|
Последствия межэтнических контактов на колонизуемых
окраинах были, разумеется, не только позитивными, но надо
отметить, что и негативные их стороны находились в сильной
зависимости от социальных, природно-климатических и даже биологических
факторов. Например, такие, привнесенные в жизнь аборигенов
явления, как неизвестные ранее болезни, оскудение промысловых
угодий и пьянство, оказывали наиболее разрушительное воздействие
на те народы, которые долгое время находились в изоляции и
на самых архаичных стадиях социально-экономического развития.
Будучи крайне зависимыми от природных факторов, эти народы
не могли быстро адаптироваться к изменениям в среде обитания.
Так, губительные "голодовки" у юкагиров были вызваны
переменами в маршрутах движения стад диких оленей, охота на
которых давала основные средства существования многим юкагирским
родам. А следствием голодовок явилась низкая сопротивляемость
болезням, которые в принципе хотя и были издавна известны
в Северной Азии как "природные очаги инфекции",
но получили более широкое распространение в ходе и результате
русской колонизации. Усиление миграций и человеческих контактов
способствовали тому, что опасные заболевания часто вырывались
из прежних локальных рамок туда, где у населения не было ни
представлений о том, как можно уберечься от такой напасти,
ни соответствующего иммунитета.
Именно такие, мало подвластные воле человека факторы,
и в первую очередь - эпидемии (оспы, тифа, кори), явились
главными причинами сокращения или сильного замедления роста
численности отдельных групп аборигенного населения (юкагиров,
ительменов, эвенков, эвенов), что давало повод некоторым исследователям
(все тем же областникам) говорить о "вымирании сибирских
инородцев". Более внимательное изучение вопроса показало,
что и в данном случае локальные явления нередко принимались
за глобальные и, кроме того, не учитывались ассимиляционно-миграционные
процессы, продолжавшиеся на севере Азии и в XVIII-XIX вв.
Иногда уменьшение численности аборигенного населения оказывалось
вообще мнимым и объяснялось массовым уклонением "ясачных
людей" от учета.
Абсолютное большинство народов, оказавшихся в
составе России, существенно увеличили свою численность. Только
за период с 1762 по 1795 г. (3 и 5 ревизии) нерусское население
Сибири выросло (округленно) с 278 до 369 тыс. человек. В других
регионах ситуация была аналогичной. Во второй половине XVIII
в. "воинственные" башкиры, несмотря на жестокое
подавление их восстаний, численно увеличились с 135 до 191
тыс. человек, "мирные" чуваши - с 280 до 352 тыс.,
мордва - с 222 до 345 тыс., марийцы - со 105 до 145 тыс.,
удмурты - с 92 до 135 тыс., карелы - со 109 до 143 тыс., зыряне
- с 45 до 54 тыс., татары (лишь в государственных границах
20-х годов XVIII в.) - с 512 до 628 тыс. человек и т.д.
Стр. 87-8.
В 80-90-е годы XVIII в. население Новороссии выросло
на 86,4%. Ни в одном регионе России в XVIII-XIX вв. не происходило
столь стремительного роста численности населения. Последняя
четверть XVIII и начало XIX в. вообще являлись тем "кульминационным
периодом", когда степи Новороссии были в целом заселены,
и было основано большинство ее населенных пунктов.
Состав жителей этого края оказался на редкость
пестрым. Правительство поощряло переселение в Новороссию представителей
практически любых социальных и этнических групп. Там приобретали
земли дворяне-помещики, военные и гражданские чиновники разных
рангов из центральных губерний, переводя туда же своих крепостных.
В числе переселенцев оказывалось немало беглых, в том числе
старообрядцев, сектантов, и правительство по сути дела легализовало
их обустройство на новых землях. Согласно изданному еще в
1764 г. "Плану о раздаче в Новороссийской губернии казенных
земель к их заселению", участки до 30 десятин могли получить
"всякого звания люди" (кроме крепостных) с условием,
что они станут военнослужащими или поселенцами. Затем наделы
были увеличены. Новоселы освобождались от податей, поощрялось
заведение ими мануфактур, а если кто-то решал разводить на
свободных землях леса, то получал их в постоянное пользование.
В XVIII в. Северное Причерноморье осваивалось преимущественно
самовольными переселенцами - главным образом из Украины и
Черноземного Центра. С начала XIX в. на первое место выходит
легальное (официально дозволенное) переселение. Обретенный
Россией край быстро заселялся не только украинцами и русскими,
но также сербами, греками, армянами, черногорцами, болгарами,
молдаванами, немцами, евреями, поляками и выходцами из других
народов, привлеченными в Россию дарованными им льготами. Сколько-нибудь
существенных конфликтов на этнической почве при этом не возникало.
Темпы роста населения Новороссии характеризуются следующими
цифрами. Если в 1768 г. общее число ее жителей не превышало
100 тыс. чел., то в 1797 г. оно уже достигло 850 тыс., а в
1822-1823 гг. - 1,5 млн. Из них более половины составляли
украинцы, что объяснялось как поощрительными мерами правительства
к их переселению в Новороссию, так и ее географической близостью
к Украине, а стало быть, и привычными условиями жизни на новом
месте, позволяющими снижать уровень смертности переселенцев.
К 1830-м годам Новороссия была в основном заселена (последний
этап ее активного заселения приходился на 1812-1835 гг.),
и примечательно, что крепостных крестьян там насчитывалось
немного. Численность русских в крае в 1795 г. составляла 15,6%
от общего числа жителей, в 1858 г. - 19,5%, в 1897 г. -21,6%
(1,7 млн чел.). В Крыму русские составляли в 1858 г. 12,6%
населения, в 1897 г. - 33,5%.
До середины 1830-х годов переселение в Новороссию
носило в основном земледельческий характер, поэтому и главной
сферой деятельности ее жителей стало сельское хозяйство. Условия
для него в целом были весьма благоприятны (черноземы, возможность
значительного, по сравнению с центром страны, удлинения цикла
сельскохозяйственных работ и т.д.), однако быстрота заселения
новороссийских степей далеко не всегда соответствовала темпам
их освоения (как одно из следствий этого в наименее освоенных
"южных" уездах края преобладало скотоводство, а
в "северных" - земледелие). Успешному занятию земледелием
и скотоводством в регионе нередко мешали как раз природные
факторы - частые засухи, саранча, бескормица. Они могли свести
на нет результаты самого упорного труда. И все же менее чем
за столетие самоотверженные усилия переселенцев превратили
этот край из пустынного и почти незаселенного в регион со
значительным населением, развитым земледелием и скотоводством.
Стр. 97-99.
При всем том русских в Средней Азии проживало
немного. В 1911 г. в Закаспийской области насчитывалось менее
42 тыс. русских (менее 1/10 всего населения), в Сыр-Дарьинской
- 103,5 тыс. (тоже менее 1/10), в Самаркандской - около 23
тыс. (менее 1/40), в Ферганской -около 34 тыс. (менее 1/60)
и т.д.
Стр. 135.
Впрочем, национальная принадлежность в Сибири
(и не только в ней) на практике была тогда вещью довольно
условной. Более важным по-прежнему считалось вероисповедание.
Большинство переселенцев, конечно, составляли русские (великороссы);
в конце XIX - начале XX в. в Сибирь (и особенно на Дальний
Восток) перебралось много украинцев и белорусов (которых,
правда, в то время мало кто отличал от русских). Однако за
Уралом "русскость" не ограничивалась объединением
одних лишь славянских народов: она могла включать в себя и
другие этносы и была чужда понятию "чистота крови".
Дискриминация по национальному признаку в Сибири в это время
если и случалась, то крайне редко и касалась ничтожно малой
доли переселенцев. (Так, немецкие колонисты сперва водворялись
за Уралом на общих основаниях, но к началу Первой мировой
войны настороженное отношение высокопоставленных чиновников
к "немецкому засилью" вылилось в дискриминационные
меры: для иностранных колонистов оставались открытыми лишь
районы с особо сложными климатическими и экономическими условиями
- в Акмолинской области, в Тарском уезде и т.д.).
В 1881 г. были введены секретные временные правила,
а в 1889 г. правительство, открыто признав переселение "сельских
обывателей и мещан" на окраинные "казенные"
земли выгодным для экономического развития не только Сибири,
но и Центральной России, издало специальный закон. Он значительно
расширял возможности потенциальных переселенцев тем, что освобождал
крестьян от обязанностей брать увольнительные приговоры от
общества и уплачивать недоимки. Кроме того, этот закон определял
условия и порядок выделения для новоселов участков земли,
леса на постройки, получения ссуд, налоговых льгот и т.д.
В Сибири для переселений предназначались определенные районы
в Тобольской, Томской, а затем в Енисейской и Иркутской губерниях.
Вызванный этими мерами переселенческий бум порушил
правительственные предписания. До 75% переселенцев уходило
за Урал без всяких разрешений и согласований. Большинство
смутно представляло себе новые места. Лишь немногие предварительно
посылали туда "на разведку" ходоков, а основная
масса переселенцев руководствовалась слухами, рисующими Сибирь
сказочно изобильной страной. Народ повалил за Урал в масштабах,
совершенно не предусмотренных правительством. В 1890-1891
гг. оно разрешило переселиться 14 тыс. семей, реальная же
цифра составила 28 тыс., а после неурожая 1891-1892 гг. за
Урал ушли 95 тыс. человек, в большинстве своем - самовольно.
Сибирская администрация, задавленная этим потоком, столкнулась
с большими трудностями по его размещению, ибо для возвращения
переселенцев на родину не было средств ни у них, ни у "казны".
В 1892 г. последовало прекращение выдачи разрешений на переселение.
Как бы в ответ на эту меру в 1893 г. за Урал перевалило 100
тыс. чел. И большинство их находило возможность устраиваться
на новом месте. Сначала они могли подселяться в старожильческие
села и деревни, устраиваясь батрачить, а затем обзаводились
собственным хозяйством и нередко основывали при этом новые
селения. Активнее всего ими осваивались земли в Омской губернии
с Алтайским горным округом, в степной части Тобольской губернии
и на юге Енисейской. Особенно охотно заселялись территории,
примыкавшие к главным дорогам.
Стр. 151-153.
|
