Толерантность и межконфессиональный диалог

Л.М. Дробижева, Е.М. Арутюнова, А.В. Логинов, М.М. Мчедлова, С.В. Рыжова,
А.Г. Шевченко, Е.Ю. Щеголькова
(Часть раздела "Толерантность - ресурс конструктивного межэтнического и межконфессионального диалога". Опубликовано в: Толерантность как фактор противодействия ксенофобии: управление рисками ксенофобии в обществе риска / под ред. Ю.П. Зинченко и А.В. Логинова. -М.: "Наука", 2011. с. 203-254)

<…>

4. Условия и факторы преодоления конфессиональной ксенофобии в российском обществе. Взаимодействие государственных и религиозных институтов в обеспечении потенциала толерантности

Все усложняющееся религиозное и культурное многообразие — характерная тенденция современного мироустройства, во многом порождающая и негативные следствия плюралистического основания социокультурного многообразия. Вызов плюрализма и актуализации различий выражается в мультиплицировании частных интересов и, как следствие, актуализирует необходимость поиска общего знаменателя для их согласования. Необходимость соблюдения членами различных социальных общностей, у которых могут быть различные интересы, определенных правил поведения, основанных на компромиссе, взаимных уступках, толерантности, представляется достаточно очевидной. Но практика свидетельствует и о том, что толерантность труднодостижима в силу той же первоначальной посылки: существование разных интересов, воззрений, традиций, предпочтений, амбиций. Оборотной стороной увеличения культурного многообразия является порождение им проблемы сосуществования групп людей, во многом стимулирующей эскалацию нетерпимости и ксенофобии.

По мнению Ю. Хабермаса, «если имеет место столкновение фундаментальных убеждений, если для политической культуры отсутствует общий язык и не ожидается какого-либо разумного единства, то необходима толерантность, а не только добродетель цивилизованного, гражданственного отношения — даже если будут соблюдены обе формы цивилизованных отношений»¹. Ощущаемая необходимость в цивилизованных механизмах смягчения и преодоления напряженности в конфессиональных взаимоотношениях в различных сферах общественной и личной жизни предполагает выработку и освоение толерантной культуры, являющейся альтернативой ксенофобии и экстремистским стратегиям. Эта работа должны включать в себя правовые, гражданско-политические, морально-нравственные культурные и воспитательные императивы. В качестве конкретизации последних можно отнести образовательные учебные программы, нацеленные на формирование толерантности, и комплекс мер, направленных на осознание и изменение негативных социальных установок и формирование установок толерантного и диалогового поведения.

В воспитании молодежи и детей значительную роль играет религиозный фактор, но, по мнению В. Лукина, не менее важно «воспитывать в детях чувство терпимости и единства»². Председатель Комиссии Общественной Палаты РФ по межнациональным отношениям и свободе совести Н. Сванидзе считает, что, помимо всего прочего, необходимо разработать «программу воспитания толерантности», цель которой в том, что «со школы она должна учить терпимости к другим национальностям и религиям, уважению к ним»³. Принимая во внимание тенденцию повышения значимости религиозных различий в современности необходимым представляется обеспечение религиозной толерантности, когда основными предпосылками установления доброжелательных цивилизованных взаимоотношений между всеми гражданами, каких бы мировоззренческих принципов они ни придерживались, является соблюдение в полной мере принципа свободы совести. Данные положения представляются аксиоматическими, однако при конкретном анализе различных сторон свободы совести, реальных возможностей и условий ее реализации в России очевидными становятся нерешенные вопросы, препятствия различного характера, фиксируемого общественным мнением, а также актуализировавшаяся проблема религиозной нетерпимости, именно вследствие актуализации религиозной принадлежности как устойчивого основания идентичности.

Объективные и субъективные предпосылки религиозной ксенофобии в современной России обусловлены рядом причин — социально-политического, экономического, культурно-идеологического, правового характера. Эти причины связаны с трансформационными процессами, происходящими, как в мире, так и в нашей стране. Отсутствие идейных ориентиров — внятных, основанных на положительных отечественных, интернациональных и гуманистических традициях, разрушение ценностно-нормативных регуляторов повышает уровень ксенофобии, во многом заполняющей идейный вакуум. Очевидно, что в ряде причин межконфессиональной розни кроется значительный пласт социальных проблем, среди которых наиболее значимыми представляются вопросы нелегальной миграции, воспитания и образования молодежи, ее занятости и увлечений и, в целом, комплекс острых социально-экономических вопросов, вынуждающий население искать пути выплеска своего недовольства. Существующее на сегодняшний день в стране невежество в вопросах религиозных учений выступает отличной подпиткой для взращивания религиозной нетерпимости и ксенофобии. Поэтому для преодоления религиозной ксенофобии необходимы комплексные усилия в различных сферах, а также создание атмосферы толерантности и диалога как альтернативы для атмосферы, порождающей нетерпимость.

Взаимодействие государственных и религиозных институтов в обеспечении потенциала толерантности

Идеи толерантности и миролюбия должны дополняться готовностью к плодотворному взаимодействию в системе «религия — общество — государство». Публичная общественная поддержка конституционных принципов свободы совести и вероисповедания представляется необходимым элементом задействования конструктивного потенциала толерантности, так как во многом способна нивелировать аффектацию религиозной нетерпимости. Принципы светского государства, а также свободы совести как неотчуждаемого права могли бы быть точкой консенсуса представителей социальных слоев, а также приверженцев различных конфессий, вокруг которого можно консолидировать усилия по обеспечению межконфессионального диалога и диалога между светскими и религиозными сегментами общества. Нельзя забывать, что основная масса россиян далеко не религиозна, а взаимоотношения между государством и религией осуществляются посредством данных двух основополагающих принципов. Однако нерешенность в политическом пространстве современной России проблемы соотношения светского/религиозного, а также кризис секулярной парадигмы политического развития и границ их примени­мости приводит к различным противоречиям в политическом пространстве России. Во многом это приобретает смысловую и символическую нагруженность в освещении в СМИ, приписывающих то или иное значение и толкование различным факторам и явлениям.

Поэтому налицо проблема выстраивания адекватных государственно-конфессиональных отношений. Базовой для анализа конкретных аспектов взаимодействия государственных и религиозных институтов является проблема формирования оптимальной модели государственно-конфессиональных отношений, учитывающей как основополагающие принципы свободы совести, так и исторические традиции России и современные российские реалии. Так, большинство представителей традиционных российских конфессий и неверующие поддерживают сепарационную модель государственно-конфессиональных отношений, которая предусматривает контакты государственных и религиозных институтов по отдельным конкретным вопросам при общей равноудаленности государства от всех религиозных организаций. Однако все же сторонники кооперационной модели государственно-конфессиональных отношений — в том числе введения института государственной церкви, наделения традиционных религиозных организаций расширенной правосубъектностью, заключения соглашений о социальном партнерстве государственных и религиозных институтов — в заметном числе присутствуют. Это говорит о том, что при поддержке в целом принципа светскости в общественном сознании прослеживается тенденция учитывать историческую традицию позитивного взаимодействия доминирующих религий и государственных структур. Сложность проблемы политико-правовой реализации принципа светскости государства состоит в том, что существует много подходов к определению содержания принципа светскости государства и признаков светского государства. Существенными признаками светскости государства также являются право на свободное мировоззренческое самоопределение, светскость образования в государственных образовательных учреждениях.

Рассматривая межрелигиозный диалог сквозь призму взаимодействия государственных и религиозных институтов, следует указать также на необходимость большей активности самих религиозных организаций в защите своих законных интересов, в разрешении разного рода конфликтных ситуаций с использованием соответствующих правовых механизмов. При этом общественные и религиозные институты должны тесно взаимодействовать, особенно в области просвещения и социальной работы. Необходимым условием являются также целенаправленные усилия самих граждан. В современных российских условиях для достижения серьезного результата, для преодоления экстремизма и ксенофобии необходима целенаправленная государственная политика, охватывающая все каналы социализации и формирующая именно установки толерантного сознания и поведения. К сожалению, в общественном мнении оценка эффективности взаимодействия государственных и религиозных институтов в конкретных сферах государственной и общественной жизни скорее отрицательная. Исключение составляет лишь сфера законотворчества, где эксперты считают несомненной удачей совместную работу над Законом 1997 года «О свободе совести и о религиозных объединениях», принятым с учетом поправок религиозных организаций, а также внесение аналогичных поправок в налоговое законодательство в последующие годы. Эффективность межрелигиозного диалога во многом зависит от взвешенного деликатного тона устных и печатных выступлений религиозных деятелей (так же, как публицистов и политиков), от степени и формы сотрудничества или соперничества самих религиозных деятелей различных конфессий, от характера освещения истории взаимоотношения общностей в России, например, славян и тюрков, православных и мусульман, ставя акцент на взаимообогащающем диалоге культур, от понимания важности многостороннего сотрудничества сообществ с различными религиозными идентичностями, культурными кодами, которое достигается реальным и массовым, а не верхушечным, лишь широко декларируемым, диалогом.

Развитие кооперации представителей различных религий на региональном и местном уровне представляется чрезвычайно важным в виду того, что особенности межконфессиональных отношений в тех или иных регионах во многом определяют характер данных отношений в целом на уровне государства. Исследование взаимодействия религиозных течений на местном уровне позволяет наиболее глубоко понять текущую ситуацию и выявить потенциальные проблемы и угрозы выстраиванию диалога между различными конфессиями, ибо данный анализ в большей степени обращен на характер и условия сосуществования конкретных социальных групп, их общественных позиций и взглядов. В этой связи следует говорить также о специфике межрелигиозного диалога для каждого конкретного региона, учитывающего его социально-экономические и культурные особенности. Политический курс региональных и местных властей по данному вопросу во многом призван конкретизировать общегосударственный курс, учитывая социокультурный и экономический компонент местных социальных групп. В этой связи немаловажная роль должна отводиться специальным структурам регионального уровня, имеющим своей целью активное создание условий мирного сосуществования и предпосылок и стимулов для культурного обмена и религиозного взаимодействия проживающих на конкретной территории конфессиональных сообществ.

Говоря о России, где роль межрелигиозного диалога в субъектах Федерации трудно переоценить, подобные структуры уже зарекомендовали себя в части регионов. В частности, распространены случаи формирования специальных комитетов по делам религий, конфессий, национальностей как на уровне республик и областей, так и в муниципальном значении. К примеру, указом президента Республики Татарстан М. Шаймиева от 26 августа 2008 года Совет по делам религий при Кабинете министров Татарстана преобразован в Управление по делам религий, приобретя полномочия полноценного государственного органа. На данный момент наиболее яркими примерами таких структур являются Комитет по межнациональным вопросам, религии и казачеству при аппарате администрации Ростова-на-Дону, Совет по межнациональным и межконфессиональных отношениям при Правительстве Сахалинской области, Совет по вопросам религии при Министерстве национальной политики Коми, Комитет Правительства Республики Дагестан по делам религий и другие.

Частным аспектом проблемы конструктивного взаимодействия государственных и религиозных институтов является вопрос о правомерности и допустимости сопряжения канонических норм традиционных российских религий и государственных законов. Интересным в данном контексте представляются данные исследования, проведенного Институтом социологии РАН⁴, согласно которым, мнения о недопустимости сопряжения светского и канонического права преобладают над утверждениями противоположного характера, что особенно ярко выражено в нехристианских религиозных группах. Примечательна в этом плане позиция мусульманских респондентов, среди которых однозначно негативное отношение к включению религиозных норм в систему государственного законодательства набирает наибольший процент — при том, что в ортодоксальном исламе шариатская система не разделяет чисто религиозную и светскую области правового регулирования, единым источником нормотворчества для которых является Коран и Сунна. Возможно, здесь сказывается опасение мусульманского меньшинства перед гипотетической возможностью введения в государственное законодательство канонических норм православия, которого придерживается большинство российских верующих. Вместе с тем при более детальном рассмотрении можно увидеть, что данная картина далеко не столь однозначна. В каждой из религиозных групп весьма заметный процент опрошенных допускает возможность использования религиозных канонических норм в региональном законодательстве, исходя из специфики местных условий: среди протестантов, католиков и буддистов таковых до трети и более, в числе православных и мусульман — свыше четверти. Можно констатировать, что около половины и более респондентов во всех религиозных группах в той или иной форме поддерживают идею использования в государственном законодательстве канонических норм традиционных российских религий. Примечательны также мнения, высказанные респондентами группы неверующих, более четверти из которых также считает это допустимым.

Таким образом, и в данном случае можно проследить влияние многовековой цивилизационной традиции конструктивного взаимодействия государственных структур и доминирующих религиозных организаций, в том числе на региональном уровне, с учетом местных этнокультурных особенностей. Здесь уместно будет вспомнить о том, что в Российской империи общегосударственное законодательство в местах компактного расселения нерусских и неправославных народов («некрещеных инородцев») оказывалось вполне совместимым как с каноническим правом признанных терпимых вероисповеданий (шариатские нормы у мусульман, связанные с семейно-брачными отношениями и вакуфным имуществом, талмудические предписания у ортодоксальных иудеев-миснагдим), так и с укорененным в местных этнорелигиозных традициях обычным правом (адаты у горцев Северного Кавказа, «степные уложения» бурят и калмыков и пр.) при условии строгого разграничения сфер компетенции. С поправкой на реалии сегодняшнего дня, на конституционный принцип светскости, данный опыт вполне может быть востребован в процессе регионального нормотворчества.

Таким образом, в качестве особого аспекта в комплексе нормативно-правовых мер обеспечения конструктивного межконфессионального диалога можно отметить выстраивание оптимальной системы государственно-конфессиональных отношений, учитывающей современные реалии поликонфессиональности российского общества, не допуская нарушения прав религиозных меньшинств и любой религиозной дискриминации. Одновременно необходимо делать акцент именно на мерах просветительского, шире - культурно-идеологического характера, которые должны сопровождать правовые механизмы. Для установления толерантных, доброжелательных отношений в конфессиональной сфере, кроме использования права, необходимо утверждение в обществе толерантных традиций, общей культуры, воспитываемой с детства. Огромное значение имеет организация образования и воспитания, когда преподавание знаний о различных религиях должно привести к двум выводам: с одной стороны — обеспечить свободный выбор религии, с другой — сформировать у школьников установку доброжелательного отношения к любому религиозному и мировоззренческому выбору на основе знаний всего культурного достояния. Для установления толерантного климата в российском обществе необходимо проведение культурно-идеологических акций в комплексе с решением острых социально-экономических проблем, причем последним в ряде случаев придается первостепенное значение: прежде всего повышение уровня доверия к властным институтам, противодействие коррупции, стабилизация социально-экономической ситуации.

Рассматривая различные аспекты установления толерантных взаимоотношений и преодоления религиозной нетерпимости, можно предложить осуществлять необходимые меры нормативно-правового, социально-экономического и культурно-идеологического характера в контексте формирования широкого диалога государства и общества с участием основных российских конфессий. Для этого разумным представляется следующее: с опорой на российский исторический опыт, совместно с традиционными конфессиями сформировать соответствующую государственную политику (а если необходимо, изменить принципы существующей), которая бы в своей основе учитывала недостатки в борьбе с религиозным экстремизмом; подключать к взаимодействию с органами государственной власти деятелей религиозных объединений по всем вопросам; расширять и повсеместно внедрять институт религиоведческой экспертизы.

С другой стороны, установления доброжелательных отношений — это в большой степени и работа самих религиозных организаций, поэтому государство и его институты должны активизировать работу по формированию квалифицированных, лояльных религиозных лидеров. Необходимы серьезные усилия по повышению образовательного уровня духовенства, созданию образовательных центров, в том числе и в России, где такое духовенство могло бы получать подготовку. Основной целью культурно-идеологических мер по установлению толерантных религиозных взаимоотношений является как выработка граждан­ской позиции, так и использование традиционного потенциала толерантности повседневности. Востребованными представляются программы дополнительного профессионального образования, повышающие профессиональную компетентность в вопросах формирования толерантных отношений в обществе и противодействия экстремизму, нацеленные на учителей и преподавателей вузов, социальных работников, руководителей разных уровней, работников СМИ, государственных и муниципальных служащих, представителей правоохранительных органов.

Таким образом, наиболее адекватной представляется позиция, отвечающая принципам светскости, толерантности, равноправия религиозных объединений. Это позволит гражданам объективно оценивать информацию о тех или иных религиозных течениях, как традиционных, так и нетрадиционных, критически воспринимать религиозные лозунги и декларации, формировать навыки самостоятельного мышления.

Для утверждения идей толерантности и противодействия экстремизму в России чрезвычайно важно задействовать миротворческий и гуманистический потенциал массовых традиционных религиозных организаций, особенно в сфере милосердия и благотворительности, а также в тех аспектах общечеловеческих гуманитарных ценностей, в которой большинство религий являются единомышленниками. Поэтому в просветительской и пропагандистской деятельности необходимо акцентировать внимание не на том, что их разделяет, а наоборот, на объединительных моментах. В контексте взаимодействия властных и гражданских структур в рамках реализации стратегии межкультурного диалога на локальном уровне перед местными властями стоит важная задача создания базы для партнерского диалогового сотрудничества: поддержка деятельности религиозных организаций на принципах уважения и равенства, религиозного нейтралитета, открытости и инновационности — с целью найти правильный баланс между безразличием и вмешательством, занять роль посредника в процессе межкультурного взаимодействия локальных групп, направляя свои усилия на образовательную, урбанистическую, социальную сферы.

5. Профилактика религиозно-мотивированных установок насилия в отношении иных этнокультурных ценностей и общественных норм

Религиозно-мотивированные установки насилия, крайними формами поведения которых является экстремизм, можно рассматривать как стратегию определенных политических субъектов, а также как основание межрелигиозного и межкультурного взаимодействия, вплетаемую в ткань повседневности и проявляемую в установках массового сознания и алгоритмах политического поведения. Среди совокупности причин, лежащих в основании религиозно-экстремистских политических стратегий, приоритетными представляются социально-экономические, отсутствие доверия к политическим институтам, культурная и нравственная деградация, политическая инструментализация религии, кроме того, по мнению Н. Сванидзе, «ксенофобия в обществе часто взаимосвязана с коррумпированностью власти»⁵. Доктринальная несовместимость не приводит непременно к конфронтационным стратегиям сосуществования: история знает множество вариантов и способов мирного сосуществования различных конфессиональных общностей, один из наиболее ярких примеров — российская цивилизация, атрибутом которой является полирелигиозный характер. Более того, говоря о характере межрелигиозного взаимодействия, следует отметить, что экуменические интенции не находят отклика в общественном сознании россиян, в еще меньшей мере присутствует мысль о невозможности межрелигиозных контактов ввиду доктринальной несовместимости религий, практически отсутствует представление о неизбежности межрелигиозных конфликтов на этой почве. Вследствие этого межрелигиозный диалог представляется основной стратегией преодоления религиозного экстремизма, конструктивный потенциал которого определяется не только разноуровневостью осуществления, но и возможностью использования разнообразного арсенала средств, включающего в себя собственно религиозные, политические, образовательные, воспитательные, коммуникативные и иные составляющие.

Межрелигиозный диалог: православие и ислам

К 2011 году на территории Российской Федерации действовало свыше 12 тыс. религиозных объединений Русской Православной Церкви, что составило около 55% всех религиозных объединений, а также около 3,6 тыс. мусульманских (около 17%). Таким образом, на долю всех остальных (более полусотни) религиозных течений (неправославные христианские исповедания, буддизм, иудаизм, новые религиозные движения и пр.) приходится менее трети зарегистрированных религиозных объединений. В связи с этим можно констатировать, что именно православие и ислам являются традиционными религиями большинства российского населения, вследствие чего проблема взаимоотношений между двумя этнорелигиозными общностями становится особенно важной.

Связанные совместным существованием в пределах единого историко-географического пространства, христианские (в первую очередь — православная) и исламская цивилизации в течение последних четырнадцати веков были обречены на достаточно тесное взаимодействие. История их многообразных межцивилизационных связей может быть названа христианско-исламским диалогом в его широком понимании. В узком смысле христианско-исламский диалог предполагает взаимодействие двух религиозных систем на доктринальном уровне, требующее сознательной установки, теологической разработки и соответствующего институционального оформления. Это, однако, не исчерпывает его содержания, поскольку, отличаясь универсальным характером, христианство и ислам в процессе исторического развития неизбежно должны были отождествиться с культурным и социально-историческим опытом разных народов, тем самым становясь стержнем формирования устойчивых социально-культурных и этнорелигиозных общностей, существующих в определенных пространственно-временных координатах. Обе формы христианско-исламского диалога всегда были исторически взаимосвязаны и взаимообусловлены.

Особо следует подчеркнуть необходимость обращения и историческому опыту взаимодействия православия и ислама в российском государстве, общей воинской славе, взаимопомощи и отстаивании единых общегосударственных интересов. На локальном уровне для обеспечения взаимной толерантности следует задействовать беседы с прихожанами и уроки в религиозных школах, потенциал СМИ и конференций, циклов передач по телевидению на общефедеральном уровне, иные каналы (образовательные, рациональные, идеологические) конструирования атмосферы миролюбия и толерантности, обращаться к примерам, наглядно свидетельствующим о единстве исторической судьбы, что и конструирует общую идентичность.

Доктринальное взаимодействие между двумя названными религиями предполагает, прежде всего, учет их различий, из чего нередко делается вывод о том, что диалог в данной сфере может носить лишь конфронтационный характер, в котором стороны воспринимают друг друга лишь как миссионерский объект. Однако, на наш взгляд, здесь возможен и более глубокий подход: человек, искренне приверженный собственной религиозной традиции, ценит и уважает подобную «крепость в вере» у иноверца. Доктринальные различия при этом не снимаются, однако уважение к иноверцу за искреннюю приверженность и любовь к своей вере открывает дорогу к творческому диалогу. Более того, наличие иной религиознои системы в качестве оппонирующей становится необходимым фактором духовного самоопределения. А это, в свою очередь, открывает дорогу к межрелигиозному диалогу в его широком понимании, выступающем уже не в своем «чистом» виде, а в качестве диалога межцивилизационного. Во многом такой диалог лежит в основании российской цивилизации и, соответственно, политических систем. Такой подход предопределил интеграцию мусульман в единое цивилизационное поле России: к началу XX века мусульманские народы России осознавали себя, по словам знаменитого крымско-татарского просветителя Исмаил-Бея Гаспринского, именно как «русское мусульманство». Можно констатировать, что и православное христианство, и ислам обладают значительным историческим потенциалом сосуществования в режиме конструктивного диалога. Реализация этого позитивного потенциала в условиях роста стратегической нестабильности в России и в мире и активизации антироссийских сил (в том числе выступающих с позиций «радикального ислама») представляется ныне весьма актуальной задачей.

Ключевым институциональным основанием становления межрелигиозного диалога на национальном уровне в России является Межрелигиозный совет России. К другим не менее значимым структурам, призванным заниматься вопросами развития диалога между религиозными сообществами, можно отнести Комиссию Общественной палаты по межнациональным отношениям и свободе совести, Совет по взаимодействию с религиозными организациями при Президенте РФ, консультативные и экспертные советы при органах государственной власти, при главах регионов, а также непосредственно Русскую Православную Церковь (РПЦ) как институт, представляющий доминирующую религию в государстве. В частности, 8-й пункт 3-го параграфа Основ социальной концепции РПЦ раскрывает значимое число сфер, в которых возможно осуществление межрелигиозного сотрудничества. К таковым относятся миротворчество, культурное, нравственное и патриотическое воспитание, благотворительность, охрана памятников истории и культуры, охрана окружающей среды и поддержка института семьи, материнства и детства⁶. Традиционные российские конфессии, обладающие большим социальным и культурным авторитетом, уже имеют сформулированные концептуальные подходы, на основании которых религиозные организации могут формулировать и транслировать идеи, осуществляя диалог по ключевым социально-политическим вопросам, тем самым во многом определяя свое место в политическом процессе. Так, еще в 2000 г. Архиерейским Собором Русской Православной Церкви были приняты «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви»⁷; в мае 2001 г. Советом муфтиев России представлены «Основные положения социальной программы российских мусульман»⁸; в 2002 г. опубликованы «Основы социальной концепции иудаизма в России»⁹; «Основы социальной концепции Российского объединенного Союза христиан веры евангельской»¹⁰; в 2003 г. — «Основы социального учения Церкви Христиан Адвентистов Седьмого Дня в России»¹¹. Аналогичные документы подготовлены или готовятся и другими влиятельными конфессиями. В частности, в декабре 2003 г. состоялась презентация «Социальной позиции протестантских церквей России»¹², и др.

Религиозные организации отчетливо понимают значимость своей роли в укреплении межконфессионального согласия в нашем обществе, особенно сквозь призму акцентации политических императивов. Так, в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви отмечается, что Церковь «стремится осуществлять миротворческое служение, как в национальном, так и в международном масштабе, стараясь разрешить различные противоречия и привести к согласию народы, этнические группы...»¹³. Основные положения социальной программы российских мусульман, подготовленные Советом муфтиев России, в связи с изложенным, указывают, что мир и согласие в современной России со стороны мусульманских организаций, в частности, означает «признание легитимности законодательства Российской Федерации», «взаимоуважительный диалог и сотрудничество в социальной сфере с верующими других традиционных российских религий и с представителями светских организаций» и др.¹⁴

Православие в целом пока не располагает целостной доктриной отношения к исламу. До недавнего времени имели место лишь отдельные, в разной степени артикулированные попытки найти общий подход приверженцев обеих религий к наиболее актуальным проблемам современности. В официальных выступлениях отдельных церковных иерархов, в частности, нынешнего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла, неизменно подчеркивается уважительное отношение к исламу как религии, являющейся носительницей духовных ценностей, во многом разделяемых и христианством. В упоминавшихся социальных доктринах сформулированы базовые позиции обеих религиозных организаций по широкому кругу вопросов. Причем оба документа имеют немало точек соприкосновения.

Так, обе религиозные организации, признавая светский характер современного российского государства, выступают с ярко выраженных патриотических позиций. Если в православном документе любовь к земному Отечеству признается «одним из способов исполнения заповеди Божией о любви к ближнему»¹⁵, то в исламском говорится о том, что защита Отечества — «одна из важнейших обязанностей человека перед Аллахом»¹⁶. Как Русская Православная Церковь, так и Совет муфтиев России в отношениях с государством выступают с позиций социального партнерства, предполагающего конструктивное взаимодействие при взаимных обязательствах сторон. В православном документе при этом отмечается, что «для Церкви такое взаимодействие должно быть частью ее спасительной миссии, объемлющей всестороннее попечение о человеке»¹⁷. Исламская социальная доктрина предполагает сотрудничество со светским государством в соответствии с формулой «дар ас-сульх» (мир согласия), предусматривающее свободное принятие государством и мусульманскими организациями взаимных обязательств в отношении друг друга. В частности, со стороны мусульман предусматривается участие совместно с государственными органами в решении таких социальных задач, как «сохранение в обществе духовности, высокой морали, веротерпимости, братских отношений между людьми различных национальностей»¹⁸.

В разделах, посвященных проблемам войны и мира, допускается возможность войны с целью защиты Отечества, однако при этом утверждается, что именно мир является даром Божиим, вследствие чего миротворчество в национальном и международном масштабах признается органической частью социального служения верующих и духовенства обеих религий. В связи с этим в исламской социальной программе дается специальное разъяснение понятия «джихад», которое трактуется как «усердие в вопросах веры», не имеющее ничего общего с «войной в религиозных целях»¹⁹.

В разделах «Церковь и нация» православного документа и «Ислам и нация» мусульманского особо подчеркивается наднациональный и надэтнический характер обеих религий, исключающий какое-либо превосходство одного народа над другим. Одновременно в них говорится о праве каждого народа на свою культурную самобытность, в связи с чем особое место оба документа отводят проблемам сохранения и приумножения культурного наследия и традиций народов России. Так, в православной концепции отмечается, что «культурные традиции помогают сохранению и умножению духовного наследия в стремительно меняющемся мире»²⁰, а в исламской — что они «являются источником национально-религиозного самосознания»²¹.

Особо же важное значение для межрелигиозного взаимодействия имеет такой раздел мусульманского документа, как «Отношение мусульман к представителям других религий», в котором утверждается, что в исламе терпимое отношение к представителям других религиозных традиций определяется не субъективными человеческими желаниями, а волей Аллаха, зафиксированной в Коране и Сунне, которые и являются каноническим источником и основанием исламской веротерпимости. Отмечается, что среди иноверцев мусульмане должны особо выделять «людей Писания» — христиан и иудеев, получивших откровение Аллаха через предшествовавших Мухаммеду пророков. Единство и преемственность пророческого благовестия являются объективными предпосылками того, что вероучительные различия не стали поводом социальной конфронтации. В связи с этим важной задачей признается «взаимоуважительный диалог и сотрудничество в социальной сфере с верующими других традиционных российских религий»²². При этом от традиционных российских религий исламская социальная доктрина резко отделяет псевдорелигиозные течения, в том числе и псевдоисламские, отличительные черты которых — отрицание исторически сложившихся исламских религиозно-правовых школ, проповедь собственной исключительности и ненависть ко всем, не принадлежащим к их секте. Такой подход представляется важным в противодействии не только псевдоисламским, но и любым другим течениям и сектам деструктивного характера.

В православной социальной доктрине отсутствует специальный раздел, посвященный отношению к исламу и его последователям, но в плане солидарности приверженцев обеих религий перед лицом глобальных проблем и вызовов важным является раздел «Международные отношения. Проблемы глобализации и секуляризации», в котором ясно выражено стремление Церкви отстаивать традиционные ценности и духовные устои православных народов. Надо отметить, что данная установка полностью совпадает со стремлением мусульманских народов к сохранению собственной духовной идентичности. В этом плане православные и мусульмане, как и приверженцы других традиционных христианских и нехристианских религий, выступают как естественные союзники, причем их солидарность в данном плане не требует каких-либо вероучительных компромиссов.

Еще одной проекцией межрелигиозного диалога в России являются формы взаимодействия последователей различных конфессий в повседневности. Традиционные для российской цивилизации толерантные принципы сосуществования приверженцев различных конфессий, позволяющие определить поликонфессиональность в качестве ее атрибута, остаются доминирующими в политической практике и массовых ориентациях. Так, по данным проведенного в 2006-2007 годах Центром «Религия в современном обществе» Института социологии РАН исследования, от 85% до 94% опрошенных высказались за неприемлемость насильственных методов в отношении лиц другой религиозной принадлежности, так же, как подавляющее большинство опрошенных не видят препятствий во взаимодействии с лицами, принадлежащими к другим мировоззренческим и религиозным традициям в различных сферах общественной жизни²³. Однако можно проследить тревожные тенденции, представляющие угрозу для поликонфессиональной стабильности. Так, согласно исследованию ИС РАН 2006-2007 годов, утверждение «Россия для русских» поддерживают всего 7,6% православных и 16% неверующих, тогда как тезис «Россия — общий дом многих народов» поддерживает подавляющее большинство представителей основных конфессий, 52,6% православных, 52% неверующих²⁴. Однако в исследовании 2011 года выявились установки и настроения, демонстрирующие негативные тренды. Доля поддерживающих утверждение «Россия — общий дом для многих народов» опустилась до 47%, тогда как доля людей, которые полагали, что «Россия — многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав», выросла вдвое (с 14% до 31%), а вместе с теми, кто считает, что «Россия должна быть государством русских людей», они составили 45% (25% в 1995 г.)²⁵. Причем наиболее ярко выражены националистические настроения у молодежи и малообразованных людей. В политическом пространстве это уже проявляется не только в агрессивных поведенческих алгоритмах, но и в открытой демонстрации взглядов. Так, последний Русский марш в ноябре 2010 года собрал в Москве около 10 тыс. человек, также многочисленными были выступления в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге, Владивостоке, причем во многом они прошли под лозунгами православного национализма.

Следует также остановиться на двух сюжетах, представляющихся маркерами той опасности, которая может нависнуть над российским обществом. Во-первых, около 50% респондентов в массовом опросе и 53,7% экспертов отметили, что религиозные различия препятствуют в семейных отношениях и воспитании детей. Подобная ситуация не может не вызывать обеспокоенности, ведь межнациональные и межконфессиональные браки традиционно являлись гарантией и залогом стабильности российского общества, так же как и основанием того мощного потенциала устойчивости и жизнеспособности, который обеспечивается наличием разнообразия, в том числе и генетического. Повышение значимости религиозной принадлежности при вступлении в брак в условиях срастания в общественном сознании религиозного и этнического («русский — значит православный», «татарин — значит мусульманин» и т.д.) в перспективе может способствовать разведению по национальным квартирам. Так, наиболее откровенны в своей нетерпимости при своем вступлении в брак или своих родственников с людьми другой национальности мусульмане и православные — 56% и 52%, 47,6% и 41,2% соответственно. Причем значимость национальной принадлежности другого человека при вступлении в брак самих опрошенных и их родственников возрастает в группах религиозно активных мусульман и православных: 70,5% и 58,6%, 62,3% и 49,6% соответственно. Особую важность представляет выявление уровня толерантности православных и мусульман по отношению друг к другу. В ходе массового опроса 2006 года на вопрос об отношении православных христиан и мусульман друг к другу были получены следующие ответы. Среди российских мусульман доминирует положительное отношение к православным верующим, о чем заявили 77,7% опрошенных, тогда как отрицательное отношение выразили лишь 2,8%. Принципиально иную картину мы наблюдаем в православной группе, где свое положительное отношение к мусульманам отметили только 24,8%, тогда как отрицательное — 32,0%.

Наименьший уровень религиозной и национальной толерантности демонстрирует молодежь самой младшей возрастной группы (35% интолерантных). Переломить отмеченную тенденцию можно и нужно, используя воспитательные и образовательные каналы, рациональные знания, способность к системному анализу, а также внедрение практик межрелигиозного диалога в предлагаемом ключе: через отмеченные каналы социализации, развитие практики соработничества, решения общих проблем на локальном уровне. Ведь функции каналов социализации, и прежде всего образовательного, не ограничиваются только подготовкой человека к самостоятельной жизни в обществе, формируя также установки и навыки определенного отношения к особенностям социально-политической жизни.

Представляется справедливым, что для поддержания стабильности общества, к факторам обеспечения которого относится и стратегия межрелигиозного диалога, государственные, общественные и религиозные институты должны действовать совместно, каждый в пределах своей компетенции, взаимно дополняя друг друга и используя те инструменты воздействия, которыми они обладают на законных основаниях. Осознание единства культурного поля в такой многоконфессиональной стране, как Россия, выявление общих ценностных регуляторов, точек соприкосновения последователей различных вероисповедных традиций может служить четкой основой для межрелигиозного диалога. Особо следует подчерк­нуть необходимость обращения и историческому опыту взаимодействия право­славия и ислама в российском государстве, общей воинской славе, взаимопомощи и отстаивании единых общегосударственных интересов. В качестве наглядного примеры можно привести традиции боевого братства православных и мусульманских народов России, переплетение судеб представителей различных конфессиональных традиций в России.

Установление доброжелательных цивилизованных взаимоотношений между всеми гражданами, каких бы мировоззренческих принципов они ни придерживались, является одной из приоритетных целей любого общества, поскольку обеспечивает и социальную стабильность, и эффективность государственного управления, и культурную целостность. Однако установление толерантных принципов совместного проживания представителей различных мировоззренческих ориентаций невозможно без осознания и уничтожения причин, способствующих возникновению ее антипода — религиозной нетерпимости. Проблемы религиозной нетерпимости связываются с проявлениями социально-политического характера, тогда как ее культурно-идеологические выражения имеют более периферийный характер. Поэтому именно культура, ее включение в государственно-институциональную сферу, может рассматриваться как основание для консолидации общества и противодействия крайним формам социальных девиаций, в первую очередь экстремизму. В качестве конкретного примера можно привести региональный общественный форум «Единство народов против экстремизма», прошедший в сентябре 2008 года по инициативе архиепископа Ставропольского Феофана.

В условиях, когда религия становится едва ли не самым важным фактором идентификации индивида и социальных групп, когда она вплетается в политический процесс в различных формах и проявлениях, проблема взаимодействия приверженцев различных конфессий выходит на авансцену социального бытия. Это высвечивает целый спектр новых форм взаимоотношений государства, религиозных организаций и общества, среди которых акцент можно сделать на соотношение религиозных и правовых норм, школу и армию как сферы сотрудничества государства и религиозных институтов, конкретные культурные предпочтения представителей различных конфессий как основание для сотрудничества. Это подтверждается и данными социологических исследований. Хотя мнение о необходимости обязательного преподавания религиозных учебных дисциплин разделяет лишь относительно небольшой процент опрошенных, во всех религиозных группах абсолютное большинство респондентов выступает за то, чтобы сведения религиозного характера в той или иной форме находили себе место в учебных программах государственных образовательных учреждений. Мнение же о принципиальной недопустимости ни в какой форме преподавания знаний о религии носит периферийный характер — во всех религиозных группах его разделяют не более 5-8%. Хотя лишь меньшая часть респондентов является сторонниками учреждения института штатного военного духовенства, однако сама идея плодотворного сотрудничества силовых структур и представителей конфессий у большинства опрошенных всех религиозных групп не вызывает резкого отторжения: от трети до почти половины респондентов выступает за непосредственное присутствие в воинских частях духовных лиц, и почти столько же — за создание соответствующих условий для верующих военнослужащих вблизи от расположения воинских частей²⁶.

Культурно-нравственные нормы представляют собой ценностный каркас любого общества, одним из оснований которого является религиозная традиция. Не случайно эта сфера всегда была и объектом пристального внимания различ­ных религиозных организаций, и залогом социальной стабильности. Выявление духовно-нравственных ориентаций и культурных предпочтений приверженцев различных религий и мировоззрений позволяет оценить потенциал амортизации нормативной регуляции в России сегодня. Так, при анализе отношения религиозных респондентов всех традиционных российских конфессий к степени допустимости различных противоправных и аморальных действий и поступков можно констатировать, что наибольшее однозначно негативное восприятие встречают связанные как с государственными и политическими преступлениями, так и с наиболее тяжкими нарушениями норм традиционной морали, основанных на религиозных заповедях. В частности, такие из них, как политические убийства, измена Родине и одновременно употребление наркотиков, проституция, гомосексуальные связи имеют во всех религиозных группах практически идентичный уровень абсолютного неприятия, близкий к 100%. Все это создает благоприятную основу для сотрудничества приверженцев различных религий в духовно-нравственной сфере. Вместе с тем менее тяжкие противоправные и аморальные деяния, особенно связанные с уклонением от гражданских обязанностей и деловых обязательств, далеко не всегда встречают однозначное осуждение. Последняя тенденция особенно отчетливо проявляется в группе мусульман, что можно трактовать как выражение их несколько большей отчужденности от принципов гражданственности. Преодоление такой отчужденности возможно на путях активизации участия представителей мусульманской общности в различных областях межрелигиозного сотрудничества и формирования на базе такого сотрудничества их общероссийской культурно-цивилизационной идентичности, приоритетной в отношении всех других самоидентификаций (религиозной, этнической, групповой).

Общегражданская идентичность является реальным фундаментом для сопряжения интересов различных религиозных групп и возможности использования конструктивного потенциала традиционных российских конфессий. Поэтому религиозным организациям через образовательные и воспитательные каналы следует опровергать мифы и стереотипы, существующие в общественном сознании: «мусульманин — следовательно террорист», «русский — значит православный». К подобным мифам относится и угроза «исламского экстремизма» в России. Ислам как религия не может быть экстремистским. Другое дело — распространение радикализма среди мусульманского населения, особенно молодежи, ставка сепаратистов на фанатичное использование ислама для оправдания экстремизма и терроризма. Причины распространения этих идей среди определенной части мусульман кроются уже не в исламе, а в большей мере в условиях жизни последователей этой религии в том или ином регионе страны. Исследования показывают, что именно среди мусульманской молодежи высокая безработица, низкий уровень жизни, у них большие трудности в адаптации к современным реалиям, в том числе и из-за патерналистских мусульманских традиций; мусульманское население и патриархально воспитываемая исламская молодежь болезненнее, чем последователи других религий, переживает кризис традиционных ценностей и образа жизни. Распространенные среди части населения экстремистские настроения получают подпитку в призывах создания в пределах нашего общества неких государственных образований с преимуществами для одной религии — будь то православная Россия или мусульманский регион. Четкая оценка подобных прожектов как неприемлемых обусловлена тем, что равноправное и свободное развитие этноконфессионального своеобразия всех народов, связавших свою историческую судьбу с Россией, — залог сохранения самой уникальной российской цивилизации. Ее специфика требует осмотрительности при любом обсуждении, а тем более при выработке идеологии и политики, затрагивающих интересы этноконфессиональных общностей.

6. Мультикультурные ориентации как мировоззренческая основа межконфессиональной толерантности. Межрелигиозный диалог и толерантность в поле российской цивилизации

Мировоззренческой основой межконфессиональной толерантности является признание ценности и значимости плюрализма и разнообразия, а сама толерантность выступает как условие сохранения разнообразия: «Если разнооб­разие людей, культур и народов выступает ... как ценность и достоинство культу­ры, то толерантность представляет собой норму цивилизованного компромисса между конкурирующими культурами ... выступает условием сохранения разнообразия, своего рода исторического права на отличность, непохожесть»²⁷. Содержательная эволюция понятия «толерантность» и принципа толерантности, приведшая к смысловой многослойности, предполагает четкий вектор развития: от религиозной проекции веротерпимости до выдвижения на первый план осознания ценности культурного многообразия, признания за человеком неотчуждаемых прав и свобод, поощрения инициатив и альтернатив, уважительное отношение к Другому²⁸. В контексте анализа стратегий противодействия религиозной ксенофобии важно обратиться к понятию мультикультурных ориентаций как социально-психологической основе межэтнической и межконфессиональной толерантности. В современной России мультикультурная идеология неоднократно озвучивалась первыми лицами государства, отмечающими ценность культурного многообразия страны, необходимость воспитания толерантности к традициям разных народов²⁹. В контексте кросс-культурных психологических исследований под мультикультурными ориентациями понимается совокупность психологических предпосылок — норм, установок, идей, в основе которых лежит социальная норма позитивного, благожелательного или просто нейтрального принятия культурных и религиозных различий, относительно невысокий уровень этнических и религиозных предубеждений и, главное, положительный опыт межэтнических (межкультурных) контактов³⁰. В таком понимании мультикультурные ориентации выступают как мировоззренческая основа религиозной и этнической толерантности, ценностная основа конфессиональной идентичности. Важно отметить, что мультикультурная идеология является частью общей стратегии социальной интеграции, принятой в данном социуме, в ходе которой у всех членов общества, независимо от их культурной и религиозной принадлежности, формируется солидаризирующая идентичность — чувство принадлежности и сопричастности к единому социокультурному пространству. В российских условиях такой солидаризирующей макроидентичностью является чувство принадлежности к российской цивилизации как уникальному культурному пространству, объединенному общностью исторической судьбы, позитивным опытом добрососедства и общими ценностными доминантами.

Межрелигиозный диалог и толерантность: специфика и ресурсная конструктивность

Современная, светская по своему характеру, концепция прав человека в приложении к политическому упорядочиванию культурного и религиозного многообразия на основе толерантности породила основное онтологическое противоречие современности, остро актуализировавшееся в современном перестраивающемся мире: противоречие между моралью, правом, свободой и справедливостью. Так, например, свобода мысли, совести и вероисповедания является одной из основ демократического общества и защищена Статьей 9 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Эта свобода — один из наиболее важных элементов, связанных с индивидуальностью верующих и их пониманием жизни. Гарантируя эту свободу, Статья 9, тем не менее, при определенных условиях допускает ограничение ее выражения. Вопрос репрезентации религиозных символов в публичной сфере, особенно в системе образования, рассматривался Европейским судом по правам человека³¹. Ввиду относительной нехватки консенсуса среди государств — членов Совета Европы в том, что касается религии, Суд имел тенденцию предоставлять государствам значительную — хотя не безграничную — «степень допустимого отклонения», т.е. свободу выбора в данной области. По мнению Ю. Хабермаса, принятие факта мировоззренческого плюрализма вынуждает религиозные учения осуществлять саморефлексию, благодаря которой верующие оказываются в состоянии усвоить мораль, признающую права человека. Это, помимо прочего, имеет следствием отказ от средств политического принуждения к следованию истинам веры (Glaubenswahrheilen) и признание добровольности религиозного объединения³².

В документе «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека» указывается, что «с точки зрения Православной Церкви, политико-правовой институт прав человека может служить благим целям защиты человеческого достоинства и содействовать духовно-нравственному развитию личности. Для этого реализация прав человека не должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на них традиционной моралью. Индивидуальные права человека не могут противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав человека не должно быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные ценности, самобытность народа»³³. В цитируемом церковном документе отражено как раз такое понимании иерархии ценностей, согласно которому концепция прав человека воспринимается в качестве эффективного инструмента защиты достоинства каждой человеческой личности только в том случае, если свобода выбора не становится инструментом злоупотреблений Именно этот важный смысловой компонент концепции прав человека является одним из предметов межрелигиозного взаимодействия. Сфера прав человека и соответствующих документов секулярна в смысле своей идеологии и реализуемых подходов, но не может и не должна быть намеренно изолируема от воздействия традиционных нравственных подходов, которые присущи религиозному мировоззрению. Напротив, религиозные убеждения, которыми руководствуется подавляющее большинство населения планеты, в состоянии обеспечить смысловые ориентиры и сущностное наполнение деятельности в области прав человека.

Религиозное измерение толерантности обуславливается необходимостью использования политического механизма сопряжения различных религиозных традиций, становящихся основаниями политического процесса, и поиском варианта сосуществования светского и религиозного в современном мире. По мнению, представителя Московского Патриархата при Совете Европы игумена Филарета (Булекова), «концепция прав человека предполагает, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Если, защищая свою идентичность, человек разрушает идентичность другого, а тем более множества других — значит, он нарушает сам принцип прав и свобод человека и гражданина. Если, апеллируя к своим правам, он посягает на культуру народов и целого континента — значит, что-то неладно с пониманием прав человека, в том числе и в практике Европейского суда»³⁴. Следует также отметить провокации со стороны светского общества, наглядным примером является карикатурная война, во многом перешедшая в политическое поле.

Толерантность как стратегия возникла именно в религиозной среде и имела более ограниченный смысл, понимаясь как терпимость к иным религиозным верованиям, и предписывала населению быть более терпимыми к религиозным меньшинствам (Нантский эдикт Генриха IV (1598 г.), Патент толерантности Иосифа II (1781 г.). Религиозная толерантность как непредвзятое отношение к людям иной веры ныне расширилась до толерантного отношения вообще к инакомыслящим. Толерантное отношение модифицирует ориентацию деятельности благодаря тому, что, несмотря на продолжающие существовать религиозные или мировоззренческие расхождения и разногласия, оно побуждает проявлять уважение к людям иной веры или иного образа мыслей и относиться к ним как к равноправным согражданам³⁵.

Рациональное объяснение принципа религиозной толерантности, основан­ное на плюрализме религиозных и светских начал, вступает в противоречие с культурным многообразием и усилением негражданских форм идентичностей: религиозная символика, религиозный дискурс, религиозные смыслы становятся четкими политическими маркерами и резко сужают толерантный принцип конкуренции различных мировоззренческих установок. Так, Архиепископ Йоркский Джон Сентаму считает вредным внедрение принципов толерантности в британском обществе, поскольку правительство страны старается «изгнать религию из общественной жизни» во имя толерантности и вынудить верующих уйти в гетто³⁶. По мнению оппонентов идеологии толерантности, последняя близка к позиции индифферентности, и в своем проявлении может быть чревата крушением основ государства и нации. Так, по мнению В. Легойды, «толерантность становится одним из идолов современного общества. При этом под толерантностью все чаще понимается равнодушное отношение к другому»³⁷. Преподобный Томас Д. Уильямс, сотрудник Библиотеки США, утверждает, что «Уважение к свободе вероисповедания стоит на голову выше предполагаемой терпимости к религиозным убеждениям, которое так часто включает в себя релятивизм, равнодушие, пренебрежение к религии»³⁸.

Таким образом, можно констатировать определенный пересмотр политической стратегии толерантности, во многом являвшейся инструментализацией теории и политики мультикультурализма, а также актуализировавшимся противоречиями между светскими политическими практиками и религиозными основаниями как идентификационными параметрами, приобретающими политическую окраску.

Толерантность в российских условиях имеет ряд особенностей, что проявляется, в том числе, и в наличии широкой дискуссии о ее смысловой и практической нагруженности. С одной стороны, понимание толерантности в либеральном варианте как стратегии, основанной на концепции прав и свобод человека, не описывает в полной мере сложившуюся российскую ситуацию. Так, по мнению А.Е. Себенцова, «своеобразие нашей веротерпимости состоит в том, что она относится к сфере прав народов, а не прав человека. Отношение конкретного человека к религии оценивается окружающими с учетом этноконфессионального контекста»³⁹. С другой стороны, толерантность как принцип межкультурного взаимодействия в его нормативно-ценностном смысле признается в качестве средства преодоления деструктивных явлений, связанных с поликонфессиональным устроением России и обострением религиозных различий в политических смысловых проекциях.

Применительно к России толерантность логичнее рассматривать в понимании традиций межкультурного и межрелигиозного взаимодействия, обеспечивающих устойчивость российской цивилизации, в контексте общественной солидарности приверженцев различных конфессий.

Проблема толерантности и связанная с ней проблема обеспечения конструктивного межконфессионального диалога, а также преодоления экстремизма предполагает учет всего многообразия факторов в такой полиэтнической и поликонфессиональной стране, каковой является Россия. В российской традиции толерантность может быть проинтерпретирована и как сосуществование различных этно-конфессиональных традиций. Определение российской цивилизации как православной кажется не вполне достаточным, хотя, безусловно, с православием ни одна религия не может конкурировать по силе и степени влияния на историю и культуру России. Нельзя не признать вклад других религиозных традиций (ислама, иудаизма, буддизма, протестантизма, национальных религий), что свидетельствует о взаимовлиянии и взаимообогащении, совместном создании и защите общих ценностей и государственных структур в едином географическом, политическом, экономическом и духовном пространстве. Это формирует чувство сопричастности к единой исторической судьбе, архетипические представления, общие для сознания различных этноконфессиональных общностей, общие идентичности. Насколько проверенное временем устроение способно поддержать традиционный толерантный потенциал России в современных условиях — это очень серьезный вопрос Ведь достаточно часто нецивилизованные формы взаимодействия различных культур не только преодолевают пространственные границы, становясь глобально опасными, но также выступают в качестве манипуляторов в межгосударственном и внутригосударственном управлении. Особенно необходима толерантность в России не только ввиду ее поликонфессионального цивилизационного устроения но и из-за отсутствия четких идейных ориентиров, переоценки нравственных цен­ностей, разрушения традиционной ценностной структуры, вызывающей как острые столкновения и дискуссии, так и недопустимую практику.

Актуальность обеспечения религиозной толерантности обусловлена рядом причин:

1. негативными историческими традициями (вопросы вероисповедания решались по преимуществу не добровольно, а посредством государственного регулирования);
2. сложным многоконфессиональным и полиэтническим составом населения России;
3. наличием определенных межконфессиональных противоречий, необходи­мостью поддержания взвешенных взаимоотношений между представителями различных конфессий, в том числе и новых, между верующими, неверующими и другими мировоззренческими группами;
4. амбициозной политикой ряда религиозных руководителей;
5. низкой политической культурой официальных лиц, призванных регулировать государственно-конфессиональные отношения;
6. существованием «мифов» и «стереотипов» в общественном сознании, активно навязываемых СМИ и т.д.;
7. проявлением среди различных групп населения, в том числе в молодежной среде, экстремизма и различных форм нетерпимости по отношению к различным этносам и религиям.

В качестве идейно-ценностной доминанты при использовании ресурса толерантности целесообразным представляется использовать идею российской цивилизации как поликонфессиональной, имеющей собственный уникальный опыт сосуществования различных конфессий, основным принципом которого является мирное сотрудничество и толерантность. При этом более общим идентификационным критерием выступает государство и общегражданская идентичность, а единство и общность исторической судьбы и проектируемого будущего — главным наполнением создаваемого идейного дискурса. Понимание национальной и наднациональной идентичности как ресурса развития сегодня вновь оказывается в фокусе публичной дискуссии. В условиях кризиса социальной практики мультикультурализма повышаются риски фрагментации национально-государственных сообществ и отмечается, что гражданская идентичность, выстроенная на сугубо формальных правовых основаниях, оказывается поверхностной и недостаточно прочной скрепой для социальной консолидации⁴⁰.

Проблема обеспечения межрелигиозного диалога в России представляется одним из ключевых вопросов, стоящих в центре как теоретических изысканий, так и практической политики. Его злободневность определяется рядом причин: необходимость поиска основы сопряжения религиозных различий в поле российской цивилизации, потребность в социальной стабильности и социальном консенсусе в горизонтальных и вертикальных срезах российского общества, императив преодоления религиозной нетерпимости в социальной ткани, обеспечение толерантного климата для взаимодействия между последователями различных конфессий, а также между религиозными и светскими сегментами российского общества. Межконфессиональный диалог способствует формированию у населения уважения к религиозному плюрализму и культурному разнообразию. Ф. Годен, задаваясь вопросом о том, какие условия необходимо соблюсти, чтобы межрелигиозный диалог стал возможным, подчеркивает, что, прежде всего, «речь идет о том, чтобы преодолеть взаимное неведение и предрассудки»⁴¹.

Это пересекается с практической задачей необходимости коррекции и выработки адекватной политики государственно-конфессиональных отношений, учитывающей поликонфессиональность российского общества и направленной на достижения оптимального баланса интересов всех заинтересованных групп. Межрелигиозный диалог в России может быть рассмотрен в двух ипостасях — как диалог между носителями религиозных традиций, рассмотренный сквозь призму поликонфессиональности России и исторического конструктивного опыта и как институционализированная практика общения религиозных организаций, религиозных лидеров, религиозных и светских институтов. Важно выделить ряд ключевых принципов для становления действенного диалога религий в межцивилизационном контексте. К ним в первую очередь необходимо отнести толерантность как терпимое отношение последователей одного вероучения к сторонникам другого, равноправие участников, открытость их позиций, нацеленность на сотрудничество и позитивные результаты, отказ от критического рассмотрения вероучительных вопросов.

Для общественного настроения и поведения во все периоды российской истории было характерно, как правило, терпимое отношение к людям других верований и убеждений, их лояльные или же доброжелательные взаимосвязи в разных сферах личной и общественной жизни. Показательно, что в России не было религиозных войн, что подтверждает цивилизационную совместимость разных конфессий в общероссийской среде. В основе своей мирное сосуществование конфессий в последнее время не поколебали и болезненные для российского общества изменения в конце XX — начале XXI века. Если останавливаться на исторической перспективе, имевшие в истории место случаи притеснения различных религиозных течений или институтов провоцировались представителями светской власти или высшей церковной иерархии, во многом вследствие политикоцентричных императивов развития российского государства. Подтверждением тому может служить тот факт, что большинство верующих (в настоящее время 75% среди православных и 68% среди мусульман) не соглашаются с идеей исключительности той или иной религии, тем более с выступлениями против других религий. В пользу этого тезиса говорит и то, что в России имеются вековые традиции толерантного сосуществования различных религиозных традиций, при сохранении их самобытности. Эта традиция во многом заимствована и от Золотой Орды, при которой русская православная церковь не платила подати, имела право осуществлять судебные функции над своими людьми, пользовалась свободой при избрании на духовные должности. В свою очередь, у православной России также в активе многие традиции не только толерантного сосуществования, но и поддержки иноплеменного и иноверного населения. В выступлении Президента РФ Д.А. Медведедва на заседании Госсовета в Уфе в 2011 году была подчеркнута необходимость консолидации усилило обеспечению традиционного межрелигиозного согласия: «Важнейшую роль в укреплении межнационального согласия имеют религиозные конфессии. Я недавно проводил встречу с участниками Архиерейского собора Русской православной церкви, где обсуждался этот вопрос. Сегодня посетил одну из старейших действующих мечетей в России, разговаривал и с мусульманскими священнослужителями. Я знаю, как много усилий прилагают религиозные организации для поддержания межнационального мира, потому что они понимают, что без такового духовное общение становится невозможным, это путь в никуда, достаточно посмотреть на опыт целого ряда государств, где из-за межрелигиозной розни непрерывно льется кровь»⁴².

В частности, мировой опыт показывает, что в многоконфессиональных государствах, где сосуществуют различные религиозные течения, проблема равенства их возможностей, равноправного диалога является наиболее острой. Несмотря на то, что каждая из религий и учений утверждает свой абсолют и отвергает истинность других учений, доктринальные противоречия не всегда имеют своим следствием конфликт. Более того, «религиозный изоляционизм» и конфликт как результат «столкновения религий» в России находится на самой периферии общественного сознания, что еще раз свидетельствует об уникальном историческом опыте толерантности в России. И полная толерантность вплоть до единения, и абсолютная нетерпимость в сфере межрелигиозных взаимоотношений не представляются значимыми. Доминирующим является представление о конструктивном диалоге различных религий. Это формирует этноконфессиональное многообразие России, понимаемое как сосуществование различных религиозно-культурных традиций в одном историческом пространстве, а также свободное взаимодействие и передвижение религиозных представлений и идей⁴³

<…>

¹ Хабермас Ю. Когда мы должны быть толерантными? О конкуренции видения мира, ценностей и теорий // Социологические исследования. 2006. № 1. С. 47.
² Считаю, что во главу угла при воспитании детей надо ставить уважение и единство, надо вбивать в сознание лозунг «Россия для российских граждан» / Риа-Новости. URL: http://www.rian.ru/society/20101222/311952513.html
³ В Общественной палате предлагают возродить Федеральную программу профилактики экстремизма и воспитания культуры межнационального диалога. URL: http://www.sknews.ru/regions/moscow/44866-v-obshhestvennoj-palate-predlagayut-vozrodit-federalnuyu-programmu-profflaktiki-yekstremizma-i-vospitaniya-kultury-mezhnacionalnogo-dialoga.html
⁴ См.: Мчедлова М.М., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Религия и общество в России: межконфессиональные отношения и противодействие экстремизму // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. Вып. 8. - М.: ИС РАН, 2009. С. 344-345.
⁵ Члены Общественной палаты РФ встретились в Ю. Чайкой / Агентство социальной информации. UPL: http://www.asi.org.ru/ASI3/rws_asi.inf/va_WebPages/9594E22B3AF9889B32577FA00526368Rus
⁶ Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. UPL: http://www.patriarhia.ru/db/text/141422.html
⁷ См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М.: Изд. Московской Патриархии. 2000.
⁸ См.: Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. — Ярославль: ДИА-пресс, 2001.
⁹ См.: Основы социальной концепции иудаизма в России. — М.: КЕРООР, 2002.
¹⁰ См.: Основы социальной концепции Российского объединенного Союза христиан веры евангельской. — М.: Эхад Инк. 2002.
¹¹ Основы социального учения Церкви Христиан Адвентистов Седьмого Дня в России. — М., 2003.
¹² Социальная позиция протестантских церквей России. — М., 2003.
¹³ Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М., Изд. Московской Патриархии. 2000. С. 93
¹⁴ См.: Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. - Ярославль: ДИА-пресс, 2001. С. 35-37.
¹⁵ Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М.: Изд. Московской Патриархии, 2000. С. 11.
¹⁶ См.: Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. — Ярославль: ДИА-пресс, 2001.
¹⁷ Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М.: Изд. Московской Патриархии, 2000. С. 22.
¹⁸ Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. — Ярославль: ДИА-пресс, 2001. c. 36
¹⁹ Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. — Ярославль: ДИА-пресс, 200. С. 32-33.
²⁰ Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М.: Изд. Московской Патриархии. 2000. С. 91.
²¹ Основные положения социальной программы российских мусульман / Совет муфтиев России. — Ярославль: ДИА-пресс, 2001. С. 29.
²² Там же, с. 37
²³ Мчедлова М.М. Устойчивость российской цивилизации: испытание толерантностью // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. ред. Горшков М.К. — М.: Институт социологии РАН, 2008. Вып. 7. С. 374-389.
²⁴ Там же. С. 380.
25 Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад (Подготовлен в сотрудничестве с Представительством Фонда имени Фридриха Эберта в РФ). 2011 // Официальный сайт ИС РАН. URL: http://www.isras.ru/analytical report_ twenty_years_reforms.htm
²⁶    См. об этом более подробно: Мчедлова М.М. Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Религия и общество в России: межконфессиональные отношения и противодействие экстремизму // Россия реформирующаяся. Ежегодник / отв. ред. Горшков М.К. — М.: Институт социологии РАН, 2009. Вып. 8. С. 343-354.
²⁷ Асмолов А.Г., Солдатова Г.У., Шайгерова Л.A. О смыслах понятия «толерантность» // Век толерантности: научно-публицистический вестник. 2001. № 1-2. С. 9.
²⁸ См. Гречко П.К. Различия: от терпимости к культуре толерантности. - М.: РУДН, 2006. С. 296-306.
²⁹ Выступление на заседании Президиума Госсовета, состоявшемся в Уфе 10 февраля 2011 г., в котором Президент Д.А. Медведев отметил, что Россия не поддерживает отказ от идей мульти- культурализма, провозглашенный главами некоторых европейских государств. См. также Выступление на педагогическом совещании в Адыгее 19.08.2011. URL: http://www.gazeta.ru/news/lenta/2011/ 08/18/n_1972169.shtml
³⁰ Джон В. Берри, Айп X. Пуртинга, Маршалл X. Сигал, Пьер Р. Дасен. Кросс-культурная психология. — Харьков, 2007. С. 382.
³¹ См. например: Куртулмуш против Турции, № 65500/01, решение от 24 января 2006 г.; Лейла Шахин против Турции, решение от 10 ноября 2005 г. (Большая Палата); Дахлаб против Швейцарии, решение от 15 февраля 2001 г.
³² Хабермас Ю. Когда мы должны быть толерантными? О конкуренции видения мира, ценностей и теорий // Социологические исследования. 2006. № 1. С. 50.
³³ П. III.5. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. 26.06.2008. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/428616.html
³⁴ Представитель Московского Патриархата при Совете Европы игумен Филарет (Булеков): «Европа может столкнуться с общественной дестабилизацией, с возникновением протестных настроений по тем вопросам, которые раньше не вызывали напряжения в обществе» // Официальный сайт отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви. 06.11.2009. URL: http://www.mospat.ru/ru/2009/ll/06/news7927/
³⁵ Хабермас Ю. Когда мы должны быть толерантными? О конкуренции видения мира, ценностей и теорий // Социологические исследования. 2006. № 1. С. 47.
³⁶ URL: http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=34062
³⁷ URL: http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=37836
³⁸ Thomas D. Williams, L.C .The Myth of Religious Tolerance. URL: http://www.crisismagazine.com/2011 /the-myth-of-religious-tolerance
³⁹ Себенцов А.Е. Развитие религиозной ситуации в современной России // Власть. 2009. № 7. С. 81.
⁴⁰   Семененко И.С., Лапкин В.В., Пантин В.И. Идентичность в системе координат мирового развития // ПОЛИС. Политические исследования. 2010. № 3. С. 43.
⁴¹    Gaudin Ph. Dialogue interreligieux et «laicite d'intelligence» dans la societe francaise // Skard H., Palard J., Woerling J.M., Husson J.F., Mahiels J., Gaudin P., Burchianti F., ItcainaX., Tietze N., Anwar A., Chivers C., Pearce B., Moniak-Azzopardi A. Des dieux dans la ville — Le dialogue interculturel et interre- Hgieux au niveau local. - Strasbourg : Ed. du Conseil de l'Europe, 2008. P. 89-96.
⁴²    Выступление Президента РФ Д.А. Медведева на Заседании Президиума Госсовета о мерах по укреплению межнационального согласия. Уфа. 11.02.2011 // Официальный сайт Президента РФ. URL: http://президент.рф
⁴³ Актуальное прошлое — Об этноконфессиональном многообразии в истории России. URL: http://shperk.ru/friends/2009/07/aktualnoe-proshloe-ob-etnokonfessionalnom-mnogoobrazii-v-istorii-rossu