы пространственных и социальных структур становятся движущей силой развития сельской местности, способствуя созданию новой социальной среды и зарождению элементов малого бизнеса, стимулированного обслуживанием дачного населения. Тем не менее, несмотря на высокую безработицу, найти работников все равно непросто, желающих плотничать, косить траву и т.п. — единицы.

Главным фактором, раздражающим дачников (60% опрошенных) стала неразвитая инфраструктура (плохие грунтовые дороги, отсутствие освещения улиц, отсутствие водопровода и плохое состояние колодцев, отсутствие газификации и утилизации отходов). На втором месте у дачников оказалось недовольство местной властью, в значительной степени связанное именно с претензиями к инфраструктуре, состояние которой во многом зависит именно от властей. Характерно, что местных жителей, которых все устраивает, набралось почти 40%, в то время как дачники оказались куда более строптивыми. Неудивительно, что отношения с муниципальным руководством у них не складываются.

Большинство дачников ратует за сохранение природы гораздо больше местных, поскольку именно ради нее они сюда и ездят. Но еще более интересно то, что сельские традиции для дачников также оказались важнее, чем для коренных жителей. В таких сильно обезлюдевших районах помимо красоты ландшафта, тишины и покоя именно традиции (сам вид изб, печи, бани, песни, остатки ремесел и т.п.) зачастую привлекают городских интеллигентов.

И все же перспективы массовой миграции в деревню неясны. Как показывают опросы, в такие районы стремится вполне определенная прослойка интеллигенции, как правило, среднего и малого достатка, чаще всего немолодого возраста. И последует ли этому примеру следующее поколение, пока непонятно. Столичная молодежь явно имеет другие приоритеты, предпочитая оставлять деньги на курортах, а жить и отдыхать с детьми — в благоустроенных коттеджах или на подмосковных дачах. Пока очевидно, что проводить значительную часть времени в деревне на природе больше готовы дети и люди в более преклонном возрасте.

Особая категория горожан — те, кто остается зимовать в деревне, часто сдавая в аренду свою московскую квартиру. Правда, на все поселение таких пока единицы. Более того, их опыт показал, что даже при большом и сознательном желании адаптироваться горожанину к местному сельскому сообществу очень трудно. Активная позиция москвичей встречает глухое сопротивление местных жителей, даже если человек пытается работать в школе или заниматься сельским хозяйством. Тем не менее таких людей уже не назовешь дачниками. Вместе с жителями города Мантурово, приезжающими в деревню к родителям и работающим на огороде, они составляют некую переходную сельско-городскую группу.

Дачное расползание москвичей и петербуржцев продолжается. Именно эта растущая потребность в дальней даче со стороны горожан, а не восстановление огромных площадей распашки в тайге или прочие грандиозные проекты в обезлюдевших местах, могут спасти небольшие деревни. Это должно стать важным сигналом для федеральных и региональных властей, создающих концепции развития сельской местности, в которых, как правило, нет места городским дачникам как новой движущей силе деревни. Это сигнал и для местных властей, которые в отличие от самих жителей не радуются наплыву строптивых образованных московских дачников, которыми очень трудно управлять, но с которыми можно плодотворно сотрудничать.

В регионах Нечерноземья, особенно в периферийных, удаленных от городов районах, наблюдаются два параллельных процесса: 1) центростремительный — спонтанное усиление пространственной поляризации местного населения и элементов индустриальной экономики с формированием отдельных небольших оча­гов товарного хозяйства и 2) центробежный — деконцентрация второго (третьего) жилья горожан с образованием постиндустриальных социальных очагов. Второй процесс имеет две особенности, благодаря которым сохраняется разреженность социально-экономического пространства периферии: выраженную очаговость (дачники концентрируются в наиболее живописных и транспортно доступных местах) и сезонность.

Облик сельской местности также сильно различается в зависимости от количества горожан, их социальной принадлежности и интересов. Чем ближе к Москве или другому крупному городу, тем больше сельские дома и деревни теряют свой первозданный облик из-за застройки инородными домами. И тем сильнее дачники и местные жители отгораживаются друг от друга.

И только в самых удаленных районах можно еще говорить о дачно-сельском симбиозе, характерном для начальных этапов реосвоения сельской местности горожанами. В сильно депопулировавших деревнях дачники порой являются единственным шансом на спасение от тотального сжатия освоенного пространства.

¹ Хаусе М.О. Пригородная зона. М.: Мысль, 1960.
² Нефедова Т.Г. Российские дачи как социальный феномен // SPERO. Социальная политика: экспертиза, рекомендации, обзоры. №15. Осень-зима 2011.
³ Россия в цифрах. М.: Федеральная служба государственной статистики, 2011.
⁴ См.: Махрова А.Г., Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Московская область сегодня и завтра. Тенденции и перспективы пространственного развития.
⁵ Кузнецов И. Московский регион. Аналитическая справка. 2011. http://www.cottage.ru/articles/analytics/209366, html
⁶ Россия в цифрах. М.: Федеральная служба государственной статистики, 2011.
⁷ См.: www.ugory.ru. Угорский проект, публикации.
⁸ Нефедова Т.Г. Российская глубинка глазами ее обитателей, www.ugory.ru. Угорский проект, публикации.