Травмы и отравления в 2005-2008 годах: гендерные особенности, тенденции, приоритеты

Семенова В.Г.¹, Евдокушкина Г.Н.²
(Опубликовано в электронном научном журнале "Социальные аспекты здоровья населения" 21.12.2009 г., адрес: http://vestnik.mednet.ru/content/view/151/27/)

Анализируя изменение медико-демографической ситуации в России, исследователи отмечают устойчивость позитивных тенденций 2005-2008 гг. Действительно, за этот период продолжительность жизни выросла почти на 3 года у мужчин и на 1,8 года у женщин, причем даже начало глобального кризиса, отмеченного в 2008 г., этот тренд не изменил, хотя и несколько замедлил: в 2008 г. продолжительность жизни выросла соответственно на 0,4 года и 0,3 года против 1 года и 0,7 года в 2006-2007 гг. При этом из всех ведущих причин наиболее выраженными были позитивные тенденции смертности от травм и отравлений, которая за этот период снизилась на 22,7% у мужчин и 22,5% - у женщин, причем, если исключить детей, то максимальными темпами снижалась смертность трудоспособного населения. Так, у лиц младших трудоспособных возрастов (20-39 лет) смертность от внешних причин снизилась на 21,4% и 20,4%, у лиц старших трудоспособных возрастов (40-59 лет) – и у мужчин, и у женщин – на 27,1%, что же касается пожилых, то темпы снижения смертности лиц 60 лет и старше оказались существенно меньшими – соответственно 16,6% и 19,7%.

Таким образом, темпы снижения смертности от внешних причин не выявили значимых гендерных различий: лидерами в мужской и женской популяциях в 2005-2008 гг. оказалось население трудоспособных возрастов, в первую очередь 40-59-летние.

Представляется, что этот существенный выигрыш полностью соответствует объявленным и в Концепции демографического развития РФ до 2015 года (2001), и в Концепции демографической политики РФ до 2025 года (2007) приоритетам в области укрепления здоровья и увеличения продолжительности жизни населения – «Улучшение здоровья населения трудоспособного возраста в первую очередь за счет профилактики травматизма и отравлений». Собственно, в этом контексте программа 2007 г. отличается от программы 2001 г. только выделением среди внешних причин дорожно-транспортного и производственного травматизма, тем самым именно эти причины возводятся в ранг приоритетных проблем травматической смертности в России.

Тем не менее, мы сочли крайне интересным выяснить ряд вопросов: во-первых, какие группы являются реальными группами риска смертности от внешних причин, т.е. возрастами, где риск смерти от травм и отравлений наиболее высок?

Во-вторых, какими темпами и за счет каких причин реализовывались позитивные тенденции 2005-2008 гг.?

В-третьих, являлся ли дорожно-транспортный и производственный травматизм реальной доминантой среди внешних причин смерти в этот период?

Чтобы ответить на первый вопрос, мы проанализировали возрастной профиль смертности взрослого населения от травм и отравлений в 2005 и 2008 гг.

Результаты представляются достаточно неожиданными: из рис. 1 видно, что это утверждение верно только для мужчин, у которых риски травматической смертности нарастают с 15 до 54 лет и затем так же устойчиво снижаются с возрастом. У женщин также происходит нарастание рисков с 15 до 59 лет, затем – некоторое их снижение, однако после 65 лет риски увеличиваются, достигая максимума в старческих возрастах, причем риск погибнуть вследствие внешних причин у женщин старше 85 лет в 2005 г. в полтора раза превосходил риски 55-59-летних. Кроме этого принципиального различия, у мужчин можно отметить резкое возрастание рисков в 15-29 лет: так, если в женской популяции риски среди 25-29 летних превосходят таковые среди 15-19-летних на 61,8%, то в мужской – более чем трехкратно.

Подчеркнем, что эти закономерности не являются случайными – возрастной профиль 2008 г. отличается от такового в 2005 г. разве что более сглаженной формой: так, если в 2005 г. риски смертности среди 50-54-летних мужчин превышали таковые среди 30-34-летних на 43,2%, то в 2008 г. – только на 21,8%. У женщин же пик в старших трудоспособных возрастах в 2008 г. практически отсутствовал: риски росли до 50 лет, затем стабилизировались на уровне 89-91 на 100000, и рост вероятности умереть начинался после 70 лет.

Какими же причинами определялись эти, весьма неожиданные, гендерные различия? Чтобы ответить на этот вопрос, мы проанализировали возрастной профиль смертности 7-ми внешних причин, определяющих травматическую смертность взрослого населения России на 80-85%: транспортные происшествия, убийства, самоубийства, повреждения с неопределенными намерениями, алкогольные и неалкогольные отравления и другие несчастных случаи.

Возрастной профиль смертности от транспортных происшествий, во-первых, имеет крайне слабое сходство с возрастным профилем смертности от внешних причин, особенно у мужчин, во-вторых, характеризуется даже не гендерной спецификой, а диаметральными различиями в мужской и женской популяции (рис. 2): так, в 2005 г. у мужчин риск погибнуть в ДТП более чем вдвое возрастал в период от 15 до 29 лет, затем снижался до 60 лет. После 60 лет показатель практически не менялся с возрастом, оставаясь на уровне порядка 40 на 100000. У женщин, наоборот, в период 15-39 лет риск погибнуть в транспортном происшествии снижался примерно на треть, в 40-59 лет наблюдалась стабилизация показателя, далее риски росли с возрастом, достигая максимума в 75-79 лет (отметим, что в этот период они более чем на 80% превышали риски среди 55-59-летних), резко снижаясь после 85 лет. В 2008 г. возрастной профиль транспортной смертности отличался только уровнем, но не формой, при этом если у мужчин в 2005 и 2008 гг. практически не различались риски в 15-24 года, то у женщин – в глубоко старческих возрастах.

Столь же выраженными гендерными особенностями отличается возрастной профиль суицидальной смертности (рис. 3): и в 2005, и в 2008 гг. у мужчин риски суицида удваивались в возрасте от 15 до 29 лет, в 30-54 года наблюдалась их стабилизация, особенно отчетливо видная по возрастному профилю 2008 г., в 55-64 года вероятность суицида несколько снижалась, затем риски возрастали, достигая максимума в 75-79 лет. У женщин же риски суицида были достаточно близки в возрастах от 15 до 59 лет, затем стабильно росли, достигая максимума в глубоко старческих возрастах. Интересно, что и у мужчин, и у женщин риски суицидальной смертности в старческих возрастах в 2005 и 2008 гг. были практически одинаковыми.

Возрастной профиль смертности от убийств в период трудоспособности и в начале пенсионного периода не отличается принципиальными гендерными различиями: риски стать жертвой убийства растут, достигая максимума у мужчин в 40-44 года, у женщин – в 35-39 лет, затем снижаются до 70-74 лет у мужчин и до 65-69 лет у женщин. Различия отмечены в старческих возрастах: если у мужчин риски в этот период остаются постоянными, то у женщин после 70 лет резко возрастают, достигая максимума в глубокой старости. Интересно, что у женщин максимальные риски насильственной смерти в 2005 г. наблюдались после 85 лет, то в 2008 г. они оказались примерно одинаковыми у 30-39-летних и у 80-летних и старше, но сам феномен возрастания вероятности насильственной смерти в старших возрастах, отсутствующий у мужчин, отмечен у женщин и в 2005, и в 2008 гг. (рис. 4).

К сожалению, в число ведущих внешних причин смерти стабильно входят повреждения с неопределенными намерениями, куда, согласно МКБ-Х, включены «случаи, когда доступной информации недостаточно, чтобы медицинские и юридические эксперты могли сделать вывод о том, является ли данный инцидент несчастным случаем, самоповреждением или насилием с целью убийства или нанесения повреждений». Сразу укажем, что в основном этот блок формируется (во всяком случае, в трудоспособных возрастах) за счет латентных убийств, в меньшей степени – самоубийств. Возрастной профиль смертности от этих размытых причин отличается выраженными гендерными различиями: у мужчин наблюдается рост рисков гибели от этих причин до 50-54 лет (2005 г.) или до 55-59 лет (2008 г.), далее с возрастом риски снижаются. У женщин же риски растут до 55-59 лет, затем наблюдалось некоторое их снижение (2005 г.) или стабилизация (2008 г.) до 65-69 лет и резкое возрастание после 70 лет, с максимумом в самых старших возрастах. Таким образом, если у мужчин возрастной профиль смертности от повреждений с неопределенными намерениями скорее напоминал таковой вследствие убийств (ср. рис. 4 и 5), о чем свидетельствует коэффициент ранговой корреляции составивший 0,75 в 2005 г. и 0,56 в 2008 г., то у женщин он скорее был сходен с возрастным профилем смертности от самоубийств – коэффициенты ранговой корреляции составили 0,86 и 0,93 соответственно (ср. рис. 3 и 5).

В число ведущих внешних причин смерти трудоспособного населения, к сожалению, стабильно входят случайные отравления алкоголем. Из рис. 6 видно, что возрастной профиль смертности от алкогольных отравлений у мужчин и женщин характеризуется максимальным сходством: и у мужчин, и у женщин наблюдается устойчивое нарастание рисков гибели от алкогольных отравлений, достигающих максимума соответственно в 50-54 года и в 55-59 лет, затем их столь же устойчивое снижение.

Совершенно иначе выглядит возрастной профиль смертности от неалкогольных отравлений (рис. 7): если у мужчин наблюдается почти 10-кратное возрастание рисков гибели от неалкогольных отравлений в интервале от 15 до 30 лет, затем их снижение до 35-39 лет с последующей стабилизацией показателя до 60 лет и последующим плавным снижением рисков с возрастом, то у женщин риски гибели от неалкогольных отравлений в 15-29 лет увеличиваются гораздо медленнее, чем у мужчин (в 2-3 раза), затем наблюдается не очень устойчивая стабилизация, а после 65-70 лет – устойчивый рост показателя с максимумом в старческих возрастах. Укажем, что если у мужчин риск погибнуть от неалкогольных отравлений в 25-29 лет превышает таковой в старческих возрастах в 2,7-2,8 раза, то у женщин, наоборот, риск погибнуть в 85 лет и старше выше, чем в 25-29 лет, на 70%-80%.

Безусловно, этот феномен требует дальнейшего исследования, однако с высокой степенью вероятности можно предположить, что «молодой» пик обусловлен наркотическими отравлениями (Х42), рост рисков гибели от неалкогольных отравлений у женщин пожилых возрастов, скорее всего, является следствием латентных суицидов.

Последний блок внешних причин, существенно влияющих на травматическую смертность – это все другие и неуточненные несчастные случаи. К сожалению, этот блок, наравне с повреждениями с неопределенными намерениями и прочими случайными отравлениями, представляется достаточно размытым: сюда, наравне с производственными травмами («Воздействием неживых механических сил», «Соприкосновение с горячими и раскаленными веществами (предметами)»), входит и «Воздействие чрезмерно низкой природной температуры» (Х31), попросту говоря, обморожения. Кроме того, в этот же блок входит вовсе неясное «Воздействие неуточненного фактора», однако клиническая картина этих непонятных воздействий (тяжелейшие черепно-мозговые и сочетанные травмы) (Дубровина Е.В., 2006) позволяет предположить самый широкий спектр причин – от убийств до дорожно-транспортных происшествий. При этом не стоит обольщаться: среди этих причин доминирует вовсе не производственный травматизм, а малоцивилизованные обморожения и пресловутое воздействие неуточненного фактора. Из рис. 8 видно, что до 70 лет возрастной профиль смертности от этих причин характеризуется достаточно высоким гендерным сходством: риски погибнуть и у мужчин, и у женщин стабильно растут до 50-54 и 55-59 лет соответственно, затем стабильно снижаются до 70 лет. Однако после 70 лет у мужчин наблюдается дальнейшее снижение рисков с возрастом, у женщин же, наоборот, с возрастом показатели растут.

Таким образом, специфически женское возрастание рисков смерти от травм и отравлений в старших возрастах обусловлено всеми ведущими причинами, кроме алкогольных отравлений, причем, как правило, риски гибели в старческих возрастах превышают таковые в период трудоспособности; у мужчин же это отмечено только для самоубийств. Следствием этого является низкое гендерное сходство возрастного профиля смертности от внешних причин (коэффициент ранговой корреляции r составил 0,24 в 2005 и 0,17 в 2008 г.), обусловленное, в первую очередь, такими причинами, как транспортные происшествия (r составил -0,45 и -0,37 соответственно), неалкогольными отравлениями (r составил -0,07 и 0,08), повреждениями с неопределенными намерениями (r составил 0,25 и 0,23 соответственно). Возрастной профиль смертности от самоубийств, убийств, других несчастных случаев характеризуется скорее о средней степени сходства (коэффициент ранговой корреляции варьирует от 0,4 до 0,7). Единственной причиной, возрастной профиль смертности от которой практически одинаков у мужчин и женщин, являются алкогольные отравления (r составил 0,98 и 0,99 соответственно).

Таким образом, если в мужской популяции группой максимальных рисков смертности практически от всех ведущих внешних причин, безусловно, являются лица трудоспособных возрастов, то у женщин – лица глубоко старческих возрастов.

Попробуем оценить динамику смертности от внешних причин в последние годы. При этом мы решаем 3 задачи: во-первых, проанализировать, как менялась ситуация в основных возрастных группах с учетом возрастов максимального риска; во-вторых, оценить, какими именно причинами были обусловлены позитивные тренды последних лет; в-третьих, оценить ежегодные темпы снижения смертности от ведущих внешних причин.

Из табл. 1 видно, что у мужчин младших трудоспособных возрастов темпы снижения смертности в 2005-2008 гг. были примерно одинаковыми, у женщин же травматическая смертность снижалась медленнее всего в 2006-2007 гг., однако на следующий год (2007-2008 гг.) темпы позитивных тенденций выросли более чем двукратно (9,5% против 4,4%). При этом в 2005-2007 гг. наблюдались не только существенная разница в темпах изменения смертности от ведущих причин, но и разнонаправленные тенденции. Так, 8,2%-ное снижение травматической смертности 20-39-летних мужчин в 2005-2006 г. и 8,1%-ное снижение показателя у их ровесниц происходило на фоне 6,6%- и 4,5%-ного роста смертности от неалкогольных отравлений, у женщин, кроме того, не изменилась транспортная смертность. В 2006-2007 гг., при 7,1%-ном снижении травматической смертности у мужчин и 4,4%-ном – у женщин, наблюдался 3,3%-ный рост мужской смертности от транспортных происшествий, у молодых женщин в этот период смертность от самоубийств выросла на 8%, от транспортных происшествий – на 4,9%, от повреждений с неопределенными намерениями – на 3%.

Таблица 1. Ежегодные темпы изменения смертности (в %) 20-39-летнего населения России от основных внешних причин в 2005-2008 гг.

Позитивные сдвиги в этот период и в мужской, и в женской популяции определялись, в первую очередь, снижением смертности от алкогольных отравлений (на 20,3%-22,1% у мужчин и на 17,5%-16,7% у женщин) и убийств (на 19%-11% и 16,4%-15,2% соответственно). Кроме того, в 2006-2007 гг. существенно (на 18,4% у мужчин и 14,5% у женщин) снизилась смертность от неалкогольных отравлений, а у женщин – и от всех других несчастных случаев (на 18,8%). В 2008 г. (год начала кризиса), во-первых, не наблюдалось снижения темпов позитивных тенденций у лиц младших трудоспособных возрастов, во-вторых, эти позитивные тенденции определялись всеми ведущими причинами. При этом у мужчин темпы снижения смертности от всех ведущих причин были достаточно близки (отставали только повреждения с неопределенными намерениями, смертность от которых снизилась на 3,8%), у женщин же разница в темпах была более существенной – лидерами являлись случайные отравления алкоголем и транспортные происшествия, смертность от которых снизилась на 12,7% и 12% соответственно, аутсайдерами – все другие несчастные случаи (снижение смертности на 5,1%).

Однако можно отметить, что в последний год у лиц младших трудоспособных возрастов произошло замедление позитивных тенденций смертности от алкогольных отравлений и убийств на фоне ускорения их вследствие самоубийств и транспортных происшествий.

Тем не менее, «запаса» 2005-2007 гг. оказалось достаточно, чтобы и алкогольные отравления и убийства продемонстрировали максимальные темпы снижения смертности в 2005-2008 гг. (соответственно на 43,9% и 32,4% против 21,4% снижения смертности от всех внешних причин у мужчин и 40% и 34,3% против 20,4% у женщин). Среди лидеров по темпам снижения смертности оказались также все другие несчастные случаи (на 28,3% и 28,8% соответственно). Аутсайдерами по темпам снижения показателя в 2005-2008 гг. оказались транспортные происшествия, смертность от которых снизилась на 8% и 7,7% соответственно, а у женщин – суициды (на 2,2%).

К сожалению, среди лиц старших трудоспособных возрастов в этот период наблюдалось явное замедление позитивных тенденций: если в 2005-2006 гг. травматическая смертность снизилась на 14,3% и 12,1%, то в 2007-2008 гг. – только на 5,7% и 4,7% соответственно. При этом в 2005-2006 гг. и у мужчин, и у женщин лидерами позитивных процессов были алкогольные отравления (снижение на 20,8% и 18,3%), убийства (на 20,4% и 21,1%) и повреждения с неопределенными намерениями (на 16% и 13,3% соответственно), аутсайдерами – неалкогольные отравления (у мужчин – снижение на 6,8%, у женщин – рост на 4,9%) и транспортные происшествия (снижение на 7,85 и 3,1%). В 2006-2007 гг. алкогольные отравления по-прежнему снижались максимальными темпами (на 23,8% и 27,8%), на 2-м месте оказались все другие несчастные случаи (на 18,8% и 22,5% соответственно). Однако в этот период выросла транспортная смертность (соответственно на 6,5% и 0,8%). В 2007-2008 гг. безусловным лидером оказались транспортные происшествия, темпы снижения смертности от которых вдвое превысили темпы снижения общей смертности от внешних причин (11,9% и 8,7% против 5,7% и 4,7% соответственно). При этом кратно замедлились темпы снижения смертности от алкогольных отравлений, составившие в последнем году 3,1% и 5,4%, убийств (6,1% и 1%) и других несчастных случаев (соответственно 3,6% и 1,8%) (табл. 2).

Таблица 2. Ежегодные темпы изменения смертности (в %) 40-59-летнего населения России от основных внешних причин в 2005-2008 гг.

Тем не менее, «запаса» 2005-2007 гг. оказалось достаточно, чтобы, как в младших трудоспособных возрастах, позитивные тенденции 2005-2008 гг. (снижение травматической смертности на 27,1% и у мужчин и у женщин) определялись алкогольными отравлениями (снижение на 41,6% у мужчин и 44,2% у женщин), убийствами (на 33,4% и 34%) и другими несчастными случаями (30,6% и 30,3% соответственно), безусловными аутсайдерами – транспортные происшествия (снижение на 13,5% и 10,8% соответственно).

К сожалению, тенденции смертности у пожилых напоминают картину среди населения старших трудоспособных возрастов: позитивные тенденции в последнем, 2008 г. резко замедлились, составив 1,8% у мужчин и 4,4% у женщин (против 8,6%-7% и 7,3%-9,3% в 2005-2007 гг.). Как и у населения трудоспособных возрастов, лидерами по темпам снижения смертности в 2005-2006 гг. выступали алкогольные отравления и убийства, смертность от которых снизилась на 13,4% и 18,3% у мужчин и на 19,8% и 14,2% у женщин). В 2006-2007 гг. к ним присоединились прочие отравления (снижение на 15,3% и 21,7%) и другие несчастные случаи (снижение на 15% и 22,7%). Отметим, что если в 2005-2006 гг. снижение травматической смертности было обусловлено всеми причинами, то в 2006-2007 гг. смертность у пожилых женщин от повреждений с неопределенными намерениями выросла на 2,3%. В 2007-2008 гг. наблюдался рост мужской смертности от повреждений с неопределенными намерениями, женской – от других несчастных случаев (соответственно на 3,1% и 8,3%). При этом резко замедлились темпы снижения смертности от алкогольных отравлений (до 1,3% и 6,3% против 21,7% и 23,8% в прошлом году). У мужчин лидерами позитивных тенденций последнего года исследования оказались транспортные происшествия и убийства (снижение на 9,4% и 8,4% соответственно), у женщин – убийства (на 20,2%) (табл. 3).

Таблица 3. Ежегодные темпы изменения смертности (в %) пожилого населения России от основных внешних причин в 2005-2008 гг.

Вследствие подобной динамики травматическая смертность пожилого населения в 2005-2008 гг. снизилась на 16,6% и 19,7%, в первую очередь, за счет алкогольных отравлений и убийств (снижение на 33,1% и 33,2% у мужчин и на 42,7% и 40,8% у женщин). Минимально (на 7,4% и 8,9%) и в мужской, и в женской популяции снизилась смертность от повреждений с неопределенными намерениями.

Возвращаясь к поставленным выше вопросам, ответим, что высокие темпы снижения травматической смертности в 2008 г. удалось сохранить только среди населения младших трудоспособных возрастов, у лиц старше 40 лет они резко снизились. При этом и в последний год исследования, и в 2005-2008 гг. в целом минимальные темпы снижения смертности от внешних причин в женской популяции наблюдались в группе с наиболее высокими рисками смертности – среди пожилых женщин. Можно с уверенностью утверждать, что позитивные тенденции последних лет среди трудоспособного населения определялись 3 причинами – алкогольными отравлениями, убийствами и другими несчастными случаями, среди пожилых – первыми двумя причинами. Именно поэтому особую тревогу вызывает резкое замедление позитивных тенденций смертности от случайных отравлений алкоголем, отмеченное в последний год исследования абсолютно для всего взрослого населения.

При этом в последний год исследования у всего взрослого населения резко ускорились позитивные тенденции смертности от транспортных происшествий, однако при этом в последний же год произошло резкое замедление позитивных тенденций от размытых причин смерти, в первую очередь, от других несчастных случаев (отметим, что у пожилых женщин позитивные тенденции в последний год сменились на негативные). Напомним, что в настоящее время, как уже указывалось выше, снижение транспортной смертности вошло в число национальных приоритетов здоровья и было отмечено практически во всех региональных концепциях демографического развития. Мы не хотим «будить злобную химеру подозрительности», однако, исходя из российских реалий, можно предположить: как только какой-нибудь показатель берется под контроль высшим руководством, чиновники на местах всеми способами пытаются его минимизировать, и проще всего квалифицировать смерть найденного на дороге человека как следствие «воздействия неизвестного фактора», которая пойдет в текущую разработку в числе «всех других и неуточненных несчастных случаев».

Какова же была значимость ведущих внешних причин смертности взрослого населения России в период ее снижения?

Таблица 4. Уровень и вклад основных причин в смертность 20-39-летнего населения России от травм и отравлений в 2005 и 2008 гг.

Картина смертности мужчин младших трудоспособных возрастов изменилась минимально: 1-е место занимали самоубийства, 2-е – транспортные происшествия, 3-е – повреждения с неопределенными намерениями, причем вклад всех трех причин в 2005-2008 гг. вырос с 17,6% до 18,8%, с 15,1% до 17,7% и с 14,9% до 16,5% соответственно. 4-е место занимали убийства, доля которых, как и всех остальных причин, несколько снизилась (с 13,1% до 11,3%). У молодых женщин и в 2005 г. и в 2008 г. лидировали транспортные происшествия, доля которых выросла с 21,5% до 18,6%. На 2-м месте в 2005 г. были убийства, однако их значимость снизилась до 14,4%, и в 2008 г. они занимали 3-е место. Отметим, что в 2008 г. заметно (с 11,7% до 14,4%) выросла значимость самоубийств, вследствие чего они разделили 3-4-е место с убийствами. На 2-м месте оказались повреждения с неопределенными намерениями, значимость которых выросла с 14,3% до 15,7%.

Отметим, что и у мужчин, и у женщин младших трудоспособных возрастов вклад неалкогольных отравлений практически не изменился (10% и 8,6%), и они сохранили 5-е место среди внешних причин смерти. В течение всего периода исследования и среди мужчин, и среди женщин другие несчастные случаи, с входящими в их число производственными травмами, занимали последнее место среди анализируемых причин.

Таблица 5. Уровень и вклад основных причин в смертность 40-59-летнего населения России от травм и отравлений в 2005 и 2008 гг.

Существенно менее цивилизованной, особенно у мужчин, несмотря на общее снижение показателей, представляется структура травматической смертности населения старших трудоспособных возрастов. Так, у мужчин в 2005 г. лидировали алкогольные отравления (17,4%), 2-е место занимали повреждения с неопределенными намерениями (16,2%), к 2008 г. вклад первых несколько снизился (до 14%), вторых – вырос (до 17,7%), вследствие чего они поменялись местами. 3-е место и в 2005, и в 2008 г. занимали самоубийства, доля которых изменилась крайне незначительно. Несмотря на то, что вклад транспортной смертности вырос с 8,7% до 10,3%, их ранг изменился мало (соответственно 6-е и 5-е место). У их ровесниц, несмотря на снижение значимости с 21,2% до 16,2%, 1-е место занимали алкогольные отравления, которое в 2008 г. они разделили с повреждениями с неопределенными намерениями (вклад последних вырос с 14,6% до 16,2%). Безусловно позитивным сдвигом является вхождение в тройку лидеров транспортных происшествий, доля которых выросла с 11% до 13,4%. Завершали лидирующую группу все другие несчастные случаи (с входящими в их число производственными травмами), доля которых несколько снизилась (с 13,1% до 12,5%).

Таблица 6. Уровень и вклад основных причин в смертность пожилого населения России от травм и отравлений в 2005 и 2008 гг.

У пожилых мужчин 1-е место в 2005 г. занимали самоубийства (17,7%), 2-е – повреждения с неопределенными намерениями (16,6%), к 2008 г. эти причины поменялись местами, причем разрыв между ними оказался минимальным (18,4% и 18,2%). 3-е место и в 2005, и в 2008 г. занимали все другие несчастные случаи, хотя их доля и снизилась с 11,2% до 10,6%. Значимость транспортной смертности практически не изменилась (9,9% и 9,8%), однако их ранг вырос на 1 позицию (5-е и 4-е место соответственно). У пожилых женщин 1-е место стабильно занимали повреждения с неопределенными намерениями, 2-е – транспортные происшествия, 3-е – самоубийства; вклад этих причин вырос с 15,2% до 17,2%, с 14,1% до 14,6% и с 12,7% до 14%. 4-е место среди внешних причин смерти у пожилых женщин стабильно занимали все другие несчастные случаи.

Отметим, что парадоксальным образом другие несчастные случаи вошли в тройку лидеров в тех возрастах, когда смертность от них по условию не может быть обусловлена производственным травматизмом.

Таким образом, в течение всего периода исследования в тройку приоритетных причин входили повреждения с неопределенными намерениями, и, к сожалению, общее улучшение ситуации мало повлияло на это обстоятельство: во всяком случае, у населения старше 40 лет эти причины занимают, как правило, 1-е место. Высокий уровень смертности от этих причин ставит под сомнение официальные уровни смертности от убийств и самоубийств. По-прежнему в число лидеров у населения старших трудоспособных возрастов, несмотря на отмеченные позитивные тенденции смертности, остаются случайные отравления алкоголем (особенно тревожит тот факт, что у женщин 40-59 лет эти малоцивилизованные причины устойчиво занимали 1-е место). Транспортные происшествия, провозглашенные ведущим источником потерь от травм и отравлений в России, однозначно являются таковыми только для молодых женщин, среди которых устойчиво занимали 1-е место; у пожилых женщин они занимали 2-е место, у 40-59-летних вошли в тройку лидеров только в 2007-2008 гг. В мужской популяции говорить о высокой значимости транспортных происшествий можно только для 20-39-летних, у которых они устойчиво занимали 2-е место, у лиц старше 40 лет их ранг выше 4-го места (мужчины 60 лет и старше) не поднимался. В группе с максимальными рисками травматической смертности (старшие трудоспособные возраста) транспортные происшествия в течение всего периода исследования занимали 5-6-е места, что явно не соответствует объявленной приоритетности проблемы.

В заключение вернемся к поставленным в преамбуле вопросам.

Во-первых, возрастной профиль травматической смертности взрослого населения России характеризуется устойчивыми и ярко выраженными гендерными особенностями: если у мужчин максимальные риски смерти от внешних причин наблюдаются среди 40-64-летних, т.е. в старших трудоспособных и ранних посттрудоспособных возрастах, то у женщин устойчивый рост рисков наблюдается после 70 лет, достигая максимума в глубоко старческих возрастах. При этом риски гибели у женщин старческих возрастов значительно превышают таковые в трудоспособных возрастах. Эти закономерности и в мужской, и в женской популяции обусловлены всей совокупностью ведущих внешних причин (исключение составляют только алкогольные отравления, возрастной профиль смертности от которых у мужчин и женщин практически совпадает).

Из этого следует, что в женской популяции группой риска являются лица старших и особенно старческих возрастов. Оценка этого феномена в социальном контексте выходит за рамки настоящего исследования, однако в любом случае это свидетельствует о социальном неблагополучии в стране.

При этом особенно настораживает, что минимальные темпы снижения смертности от внешних причин в женской популяции в 2005-2008 гг. отмечены для лиц пожилых и старших возрастов.

Оценивая динамику последних лет, следует отметить, что, несмотря на экономический кризис, в России впервые удалось сохранить позитивные тенденции смертности практически от всех ведущих внешних причин, однако настораживает резкое замедление позитивных тенденций в 2008 г. у населения старше 40 лет, обусловленное в первую очередь замедлением позитивных тенденций смертности от алкогольных отравлений (отметим, что это затронуло и младшие трудоспособные возраста, хотя и в существенно меньшей степени, чем население старше 40 лет). В целом же позитивные тенденции 2005-2008 гг. определялись, кроме алкогольных отравлений, убийствами и другими несчастными случаями.

Удивительным образом смертность от транспортных происшествий, в отличие от других причин, стала снижаться опережающими темпами в последний год исследования, сразу же после принятия «Концепции демографической политики РФ на период до 2025 г.», где дорожно-транспортная смертность была объявлена национальным приоритетом здоровья. Конечно, столь впечатляющие успехи можно только приветствовать, однако резкое ускорение позитивных тенденций транспортной смертности происходило на фоне столь же неожиданного сокращения темпов снижения смертности от всех других несчастных случаев. На наш взгляд, это не исключает перевод части транспортных смертей в рубрику «все другие и неуточненные несчастные случаи».

Вообще же, обсуждая объективность озвученных в Концепции 2007 г. приоритетов в области травматической смертности (дорожно-транспортный и профессиональный травматизм), следует отметить некоторое расхождение между объявленными и реальными доминантами смертности от внешних причин: так, транспортный травматизм является приоритетом первого уровня только у женщин. В мужской популяции он является значимой проблемой только для лиц младших трудоспособных возрастов, с возрастом же его значение резко падает. Косвенным доказательством этого утверждения является тот факт, что в 2005-2007 гг., характеризующихся наиболее выраженными позитивными тенденциями травматической смертности, смертность от транспортных происшествий снижалась медленно и непоследовательно. Что касается профессионального травматизма, то оценить его уровень и значимость невозможно в силу отсутствия соответствующей информации, но, судя по косвенным оценкам (все другие и неуточненные несчастные случаи), она достаточно низка.

В связи с этим можно утверждать, что следует вернуться к оценке приоритетов травматической смертности, первым шагом к чему является развитие службы судебно-медицинской экспертизы: только объективное заключение судебно-медицинских экспертов позволит, наконец, оценить реальные уровни смертности от убийств и самоубийств в России, а также алкогольную компоненту внешних причин смерти. Крайне высокий уровень смертности от повреждений с неопределенными намерениями позволяет с уверенностью предположить, что, после тщательной разработки этих размытых причин, в тройку ведущих внешних причин смерти взрослого населения России войдут самоубийства, убийства и случайные отравления алкоголем. Не надо обольщаться – не дорожно-транспортный травматизм и уж тем более не профессиональный травматизм, а именно эти причины являются приоритетами первого уровня, поэтому уже сейчас необходимо разработать систему мер, направленных на их снижение, иначе наметившееся замедление позитивных тенденций, особенно среди населения старше 40 лет, приобретет необратимый характер.

¹ ФГУ ЦНИИОИЗ Росздрава, Москва
² ФГУ ЦНИИОИЗ Росздрава, Москва