Уничтожение сельской общины в России¹

А. Чупров
(Опубликовано в журнале "Вопросы экономики" №10 2010, с. 135-146)

Предисловие переводчика

Александр Александрович Чупров (1874-1926) - ученый, статистик, экономист, член-корреспондент Российской академии наук по разряду историко-политических наук (экономика, статистика). Его отец, Александр Иванович Чупров, был профессором политической экономии Московского университета, издателем "Русских ведомостей". Он широко известен в России как создатель земской статистики.

Первая печатная работа А.А. Чупрова "Нравственная статистика" опубликована в 1897 г. В ней ученый поставил задачу разработать простые и гибкие математические методы изучения социальных проблем. На протяжении многих лет он занимался исследованием деревенской общины: в 1902 г. опубликовал книгу, в 1905-1911 гг. - более 22 статей.

Предлагаемая вниманию читателя статья Чупрова представляет сегодня не только историографический интерес, поскольку в ней автор дает корректный с юридической точки зрения и взвешенный политически анализ истории русской общины. Она важна также и для понимания природы социально-экономических процессов, происходящих в аграрной сфере современной России, тех исторически обусловленных, ментальных проблем и трудностей, с которыми сталкиваются институциональные преобразования на селе.

Интересна и сама история появления этой статьи. Вкратце она такова. В 1909 г. Эджуорт, редактор Economic Journal, по поручению Королевского экономического общества предложил Чупрову стать корреспондентом общества по России. Приняв предложение, ученый представил рукопись статьи об общине (на немецком языке). К тому времени редактором журнала стал Дж. М. Кейнс, высоко оценивший статью и отметивший, что будет рад опубликовать ее в точности в нынешнем виде.

Рукопись была опубликована в переводе на английский язык. Предлагаемый русский текст - это мой перевод с английского. В сносках даны комментарии переводчика. Статья печатается с сокращениями.

О. Шейнин

I

Недавние изменения в структуре сельского хозяйства в России не привлекли большого внимания за пределами страны, между тем они представляют интерес и для государственных деятелей, и для экономистов. Действительно, никто из тех, кто желает понять борьбу которая происходит сейчас в стране, находящейся под владычеством царя, не может позволить себе пренебрегать ими.

Россия - крестьянская страна, крестьянство образует основу ее экономического положения в мире, и на него же опирается военная мощь империи. Фабрики, несмотря на их быстрое развитие в течение последних десятилетий, все еще относительно малозначимы. Согласно переписи населения 1897 г., в торговле и промышленности было занято не более ¹/₈ его части, и вряд ли % часть проживала тогда в городах. Крупные землевладения, которые 50 лет назад играли ведущую роль в экономической жизни нации, так и не оправились после потрясения, нанесенного им освобождением крепостных.

Землевладельческая знать, погрязшая в трясине сонной патриархальной системы, основанной на труде крепостных, не смогла адаптироваться к новым условиям. Выкупные суммы, уплаченные освобожденными крестьянами за отошедшую им землю, не были инвестированы, их истратили непродуктивно. Мало кто из помещиков попытался изменить прежние методы управления разумным образом, чтобы приспособить их к новому юридическому и коммерческому положению. Большинство же тех, кто все-таки попытался сделать это, потерпели неудачу, потому что не обладали качествами, необходимыми для эффективной работы в современных промышленных условиях. Земля, оставшаяся у помещиков, либо использовалась в прежнем, обычном порядке окрестными крестьянами, которые обрабатывали ее своими лошадьми и своим инвентарем, либо отдавалась крестьянам в аренду, потому что при освобождении большинство из них не получили достаточного надела и рады были платить за нее даже несоразмерно своей выгоде.

Поместья использовались в основном ради получения арендной платы, и связи, соединявшие с ними землевладельческую знать, ослабли во всех своих звеньях, поэтому неудивительно, что их легко было разорвать. После освобождения крестьян у знати быстро иссякли капитализированные выкупные платежи, она не могла вести прежний образ жизни в соответствии со своим рангом: для этого потребовалось бы больше земли, чем оставалось у нее, чтобы приносить соответствующие доходы при традиционных методах возделывания.

Знать была не в состоянии поднять арендную цену своей земли ни разумным изменением управления, ни притоком свежего капитала, ни лучшим знанием дела. Не оставалось ничего другого, как еще больше урезать стоимость своей собственности. Леса вырубались на обширных площадях, кредит за заложенную землю расходовался безответственно, поскольку специальный банк, учрежденный правительством к выгоде землевладельческой знати, выдавал деньги под залог имений дворян на исключительно благоприятных условиях. Но получаемые деньги тратились так же непроизводительно, как раньше выкупные платежи. Разорение представлялось неизбежным, и русское дворянство начало беспримерно быстро распродавать свои земли.

Уже к концу 1870-х годов ¹/₅ часть земель, удержанных знатью после освобождения крепостных в 1861 г., перешла в руки общинников. Сельскохозяйственная статистика за 1905 г. показывает, что за 45 лет дворянство передало половину своих поместий простонародью. Затем подоспели годы революции и крестьянских волнений [...]

На протяжении 1906 - 1907 гг. более 10 млн. десятин - добрая пятая часть земель, еще принадлежавших знати, была выставлена на продажу в Крестьянский банк. Казалось, для землевладельцев пробил последний час. Тогда правительство, обеспокоенное судьбой знати, приняло решительные меры. Чтобы ослабить панику, Сельскохозяйственному банку было предложено выкупать выставляемую на продажу землю по завышенной цене, особенно в районах, наиболее затронутых крестьянскими волнениями. Более 3 млн. десятин, что равняется общей площади сельскохозяйственных земель Саксонии, Вюртемберга и Бадена, вместе взятых, государство купило в течение трех лет.

Цель была достигнута: возобладало какое-то спокойствие. Вера, что правительство защитит, восстановилась. Исчезло опасение, что цены упадут еще сильнее, и продажи имений в спешке для предотвращения еще больших потерь прекратились. Темп ухода знати от земли постепенно снизился до прежнего уровня - нескольких сотен тысяч десятин ежегодно.

Между тем дворянство, экономическая недееспособность которого угрожала основам его собственного существования, по-прежнему удерживало в своих руках реальную власть. Нигде в мире не существует такой ярко выраженной противоположности между политическим верховенством и экономической слабостью класса. Поэтому очевидно, что пока аппарат правительства находится под надзором помещиков, будут продолжаться попытки использовать его для сохранения и защиты их классовых интересов с целью обеспечить хоть какую-то экономическую мощь.

В российском экономическом законодательстве многое можно понять только в свете этой борьбы политическими средствами за экономическое существование знати. Представление о том, что реально отвечает ее интересам, менялось с годами, соответственно менялась и государственная политика. Так, длительное время землевладельцы, нуждавшиеся в рабочей силе, считали невыгодным для себя отток крестьян из европейской России в Сибирь, и соответственно правительство пыталось препятствовать этому процессу [...] Теперь в правительственных кругах мнение о роли переселения резко изменилось. Были не только устранены прежние препятствия, напротив, переселение стали поощрять всеми возможными способами, особенно в районах, затронутых волнениями. Однако отсутствие условий для приема возрастающей волны переселенцев в местах, куда они стремились, не учитывалось или учитывалось плохо.

Пока землевладельцы считали деревенскую общину полезной, они ей покровительствовали и поддерживали вопреки тенденциям, проявлявшимся в ней. Однако крестьянские волнения начала XX в. показали, что община представляет собой благодатный психологический рассадник идеи (свойственной лишь русским крестьянам) о том, что вся сельскохозяйственная земля должна быть поделена между ними. И чтобы с корнем выкорчевать эти опасные понятия, немедленно были приняты решительные меры по уничтожению общины, согласно Императорскому указу от 9 (22) ноября 1906 г.

II

Характерные черты русской общины хорошо известны. Общинник не может заявлять права собственности на какую-либо землю, за исключением прилегающего к дому участка, который закреплен за семьей в качестве собственности, переходящей по наследству. Пахотная земля и луг, лес и пустошь - все принадлежит общине и отдается каждому крестьянину лишь во временное пользование. Он получает землю не по наследству, а в соответствии с тем, что выделяет община, и владеет землей лишь до тех пор, пока община считает это целесообразным. Луга, как правило, делятся ежегодно между ее членами непосредственно перед косьбой.

Пахотная земля (фактически в виде многочисленных случайно разбросанных участков²) обычно передается на более длительный срок, согласно закону от 8 июня 1893 г., - не меньше чем на 12 лет. По окончании этого срока земля перераспределяется. Все участки забирают у прежних владельцев, и каждому отцу семейства возвращают такую часть общего фонда, на которую он имеет право в соответствии с методом раздела, принятым общиной. Раздел происходит либо по числу лиц мужского пола в семье, либо по их числу в трудоспособном возрасте, но часто по числу членов семьи без различия пола и возраста. В принципе вся эта система приводит, следовательно, к тому, что семьи, число членов которых за годы, прошедшие с последнего раздела земли, возросло больше, чем в среднем, получат землю за счет семей, которые увеличивались не так быстро.

Это странное взаимное страхование от ущерба, наносимого слишком быстрым ростом семьи, до последнего времени преобладало в большинстве губерний европейской России. Оно распространялось примерно на 10 млн. крестьянских семей, обрабатывавших 100 млн. десятин земли, то есть более ¹/₅ площадей, выделенных крестьянам при освобождении.

Фактически не все общины применяли предоставленные им законом права одинаковым образом. В одних общинах земля не перераспределялась так давно, что представляется, будто крестьяне там отказались от всех своих прав на подобные переделы. В других общинах право на получение земли имели только члены старых семей, проживавших в деревне во время освобождения, так что их система напоминала тонтину³. Но даже здесь в соответствии с существующим законом требовалось согласие глав ²/₃ семейств для перехода к перераспределению земли по обычным для иных общин принципам. Поэтому ни длительное пренебрежение переделом, ни выбор для него метода, отличного от обычного, нельзя считать достоверным свидетельством того, что крестьяне отказались от этой странной системы страхования. Часто после многих лет видимого спокойствия в общине нарастало недовольство, сохранявшееся до тех пор, пока лица, не удовлетворенные существовавшим распределением земли, не побеждали и не добивались более справедливого, по их мнению, раздела [...]

Наряду с этой классической формой общины, которая сохраняет за собой право определять размер наделов ее членов, мы часто видим в России сельскохозяйственные объединения, где власть общины менее обширна. К примеру, в уездах военного заселения, которое в XVI в. шло от Москвы на юг, преобладает так называемое долевое владение (Anteilsbesitz - этот термин в немецкой рукописи Чупрова был сохранен в английском тексте. - О.Ш.). Доля в общей собственности (пашня), которая принадлежит здесь каждой семье, не зависит от решений общины, а переходит по наследству. С другой стороны, расположение пахотных полос в составе семейных наделов не закреплено, поскольку община может изменять его по своему усмотрению, например с целью их объединения [...]

Более тщательное наблюдение за нынешним состоянием общины в России показывает, что она представляет собой пеструю картину. Существуют все ее формы - от зародышевой до высшей, а некоторые общины находятся в состоянии распада. В одном месте община процветает при всеобщем ее признании довольными крестьянами; в другом - она утверждается лишь после жестоких схваток; в третьем - преобладают условия, неблагоприятные для общины, и постепенно слабеющий коммунизм уступает место частной собственности на землю.

III

Ясно, насколько трудна и ответственна задача законодательно упорядочить такие разнообразные условия с учетом необъятных просторов Российской империи, существенных различий в образе жизни и методах возделывания земли населением и возникающих вследствие этого различий в структуре общины. Чтобы законодатель достиг цели, его меры должны быть тщательно взвешены и точно приспособлены к существующим условиям. Предписание, вполне отвечающее определенным условиям жизни в одних случаях и воспринятое теми, кто подпадает под него, как благоприятное, в других случаях не достигнет цели и будет воспринято негативно. При таких обстоятельствах единообразные и жесткие правила малополезны [...]

Трудности законодателя усугубляются неравнодушным общественным отношением к судьбе общины в России. Вряд ли есть какая-либо иная проблема экономической политики, которая обсуждается в стране столь же упорно и пылко, как выбор между упразднением и сохранением общины. Обладает ли община жизненной силой или нет? Благотворно или вредно ее влияние на жизнь крестьянина? Эти вопросы горячо обсуждались еще при подготовке к освобождению крепостных, и сегодня о них все еще спорят с не меньшим пристрастием.

В то время общину поддерживали, с одной стороны, славянофилы, которые отстаивали наделение общин землей, потому что видели в них институт, идущий из глубин русского национального духа, а также могущественную защиту от распространения прогнившей западной цивилизации. С другой стороны, общину защищали "интеллигенты", сгруппировавшиеся вокруг Чернышевского, влиятельного вождя молодых русских социалистов, и видевшие в общине трамплин для прыжка в социализм. Противники общины считали, что благополучие освобожденных крестьян будет обеспечено наделением землей отдельных семей. Уверовав в идеи манчестерского либерализма, они ненавидели общину как одно из ограничений свободы отдельного человека в его экономической деятельности [...]

Полный анализ доводов, которые каждая сторона уточняла в течение нескольких поколений, увел бы меня слишком далеко. При существующем состоянии наших знаний спокойный обзор причин за и против общинной системы вряд ли приведет к каким-либо выводам, кроме как к заключению о том, что и надежды, и страхи, связанные с общиной, были сильно преувеличены.

Община, говорят ее противники, является почти непреодолимым препятствием техническому прогрессу в сельском хозяйстве, тогда как неограниченная частная собственность предоставляет свободный простор творческой предприимчивости отдельного человека. Община, несомненно, при определенных обстоятельствах может оказаться тормозом технического прогресса, но это не обязательно. Напротив, если члены общины понимают, как управлять ею, она может фактически служить рычагом, способствующим прогрессу.

В 1892 г. две общины Волоколамского уезда Московской губернии традиционную трехполку (которая ввиду недостатка лугов и пастбищ, очень заметного в Центральной России, не смогла обеспечить достаточно земли для выпаса скота) заменили восьмипольной системой и возделыванием лугового клевера. Этот пример оказался удачным, и его вскоре переняли в соседних уездах. В 1893 г. 7 других уездов начали возделывать клевер, в 1894 г. - еще 14, а за следующие пять лет это нововведение восприняли 127 общин⁴.

Таким образом, благодаря помощи специалистов, состоящих на службе местных властей, которые понимали, как использовать особенности общинной структуры, в течение шести или семи лет на половине крестьянских земель уезда была проведена далеко идущая замена методов возделывания земли. Во многих губерниях (Вятской, Тверской, Смоленской, Владимирской, Калужской и др.) достигались такие же успехи, как только техническое обучение (без которого крестьянин, принадлежит он к общине или нет, обойтись не может) было устроено должным образом.

Факты не подтвердили опасений противников общинной системы, однако и ее сторонники были разочарованы. Считалось, что община окажется достаточным препятствием росту неимущего пролетариата. При сельскохозяйственной системе, которая обеспечивает всем одинаковые права на получение земельного надела от общины, каждый работоспособный всегда сможет заработать на жизнь собственным трудом, поскольку средства производства его никогда не подведут. Такой была картина, которую люди были рады нарисовать, но действительность оказалась иной.

С одной стороны, владения землей самого по себе еще недостаточно. Крестьянин должен иметь в своем распоряжении необходимое количество домашнего скота и инвентаря, которые не принадлежат общине и не делятся время от времени поровну. Таким образом, если член общины потеряет свою скотину в результате какого-то несчастного случая, то получение земли, выделенной ему общиной, мало чем поможет: он просто не сможет засеять ее и окажется в положении пролетария.

С другой стороны, нельзя забывать, что при традиционных методах возделывания земля, переданная крестьянам при их освобождении, была чаще всего недостаточна для прокорма их семей, и они вынуждены были арендовать ее у землевладельцев. Нетрудно понять, что в таких условиях даже самый справедливый раздел общинной земли не спасает всех ее членов от сельскохозяйственного разорения. Статистика показывает, что даже в тех уездах, где общинная система особенно крепка, доля лиц, которых фактически можно отнести к пролетариату, весьма значительна и не имеет тенденцию к снижению.

Представление об общине как о первом шаге к социализму основано на таких смутных психологических рассуждениях восторженных сторонников этой идеи и тех, кому она ненавистна, что оно скорее относится к разряду впечатлений (впрочем, имеющих большой вес), чем к доводам, которые можно учитывать. Тот факт, что столь значительная доля народной собственности не переходит по наследству, действительно мог помешать развитию индивидуализма в России во всех классах до такого уровня, который наблюдается в развитых странах. В этом смысле общину можно, пожалуй, с известной долей справедливости назвать благоприятной почвой для социалистических мнений. Но поскольку в том же самом социалистическом направлении действовало и действует множество других причин, результат вряд ли изменился бы, не будь даже действия этого конкретного фактора [...]

Я не собираюсь по порядку рассматривать все доводы за и против общины, которые были подробно изложены в ходе острой литературной полемики на протяжении жизни целого поколения. Подобное исследование мало повлияет на непредвзятый анализ. Нет никаких свидетельств такого осязаемого ущерба, которые оправдали бы политику принуждения крестьян к выходу из общины. Но, с другой стороны, преимущества общинной системы слишком неопределенны, что не позволяет с достаточной уверенностью прийти к решению в ее пользу, даже если рассматривать ее с точки зрения социалистического идеала. И, таким образом, в качестве правила поведения государства по отношению к общине явно требуется лояльность.

Общинная система не должна навязываться тем, кого она больше не устраивает, но ее не следует насильно уничтожать в тех местах, где она все еще отвечает потребностям крестьян. Предпочтительнее установить юридическое положение, при котором те, кого общинная система больше не устраивает, могли бы беспрепятственно покинуть ее, но без ущерба для остальных, а те, кто желает оставаться в общине, были как можно более действенно защищены от возможных ее недостатков. Такова проблема законодателя, который отнесся бы к ней без гнева и пристрастия.

IV

Как же решить эту проблему? Если понимать общину как периодически возобновляемое соглашение о земельном страховании, то представляется, что от него удобнее всего отказаться при очередном перераспределении. К этому моменту взаимные обязательства вполне ясны. Выигравшие или оказавшиеся в убытке могут либо заключить аналогичное соглашение на будущее, либо отказаться от него [...]

По закону облегчение для отдельных лиц достигалось тем, что каждый получал право выхода из общины с выделенными ему на данный момент пахотными участками надела при условии уплаты своей доли выкупных платежей. Это условие оказалось весьма невыгодным для общины. Правда, длительное время практически никто не пользовался преимуществом выхода, поскольку изначально выкупные платежи были очень высокими. Но положение постепенно изменилось. Цены на землю выросли, долг по выкупным платежам уменьшился, и его остаток сокращался с каждым годом. Выгода для тех, кто выходил из общины, часто была существенной. Одна единственная небольшая уплата избавляла крестьянина от обязанности отдать часть своей земли при перераспределении и давала возможность оставить ее у себя. Поэтому в 1880-е годы число тех, кто воспользовался этой статьей закона, начало быстро расти.

Сторонники общины сумели добиться изменения закона: выход из общины допускался только с ее разрешения. Но Императорский указ от 9 (22) ноября 1906 г., полностью покровительствовавший покидавшим общину, все изменил. Он не только не обеспечил защиту интересов остававшихся в ней, но и заведомо ставил их в невыгодное положение, нанося смертельный удар по общинной системе.

Все общины делились на два разряда. К первому отнесли те, в которых за последние 24 года земля не перераспределялась. Без дальнейших объяснений их посчитали лишившимися жизненной силы, и каждому их члену было разрешено перевести когда-то назначенные ему общиной участки в свою собственность, подав прошение в правомочное на то учреждение, притом не заручаясь согласием общины и никак более не озабочиваясь интересами ее членов. Что касается общин второго разряда, правительство не решилось объявить их стихийно распустившимися. Но был найден косвенный путь, который привел бы почти к тому же результату. Каждому члену такой общины было разрешено выйти из нее в любое время и сохранить за собой в качестве собственности все участки земли, назначенные ему во временное пользование. Покидающий общину лишь должен был в определенных случаях уплатить ей небольшое денежное возмещение за часть своих участков, никак не соответствующее реальной цене земли.

Оплачиваемая часть определялась следующим образом. Покидавший общину безвозмездно сохранял за собой такую долю выделенной ему при последнем переделе земли, на которую он мог притязать, если бы состоялось новое перераспределение в момент его выхода. Если после этого оставался излишек, он должен был уплатить за него ту цену, которая существовала на момент наделения общины землей при освобождении крепостных.

На чрезмерную жесткость и несправедливость нового закона сразу обратила внимание пресса, но правительство отказалось внести в него исправления - очень многое было поставлено на карту. Справедливость часто приносят в жертву целесообразности, которая в данном случае заключалась в быстрейшем разрушении общин, чего бы это ни стоило.

Для этого необходимо было всеми способами поддерживать покидающих общину и заставить сторонников общинной системы раскаяться в своем упрямстве. При нейтральном же отношении к обеим сторонам следовало ожидать, что общины выдержат новую бурю подобно тому как они раньше противостояли аналогичным нападкам.

V

Как объяснить неожиданное изменение позиции господствующего класса? Ведь всего за два года до этого он был склонен скорее поощрять развитие общин, а не запрещать их.

Административная машина работает под большим политическим давлением. Применяя все законные и незаконные средства, всюду прилагаются усилия как можно быстрее увеличить число семей, вышедших из общин. О том, что борьба против общин является осью, вокруг которой вращается наша внутренняя политика, открыто заявил Председатель Государственного совета. Так что же случилось в указанном промежутке времени, вызвавшее эту лихорадочную реакцию? Произошли два события, из-за которых землевладельческая знать, в защиту которой выступило правительство, возненавидело общину и начало бояться ее: крестьянское восстание 1905-1906 гг. и предложенная Первой думой аграрная реформа.

Крестьянские волнения не имели, правда, прямого отношения к общинам и происходили равным образом и в тех уездах, которые не знали общин. Однако считается, что между общинной системой и требованиями крестьян о наделении их достаточной землей за счет землевладельцев, которые не были крестьянами, существовала психологическая связь. Крестьяне, приученные к повторяющимся перераспределениям собственной земли в соответствии с нуждами растущих семей, не могли составить себе никакого верного понятия о частной собственности и ее неприкосновенности. Они не могли усмотреть никакого различия между своими правами на землю, осуществляемыми в пределах общины, и правами крупных землевладельцев на свои имения. То, чего они требовали, было, по сути, лишь распространением общинной системы на соседние имения, которые ей в данный момент неподвластны. Пока община существует, таким мнениям не будет конца. И чтобы истребить их с корнем, крестьян надо отучить от разделения земли. Как только они завладеют своей землей, которую никто не сможет у них отнять и которую они должны будут защищать как свою собственную от покушений извне, они научатся также уважать чужую собственность [...]

Первая дума предложила схему далеко идущей земельной реформы и высказалась в пользу обширного отчуждения земель, не принадлежащих крестьянам, и их распределения по общинам. Различные варианты реформы, представленные Думе, действительно предусматривали почти полное исчезновение крупных поместий. В большинстве этих вариантов общинам отводилась важная роль частично из-за расположения к ним, а частично по техническим причинам: через них было удобнее осуществить будущее распределение земли. И поэтому крупные землевладельцы начали вдвойне ненавидеть общины. Не будь общин, как они были склонны думать, все попытки обеспечить недостаточно наделенных землей за счет землевладельцев провалились бы.

Как только роспуск Первой думы развязал руки правительству, началась кампания против общин. Начало положил Императорский указ от 9 (22) ноября 1906 г., за которым последовал указ от 15 (28) ноября 1906 г., облегчивший мобилизацию крестьянских земель [...] Помимо желания поскорее отделаться от общин и стремления поставить Думу, которая, несомненно, не одобрила бы правительственные проекты, перед свершившимся фактом, не было абсолютно никаких причин, по которым решение этой трудной проблемы, уже затянувшееся на многие годы, нельзя было бы отложить до созыва следующей Думы. Оба указа были представлены Второй думе. Большинство депутатов, занимавшихся земельной реформой, высказались против них. Поэтому, не дожидаясь отклонения этих указов, Думу распустили, и указы на время остались в силе. Порядок выборов в Думу был изменен государственным переворотом 3 (16) июня 1907 г., и землевладельческая знать получила в ней преобладающее влияние. Тем самым была создана Дума, которая по земельному вопросу придерживалась взглядов, аналогичных правительственным, и шла еще дальше в своей ненависти к общине. Ноябрьские 1906 г. указы были представлены и Третьей думе. Меры против общин, предложенные правительством, были не только одобрены большинством депутатов, но и частично ужесточены [...]

VI

Результат действия этих указов по прошествии пяти лет (1907 - 1911 гг.) после принятия впечатляет. По оценкам официальной статистики, до 1 января 1912 г. более 2 млн. семей выразили желание воспользоваться его преимуществами, а 1,5 млн, владевшие 12 млн. десятин пашни, действительно покинули общины. В некоторых уездах общинную систему теперь следует считать исчезнувшей. Преимущества тех, кто покидает общину, велики, что легко можно понять: слишком большая моральная твердость понадобилась бы для сопротивления соблазну [...]

Члены сельских общин в соответствии с Указом от 9 (22) ноября 1906 г. были обязаны после определенного промежутка времени делить землю поровну, причем заранее не было известно, кто выиграет, а кто проиграет. Но чем ближе подходил момент передела, тем очевиднее каждый понимал, кто останется в проигрыше. И в этот момент появляется законодатель и говорит проигрывающим: если будете послушны и навсегда отречетесь от ненавидимой мною общины, то сможете сохранить землю, которую иначе вам придется частично отдать. Нужно ли удивляться, что подобные увещевания оказываются действенными? И не следует ли поражаться тому, что во многих уездах (губерниях) воспротивились негативному действию подобного закона? Так, в Архангельской губернии, в которой, по статистической оценке 1905 г., в общины входило более 50 тыс. хозяйств, ни один человек не заявил о своем выходе. В других северных и северо-восточных губерниях число покидающих общину было невелико.

Подробный анализ статистики, к сожалению, затруднен из-за отсутствия точных сведений. Официальные публикации субъективны и не заслуживают доверия. Более того, они очень скудны и в какой-то мере беспорядочны с точки зрения группировки цифр. Правительство же противится любой попытке прояснить дело по неофициальным источникам. Борьба против общины считается политической, и принимаются все меры, чтобы не допустить ее противников к материалам. Но происходящее в деревне разрушение настолько широко, что многое обнаруживается несмотря ни на что.

Для ответа на вопрос, кто из крестьян воспользовался указами, можно разбить большинство покидающих общину на две основные группы. Первая группа включает тех, на кого положения указов были направлены непосредственно: при следующем перераспределении земли они могли лишиться ее части, а теперь получали возможность сохранить ее за собой. Во вторую группу входят члены общин, которые покинули свою родную землю: промышленные рабочие, проживающие вдалеке от дома и сдающие выделенную им землю в аренду или даже оставляющие ее незасеянной; переселенцы, которые намереваются уехать на Дальний Восток, и пр. Эта группа покидает общины, чтобы продать свою землю (сделка, при которой их обычно обманывают) и с выгодой вложить полученные деньги в другом месте. Но есть и разорившиеся крестьяне, которые, пользуясь случаем, обращают свои права членов общины в деньги, не думая о будущем.

Число тех, кто покидает общину, хотя и не опасается сокращения своего надела при перераспределении земли, незначительно. На некоторых влияет непрочность положения остающихся в общине, вызванная беспрестанным выходом из нее. Другие, правда, руководствуются сознательным предпочтением частной собственности перед общинной системой, но таких очень мало. Об этом свидетельствует тот факт, что покидающие общину редко (несмотря на оказываемое на них давление и многочисленные преимущества) пользуются предоставляемой им возможностью получить свою землю в едином участке. Число тех, кто до 1 июня 1910 г. получил землю в едином участке, не достигало 50 тыс., что едва составляло 3,8% хозяйств, которые фактически покинули общину. Во многих губерниях это число настолько незначительно, что выражается лишь долей процента [...]

Ожидание, что новый закон будет способствовать появлению надежного слоя крестьян-собственников, что они политически примкнут к землевладельческой знати и окажут сопротивление крестьянским нападкам на помещиков под лозунгом "больше земли!", сбылось, в общем, незначительно. Усердие, проявленное в борьбе против общин, в последнее время как будто заметно ослабло. Да и другие надежды, связанные с роспуском общин, оправдались лишь в малой степени, и одновременно выявилось многое, что заставляет серьезно задуматься над результатами столь поспешных шагов.

Утверждалось, что роспуск общин будет способствовать сельскохозяйственному прогрессу. Таково было характерное утверждение тех защитников государственной политики, которым было неловко открыто поддерживать политическую сторону дела [...]

Однако и существующее положение не исключает технического прогресса. В настоящее время во многих уездах крестьяне добились впечатляющих успехов. За годами политических возмущений и сельскохозяйственных волнений последовала психологическая реакция. Сильное возбуждение того времени разбудило сонное крестьянство, и теперь сельское хозяйство получает пользу от разбуженной энергии. Свидетельство тому - недавние успехи кооперации в России и усердие, проявляемое в обучении методам ведения сельского хозяйства. Не будь помех со стороны реакционеров, не знающих существа ведения дел в сельском хозяйстве, быстрый прогресс здесь можно было бы, как представляется, считать обеспеченным.

Впрочем, указ от 9 (22) ноября 1906 г. не заслуживает в этом отношении никакой похвалы. Напротив, по общинным полям теперь разбросано много частнособственнических полосок земли, принадлежавших бывшим членам общин, поэтому улучшать методы ведения сельского хозяйства оказалось намного труднее. Положительного в этом указе мало как с экономической, так и с политической точек зрения, к тому же он содержит много серьезных недостатков. Во-первых, следует отметить раздражение и взаимную ненависть у крестьян. Несправедливость по отношению к более бедным членам общины со стороны тех, кто был больше наделен землей и покидал общину, порожденная содержащимися в указе положениями, усиливается односторонним пристрастием чиновников к "сильным". При случае чиновники не чураются вмешиваться в крестьянскую жизнь. Известно, например, что во многих уездах влиятельные противники указа были арестованы [...]

Расслоение крестьянства ставит на одну сторону сильных, на другую - массу слабых. Положение и тех и других надо изучить до вынесения окончательного суждения. Те, кто остался в общине, ничего не получили от указа, потому что лишились части своей земли, а пользование оставшейся частью для них нарушилось. К разряду слабых относятся и хозяйства, которые покинули общину, а затем продали свою землю. К сожалению, имеющиеся об этом статистические свидетельства очень скудны, но число таких хозяйств весьма велико [...]

Где же сможет найти себе занятие большое число людей, которые таким образом добавятся к пролетариату? Ведь промышленность в России недоразвита. Правительство теперь, правда, пытается поощрить переселение в Сибирь и Среднюю Азию, но возможности принять переселенцев в азиатской части России ограничены [...] Положение становится еще более опасным, потому что в стране нет упорядоченной системы помощи бедным. В прошлом большей части населения помогали общины. Даже для промышленных рабочих они оказывались прибежищем при безработице и в старости. Теперь все это должно существенно измениться. Узы общинной системы разорваны, но заменить их чем-нибудь другим позабыли. В нервной горячке, с которой по политическим причинам решили разрушить общины, для обдумывания подобных вопросов времени не было, теперь, однако, наступило время для размышлений.

Страна начинает понимать суть происходящего. Можно только надеяться, что неизбежная реакция не будет отложена на слишком долгий период и не окажется слишком ожесточенной: не пойдет дальше, чем необходимо для исправления уже произошедшего.

¹ The Break-up of the Village Community in Russia // Economic Journal. 1912. Vol. 22. P. 173 - 197.
² Члены общины получали участки пашни в 20-30 местах, чтобы уравнять положение каждого, поскольку земли весьма различаются: ближние и дальние, увлажненные и сухие, расположенные на равнине или на склонах, окультуренные или заброшенные.
³ Тонтиной (по имени неаполитанского банкира Л. Тонти) называлась форма взаимного страхования, при которой группа состоятельных лиц покупала у государства пожизненную ренту и распределяла поступающие ежегодные платежи между своими членами. Дожившие до преклонного возраста получали значительные суммы.
⁴ Клевер считается благоприятным предшественником для посевов льна.